Кризис советской индустриальной системы

Проще всего было бы свести кризис постсоветской экономики к кризису административно-командной системы, выходить из которого можно только через рынок. На самом деле все обстоит гораздо сложнее, и сам кризис административно-командной системы представляет собой лишь проявление более глубокого кризиса, который имеет системный характер.

В основе этого системного кризиса лежали следующие принципиальные факторы:

- исчерпание потенциала индустриальной модели, возможностей ее адаптации к изменяющимся целям и ресурсным условиям, что проявилось в стагфляционных тенденциях и структурном кризисе воспроизводства;

- усиление отчуждения общества от государственно-ведомственного капитала и утрата мотивации, снижение социальной мобильности, неравновесие «социального партнерства» между управляющими и управляемыми;

- распад системы государственного планирования, обострение борьбы ведомственно-корпоративных интересов, деформация приоритетов социального и экономического развития.

Особенность российских модернизаций - со временем исчерпывать себя и перерастать в кризис - сказалась в 80-90-е гг. в полной мере. Нынешние кризисные явления неразрывно связаны с теми условиями, в которых формировалась советская экономика в 50-60-е гг., с упущенными шансами на модернизацию страны в годы «оттепели». Эти условия определялись тогда следующими главными факторами.

1. Жестко проявилась необходимость возврата «социального долга», динамичного повышения жизненного уровня людей. Это обусловило приоритет (по крайней мере, на словах) социальных целей и удовлетворения первичных потребностей.

2. Доминирующей стала цель сохранения военно-политического статуса СССР как сверхдержавы, достигнутого в итоге второй мировой войны. Эта цель определила логику развития ВПК, заложила основу «технологического соревнования», приведшего к сегментации советской индустриальной системы, где выделился передовой в технологическом отношении оборонный сектор и отсталый сектор гражданских отраслей.

3. Возникла возможность и необходимость освоения нового геоэкономического пространства, интеграции экономик стран Восточной Европы в единую систему, что предопределило активную ориентацию национальных хозяйств этих стран на импорт советских энергосырьевых ресурсов и встречный экспорт своей конечной продукции.

Одновременное достижение этих целей опиралось на уникальные ресурсные возможности СССР. К ним относились прежде всего: а) новый производственный аппарат тяжелой индустрии, опирающийся на широкую топливно-сырьевую базу; б) избыточные низкоквалифицированные трудовые ресурсы; в) расширение качественного производственного потенциала за счет развитых восточноевропейских стран (Чехословакии, ГДР). Все это вместе и обусловило режим действия индустриальной системы, который на первых порах сочетал динамичный рост со структурными сдвигами в экономике, которые, впрочем, были весьма поверхностными.

Сложившаяся в 50-60-х гг. индустриальная модель обладала целостностью в двояком смысле. Во-первых, структурные сдвиги обеспечивали согласованность между социальными целями экономического роста и его ресурсной базой. Во-вторых, благодаря масштабным капитальным вложениям поддерживалось относительное динамическое равновесие между основными секторами народного хозяйства (инвестиционным, потребительским, сырьевым, энергетическим, производством конструкционных материалов, инфраструктурой). Однако эта целостность требовала постоянного наращивания производственных ресурсов. Сформировалась структура экономики, для которой характерны две взаимосвязанные друг с другом особенности: а) жесткая зависимость экономического роста от масштабов вовлечения первичных ресурсов (и, соответственно, от объемов инвестиций в топливно-сырьевые отрасли); б) разбухший инвестиционный сектор, технологическая отсталость которого определяла повышенный спрос на ресурсы.

Пределы развития сложившейся индустриальной модели проявились во второй половине 70-х гг. Во-первых, выявилась ограниченность социальных целей, с учетом которых формировалась индустриальная система. В 50-60-е гг. произошла «революция первичных потребностей», уровень насыщения которых быстро повышался (за 20 лет, 1951-1970 гг., душевой уровень потребления мясомолочных продуктов возрос в 1,8 раза, овощей и фруктов - в 2,2 раза, одежды и обуви в 2-6 раз). Нужно было переходить к новой модели индустриального роста - на базе производства технически сложных товаров длительного пользования и жилищного строительства.

Во-вторых, обнаружились ограниченные возможности взаимосопряженного форсированного роста капиталовложений и производства энергосырьевых ресурсов. Такой режим воспроизводства закреплял на одном фланге экономики (конечные секторы) ресурсоемкие технологии, на другом фланге (первичные и промежуточные отрасли) - наращивание энергосырьевых ресурсов, что требовало все новых капитальных затрат.

В-третьих, инвестиционная база была сориентирована на расширение производственного аппарата. Новые производственные звенья машиностроения не вытесняли, а как бы достраивали его старые элементы. В результате быстро разбухали «периферийные» секторы машиностроения, расширяющие спрос на инвестиции и энергосырьевые ресурсы.

В-четвертых, усиливалась сегментация экономики. Выделились три группы производств: а) отрасли ВПК, образующие технологически замкнутую группу, способные к «технологической гонке» с Западом; б) технологически стагнирующие инвестиционные и потребительские отрасли, которые работали в режиме, задаваемом динамикой энергосырьевых ресурсов; в) производство энергосырьевых ресурсов. Качественные технологические улучшения концентрировались в 1-й группе, все более отрывающейся от гражданских секторов, и в 3-й, где они обесценивались избыточными затратами энергии и сырья во 2-й группе.

К середине 70-х гг. резервы устойчивого роста советской экономики в рамках индустриальной модели практически исчерпали себя. Упала эффективность общественного производства. Замедлилось развитие социальной сферы, застыли реальные доходы населения. Обострилась несопряженность между потребностями экономики (внутренними и экспортными) в энергоресурсах и возможностями расширения их производства за счет увеличения инвестиций. Ускоренное развитие энергетики с опорой на ресурсы Западной Сибири «крепило и без того тесную зависимость экономики от их добычи. При этом дешевизна» топлива сделала неактуальным энергосбережение. С другой стороны, форсированный режим эксплуатации нефтяных запасов неизбежно привел к быстрому росту капиталоемкости нефтедобычи, которая в 1981-1985 гг. росла на 9% в год.

Следующим по значимости фактором повышения инвестиционной нагрузки на экономику стало ухудшение положения в потребительском секторе. Оно одним из первых приблизилось к рубежу, за которым увеличение ресурсных вложений не дает никакого эффекта. Вовлечение в оборот низкокачественных земель обусловило развертывание мелиоративных работ. Отток рабочей силы (в т.ч. скрытый, связанный с постарением занятого населения) обусловил «размен» дефицита труда в строительстве и промышленности на дополнительные инвестиции в сельское хозяйство.

Таким образом, в 70-80 гг. существенно возрос спрос на инвестиционные ресурсы. Причем крупные инвестиции направлялись либо на поддержание энергосырьевой базы и инфраструктуры (нефтедобыча, атомная энергетика, сельское хозяйство, транспорт), либо на развертывание новых систем вооружений.

В результате «инвестиционного перегрева» экономики началась настоящая технологическая деградация ряда отраслей, в первую очередь производства предметов потребления и конструкционных материалов. Деформировалась и структура машиностроения. Оно оказалось под тройной нагрузкой: со стороны топливно-сырьевых отраслей, предъявлявших повышенный инвестиционный спрос, ВПК, изымавшего из оборота качественные ресурсы, и гипертрофированного капитального ремонта. Это воспроизводило технологическую отсталость.

Из-за чрезмерной потребности в энергии и сырье инвестиционные отрасли работали с перегрузкой. Это исключало их остановку для модернизации и обновления продукции. В свою очередь, постоянный выпуск морально устаревшей и материалоемкой техники, длительные сроки и низкое качество строительства, отсталая структура конструкционных материалов не только сами по себе были сопряжены с избыточным потреблением первичных ресурсов, но и стали основой расширенного воспроизводства устаревших технологий.

70-е гг. отмечены началом кризиса «предпринимательской деятельности» (что не в последнюю очередь связано как с размыванием мотивации к труду и творчеству, так и с неспособностью централизованного планирования преодолеть нарастающую несбалансированность воспроизводства). Он выразился в ведомственной автаркии и дальнейшем ослаблении народнохозяйственного центра управления. Распределение ресурсов все более определялось не стратегическими целями государства и тем более не потребностями общества, а интересами ведомств. Усиливалась обособленность отраслей промышленности по ведомственному признаку, укреплялась корпоративная иерархическая структура власти, независимость самих ведомств по отношению к государственным органам централизованного управления и предприятиям. Материальной основой этого процесса стало обострение дефицита ресурсов: чтобы как-то избавиться от него, министерства формировали замкнутые «технологические империи». Министерства автомобильной, угольной, химической промышленности, металлургии и другие потребители продукции машиностроения стали развивать собственное производство роботов, электронных компонентов, специализированных станков и автоматических линий, потому что станкостроение не предлагало им базовые модули, которые бы позволили с низкими издержками комбинировать производственные системы в соответствии с конкретными нуждами заказчика.

В условиях структурного кризиса начали «перерождаться» функции отдельных звеньев экономики, которые отныне должны были компенсировать возникшие перегрузки - брежневская бюрократия искала способы поправить свои ухудшающиеся дела. На помощь были призваны внешняя торговля (и связанный с ней топливно-энергетический и инвестиционный комплекс) и атомная энергетика вместе с атомным машиностроением.

В 70-е гг. брежневские «обличители империализма» воспылали любовью к транснациональным корпорациям (ТНК), с которыми заключались крупные сделки по принципу «сырье на готовые изделия и технологии», поставившие страну в одностороннюю зависимость от закупок импортных запчастей, материалов и оборудования. Одновременно Советский Союз оказал странам ОПЕК поддержку в установлении высоких цен на нефть. При этом также ставилась задача нанести мощный удар по «системе империализма.

Крупные заделы в топливных отраслях и хорошая конъюнктура мирового рынка (особенно после скачка цен на нефть в 1973 и 1979 гг.) обеспечили уникальную возможность получить по импорту как необходимое оборудование для новых капиталовложений, так и товары для личного потребления.

Во многом за счет внешней торговли осуществлялась техническая модернизация потребительского сектора, металлургии, химической промышленности. Большую роль сыграла внешняя торговля и в сохранении сложившейся модели личного потребления. Импорт товаров народного потребления в эти годы на 75-80% состоял из предметов первой необходимости. Более того, чтобы поддержать баланс внешней торговли, стали увеличивать встречный экспорт технически сложных товаров длительного пользования (автомобилей, радиотоваров, холодильников и т.п.), прежде всего в страны СЭВ. Это обескровливало внутренний потребительский рынок, что препятствовало перестройке потребительских ориентиров, снижало и без того слабые экономические мотивы к труду.

Чтобы высвободить ресурсы сырья и топлива для экспорта и ослабить их нехватку для внутренних нужд, требовалось преобразовать энергетическую базу экономики, в том числе электроэнергетику. Отсюда вытекало ускоренное развитие атомной энергетики. В то же время, концентрация производства электроэнергетики на неманевренных АЭС потребовала перебрасывать электроэнергию на дальние расстояния (что вызывало ее большие потери). Обострился эффект «запертых мощностей», когда из-за недостаточной пропускной способности сетей часть мощностей в одних регионах не использовалась полностью, а в других работала с перегрузкой. Состояние электроэнергетики способствовало сохранению старой модели индустриального роста. Оно блокировало дальнейшую электрификацию сферы потребления и расширение парка технически сложных предметов длительного пользования. Наконец, оно препятствовало внедрению электроемких, но ресурсосберегающих технологий в производство конструкционных материалов и машиностроение.

Обострение структурного неравновесия в 80-е гг. создавало все условия для развертывания инфляции издержек. Раньше ей противодействовали: а) низкие цены на топливо и сырье, дополненные бюджетным перераспределением финансовых ресурсов в первичные секторы экономики; б) завышенный курс рубля, который позволял поддерживать низкие цены на импорт производственных ресурсов при высокой (300-500%) валютной эффективности импорта потребительских товаров.

Масштабная кредитная эмиссия порождала инфляцию спроса. Инфляция в советской экономике стала составной частью структурного кризиса воспроизводства. Она проецировала ресурсно-технологические диспропорции в сферу денежного обращения и без нормализации структуры экономики была в принципе непреодолима. С учетом замедления темпов роста и абсолютного падения производства в некоторых отраслях, советская инфляция 70-80-х гг. представляла собой стагфляцию: в 1979-1981 гг. сокращалась добыча угля (на 2,7%), в 1984-1985 гг. - нефти (на 3,4%), в 1979-1982 гг. - выпуск готового проката (на 2,9%), объем перевозок в железных дорогах в 1979 (на 2,3%) и в 1982 гг. (на 1%). Настоятельная необходимость комплексной модернизации советского общества становилась все более очевидной, однако относительно благоприятные условия для нее (хорошая внешнеэкономическая конъюнктура и поток нефтедолларов из-за повышения цен на нефть) так и не были использованы.

«Катастройка»

Своей поддержкой ОПЕК во имя «процветания реального социализма» брежневские архистратеги подтолкнули Запад к переменам, которые там уже назрели в силу собственного развития. Этой политикой они объективно больше всего затронули тот социальный слой, против которого внутри своей страны вели тихую гражданскую войну: новый рабочий класс, интеллектуалов, служащих, менеджеров («новый средний класс»), уже готовых к технологическим переменам в развитых странах Запада. Поддержка Советским Союзом ОПЕК с ценами на нефть больно ударила по карману этих социальных групп, вынудив переплачивать за бензин. Советский Союз, наряду с технобюрократией Большого Бизнеса, стал выглядеть в их глазах виновником ухудшения их материального положения. Настроение широких слоев трудящихся развитых стран сомкнулись с устремлениями отнюдь не миролюбивых кругов, нацеленных на конфронтацию с Советским Союзом. По сути дела, брежневская бюрократия содействовала, во всяком случае косвенно, подъему неоконсервативной волны, за которой последовала, в частности, и рейгановская программа СОИ, в результате чего выявилась настоятельная необходимость радикального обновления СССР. Так вожди застоя, пытаясь сохранить статус-кво любой ценой, на самом деле нарушили хрупкое равновесие в мире. Это не в последнюю очередь и вызвало так называемую перестройку.

Начало перестройки было непосредственно вызвано тем, что по времени совпали внутренние и внешние факторы, выявившие негодность советской системы. Во внутреннем плане интересы промышленной технобюрократии по укреплению ведомственного монополизма столкнулись с деятельностью, которая тем не менее не позволила индустриальным монстрам растащить все народное хозяйство по ведомственным квартирам и перейти уже к открытому монополистическому разбою в экономике. Реформы, которые пыталось претворить в жизнь правительство Рыжкова в 1986-1988 гг., позволили чиновникам получить доступ к мировым рынкам.

«Герои» теневой экономики в начале 80-х гг. обладали уже значительными суммами, которые можно было бы использовать куда эффективнее, чем для затыкания вечных дыр в распределении дефицитных товаров.

Во внешнем плане, как уже отмечалось, перестройку вызвала рейгановская программа СОИ. В начале 80-х гг. стало ясно, что СССР впервые за всю свою историю утратил конкурентоспособность в той сфере, в которой он раньше мог успешно соперничать с Западом, - в сфере военных технологий. Превосходство Запада в способе производства, производственных отношениях, личных правах и свободах человека воплотилось в военно-технологическом превосходстве над СССР. Экономическая база Советского Союза перестала соответствовать его положению мировой державы и нуждалась в срочном обновлении.

Разумеется, для перестройки были более глубокие основания, чем начавшееся отставание Советского Союза по части технологий в военном производстве или корпоративные интересы части бюрократии. Перестройка фактически началась в русле прежних российских модернизаций как ряд административно-организационных мер, которые должны были укрепить порядок и дисциплину, покончить с пьянством, активизировать «человеческий фактор» (т.е. восстановить социальную мотивацию), провести массовую компьютеризацию, чтобы обеспечить «ускорение» отсталой и неэффективной экономики, повысить обороноспособность страны и уровень жизни. В социально-психологическом плане она поначалу опиралась на «негативный консенсус», сложившийся в бывшем Советском Союзе к середине 80-х гг., -понимание того, что дальше «так жить нельзя».

Между тем, советское общество 80-х гг., рожденное в результате серии догоняющих модернизаций, было обществом особого типа. По уровню промышленного развития, урбанизации, производству основных видов промышленной продукции, характеру технологий и труда на большинстве предприятий оно, несмотря на огромную долю ручного труда в разных сферах хозяйства (40% и более), в целом было обществом индустриальным, хотя и неэффективным в экономическом плане. Вместе с тем, в СССР существовали радиоэлектронная промышленность, атомная энергетика, развитая аэрокосмическая индустрия, а это - даже при низкой культуре производства и плохом качестве продукции - выходило за рамки обычного индустриального производства.

В то же время в СССР сохранилось внеэкономическое (т.е., добуржуазное) принуждение к труду и соответствующее феодализму, а в некоторых отношениях и азиатскому способу производства, регулирование производства, управление государством и контроль за поведением людей (прописка, наборы на работу по лимиту, ведомственное распределение жилья и прочие реликты эпохи отношений личной зависимости).

Но Горбачев и правительство Рыжкова, по существу, продолжали, несмотря на очевидные перемены по части политической демократизации (общества, но не КПСС!), курс брежневской бюрократии. В качестве социальной базы «перемен» были выбраны те же слои, которые больше всех выигрывали от застоя, в первую очередь, деятели теневой экономики и технобюрократия, обратившая теперь свои взоры к предпринимательству. В экономике усугублялся структурный кризис, поскольку сохранялась разваливающаяся старая система, на которой паразитировала новая: зажатые между бюрократическим произволом и монополизмом государственных экономических чудищ кооператоры и новые предприниматели, подталкиваемые монопольно низкими ценами на продукцию госпредприятий и хроническим дефицитом, обратились к спекулятивно-посреднической деятельности. В результате страна оказалась еще дальше от модернизации, чем была в годы застоя.

Во второй половине 80-х гг. кризис индустриальной модели приобрел открытый характер. Начиная с 1988 г., при сложившейся производственно-технологической структуре уже было невозможно поддерживать сбалансированный обмен ресурсами между энергосырьевым сектором, гражданским производством для конечного потребителя и ВПК без увеличения внешней задолженности и сокращения непроизводственного потребления.

Импульс «ускорения» 1986-1987 гг. вызвал пренебрежение к производству энергии, сырья и конструкционных материалов. В 1988 г. оно привело к сокращению выпуска базовых ресурсов. Ответной реакцией экономики стало быстрое накопление запасов во всех ее секторах, включая, как мы помним, и домашние хозяйства. Индустрия в 1988-1990 гг. начала работать «на склад» при уменьшающемся объеме конечного потребления производственных ресурсов.

После принятия в 1987 г. Закона о государственном предприятии центр хозяйственной власти начал смещаться от ведомств к предприятиям и объединениям. Полученное производителями право самостоятельно формировать годовые планы в рамках пятилетних заданий и нормативов хотя и было нейтрализовано принудительностью госзаказа, ослабило власть центральных хозяйственных органов. И все же единственная реальная свобода, которую получили госпредприятия - это право самостоятельно устанавливать «договорные» (монопольные) цены на часть своей продукции и определять уровень заработной платы. Произошла своеобразная «революция доходов» предприятий. Фактически доходы стали выходить из-под административного контроля, а рыночного контроля за ними не было. Уменьшилось влияние банков на капитальное строительство, и всю деятельность предприятий (удельный вес инвестиций, финансирующих за счет собственных средств предприятий и организаций, составил в 1986 г. 3,1%, в 1988 г. - 40%, в 1989 г. - 51%).

Все это наложилось на необоснованный рост социальных расходов государства вместе с продолжающейся практикой щедрого финансирования инвестиций и ВПК. Хозрасчетное самофинансирование стало макроэкономической основой усиления структурного кризиса и отставания в модернизации экономики.

Можно отметить два «сопутствующих» результата этого кризиса. Во-первых, своеобразным отражением «роста эффективности» в 1988-1989 гг. стал валютный кризис, в который страна вступила уже в 90-е гг. К началу 1991 г. внешний долг достиг, по разным оценкам, 60-65 млрд. долларов (1987 г. - 39 млрд.), а платежи по его обслуживанию - 23% экспорта в СКВ. Во-вторых, образовался мощный накопленный потенциал глобального спада производства, который уже стал практически неизбежным. Его черед наступил в 1991 г., когда темп сокращения ВВП по сравнению с предыдущим годом утроился. Столь резкое (10%) падение производства было вызвано несколькими факторами, однако решающую роль сыграл «внешнеторговый шок». Снижение экспортного потенциала и рост внешнего долга заставили сократить импорт на 48%. Это привело к спаду в машиностроении, химии и производстве потребительских товаров на 8-4 процентных пункта, а в целом ресурсы для конечного потребления (включая импорт готовых изделий) сократились из-за уменьшения импорта на 8 процентных пунктов.

Ускорение спада производства из-за структурного кризиса индустриальной модели переплелось с отчаянной борьбой за власть или, по крайней мере, за влияние на нее между группировками государственной и промышленной бюрократии, мафиозными кланами и мощными социально-профессиональными группами (шахтеры, нефтяники). Кризис подогревал политическую борьбу, политическая борьба усугубляла кризис. Распад СССР явился своего рода кульминационной вехой в его развитии: после 1991 г. «один большой» структурный кризис распался на «пятнадцать маленьких», каждый из которых, тем не менее, не стал менее острым, а решение проблемы модернизации -более легким для каждой из ставших самостоятельными республик Союза.

Дата добавления: 2014-01-07