Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Основные теории революции




Проиллюстрируем четыре главные «школы» в теории революции — бихевиористскую (поведенческую), психо­логическую, структурную и политическую — работами их наибо­лее известных представителей. По необходимости обсуждение будет весьма выборочным и кратким.

1. Первая современная теория революции предложена в 1925 г. Питиримом Сорокиным. Он делал свои выводы, исходя прежде всего из опыта русской революции 1917 г., в которой принимал участие. Его теорию можно считать бихевиористской, по­скольку он сосредоточился на причинах, «порождающих револю­ционные отклонения в поведении людей», и искал при­чины этого «отклонения» в области основных, базовых потреб­ностей и инстинктов человека. «... постановка грандиозной дра­мы, комедии или трагедии революции на исторических подмост­ках предопределена первым долгом репрессированными врож­денными рефлексами». Революция кардинально преоб­разует типичное человеческое поведение — «революция» в пове­дении людей наступает незамедлительно: условно принятые «одеж­ки» цивилизованного поведения мгновенно срываются, и на сме­ну социуму на волю выпускается «бестия». Сорокин прослеживает и документирует подобные изменения в разных областях человеческой жизни и поведения. К таким изменениям относятся: «подавление собственнического инстинкта масс», «по­давление полового рефлекса», «подавление импульса к соревно­вательности, творческой работе, приобретению разнообразного опыта», «извращение религиозных, моральных, эстетических и других приобретенных форм поведения». Все это «приводит к дисфункции условных инстинктов, нарушает послу­шание, дисциплину, порядок и прочие цивилизованные формы поведения и обращает людей в беснующиеся орды сумасшедших».

Затем автор задает основной теоретический вопрос «почему?» и выдвигает в качестве ответа на него две главных гипотезы. Пер­вая относится к движущим силам, которые стоят за революцион­ными массами. «Непосредственной предпосылкой всякой рево­люции всегда было увеличение числа подавленых базовых инстинк­тов большинства населения, а также невозможность даже мини­мального их удовлетворения». «Всеобщее подавление базовых инстинктов человека», либо подавление большого их числа неизбежно приводят к революционному взрыву. Для этого «не­обходимо также, чтобы «репрессии» распространялись как мож­но более широко, и если не среди подавляющего числа людей, то по крайней мере среди достаточно весомой группы населения». Среди основных инстинктов Сорокин перечисляет: же­лание есть («пищеварительный рефлекс»); индивидуальную без­опасность («инстинкт самосохранения»); «рефлекс коллективно­го самосохранения; потребность в жилище, одежде и т. п.; сексу­альный инстинкт; инстинкты собственности, самовыражения и личностной идентификации. Подавление потребности в свободе («в смысле свободы слова и действия»), в свободе общения, мо­нотонность жизни и подавление творчества указываются в каче-

стве дополнительных. Как отмечает автор, репрессии и ограни­чения приобретают различную мотивирующую силу в зависимос­ти от привычного и стандартного уровней удовлетворенности.

Вторая гипотеза относится к реакции властей. «... для револю­ционного взрыва необходимо также, чтобы социальные группы, выступающие на страже существующего порядка, не обладали бы достаточным арсеналом средств для подавления разрушительных поползновений снизу». «Атмосфера предреволюцион­ных эпох всегда поражает наблюдателя бессилием влacYeй и вы­рождением правящих привилегированных классов. Они подчас не способны выполнять элементарные функции власти, не гово­ря уже о силовом сопротивлении революции».

Если оба условия — давление «низов» и слабость «верхов» — совпадают, революция становится неизбежной.

Однако революции не устраняют условия подавления инстинк­тов, напротив, послереволюционный хаос усиливает трудности в удовлетворении основных, базовых потребностей. Люди начина­ют стремиться к порядку и стабильности. В то же время револю­ционный пыл выдыхается, поскольку происходит «ускоренное истощение энергетического запаса человеческого организма». В реальности весьма велики шансы победить у контрреволюции. «Население, представляющее собой инертную массу, — удобный материал для социальной «формовки» новым репрессором». Настает час тиранов и деспотов. Таково ироническое завер­шение всех революций.

2. Психологические теории оставляют область поведенческих рефлексов или базовых (фундаментальных) инстинктов и кон­центрируются на проблеме комплексных мотивационных ориен­тации. Подобные теории близки к здравому смыслу. Не удиви­тельно, что они приобрели большую популярность, и сейчас их можно считать наиболее разработанными из всех подходов. Са­мая влиятельная предложена Джеймсом Дэвисом и Тедом Гурром под названием теории «относительной депривации». Революции вызываются болезненным синдромом сознания, рас­пространяющимся среди населения. «Нищета несет переворот», или, точнее, нищета, которую люди осознают и которую они оп­ределяют как несправедливость, толкает их на бунт.

По утверждению У. Дж. Рунсимэна, «степень относительной депривации есть мера различия между желаемой ситуацией и тем, как человек ее себе представляет» В формулировке Теда Гурра, это «воспринимаемая разница между ценностными ожи­даниями (вещами и условиями жизни, которых, как полагаютлюди, они заслуживают по справедливости) и ценностными воз­можностями (вещами и условиями, которые они в действитель­ности могут получить)».

Если люди даже крайне нищи, но воспринимают это как долж­ное, как предписание судьбы, провидения или как соответствие предопределенному социальному статусу, то революционного брожения не возникает. Лишь когда они начинают задаваться вопросом о том, что они должны иметь по справедливости, и ощущать разницу между тем, что есть и что могло бы быть, тогда и появляется чувство относительной депривации. Это ощущение тесно связано с чувством несправедливости, возникающим из сравнения того, что люди имеют в действительности, и чего уже достигли другие, похожие на них. Тема лишенности и несправед­ливости проникает в социальное сознание в период, непосредст­венно предшествующий революции. «Нужно, чтобы люди осоз­нали свою нищету и угнетенное положение, а также поняли, что нищета и угнетение не являются естественным порядком мира. Любопытно, что в этом случае одного лишь опыта, каким бы тяжелым он ни был, недостаточно». «Революции не мо­гут обойтись без слова «справедливость» и тех чувств, которые оно вызывает».

Как возникает этот синдром? Каково его происхождение? Если добавить измерение времени, то можно различить три пути исто­рического развития, которые приводят к появлению обостренно­го чувства относительной депривации, достигающей революци­онного уровня. Суть первого заключается в том, что в результате возникновения новых идеологий, систем ценностей, религиоз­ных или политических доктрин, устанавливающих новые стан­дарты, которых люди заслуживают и вправе ожидать, или благо­даря «демонстрационному эффекту» лишенность становится не­переносимой. Люди «озлобляются, поскольку чувствуют, что у них не хватает средств для того, чтобы изменить свою жизнь, реализовать свои ожидания». Такая ситуация может вы­звать «революцию пробудившихся надежд».

При второй, прямо противоположной, ситуации надежды ос­таются примерно на том же уровне, но неизбежно происходит су­щественное падение жизненных стандартов. Это может случиться в результате экономического или финансового кризиса, неспособ­ности государства обеспечить общественную безопасность, из-за сужения круга участников политической жизни, поворота к авто­кратическому или диктаторскому режиму. Разрыв между тем, что, как считают люди, они заслуживают, и тем, что они имеют в дейст­вительности, может стать невыносимым. «Человек озлобляется

 

сильнее в тех случаях, когда теряет то, что имеет, чем тогда, когда он утрачивает надежду приобрести то, что еще не получил». «Революция отобранных выгод», как можно назвать такую ситуацию, наверное, является еще более распространенной, чем революция пробудившихся надежд».

Третий путь, известный как «прогрессивная депривация», про­анализирован Джеймсом Дэвисом и представлен J-кривой (рис. 20.3). Здесь сочетаются механизмы, действующие в первых двух случаях. Надежды и возможности достижения растут парал­лельно в течение некоторого времени. Период процветания и прогресса в реальных условиях жизни сопровождается распро­странением надежд и ожиданий на будущее. Затем кривые не­ожиданно разделяются, причем надежды продолжают расти, а реальные возможности достижения блокируются или даже пово­рачивают вспять (из-за естественных болезней, войны, экономи­ческого упадка и т.д.). Это приводит ко все более углубляющему­ся непереносимому разрыву. «Решающим фактором является смут­ный или явный страх, что почва, обретенная за долгое время, будет быстро утрачена». Произойдет то, что можно назвать «революцией крушения прогресса».

Как объясняет Дэвис, «революции происходят тогда, когда за длительным объ­ективным экономическим и социальным развитием следует короткий период

 

 

Убывающая депривация.

резкого отступления. Ожидания дальнейшего удовлетворения потребностей, которые все растут, сменяются тревогой и крушением надежд, поскольку ре­альность все больше удаляется от той, которая предполагалась» (93; 6; 94). Из всех теорий революции теория «относительной депривации» порождает наибольшее число специфических, поддающихся проверке гипотез. Гурр (166; 360—367) перечисляет почти 100, подкрепляя их многочисленными иллюстра­циями, статистическими и историческими свидетельствами. Основное обви­нение в адрес этой теории касается отрицания ею структурных переменных. Революции рассматриваются как проявление неконтролируемого процесса крушения надежд и агрессии или когнитивного диссонанса*, при этом игно­рируется макроструктурный контекст, факт неравенства в достатке, власти и статусе между различными группами» (397; 91).

3. Альтернативные концепции сосредоточивают внимание на макроструктурном уровне, отрицая психологические факторы. Согласно так называемым «структурным теориям», революции являются продуктом структурных ограничений и напряженнос-тей и характеризуются специфическими отношениями между граж­данами и государством. Утверждается, что причины революции следует искать на социальном уровне, в контексте классовых и

* Когнитивный диссонанс исследован Л. Фестингером и означает расхождение между привычными социальными установками и реальным поведением человека. (Ред.)

 

 

Прогрессирующая депривация.

групповых отношений (национальных и интернациональных), а не в головах граждан, их менталитете или межличностных отно­шениях. Ведущий современный сторонник этого направления Теда Скокпол призывает «принять структурную точку зрения для вы­ражения объективных взаимоотношений и конфликтов между группами и нациями, занимающими различное положение, а не между интересами, взглядами или идеологиями отдельных рево­люционеров». Она цитирует Эрика Хобсбаума: «Неос­поримо важная роль актеров в драме еще не означает, что они являются также драматургами, режиссерами и оформителями сце­ны».

На основании тщательного анализа исторических фактов, срав­нивая французскую, русскую и китайскую революции, Теда Скок-пол приходит к следующим выводам. Во-первых, старый режим переживает политический и экономический кризис. «Испытывая двойное давление со стороны внутренних классовых структур и международного сообщества, автократическое правление и ар­мия распадаются, открывая путь для революционных преобразо­ваний, направляемых выступлениями снизу». Во-вто­рых, кризис режима благоприятствует массовым восстаниям крестянства и городских рабочих. Падение старого режима — необхо­димое, но не достаточное условие для революции. «Крестьянскиевосстания играли важнейшую роль во всех реальных (т. е. успеш­ных) социальных революциях вплоть до наших дней». В-третьих, обязательными для победы революции являются устранение существовавшей прежде консолидации, реорганиза­ция и реинтеграция государства и правительства новой полити­ческой элитой, приходящей к власти после успешного свержения прежнего режима. «Революции доводились до полного конца лишь в тех случаях, когда новые государственные организации — ад­министрации и армии, координируемые исполнителями, кото­рые правили во имя революционных символов, — сформирова­лись в конфликтных условиях революционных ситуаций» Для теории Скокпол характерно акцентирование полити­ческих и международных факторов. Она предсказывает: «В буду­щих революциях, как и в прошлом, сфера государства станет скорее всего центральной».

Структурную теорию упрекают в односторонности, в прене­брежении к психологическим и мотивационным аспектам. «Скок-пол забывает, что люди являются средним звеном между струк­турными условиями и социальным результатом. Причем струк­турные условия просто накладывают определенные ограничения на человеческие действия или определяют некоторый диапазон возможностей». Анализируя структурные теории, кри­тики приходят к выводу, сделанному нами ранее: надо стремить­ся к синтетической, многомерной позиции. «Скокпол рассматри­вает структурный и свободный анализ как взаимно исключаю­щие противоположности, а не два необходимых элемента целост­ного социологического объяснения».

4. Взгляды сторонников политических теорий еще более огра­ничены. Они рассматривают революцию лишь как политический феномен, возникающий из процессов, происходящих исклю­чительно в политической сфере, как результат «нарушения баланса власти и борьбы соперников за управление государст­вом». Так, по мнению Чарльза Тилли, револю­ции — это не экстраординарные, исключительные, отклоняю­щиеся явления, а скорее, — если перефразировать известные слова Клаузевица — «продолжение политики другими средст­вами», т. е. разновидность нормального политического про­цесса, в котором различные группы стремятся реализовать свои цели путем завоевания власти. Революции представляют со­бой крайние формы соперничества за политический контроль (отсюда «соревновательная модель революции») и происходят только тогда, когда противоборствующие стороны способны мобилизовать значительные ресурсы, необходимые для завоевания власти у старого режима.

Более широкий контекст, в который должны быть концепту­ально помещены революции, характеризуется понятием «модель политической организации». Это ряд взаимосвязанных компо­нентов, куда, среди прочих, входят «правительство — организа­ция, которая контролирует основные, сконцентрированные в ее руках средства подавления населения; и соперник — любая группа, которая в течение определенного периода времени стремится получить ресурсы для влияния на правительство. Соперники вклю­чают оппонентов и членов политической организации. Членом является любой соперник, который имеет обычные, не требую­щие больших затрат доступы к ресурсам, контролируемым пра­вительством; оппоненты — это все другие соперники». Нет нужды говорить, что именно среди оппонентов происходит революционная мобилизация — предпосылка коллективного дей­ствия к достижению общих целей.

Революция есть особая форма коллективного действия, ха­рактеризующаяся некоторыми предварительными условиями («ре­волюционная ситуация») и особыми результатами («результаты революции»). Другими словами, это «умножение политических организаций».

Революционная ситуация складывается тогда, когда правитель­ство, находившееся ранее под контролем одной, суверенной по­литической организации, становится объектом эффективных, со­ревновательных, взаимно исключающих притязаний двух или более различных политических организаций. Она заканчивается, когда единая суверенная политическая организация получает право кон­троля над правительством». Здесь население приходит в конфронтацию по меньшей мере с двумя центрами власти с несовместимыми требованиями: прежнее правительство и сопер­ничающее правительство.

Существует четыре разновидности этой ситуации. 1. Одна су­веренная политическая организация пытается подчинить другую суверенную политическую организацию. 2. Подчиненная поли­тическая организация (например, государство под управлением федерального правительства или колония, подчиненная иностран­ной власти) приобретает суверенитет. 3. Оппоненты мобилизу­ются и приобретают контроль над фрагментами правительствен­ного аппарата. 4. Политическая организация распадается на два или более блоков, каждый из которых приобретает частичный контроль над правительством. Революция проры­вается, когда достаточное количество граждан переносит свои сим-

патии и приверженность на альтернативный властный центр. Ре­волюция побеждает, когда происходит смена власти и одни ее носители заменяются другими.

Относительно причин революции выдвигается несколько ги­потез, которые можно разделить на две группы: причины рево­люционной ситуации и причины результата революции. Револю­ционная ситуация возникает тогда, когда:

1) появляются достаточно заметные противники, оппоненты (политическая оппозиция, диссиденты), которые выступают с притязаниями на контроль над правительством (возникает рево­люционное лидерство и формируется новая идеология). На этой стадии особенно важную роль играют харизматические лидеры и интеллектуалы;

2) они приобретают поддержку на словах и (в первую очередь) на деле (массы мобилизуются). Это случается либо тогда, когда правительство оказывается не способным выполнить требования населения, либо когда оно усиливает собственные требования к нему. «Увеличение налогов — наиболее яркий пример, но воен­ная повинность, изъятие земель, урожаев, сельскохозяйственных животных и наложение оброков — все это сыграло историческую роль в создании оппозиции» (399; 205);

3) правительство не может или не хочет подавить противни­ков (носители власти теряют управление инструментами наси­лия). Типичный случай — вовлечение во внешние войны, еще один — международное давление, принуждающее избегать край­них форм насилия по отношению к оппонентам, даже если эти инструменты доступны.

Степень передачи власти, т. е. суть революционного результа­та зависит от:

1) размера и жесткости конфликта между носителями власти и оппонентами. Когда раскол между ними приобретает форму простой, взаимоисключающей альтернативы, он требует недву­смысленной приверженности населения одной стороне и пре­пятствует контактам прежних держателей власти с постреволю­ционным правительством. Таким образом, происходит полная передача;

2) диапазона коалиций между членами политической организа­ции и оппонентами до и во время революции. Чем их меньше, тем более полной является послереволюционная передача власти. Но с другой стороны, если их нет совсем, то революция может потер­петь неудачу, и тогда передачи власти вовсе не произойдет;

3) контроля над силовыми структурами со стороны оппонен­тов. «Если правительство сохраняет полный контроль над воору­женными силами, то скорее всего в результате революционной ситуации передачи власти не произойдет». Для того чтобы победить, революционеры должны получить доступ к сред­ствам принуждения: оружию и поддержке некоторой части поли­ции и армии. Вот почему лояльность армии часто является реша­ющим фактором в большинстве революций, и вообще большин­ство революций побеждают тогда, когда армия переходит на сто­рону противников.

Тилли предлагает типичную, «идеальную революционную пос­ледовательность», состоящую из семи стадий. 1. Постепенное возникновение оппонентов и оформление их притязаний на власть. 2. Мобилизация тех, кто одобряет и поддерживает эти притязания. 3. Попытки правительства провести насильственную, репрессивную демобилизацию терпят провал. 4. Противники и их коалиции успешно устанавливают частичный контроль над не­которыми подструктурами правительства (регионами, подразде­лениями, частями персонала). 5. Они борются за расширение этого контроля. 6. Противники побеждают, терпят поражение или входят в правящую коалицию с прежними власть предер­жащими. 7. Восстанавливается единый, суверенный, правитель­ственный контроль. Лишь на этой стадии могут происходить дальнейшие структурные трансформации обще­ства (экономические, культурные, правовые, моральные), и если они происходят, мы можем говорить о «великих» рево­люциях.

Одной из слабых сторон теории, выдвинутой Тилли, является ее недостаточная специфичность. Стэн Тейлор указывает на то, что автор не объясняет, «почему одни группы принимаются по­литической организацией, а другие отвергаются», по­чему в одних случаях армия остается лояльной, а в других пере­ходит на сторону революционеров, предопределяя тем самым исход дела. К сожалению, упомянутые недостатки присущи не только теории Тилли, но и остальным теориям революции, а также боль­шинству других социологических теорий.




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-01-07; Просмотров: 1935; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.007 сек.