Экономическая ситуация

На момент октябрьского восстания и в первое время после него у большевиков не было четкого и детального плана преобразований - в том числе и в экономической сфере. Они рассчитывали, что после победы революции в Германии «немецкий пролетариат как более организован­ный и передовой» возьмет на себя задачу выработки социалистического курса, а российскому останется только поддерживать этот курс. У Ленина в то время звучали характерные фразы типа «Мы не знаем, как нужно строить социализм» или «Мы социализм протащили в повседневную жизнь и тут должны разобраться».

Ориентиром хозяйственной политики большевиков ста­ла модель экономического устройства, описанная в трудах классиков марксизма. По этой модели государство диктату­ры пролетариата должно было стать монополистом всей собственности, все граждане становились наемными слу­жащими у государства, в обществе должна была господст­вовать уравнительность, т.е. брался курс на замену товар­но-денежных отношений на централизованное распреде­ление продукции и административное управление народ­ным хозяйством. Ленин так обрисовал представляемую им социально-экономическую модель: «Все общество будет одной конторой и одной фабрикой с равенством труда и равенством платы».

На практике эти представления реализовывались в ликвидации промышленного, банковского и торгового капитала. Были национализированы все частные банки, аннулированы все внешние государственные займы, моно­полизирована внешняя торговля — финансовая система была полностью централизована.

Промышленность в первые недели после октября пере­водилась под «рабочий контроль», что заметного экономиче­ского - да и политического - эффекта не давало. Была проведена форсированная национализация промышлен­ности, транспорта, торгового флота, названная Лениным «красногвардейской атакой на капитал». Быстро была национализирована и вся торговля - вплоть до мелких лавок и мастерских.

Вводилась строжайшая централизация управления на­родным хозяйством. В декабре 1917 года был создан Высший Совет Народного Хозяйства, в руках которого сосредо­точивалось все экономическое управление и планирование. Объявлялось требование военной дисциплины на производстве, вводилась всеобщая трудовая повинность для лиц от 16 до 50 лет. За уклонение от обязательного труда предус­матривались строгие санкции. Идею создания трудармий вынашивал и активно претворял в практику Троцкий. Ленин заявлял о необходимости перейти «от трудовой повинности в применении к богатым» к поголовной трудо­вой повинности.

Торговля заменялась карточным распределением продук­тов. Не занятые общественно полезным трудом карточек не получали.

Довольно быстро решив задачу подавления крупной бур­жуазии, лидеры большевиков заявили о переносе центра классовой борьбы и экономических реформ в деревню. Была введена продразверстка. Эта мера отражала теоретические представления большевиков: была сделана попытка административно отменить в деревне товарно-денежные отношения. Но, с другой стороны, и конкретная практика оставляла большевикам довольно малый выбор: после ликвидации помещичьих и монастырских хозяйственных комплексов механизм заготовки и реализации продо­вольствия был сломан. Крестьянство в условиях общинной локальности склонялось к натуральному ведению хозяй­ства. Большевики попытались создать в деревне совхозы и сельхозкоммуны, перевести сельское хозяйство на рельсы централизованного производства и управления. Чаще всего эти попытки терпели откровенные неудачи. Возникла угро­за голода. Преодоление продовольственных трудностей власть видела в чрезвычайных мерах, в использовании силы. Среди городских рабочих велась агитация, призывавшая к «походу против кулачества». Продотрядам разрешалось применение оружия.

Централизаторские тенденции в экономике проявились еще до большевиков. В годы войны нормирование производ­ства, сбыта и потребления было характерно для всех вою­ющих стран. В 1916 году царское правительство в России приняло решение о продразверстке, эту меру подтвердило и Временное правительство: в условиях мировой войны она была явно вынужденной. Большевики же превратили прод­разверстку в программное требование, стремясь к ее кон­сервации и проводя ее намного жестче. Принуждение по отношению к крестьянству становилось нормой. Кроме натуральной хлебной повинности от крестьян требовалось участие в системе трудовых повинностей, в мобилизации лошадей и подвод. Национализировались все зерно­хранилища, ускоренно ликвидировались все частновладель­ческие хозяйства. Вводились твердые цены на сельхозпро­дукты. Они были в 46 раз ниже рыночных. Все было направлено на форсированное создание бестоварной эко­номической модели.

Лидеры большевиков настойчиво называли карточно-распределительную систему признаком социализма, а торговлю - главным атрибутом капитализма. Организация труда принимала военизированные формы, предельная цент­рализация производства и продуктообмена призвана была вытеснить деньги из экономической жизни. Коммунистические, натуральные элементы внедрялись в повседневную жизнь: бесплатными объявлялись продоволь­ственные пайки, коммунальные услуги, производственная одежда для рабочих, городской транспорт; некоторая печать и т.п. У такой системы находились свои сторонники среди служащих, неквалифицированных рабочих и др. В тех трудных экономических условиях они боялись свободно-рыночных цен. У многих вызывала одобрение борьба со спекуляцией.

В целом, однако, экономическая политика большевиков вызывала недовольство. Она делала упор не на развитие производства, а на контроль за распределением и потреб­лением. Деньги искусственно обесценивались. Крестьяне работать в условиях проддиктатуры не хотели, снижая посевы. Сбор зерна за 1917 - 1920 гг. сократился на 40 %, посевные площади технических культур уменьшились в 12 – 16 раз по сравнению с довоенными. Значительно сократилось поголовье скота. Рабочие переводились со сдельщины на тариф, что также понижало их заинтересованность в производительном труде. Деньги теряли производственно-стимулирующую функцию. В условиях натурального продуктообмена постепенно размывалась также роль денег как всеобщего эквивалента, без которого на­ладить нормальное производство было невозможно. Эко­номика быстро деградировала. Дореволюционные производственные фонды проедались, нового строительства и расширения их не было. Жизнь людей становилась все тяжелее. Кроме не прекращавшегося крестьянского бро­жения, ширилось недовольство в городах. В 1920 году начались забастовки на крупнейших предприятиях, являвшихся до этого оплотом большевиков (например, бастовали путиловцы в Питере, металлисты в Харькове). Волновалась армия. К 1921 году оказались практически полностью исчерпанными запасы металла, мануфактуры, топлива, оставшиеся с 1917 года. Многие предприятия не работали. Объем продукции крупной промышленности сос­тавлял в 1920 году 14,8 % довоенного уровня. Стоял почти весь транспорт. Леворадикальный экономический экс­перимент исчерпал себя. Большевики пришли к осознанию, что без капиталистов — еще не значит по-социалистически и что сверхцентрализация — это вовсе не социализм.

В годы гражданской войны на территориях, где к власти приходили «учредиловцы» или белые, происходила де­национализация промышленности, банков, разрешалась ча­стная торговля. В то же время для поддержания нормаль­ного потребления в городах делались попытки регулировать торговые отношения между городом и деревней. Эти попытки были робкими и непоследовательными. Понимание необходимости четкого управления экономикой в условиях военного времени часто подавлялось у лидеров антиболь­шевистского движения соображениями пропагандистского толка. К тому же наладить хозяйственную жизнь мешали оторванность занятых ими районов от центра и разлад межотраслевых связей.

В районах крестьянского движения, как правило, осуще­ствлялся переход к свободному землепользованию в соот­ветствии с крестьянскими представлениями. При этом гос­подствовала почти полная децентрализация хозяйственных связей, что лишало повстанцев всякого экономического преимущества перед большевиками. Жестко централизован­ная хозяйственная система, созданная большевиками, фактически и была ориентирована на мобилизацию ресур­сов для обеспечения армии и в условиях военного времени оказалась достаточно дееспособной.

4. Международный аспект гражданской войны.

Большевики рассматривали гражданскую войну исключительно как международное, а не внутрироссийское явление. Накануне октябрьского переворота Ленин писал, что взятие власти пролетариатом в одной стране должно стать лишь началом целой серии войн в других странах, а цель этих войн — «окончательно победить и экс­проприировать буржуазию во всем мире». Именно такая позиция диктовала большевикам конкретные подходы ко всем вопросам их политики - в том числе и внешней.

В основе политического поведения большевиков была непререкаемая уверенность в грядущей мировой рево­люции. В тезисах Ленина «К вопросу о несчастном мире» недвусмысленно сказано: "Нет сомнения, что социалистиче­ская революция в Европе должна наступить и наступит. Все наши надежды на окончательную победу социализма основаны на этой уверенности и на этом научном предвидении. Идя на переговоры с Германией в Бресте, большевики главной задачей ставили «вернее и надежнее обеспечить социалистической революции возможность укрепиться или хотя бы продержаться в одной стране до тех пор, пока присоединятся другие страны». При этом вопрос о «безус­ловной подготовке революционной войны» не снимался с повестки дня, а только откладывался на непродолжительное время.

Пригласив Германию и ее союзников на переговоры в Брест, большевики всеми возможными способами за­тягивали переговоры, со дня на день ожидая революции в Германии. Ленин указывал в своих тезисах: "Массовые стачки в Австрии и в Германии... Из этого факта вытекает возможность для нас еще в течение известного периода оттягивать и затягивать мирные переговоры". Г. Зиновьев позднее свидетельствовал "...в момент Брестского мира Владимир Ильич считал, что вопрос о победе пролетарской революции в Европе есть вопрос двух-трех месяцев... В ЦК партии все часами считали развитие событий в Германии и в Австрии. Мы считали, раз мы возьмем власть, то этим самым завтра развяжем руки революции в других странах".

Германия и Австрия - в отличие от стран Антанты - сразу признали правительство большевиков, с которыми они как со сторонниками поражения российского правительства в мировой войне сотрудничали еще до октяб­ря 1917 года — в том числе и в организационно-финансовом плане. Идя на переговоры в Брест, германцы и австрийцы были уверены, что сепаратный договор позволит им иметь в своем тылу «мирно настроенную Россию, из которой изголодавшиеся Центральные державы могли бы извлекать продовольствие и сырье». С помощью ультиматума заставив большевиков подписать мир, немцы таким же способом попытались добиться от большевиков выполнения условий мира, кроме доставшихся по договору территорий захватив Орел, Воронеж, Ростов. Большевикам пришлось создавать армию и начинать боевые действия против немцев, которые к тому же натолкнулись на повстанческое движение в захваченных районах.

Брестский договор (март 1918 года) сильнейшим образом скомпрометировал большевиков, отдавших Прибалтику, Финляндию, Польшу, Украину, Белоруссию немцам и За­кавказье туркам. Договор спровоцировал чехословаков на вооруженное восстание, а Антанту - на интервенцию.

Вмешательство Антанты в русские дела имело неодно­значные последствия. Еще в годы первой мировой войны союзники «проявили заинтересованность» в обескровливании России. Не желая выхода ее из войны, они выступили на стороне белых, но при этом никто из них, за исключением отчасти Франции, не был заинтересован в возрождении сильной России как одного из решающих факторов международных отношений в послевоенную эпо­ху. Были заключены секретные соглашения о разделе сфер влияния в России. Интервенты грабили природные ресурсы страны, дискредитируя тем самым Белое движение. От активных действий против регулярных частей Красной Армии иностранные войска старались уклоняться. Масшта­бы «внутренней» войны многократно превосходили мас­штабы столкновений с интервентами. В Белом движении не было доверия к «союзникам», напротив - поведение их больно било по чувствам русских патриотов. Так, адмирал А. Колчак свидетельствовал: "Владивосток произвел на ме­ня впечатление чрезвычайно тяжелое... Это был наш порт, наш город. Теперь же там распоряжались кто угодно. Все лучшие дома, лучшие казармы, лучшие дамбы были заняты чехами, японцами, союзными войсками, а наше положение было глубоко унизительно, глубоко печально. Я чувствовал, что Владивосток не является уже нашим русским городом... Я не мог относиться к этому доброжелательно... все полу­чало глубоко оскорбительный и глубоко тяжелый характер для русских".

Серьезной помощи антантовцы белым не оказали. Неко­торые их действия (например, задержки с поставками оружия и снаряжения в моменты успехов белых армий) могут быть расценены как курс на затягивание гражданской войны в России с целью ее максимального ослабления. В пропагандистском плане большевики из факта интервенции извлекли для себя все возможное, постаравшись деза­вуировать патриотизм белого движения. Сами же они в глазах населения предстали патриотами. При этом от своих стратегических целей большевики не собирались отказы­ваться. Вторая Программа РКП(б), принятая в марте 1919 года, зафиксировала следующее: «Началась эра всемирной, пролетарской, коммунистической революции». Говорилось о неизбежности, желательности и необходимости граж­данских войн внутри отдельных стран и войн пролетарских государств против капиталистических стран. Борьба за мир объявлялась в программе реакционной утопией и обманом трудящихся.

В марте 1919 года был создан Коминтерн, представлен­ный как международная коммунистическая партия. Глав­ной своей целью Коминтерн провозглашал революционное свержение мировой буржуазии и замену капитализма мировой системой коммунизма.

Красную Армию готовили как передовой отряд междуна­родной революции. Предпринимались попытки экспорта революции. Троцкий готовил военный поход в Персию и даже предлагал провести военную экспедицию в Индию, как он говорил - «в тыл британскому империализму». Туха­чевский подписал приказ: "На штыках мы принесем трудя­щемуся человечеству счастье и мир. Вперед! На Варшаву! На Берлин!". Для форсирования мировой революции использовались государственные средства. К примеру, Карл Радек был командирован в Германию с золотом из российской казны с целью подготовки революции. Зарубеж­ные компартии активно финансировались из Москвы. Ло­зунг «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» в те годы определял все остальные лозунги, означая призыв к Всемирной Республике Советов. Убежденность боль­шевиков в осуществимости их представлений подкрепля­лась революционным брожением в Германии и Австро-Венгрии. Однако германскую революцию возглавили социал-демократы, не собиравшиеся превращать ее в мировую. Австро-венгерская революция привела к распаду страны на ряд самостоятельных государств. Провозглашен­ная в Венгрии Советская власть просуществовала недолго.

Убежденность в том, что рано или поздно все государст­венные границы будут ликвидированы, вела к тому, что при подписании договоров с получившими независимость Финляндией, Эстонией, Латвией, Польшей тонкий и слож­ный вопрос о границах с советской стороны почти не изучался. В результате Латвия и Эстония, до этого никогда не имевшие собственной государственности, получили ряд районов с преобладанием русского населения, граница с Финляндией пролегла в 32 километрах от Питера - на расстоянии досягаемости дальнобойной артиллерии, а Поль­ша получила западные районы Украины и Белоруссии. Позднее, когда надежды на мировую революцию не сбылись, это стало выглядеть как «подарок мировому империализму».

Активно разыгрывалась большевиками «национальная карта», в то время как руководители белых считали невоз­можным признавать какие-либо территориальные и национально-административные изменения в России без санкции Учредительного собрания. Будучи убежденными сторонниками единой страны, они отказывались (за исклю­чением П. Врангеля) даже декларировать право наций на самоопределение. Это не позволило им создать прочный антибольшевистский союз с национальными военными формированиями. В 1919 году отказ лидеров Белого движения заявить о признании независимости Финляндии привел к тому, что 100-тысячная финская армия, подготов­ленная для наступления на Петроград, так и не сдвинулась с места.

Большевики в качестве стратегического выдвигали ло­зунг: «Прочь границы!» Л. Троцкий, В. Ленин, А. Пятаков неоднократно говорили о праве наций на самоопределение как о чем-то подчиненном идее всемирного, коммунистиче­ского общества. Но практика гражданской войны заставляла их искать союзников - их они видели в лице нац­меньшинств, поэтому, манипулируя соотношением стра­тегических и тактических лозунгов, заявили о признании права наций насамоопределение. В сочетании с тотальным отрицанием российской государственности реализация это­го права давала самые своеобразные результаты. В то время как было развернуто массированное наступление на правос­лавие, представители других конфессий - ислама, иудаизма, лютеранства — получали полную свободу и даже государственную помощь. Губернский принцип деления страны заменялся национальным. Во многих районах нац­меньшинства получали широкие привилегии за счет русских. Так, в 1918 году по инициативе Орджоникидзе было решено выселить терских казаков из станиц Сунжен­ской линии и передать их земли ингушам и чеченцам. Ленин открыто призывал к ущемлению прав русского насе­ления. Часто к принципу самоопределения большевики обращались с целью не столько удовлетворить, сколько вызвать национальное самосознание. Так, Сталин доказы­вал, что «если белорусская нация еще не существует, то скоро она должна родиться», защищаясь на партсъезде от обвинения в том, что «мы, коммунисты, будто бы насаждаем белорусскую национальность искусственно». Историк Д.С. Мирский заметил: "К белорусам национальное соз­нание пришло как почти непрошенный дар русской рево­люции".

Дробя Россию на национально-территориальные образо­вания, объединенные на федеративных началах, боль­шевики, кроме прочего, стремились представить мировому пролетариату образец будущей «Всемирной Федерации Со­ветов». Лидеры большевиков неоднократно пытались вы­ступить от имени этой «Федерации», еще не существующей. Так,нарком по иностранным делам Г.В. Чичерин заявил в газете «Известия» в сентябре 1918 года: "Советское правительство является представителем не только рабочего класса России, но и всего эксплуатируемого человечества". Ленин, Троцкий, Зиновьев часто обращались с письмами к трудящимся зарубежных стран с призывами к свержению капиталистических правительств. Они выступали как деятели Коминтерна, но на Западе их призывы воспринимались как выступления государственных руководителей, поэтому компартии за рубежом расценивались как советская аген­тура. Это было еще одним источником вражды между Западом и большевистским правительством. Большевики относились к правительствам Запада как к классовому противнику, хотя считали полезным использовать «межимпериалистические» противоречия в своих целях (как при подписании Брестского мира; интересна выдержка из меморандума Троцкого в августе 1919 года: "...мы могли бы даже рассчитывать, вероятно, на прямую поддержку вашингтонских подлецов против Японии").

В конечном итоге, расчеты на мировую революцию ока­зались утопией, блефом. Она не состоялась, Россия вынуж­дена была решать массу сложных проблем, накопленных за период ожидания «подхода пролетариата с Запада», а боль­шевики встали перед необходимостью объективно относиться к реальной практике.

5. Советская Россия в период НЭПа.

2.1. Историографическая традиция.

История России в 1920-е гг. долгое время не являлась предметом специального изучения в отечественной историографии. Когда в 1930-е гг. закладывались основы марксистской концепции истории советского общества, в официальной историографии сложилось негативное отно­шение к нэпу, задачи которого понимались очень узко — восстановить разрушенное в империалистической и граж­данской войнах хозяйство России. В связи с этим уже в «Кратком курсе истории ВКП(б)» история России в 20-е гг. оказалась разорванной на период восстановления народного хозяйства, в рамки которого в основном укладывались и нэп, и период социалистической индустриализации. Нэп трактовался как отступление, вынужденный отход от социалистических принципов хозяйствования. После смерти Сталина в дискуссии середины 1950-х гг. о периодизации истории советского общества хронологически рамки нэпа были отодвинуты до конца 30-х гг., до постро­ения социалистического общества в СССР, однако было сохранено деление 20-х гг. на две половины, в рамках которых решались различные по содержанию задачи.

Впервые научный интерес к нэпу проявился в отечест­венной историографии в 1960-е гг. в связи с проведением экономических реформ. В ходе научных дискуссий о нэпе, а также в работах Э.Б. Генкиной, Ю.А. Полякова, М.Н. Черноморского, В.П. Дмитренко, Л.Ф. Морозова, В.А. Цибульского наряду с проблемой периодизации нэпа, в частности в связи с попыткой отодвинуть ее начальную грань в 1920 г., было сформировано понимание нэпа, как политики, рассчитанной на весь переходный от капитализма к социализму период, главной целью которой являлось установление союза между рабочим классом и трудящимся крестьянством. Подчеркивалась роль В.И. Ленина в разработке новой экономической политики и усилия Коммунистической партии по ее безусловной реализации.

Свертывание экономических реформ в 1970-е гг. сопровож­далось снижением интереса исследователей к нэпу и, нао­борот, попытка возврата к реформам во второй половине 80-х гг. вновь вызвала исследовательский «бум» к пробле­мам новой экономической политики. Дело в том, что рефор­мы, к которым приступил М.С. Горбачев, идеологически подавались как обновление социализма под знаком возвра­щения к ленинскому наследию. Это означало необ­ходимость проанализировать все то позитивное, что делала партия при Ленине, особенно в 1920-е гг.

Е.Г. Плимак, В.Т. Логинов, В.П. Наумов, В.Г. Сироткин внимательно проанализировали суть «ленинского заве­щания», акцентируя внимание общественности на выводах, которые В.И. Ленин сделал в своих последних работах о «перемене всей точки зрения на социализм» и о необ­ходимости «предпринять ряд перемен в нашем политичес­ком строе». Эти выводы трактовались данными исследова­телями как поворот В.И. Ленина от бестоварного «военного коммунизма» к рыночному социализму с широкой демок­ратией, плюрализмом в политике, многоукладности в эко­номике, сотрудничеством основных классов общества. Ру­ководителям советского государства, приступившим к осу­ществлению реформ, предлагалось широко использовать тот положительный опыт, который был накоплен в ходе политических и экономических реформ в 20-е гг.

После того как М.С. Горбачев в своем выступлении в связи с 70-летием Октябрьской революции дал положитель­ную оценку деятельности Н.И. Бухарина в литературе по истории Советской России в 1920-е гг. стала пропа­гандироваться идея об альтернативности общественного развития в эти годы. В связи с этим тщательно анализировался опыт новой экономической политики и ее эффективность. В работах публицистов, экономистов и части историков в оценке нэпа превалировали идео­логические моменты, желание «осовременить» нэп, приписать ему только положительные черты. Л. Воскре­сенский, В.П. Данилов, О.Р. Лацис, В. Попов, Н. Шмелев, Ю. Голанд идеализировали нэп, высоко оценивали деятель­ность Н.И. Бухарина по пропаганде идей нэпа после смерти В.И. Ленина, писали об экономической эффективности нэ­па и возможности его продолжения и в дальнейшем. Всю вину за свертывание нэпа возлагали на И. Сталина и его ближайшее окружение. Во многом эта точка зрения на нэп как на главную альтернативу сталинизма развивалась в книгах о Н.И. Бухарине, которые вышли в связи со 100 - летием со дня его рождения. С. Коэн, Н. Горелов, Ю. Емельянов и др. находили в деятельности Н.И. Бу­харина только положительные черты, называли его верным ленинцем и главным защитником идей новой экономичес­кой политики.

Попытка посмотреть на прошлое с точки зрения сегод­няшнего дня привела этих исследователей к нарушению принципа историзма в оценке прошлого, в частности к трактовке нэпа как бесконфликтной и непротиворечивой политики. Как реакция на эти работы стали появляться исследования, в которых более объективно оценивалась новая экономическая политика. Публикация работ запад­ных историков Э. Карра, Дж. Боффа, исследований эко­номистов 1920-х гг., изданных в эмиграции, критическое отношение к официальным источникам, прежде всего, к материалам статистики позволили В. Козлову, А. Бордюгову, В.П. Дмитренко, B.C. Лельчуку, М.М. Горинову, С.В. Цакунову показать, что осуществление новой эко­номической политики проходило трудно, сопровождалось серьезными экономическими и политическими кризисами, сохраняло серьезные диспропорции в экономике и противо­речия между экономическими основами общества и его политической надстройкой. Эта линия исследования пред­ставляется нам наиболее перспективной.

Третья точка зрения на историю Советской России в 1920-е гг. появилась у противников «социалистической идеи», которые, начав с критики практической деятельности Сталина в 1930-е гг., ввели тезис о «доктринальных корнях» сталинизма. А. Ципко, Ю. Буртин писали о том, что Сталин явился лишь примерным учеником Ленина и Маркса и претворил на практике их идеи. В связи с этим и выбор 1917 г. и вся практика большевиков не носили положитель­ных черт. Влияние этой концепции ощущается на полном отрицании значения новой экономической политики, кото­рая трактуется как «своеобразная система подчинения эко­номики политическим целям партии» и ее «бесперс­пективность была предначерчена концептуальной заданностью». О слабой экономической эффективности нэпа и его ограниченности пишет французский историк Н. Верт, книга которого издана в России и рекомендована в качестве учебного пособия для вузов страны.

2.2. Государство и право.

1920-е гг. начались для Советской России с острого социально-политического кризиса. Недовольство политикой «военного коммунизма», нараставшее по мере того как гражданская война отодвигалась к окраинам России, охва­тывало все слои общества. Крестьянские выступления против продразверстки, происходившие всю войну, зимой 1920/21 г. приобрели характер вооруженных восстаний против большевиков в Тамбовской и Воронежской гу­берниях и Западной Сибири, для подавления которых боль­шевики использовали регулярные войска. В начале 1921 г. против политики большевиков выступили моряки и рабочие колыбели Октябрьской революции — крепости Кронштадта. Эти настроения не могли не сказываться на положении в самой правящей партии, внутри которой намечался раскол.

Выход из кризиса был найден на X съезде РКП(б) в марте 1921 г. Его решение о замене продразверстки продналогом было направлено на удовлетворение наиболее насущных требований крестьянства и части рабочего класса. Оно стало основой новой экономической политики, которая имела целью установление нормальных экономических отно­шений между двумя основными классами советского обще­ства. Второе решение съезда - о единстве партии - должно было снять напряженность в отношениях между ее различными руководителями, разногласия между которыми вели к образованию фракций внутри партии, которые в условиях политического плюрализма могли стать основой образования новых политических партий.

Решение X съезда о единстве партии имело очень значительные последствия для судьбы правящей партии. При жизни В.И. Ленина оно редко использовалось для борьбы с инакомыслящими в партии, не означало обязатель­ного использования оргвыводов по отношению к ним и прекращения внутрипартийных дискуссий по важнейшим проблемам жизни партии и страны в целом. Такие условия продолжали действовать и в первые годы после его смерти. В 1924-1925 гг. были проведены общепартийные дискуссии по работе Л.Д. Троцкого «Уроки Октября», по эко­номическим проблемам и перспективам развития страны. Однако уже во второй половине 20-х гг. резолюция X съезда «О единстве партии» стала использоваться в качестве сред­ства внутрипартийной борьбы и привела к исключению из большевистской партии сначала Троцкого и его единомыш­ленников, а затем и других политических противников Сталина. Изменению политической ситуации в партии и в стране в целом в сторону ужесточения политического режима способствовало несколько обстоятельств. Реша­ющим в этом отношении явился 1922 г. —- последний год практической деятельности В.И. Ленина на посту руко­водителя партии большевиков и Советского государства. Многие события, происшедшие в этом году, имели дале­ко идущие последствия для истории нашей страны.

С теоретическим обоснованием того, что произошло в 1922 г., В.И. Ленин выступил на XI съезде РКП(б) в марте 1922 г. В Политическом отчете ЦК, с которым В.И. Ленин обратился к съезду, была сформулирована идея о том, что отступление в смысле дальнейших уступок капитализму, которое означало введение нэпа, закончилось. В.И. Ленин предложил перейти к перегруппировке политических сил.

Практические шаги к этому начались еще до съезда. 8 февраля 1922 г. был опубликован декрет ВЦИК о ликвидации ВЧК и передаче ее функций НКВД. Это объяс­нялось окончанием гражданской войны и необходимостью отказа от чрезвычайных органов власти. В составе НКВД создавалось Главное политическое управление (ГПУ), име­ющее свои органы на местах — политические отделы двой­ного подчинения. Таким образом, политические дела выде­лялись в особое производство.

В 1922 г. В.И. Ленина очень интересовало состояние советского законодательства. Дело в том, что до этого времени в Советской России по настоянию В.И. Ленина суды руководствовались царским законодательством, приня­тым еще в 1864 г. Александром II. В 1922 г. В.И. Ленин взялся за формулировку одного из центральных понятий советского уголовного кодекса: «контрреволюционное преступление». В его понимании таковым являлось всякое действие, направленное на свержение Советской власти и рабоче-крестьянского правительства. После болезни В.И. Ленина работа над этой формулировкой была продол­жена и уже в 1923 г. была дополнена важным положением: «контрреволюционным преступлением» считалось не только свержение, но и подрыв власти.

Уже в 1922 г. новое советское законодательство начало действовать. В феврале 1922 г. ГПУ предъявило обвинение 47 видным социалистам-революционерам в конспиративной деятельности и настаивало на проведении суда над ними. В ответ на протесты общественности западных стран по этому поводу В.И. Ленин в письмах к наркому юстиции Д.И. Курскому, датируемых 15 и 17 мая 1922 г., ратует за расширение применения расстрела. Его слова: "Суд должен не устранить террор, обещать это было бы самообманом, а обосновать и узаконить его принципиально, ясно, без фальши и без прикрас".

В июне 1922 г. начался суд над руководителями эсеров­ской партии, который продолжался два месяца и закончился вынесением приговора 34 подсудимым. Этот процесс стал первым крупным политическим процессом при Советской власти. Особенно В.И. Ленин выступал против уступок в идеологической области. В 1922 г. Политбюро неоднократно рассматривало вопрос о составлении списка выдающихся деятелей русской интеллигенции, пребывание которых не­желательно на территории Советской России именно по идеологическим мотивам. Это были в основном крупные ученые, деятели искусства и образования, многие из кото­рых поверили в нэп и стояли на позициях «сменовеховства». Осенью 1922 г. из Советской России уехал «философский пароход», который увез на своем борту в пожизненную эмиграцию около 160 выдающихся представителей отечест­венной культуры. Количество высланных из России могло быть и большим, если бы по некоторым кандидатурам, в частности такого крупного историка как Н.А. Рожков, на Политбюро не возникали разногласия.

Таким образом, в 1922 г. в Советской России в основном была ликвидирована политическая оппозиция большевикам и можно было перейти к наведению порядка внутри самой правящей партии. Решающим событием в этой области является назначение в апреле 1922 г. И.В. Сталина на пост Генерального секретаря ЦК, который с самого начала занял­ся подбором кадров и их расстановкой на самые важные посты в партии. Личная преданность Генсеку покупалась введением нужных людей в номенклатуру кадров, что озна­чало приобретение очень важных привилегий.

Постепенно между Лениным и Сталиным возникает ряд разногласий по принципиальным вопросам, глубина кото­рых усиливалась по мере отхода Ленина от практического руководства партией и государством. Болезнь Ленина привела к тому, что он в конце 1922 г. полностью отходит от дел. Это позволило Сталину уже в это время начать проводить в жизнь некоторые свои идеи.

Укрепление единоличной власти Коммунистической партии вызвало у ее руководителей желание создать креп­кое монолитное Советское государство, основанное на принципах унитаризма. Эти идеи еще до Октябрьской революции вынашивал В.И. Ленин, позже он под влиянием обстоятельств самой жизни вынужден был склониться к идее федерализма. И.В. Сталин как более прямой политик, признанный авторитет в партии по национальному вопросу, поставленный во главе Наркомнаца, до конца отстаивал идею создания унитарного Российского государства. Спор между больным Лениным и действующим Сталиным по вопросу об образовании СССР во многом носил формальный характер, так как в любом случае в новом государственном образовании правящей партией оставалась единая партия большевиков. Унитарный характер Советского государства был закреплен в Конституции СССР, принятой в 1924 г., которая закрепляла за союзными органами руководство такими важными функциями как оборона, внешне­политическая деятельность, внешняя торговля, борьба с контрреволюцией по линии Объединенного государствен­ного политического управления (ОГПУ).

Понимал ли В.И. Ленин характер происходивших в России изменений? На этот вопрос можно ответить, если обратиться к его последним статьям и письмам, совокуп­ность которых получила название «политического заве­щания» В.И. Ленина. Суть этого «завещания» можно свести к двум моментам. Главный из них сводится к размышлениям о будущем русской революции. Учитывая, что революция произошла в экономически отсталой стране, где проле­тариат составлял меньшинство населения, а также то, что надежды на поддержку международного пролетариата не оправдались, В.И. Ленин много внимания уделил факто­рам, которые способны обеспечить успех русской рево­люции и построение нового общества. Он исходит из идеи о примате политики над экономикой и предлагает «предпринять ряд перемен в нашем политическом строе». Особое место В.И. Ленин отводит роли партии в этом процессе, от единства которой, по его мнению, зависело будущее русской революции. Именно на укрепление роли политического фактора в советском обществе и были направлены такие его идеи как определение его возможного преемника на посту главы партии и государства, повышение роли ЦК как органа коллективного руководства, обеспе­чение должного контроля за деятельностью отдельных руко­водителей, привлечение в руководящие органы рабочих от станка и т.д.

Второй момент, который очень заботил В.И. Ленина и обоснованию которого он посвятил много места в своих последних работах, был связан с поиском союзников проле­тариата в строительстве нового общества. В.И. Ленин понимал, что в стране с преобладанием крестьянского насе­ления все зависит от поддержки крестьянства. Поэтому он так ратует за укрепление союза рабочего класса и кресть­янства и предлагает эффективные формы привлечения кре­стьянства на сторону Советской власти. Главное место он отводит кооперации, которая, с одной стороны, привлекала крестьянство к строительству нового общества, а с другой, повышала его культурный уровень. Недаром мысль В.И. Ленина о «перемене всей точки зрения на социализм» высказана в его статье «О кооперации».

Руководители Коммунистической партии не могли осоз­нать всего богатства идей, сформулированных В.И. Лениным, и основное внимание уделили борьбе за власть, которая после ухода В.И. Ленина оставалась без руководителя. Л.Д. Троцкий, И.В. Сталин, Л.Б. Каменев, Г.Е. Зиновьев полагали, что каждый из них способен за­менить В.И. Ленина, и основная задача заключается в том, чтобы свалить наиболее способного соперника. Они все вместе скрыли от широкой общественности мнение В.И. Ленина о персональных качествах претендентов на власть, а затем трое их них — И.В. Сталин, Л.Б. Каменев и Г.Е. Зиновьев, создав своеобразный «триумвират» и рас­пределив между собой властные полномочия, обрушили критику на Л.Д. Троцкого, который, считая себя наиболее подходящим на роль преемника В.И. Ленина, допустил немало ошибок в борьбе за власть и дал много козырей в руки своих соперников. Л.Д. Троцкий действовал открыто, вступая с оппонентами в дискуссии, в которых чувствовал себя как рыба в воде, и подавая в отставку со всех своих постов в знак протеста против нечестных методов борьбы. Такая тактика Л.Д. Троцкого оказалась на руку «триумвирам» и к 1925 г. Л.Д. Троцкий оказался в изо­ляции и не мог уже влиять на политику партии. Разгром Троцкого предопределил и судьбу «триумвирата». Сначала произошел раскол между центром и ленинградской партийной организацией, возглавляемой Г.Е. Зиновьевым, которая на XIV съезде ВКП(б) в декабре 1925 г. выступила с особой платформой, отстаивавшей ленинизм уже не против троцкизма, а против сталинизма, в частности против концепции И.В. Сталина о возможности построения социализма в одной стране.

И.В. Сталин вышел в этой борьбе победителем, взял себе в союзники Н.И. Бухарина и усилив ЦК своими став­ленниками В.М. Молотовым, К.Е. Ворошиловым, М.И. Калининым и др. После съезда Г.Е. Зиновьев был отстранен от самого важного из своих постов, и на его место в Ленинград уехал С.М. Киров.

В 1926 г. была предпринята попытка объединения всех оппозиционеров, недовольных И.В. Сталиным. Однако в это объединение вошли слишком разные люди, у которых су­ществовали принципиальные разногласия друг с другом. Оппозиция попыталась привлечь на свою сторону партийные массы и создать нелегальные партийные струк­туры. Однако единства между оппозиционерами не было и И.В. Сталину удалось, опираясь на послушный ему партийный аппарат, исключить наиболее видных оппозиционеров из партии, а своего главного соперника Л.Д. Троцкого выслать из Москвы. И.В. Сталин в своей борьбе с оппозицией уже открыто применял резолюцию X съезда партии о единстве, запрещающую фракционность и заставляющую меньшинство принимать волю большинства. В борьбе со своими политическими противниками И.В. Сталин все чаще стал опираться на органы ОГПУ, которые от слежки за оппозиционерами стали переходить к открытому вмешательству во внутрипартийную борьбу, да­вая козыри одной стороне в борьбе с другой. Свидетельства, добытые чекистами, все чаще использовались в политичес­кой борьбе и стали основой для организации новых политических процессов.

Именно в конце нэпа была применена та тактика политической борьбы, которая позволила в начале 20-х гг. установить диктатуру одной партии. В 1928 г. было сфабриковано «Шахтинское дело», по которому по обвинению в промышленном саботаже проходили так назы­ваемые буржуазные специалисты. Уже на этом процессе прозвучало очень популярное впоследствии обвинение в связи осужденных с западными кругами. На конец 1928 г. падает заключительный аккорд расправы с Л.Д. Троцким и его сторонниками. Сам Л.Д. Троцкий в январе 1929 г. был выслан из СССР, а его сторонники были сосланы на периферию. Наконец, в это время И.В. Сталин сумел расп­равиться со своим последним реальным соперником в борь­бе за власть Н.И. Бухариным, который был обвинен в организации «правой оппозиции».

2.3. Экономическое положение.

Большевики к началу 1920-х гг. столкнулись с тяжелейшим экономическим кризисом. Промышленность и сельское хозяйство России были практически обескровлены в резуль­тате мировой и гражданской войн. Политика «военного коммунизма» лишь поддерживала существование ряда важ­ных для обороны страны промышленных предприятий и не способствовала развитию народного хозяйства. С переходом к мирному строительству необходимо было менять эко­номические приоритеты, тем более что к этому правящую партию подталкивало постоянно растущее недовольство масс.

Новая экономическая политика, провозглашенная X съездом РКП(б), представляла собой целую систему мер, направленных на создание условий для возрождения эко­номики России. Эти меры разрабатывались уже в ходе объявленной новой экономической политики, которую можно представить в виде ряда последовательно осуществ­ляемых этапов. Главные усилия требовалось направить против разрастающегося продовольственного кризиса, ликвидировать который можно было только путем подъема сельского хозяйства. В условиях отсутствия у государства средств для этого необходимо было раскрепостить производителя, дать ему стимулы для развития производст­ва. Именно на это было направлено центральное ме­роприятие новой экономической политики — замена прод­разверстки продналогом. Размер налога был значительно меньше разверстки, он носил прогрессивный характер, то есть уменьшался в случае, если крестьянин заботился об увеличении производства, и позволял крестьянину свобод­но распоряжаться излишками продуктов, которые у него оставались после сдачи налога.

Хотя крестьянину об изменении экономической политики стало известно уже весной 1921 г. в период посевной кампании, мгновенного успеха не последовало. Здесь сказалось несколько обстоятельств. Во-первых, кресть­янство не смогло сразу оценить достоинство нововведения и не решилось пойти на резкое увеличение посевных площадей. Во-вторых, положение в сельском хозяйстве обострилось в результате засухи, которая поразила основ­ные зерновые районы России и вызвала сильный неурожай и голод. Количество голодающих в 1921 г. по разным оцен­кам составляло от 10 до 22 млн. человек. Большое число голодающих стало покидать районы бедствия и устремилось в более благополучные местности. Огромные средства государству пришлось выделить на помощь голодающим, была использована помощь, поступившая от международных организаций.

В 1922 г. меры помощи крестьянству были усилены. Продналог был сокращен на 10% по сравнению с преды­дущим годом, но самое главное: было объявлено о том, что крестьянин был свободен в выборе форм землепользования и даже разрешались наем рабочей силы и аренда земли. Крестьянство России уже осознало преимущество новой экономической политики, к этому добавились бла­гоприятные погодные условия, которые позволили вы­растить и собрать хороший урожай. Он был самым значительным за все годы, прошедшие после Октябрьской революции. В результате после сдачи государству налога у крестьянина образовались излишки, которыми он мог рас­поряжаться свободно.

Однако следовало создать условия для свободной реализации продукции сельского хозяйства. Этому должна была способствовать коммерческая и финансовая стороны новой экономической политики. О свободе частной тор­говли было объявлено одновременно с переходом от раз­верстки к продналогу. Но в выступлении В.И. Ленина на X съезде РКП(б) свободная торговля понималась лишь как продуктообмен между городом и деревней в пределах мест­ного хозяйственного оборота. При этом преимущество отда­валось обмену через кооперативы, а не через рынок. Кре­стьянству такой обмен показался невыгодным, и В.И. Ленин уже осенью 1921 г. признал, что товарообмен между городом и деревней сорвался и вылился в куплю-про­дажу по ценам «черного рынка». Пришлось пойти на снятие ограничений свободной торговли, поощрить розничную тор­говлю и поставить частника в равные условия в торговле с государством и кооперативами.

В свою очередь свободная торговля потребовала порядка в финансовой системе государства, которая в начале 20-х гг. существовала лишь номинально, ибо в концепции боль­шевиков о создании социалистического общества кроме национализации банков финансам не уделялось никакого места. Даже введение нэпа не предусматривало мер по наведению порядка в сфере финансов, ибо товарообмен мог осуществляться без денег. Государственный бюджет состав­лялся формально, также формально утверждались сметы предприятий и учреждений. Все расходы покрывались путем печатания ничем не обеспеченных бумажных денег, поэтому размеры инфляции были бесконтрольными.

Уже в 1921 г. государство вынуждено было предпринять ряд шагов, направленных на реабилитацию денег. Было разрешено частным лицам и организациям держать в сбере­гательных кассах любые суммы денег и без ограничений пользоваться своими вкладами. Затем государство прек­ратило бесконтрольно финансировать промышленные предприятия, часть из которых была переведена на хозрас­чет, часть — была сдана в аренду. Эти предприятия должны были платить налоги в госбюджет, чем покрывалась опреде­ленная часть государственных доходов. Был утвержден ста­тус Государственного банка, который также переходил на принципы хозрасчета и был заинтересован в получении доходов от кредитования промышленности, сельского хозяй­ства и торговли. Наконец, были приняты меры по стабилизации российской валюты, которые осуществлялись в 1922-1924 гг. и получили название финансовой реформы. Ее творцами считаются: нарком финансов Г. Сокольников, директор Государственного банка большевик Шейман и член правления банка бывший министр царского правитель­ства при С.Ю. Витте Н.Н. Кутлер.

Быстрый подъем сельского хозяйства, оживление тор­говли и меры по укреплению финансовой системы поз­волили перейти к мерам по стабилизации положения в промышленности, от судьбы которой зависела судьба рабо­чего класса и всего Советского государства. Промышленная политика была сформулирована не сразу, так как подъем промышленности зависел от положения дел в других отрас­лях народного хозяйства и прежде всего в аграрном секторе. Кроме того, поднять всю промышленность сразу было не по силам государству и пришлось наметить ряд приоритетов, с которых следовало начинать. Они были сформулированы в выступлении В.И. Ленина на XI конференции РКП(б) в мае 1921 г. и заключались в следующем: поддержка мелких и средних предприятий при участии частного и акционер­ного капиталов; переориентирование производственных программ части крупных предприятий на выпуск продукции широкого потребления и крестьянского назначения; пере­вод всей крупной промышленности на хозрасчет при расширении самостоятельности и инициативы каждого предприятия. Эти положения легли в основу промышлен­ной политики, которая стала осуществляться поэтапно.

Новая экономическая политика входила в жизнь посте­пенно, по разному проявляла себя в различных отраслях народного хозяйства и вызывала острую критику и со стороны части руководства партии большевиков, которые не хотели «поступаться принципами», и со стороны части рабочего класса, сосредоточенной прежде всего на крупных промышленных предприятиях, судьба которых должна была решаться в последнюю очередь.

В результате этого новая экономическая политика прош­ла через серии острых социально-политических и эко­номических кризисов, которые держали в напряжении всю страну в 20-е гг. Первый кризис пришелся уже на 1922 г., когда еще не были видны успехи в стабилизации народного хозяйства, зато проявились некоторые негативные моменты нэпа: усилилась роль частного капитала, особенно в торгов­ле, появился термин «нэпман», наблюдалось оживление буржуазной идеологии. Часть большевистского руководства стала открыто высказывать недовольство нэпом, и ее творец В.И. Ленин вынужден был на XI съезде РКП(б) заявить о том, что отступление в смысле уступок капитализму за­кончилось и нужно поставить частный капитал в надле­жащие рамки и регулировать его.

Однако успехи в аграрном секторе в 1922-1923 гг. не­сколько снизили остроту противостояния в руководстве и дали нэпу внутренние импульсы для развития. В 1923 г. сказалась диспропорция в развитии сельского хозяйства, которое уже в течение двух лет наращивало темпы, и промышленности, которая еще только начала выходить из кризиса. Конкретным проявлением этой диспропорции стал «кризис цен», или «ножницы цен». В условиях, когда сельскохозяйственное производство составляло уже 70% от уровня 1913 г., а крупное промышленное производство лишь 39%, цены на сельхозпродукты резко снизились, а цены на промтовары продолжали оставаться высокими. На этих «ножницах» деревня теряла 500 млн. руб. или половину своего платежеспособного спроса.

Обсуждение «кризиса цен» вылилось в партийную открытую дискуссию, и выход был найден в результате применения чисто экономических мер. Цены на промтовары упали, а хороший урожай в сельском хозяйстве позволил промышленности обрести широкий и емкий рынок для сбыта своих товаров.

В 1924 г. начался новый «кризис цен», однако вызван­ный уже другими причинами. Крестьяне, собрав хороший урожай, решили не сдавать хлеб государству по твердым ценам, а сбыть его на рынке, на котором частные торговцы давали крестьянам хорошую цену за сельхозпродукты. К концу 1924 г. цены на сельхозпродукты резко повысились, и основная прибыль пошла в руки наиболее зажиточных крестьян — держателей хлеба. В партии вновь вспыхнула дискуссия о «кризисе цен», которая носила уже более острый характер, так как руководители партии раскололись на сторонников продолжения поощрения развития аграрно­го сектора и дальнейших уступок крестьянству и очень влиятельной силы, которая настаивала на усилении внимания к развитию тяжелой индустрии. И хотя формаль­но победили сторонники первой точки зрения и из данного кризиса тоже вышли экономическими методами, но это была их последняя победа. Кроме того, были приняты поспешные меры по ограничению частника на рынке, что привело к его дезорганизации и недовольству трудящихся масс.

В середине 20-х гг. успехи новой экономической политики в возрождении российской экономики были очевидны. Особенно они сказались в области сельского хозяйства, которое практически восстановило уровень дово­енного производства. Государственные закупки хлеба у крестьян в 1925 г. составили 8,9 млн. т. В деревне на­капливались средства для развития промышленности в результате переплаты крестьян за промышленные товары, которые продолжали продаваться по завышенным ценам. Окрепла финансовая система Советского государства. Золо­той червонец, повсеместно введенный в марте 1924 г., стал стабильной национальной валютой, довольно популярной на мировом рынке. Проведение жесткой кредитной и нало­говой политики, выгодная продажа хлеба позволили Совет­скому государству получить большую прибыль, но и создали опасную иллюзию о возможности ускорения темпов эко­номического развития путем изменения приоритетов в эко­номической политике.

Дело в том, что на фоне успехов в развитии некоторых отраслей народного хозяйства положение в промышлен­ности и особенно в тяжелой выглядело не слишком хорошим. Промышленное производство к середине 20-х гг. далеко еще отставало от довоенного уровня, замедленные темпы его развития вызывали огромную безработицу, кото­рая в 1923-1924 г. превысила 1 млн. человек и главным образом ударяла по молодежи, которая составляла не более 20% занятых на производстве рабочих. Эти перекосы в развитии народного хозяйства некоторыми руководителями партии большевиков выдавались как подрыв социальной базы Советской власти.

Вот эти две причины: эйфория от реально имеющихся в экономике успехов и трудности в осуществлении промыш­ленной политики обусловили начало поворота в осуществ­лении новой экономической политики, который пришелся на вторую половину 20-х гг. Уже на 1925/26 хозяйственный год совет­ское руководство наметило огромный экспорт хлеба для закупки иностранной техники для переоборудования отече­ственной промышленности. Кроме того, предусматривались меры по укреплению госсектора в народном хозяйстве и усилению централизованного руководства экономикой.

Такая политика натолкнулась на новые хозяйственные трудности. В 1925 г. сократился объем хлебозаготовок и правительство вынуждено было отказаться от своих планов. Снизились вложения в промышленность, сократился импорт, и деревня вновь ощутила дефицит промышленных товаров. Было принято решение повысить сельхозналог на кулаков и одновременно продумать систему государствен­ного регулирования цен. Эти меры уже носили административный, а не хозяйственный характер.

Несмотря на принятые меры государственные заготовки хлеба не только не росли, но даже сокращались. В 1926 г. было заготовлено 11,6 млн. т. зерна, в 1927 г. — 11, а в 1928 г. — 10,9 млн. т. Между тем промышленность требо­вала увеличения капиталовложений. В 1927 г. объем про­мышленного производства впервые превзошел довоенный уровень. Началось новое промышленное строительство. В 1926 г. в стране было построено 4 крупных электростанции и пущено 7 новых шахт, а в 1927 г. — еще 14 электростанций, среди них Днепрогэс, и 16 шахт. Деньги на промышленность изыскивали путем эмиссии, которая в 1926 – 1928 гг. составила 1,3 – 1,4 млрд. руб.; путем повы­шения цен; путем экспорта зерна, который в 1928 г. составил 89 тыс. тонн; путем изыскания средств внутри самой промышленности — уже в 1925 г. собственные накопления крупной промышленности покрывали 41,5% всех ее расходов. Однако все эти источники не могли покрыть дефицита средств для финансирования промышленности в условиях, когда темпы ее развития стали увеличиваться. Судьба промышленности находилась в руках крестьянина, которого нужно было вновь заставить отдавать все, что он произвел, государству. От методов решения вопроса о взаимоотношениях между городом и деревней зависела судьба новой экономической политики. Последней каплей, которая переполнила чашу терпения противников нэпа, стали хлебоза­готовительные трудности зимы 1927/28 г. (знаменитая «хлебная стачка»). Уже на XV съезде ВКП(б) в декабре 1927 г. в выступлении И.В. Сталина подчеркивалась необ­ходимость постепенного, но неуклонного объединения индивидуальных крестьянских хозяйств в крупные кол­лективы.

После своей поездки в Сибирь в январе 1928 г. И.В. Сталин стал сторонником применения чрезвычайных мер при проведении хлебозаготовок: применения соответст­вующих статей уголовного кодекса, насильственного изъятия зерна у крестьян, использования заградотрядов. И хотя в результате противодействия этой линии со стороны Н.И. Бухарина, А.И. Рыкова и М.П. Томского практика применения чрезвычайных мер по отношению к крестьянину была осуждена, и вновь вспомнили об экономических мерах воздействия на деревню, но как только хлебозаго­товительные трудности зимой 1928/29 г. вновь пов­торились, все компромиссы и соглашения были отброшены, сторонники применения хозяйственных методов разре­шения кризиса хлебозаготовок были уничтожены, а нэп был отброшен «к черту».

Итоги новой экономической политики нельзя оценивать однозначно. С одной стороны, ее воздействие на экономику страны следует признать благоприятным. В 20-е гг. удалось восстановить народное хозяйство и даже превзойти довоен­ный уровень исключительно за счет внутренних резервов. Успехи в возрождении сельского хозяйства позволили на­кормить население страны, и в 1927/28 г. СССР обогнал дореволюционную Россию по уровню потребления пищевых продуктов. По данным официальной статистики, среднего­довые темпы прироста промышленной продукции в 1921-1928 гг. составили 23%. Национальный доход в это время увеличивался на 18% в год и к 1928 г. на 10% в пересчете на душу населения превысил уровень 1913 г. И это было не просто количественное увеличение. За 1924-1928 гг., когда промышленность не просто восстановилась, а уже перешла к расширенному воспроизводству, при росте численности рабочей силы на 10% в год, прирост промышленной про­дукции составил 30% ежегодно, что свидетельствовало о быстром росте производительного труда. Крепкая национальная валюта советской страны позволила исполь­зовать для возрождения экономики экспорно-импортные операции, хотя их масштабы были незначительными из-за неуступчивости обеих сторон. Росло материальное благопо­лучие населения. С другой стороны, осуществление новой экономической политики проходило трудно и сопровожда­лось целым рядом негативных моментов. Главный из них был связан с непропорциональным развитием основных отраслей народного хозяйства страны. Успехи в восстанов­лении сельскохозяйственного производства и явное отста­вание темпов возрождения промышленности вели нэп через полосу экономических кризисов, решить которые только хозяйственными методами было чрезвычайно трудно. В деревне шла социальная и имущественная дифференциация крестьянства, что приводило к росту напряженности между различными полюсами. В городе на протяжении всех 20-х гг. увеличивалась численность безработных, которая к концу нэпа составила более 2 млн. человек. Безработица порож­дала нездоровый климат в городе. Финансовая система окрепла лишь на некоторое время. Уже во второй половине 20-х гг. в связи с активным финансированием тяжелой индустрии было нарушено рыночное равновесие, началась инфляция, что подорвала финансово-кредитную систему.

Однако главное противоречие, которое привело к краху новой экономической политики, лежало не в сфере эко­номики, которая могла развиваться на принципах нэпа и дальше, а между экономикой и политической системой, рассчитанной на использование административно-команд­ных методов управления. Это противоречие стало непримиримым в конце 1920-х гг., и политическая система разрешила его путем свертывания новой экономической политики.

2.4. Россия и мир.

Внешняя политика Советской страны после окончания гражданской войны определялась рядом важных обстоя­тельств. Большевики не сразу отказались от своих надежд на мировую революцию и продолжали ее подталкивать прежде всего по линии Коминтерна, а также путем под­держки антиправительственных группировок в целом ряде стран. В русле этой политики можно рассматривать помощь РКП(б) в организации коммунистических партий во многих государствах мира, ориентирование их активных действий на дестабилизацию обстановки в своих странах и-на приход к власти. Кульминацией этой политики стали события 1923 г. в Болгарии и Германии, и лишь поражение ком­партий в этих странах заставило РКП(б) официально отка­заться от подталкивания мировой революции. Однако эта политика создавала напряженные отношения между СССР и правительствами ряда государств и прежде всего с Великобританией. В 1924 г. консервативные элементы этой страны использовали так называемое письмо Зиновьева от имени Коминтерна в адрес английских коммунистов для того, чтобы лишить лейбористскую партию власти и обострить советско-английские отношения. В 1926 г. под­держка СССР английских горняков привела к новому обо­стрению этих отношений и даже к временному их разрыву в 1927 г.

Второе обстоятельство, определившее направления внешней политики Советской политики в 20-е гг., заключа­лось в желании использовать межимпериалистические противоречия, которые обострились после провала антисо­ветской интервенции, и укрепить международное положение Советской России. Это направление советской внеш­ней политики оказалось успешным, в чем имеется несом­ненная заслуга руководства Наркомата иностранных дел и прежде всего Г.В. Чичерина.

Первым делом Советское правительство урегулировало отношения со своими ближайшими соседями, и уже в начале 1920-х гг. были подписаны межгосударственные согла­шения с Эстонией, Литвой, Финляндией, Польшей, Ира­ном, Афганистаном и Турцией. Заключая договоры с этими государствами, советская сторона меньше всего настаивала на решении пограничных вопросов, делая большие территориальные уступки. Это можно объяснить желанием обезопасить себя от возможной агрессии извне, путем отодвигания плацдарма для возможного нападения на Россию подальше от своих границ. Во-вторых, в плане надежд на скорую мировую революцию уступки собствен­ной территории рассматривались как временные.

Несомненно, Советское правительство было заинтересо­вано в установлении нормальных отношений с развитыми странами Запада как политических, так и экономических. Об этом свидетельствовали меры, разработанные В.И. Лениным в начале 20-х гг. и направленные на соз­дание условий для привлечения иностранного капитала в экономику страны. Однако, исходя из реальной ситуации, когда правительства Англии и Франции заняли непримиримую позицию в вопросе о возвращении долгов царского и Временного правительств и возмещении убытков иностранных компаний в результате национализации их собственности, советская сторона не могла рассчитывать на восстановление отношений России со странами Антанты в полном объеме. Для того чтобы выйти из экономической и политической изоляции, руководство Наркомата Иностран­ных Дел (НКИД) очень умело использовало противоречия, которые имелись в западном мире как между победителями, так и особенно между победителями и побежденными в мировой войне.

Результатом такой политики стало заключение целого ряда договоров между Советской Россией и Германией, и именно советско-германские отношения стали в 20-е гг. для советской страны приоритетными во внешней политике. Они переросли чисто политические и экономические рамки, глубоко укоренились в военной области. Советское правительство рассматривало взаимоотношения между руководством РККА и рейхсвером как выгодные для себя и с этой целью предоставило германским военным собствен­ную территорию для становления вооруженных сил Гер­мании в обход Версальского договора. Распад единого антисоветского блока заставил страны Антанты пересмотреть свое отношение к Советской власти. Уже в марте 1921 г. было заключено англо-советское торго­вое соглашение, которое рассматривалось на Западе как явный успех советской дипломатии, свидетельствующий о наличии противоречий в капиталистическом мире. О про­рыве политической изоляции России свидетельствовало участие ее официальных представителей на Генуэзской и Лозаннской конференциях, обсуждавших важные междуна­родные вопросы. Наконец, приход в 1924 г. в Англии и Франции к руководству левых сил привел к выходу СССР из дипломатической изоляции в результате установления нормальных отношений с этими государствами.

Таким образом, Советская Россия в 1920-е гг. проводила активную и достаточно успешную внешнюю политику. Ей удалось избежать новой войны, наладить нормальные политические отношения с большинством соседей и крупных европейских государств, за исключением Великобритании. Развитие советско-германских отношений свидетельствовало о способности советской дипломатии умело использовать межимпериалистические противоречия. Что касается эко­номических отношений России со странами Запада, то за исключением отношений с Германией, Советскому правитель­ству не удалось выйти из экономической изоляции, не оправ­дались надежды большевиков на концессии и другие формы привлечения иностранного капитала в экономику страны. Единственным средством экономических взаимоотношений являлся товарообмен, осуществляемый на основе строго соб­людаемой монополии внешней торговли. Успехи нэпа в области сельского хозяйства позволили Советской стране во второй половине 20-х гг. вновь выйти на мировой рынок продажи хлеба, чтобы получить хотя бы небольшое количество иностранной валюты, так необходимой для развития тяжелой индустрии.

Дата добавления: 2014-01-06