История учений о преступности

Что касается преступлений, то история их существова­ния столь же продолжительна, сколь продолжительна исто­рия рода человеческого на Земле. В самых первых главах Ветхого Завета, Первой книге Моисеевой, говорится о нару­шении первыми людьми на Земле, Евой и Адамом, запрета есть плоды с деревьев в раю (глава 3), а затем, в главе 4 — об убийстве, совершенном их сыном Каином. Каин, как извест­но, убил своего родного брата Авеля. Насколько можно су­дить по тексту — умышленно, из зависти.

Как же поступил Господь? Наказание в обоих случаях было неотвратимым, суровым и последовательным. Что Бог сказал, то и сделал. А сказал Господь Каину следующее: " И ныне проклят ты от земли, которая отверзла уста свои при­нять кровь брата твоего от руки твоей. Когда ты будешь воз­делывать землю, она не станет более давать силы своей для тебя; ты будешь изгнанником и скитальцем на земле". В от­вет на слова Каина о том, что отныне каждый, кто встретит­ся с ним, убьет его, Господь, как написано в Библии, ответил: "... за то всякому, кто убьет Каина, отмстится всемеро".

Итак, если судить по Библии, Господь не допустил убий­ства убийцы, т. е. смертной казни, как сказали бы мы сейчас. Не допустил Господь и самосуда типа суда Линча, ибо нико­му не позволил поднять руку на Каина.

А далее история показала, что люди продолжали совер­шать преступления, причем далеко не единичные и самые разные. Часть из них делали это неоднократно. Одновремен­но менялись представления о преступном и наказуемом. Что в одни эпохи и применительно к одним категориям людей считалось преступным, то в другие периоды и применитель­но к другим членам общества допускалось. Например, запре­щалось убивать свободного гражданина, но не наказывалось убийство раба. В одни периоды запрещалось искусственное прерывание беременности под страхом уголовного наказа­ния, в другие это считалось допустимым.

На вопросы, что же такое преступление, почему престу­пления совершаются и что делать с теми, кто их совершает, пытались отвечать еще в древнем мире философы, полити­ки, писатели и поэты. Со временем данные вопросы приоб­ретали новый характер: почему совершают преступления многие, что стоит за множеством преступлений? Так от ана­лиза отдельного преступления и его причин совершался пе­реход к познанию множественности преступлений — преступ­ности.

Что касается древнего мира, то наибольший интерес представляют в рассматриваемом нами аспекте идеи Пла­тона и Аристотеля.

Платон интересовался причинами преступлений и ана­лизировал их мотивы. Он писал о гневе, ревности, стремле­нии к наслаждениям, заблуждениях, неведении. Отстаивал принцип индивидуализации наказания. Оно должно, по мыс­ли Платона, соответствовать не только характеру содеянно­го, но и побуждениям виновного, учитывать, были ли прояв­лены коварство, жестокость либо имело место юношеское легковерие. Необходимость наказания обосновывалась зада­чами обеспечения общей и частной превенции. В ранних тру­дах Платон даже писал, что наказание — благо для преступ­ника, которое способно восстанавливать гармонию в его душе. Платон большое внимание уделял законотворческому про­цессу, отмечал необходимость учитывать человеческое несо­вершенство, стремиться предупредить преступление, доби­ваться того, чтобы в результате наказания человек стано­вился лучше. Он допускал смертную казнь. Платон также отмечал личный характер наказания, т. е. то, что оно не долж­но распространяться на потомков преступника даже в слу­чаях посягательства на государственный порядок. Одновре­менно говорил о возмещении причиненных потерпевшему вре­да и убытков. Заслуживает внимания и то, что Платон добродетель связывал не с дурной наследственностью, а с воспитанием: "...добродетели учить можно... и что нет ничего удивительного, когда у хороших родителей бывают худые, а у худых хорошие дети".

Аристотель в своих трудах особое значение придавал равенству всех полноправных граждан перед законом. При этом он подчеркивал важную предупредительную роль на­казания, ибо полагал, что люди воздерживаются от дурных поступков не из высоких побуждений, а из страха наказа­ния, и большинство склонно предпочитать свои выгоды и удо­вольствия общему благу. По мнению Аристотеля, чем значи­тельнее были выгода и удовольствие, полученные в резуль­тате совершения преступления, тем более суровым должно быть наказание. Он был твердо убежден в том, что преступ­ник становится испорченным по своей воле, но дух его дол­жен господствовать над телом, а разум над инстинктом, как хозяин над рабом. Однако Аристотель отмечал и такие при­чины преступлений, которые коренились во внешних для пре­ступника условиях: беспорядки в государстве, возможность легко скрыть похищенное, искусственная нужда, возникаю­щая от чрезмерного богатства и действительной, крайней нужды бедняков, нежелание или боязнь потерпевших обра­титься с жалобой, слабость или отдаленность наказания, под­купность и низость судей и т. п.

При назначении наказания Аристотель считал важным учитывать обстоятельства совершения преступления и не наказывать за преступления, совершенные при обстоятель­ствах, "превышающих обыкновенные силы человеческой при­роды". То есть правомерное поведение не должно требовать проявления героизма. В то же время существенными при назначении наказания считаются такие обстоятельства, как рецидив, особая жестокость виновного, нежелание загладить причиненный вред и ряд других.

Аристотель предлагал разграничивать оценки проступ­ков и оценки тех людей, которые их совершили, учитывать, какова роль внешних обстоятельств и роль характеристик самого правонарушителя в механизме противоправного по­ведения. Он писал, в частности: " Когда действуют созна­тельно, однако не приняв решения заранее, то [перед нами] неправосудное дело: случается это между людьми из-за по­рыва ярости и из-за других страстей, вынужденные они или естественные. Причиняя этот вред и совершая такие про­ступки, люди поступают неправосудно, и имеют место не­правосудные дела, но из-за этого люди все-таки в каком-то смысле не "неправосудные"[по складу] и не "подлые". Дело в том, что причиненный вред не обусловлен их испорченно­стью. Когда же [человек причиняет вред] по сознательному выбору, он неправосудный [по своему складу] и испорчен­ный. Суд поэтому правильно расценивает совершенное в по­рыве ярости как совершенное без умысла, ибо источником здесь является не тот, кто действует движимый пороком, а тот, кто разгневал".

Одновременно Аристотель выступал против произвола судей и призывал видеть в них слуг закона, а не его творцов. Он писал, что в целях недопущения неправосудности "мы разрешаем начальствовать не человеку, а слову [закона] (logos), так как человек себе (уделяет больше благ и меньше зол) и делается тираном".

Таким образом, многие основополагающие идеи о при­чинах преступлений, принципах ответственности за них были заложены на заре человеческой истории. К сожалению, ос­ведомленность о них далеко не всегда сочеталась со следова­нием этим идеям.

Что касается Рима, то здесь особо выделялись идеи Цицерона и Сенеки.

Римский оратор, юрист Цицерон важнейшим источни­ком преступлений считал "неразумные и жадные страсти к внешним удовольствиям, с необузданной необдуманностью стремящиеся к удовлетворению", а также надежду на без­наказанность. Отсюда признание важности наказания, пре­следующего цель и общей, и частной превенции, обеспечи­вающего безопасность общества. Однако, как отмечал Цице­рон, наказание должно соответствовать не только причинен­ному вреду, но и субъективной стороне деяния, а судья обя­зан быть связан законами. Правда, это еще не значило, что он всегда руководствовался провозглашенными им принци­пами. Из писем Цицерона к друзьям и родным видно, что он нередко презрительно и неискренне относился к тем идеям, которые он же отстаивал, используя все свое красноречие.

Такова, кстати сказать, судьба многих высоких и гуман­ных принципов, касающихся преступлений, преступников и их наказаний.

Сенека — римский философ, политический деятель, пи­сатель, как и Платон, полагал, что наказание должно стремиться как к исправлению виновного, так и к безопасности общества путем воздействия на других его членов. Сенека, как Цице­рон, прежде всего обращает внимание не на причиненный вред, а на характеристики лица, совершившего преступле­ние, содержание его воли.

Крайне интересно и поучительно высказывание римско­го писателя Публия Сира о том, что всякое хорошее законо­дательство должно стремиться к искоренению преступлений, а не преступников. Одновременно подчеркивалась необходи­мость личного характера наказаний, недопустимости семей­ной ответственности.

Вообще римские прозаики и поэты много внимания уделя­ли преступлениям, а их мнения влияли на юристов, политиков. Гораций и Виргилий среди мотивов и причин преступлений называли прежде всего корыстолюбие. Далее шло честолюбие, стремление к почестям или, как выражался Ювеналий, к пур­пуру. Упоминались гнев, гордость, злоба, даже жажда крови. Лукреций отмечал ужасающую бедность народа. Гораций тре­бовал различать вора, укравшего в чужом саду несколько пло­дов, и "ночного вора и святотатца", вора робкого и грабителя.

До многого римляне доходили на практике, при этом высокие принципы ими провозглашались применительно к лицам, имеющим права римского гражданства, но не к рабам. Поэтому реальный процесс наказания преступников не всегда был таким, каким его хотели видеть указанные мыслители.

Если бы мир дальше стал развиваться в направлении реа­лизации и совершенствования высказанных идей, сколько по­лезного удалось бы достичь и сколько чудовищного избежать.

При падении Римской империи народы, пришедшие с севера, как писал известный русский юрист, профессор М. П. Чубинский, "принесли с собой много силы, много све­жести и жизнеспособности, но вместе с тем принесли и до­вольно первобытное миросозерцание, распространявшееся, конечно, и на область преступления и наказания".

Далее наступила эпоха господства церкви, условия для развития научного знания практически исчезли с исчез­новением возможности свободно излагать свои убеждения и критически относиться к достигнутому. Господствующим стало учение, что все дано человеку свыше, а в основе пре­ступления лежит либо злая воля, либо предначертание свыше — злой дух, вселившийся в него.

В это время обращают на себя внимание позиции канони­стов и средневековых криминалистов. Их опыт поучителен.

Канонисты решительно отрицали смертную казнь, на первый план ставили такую цель наказания, как исправле­ние преступников, и, казалось, в своих учениях не обращали особого внимания на идею возмездия. Даже религия, по их мнению, не должна быть охраняема казнями. Однако на прак­тике позднее восторжествовал взгляд, согласно которому цер­ковь не имеет права применения казни, но такое право мо­жет быть дано светской власти в случаях совершения тяж­ких преступлений. Это было отходом от идей раннего хри­стианства. Одновременно канонисты стремились в основу наказания за преступления положить ответственность чело­века, основанную на вине, выдвигали на первый план субъ­ективный момент.

Хотя уголовное право погибло в Риме с его падением, все же в средние века благодаря канонистам наряду с канониче­ским правом признавалось действующим и римское. Послед­нее вообще оказало огромное влияние на всю историю нашей эры, и его не случайно до сих пор изучают в подлиннике.

До конца XV века уголовно-правовые учения находи­лись в полной зависимости от церкви, но позднее постепенно образовалось светское сословие юристов, в том числе крими­налистов. Однако криминалисты в основном преследовали то­гда узкопрактические цели, давали для потребностей прак­тики систематизированный материал, но не стремились воз­выситься над этой практикой, осмыслить ее, дать ей свежие идеи, новые направления. В результате этот период оцени­вался рядом авторов как полный упадок уголовно-политиче­ских идей, отсутствие какого-либо шага вперед в этом ас­пекте по сравнению с древним миром.

Совершенствование того, что есть, несомненно, практич­но, но, как было правильно и давно сказано, теория — та же практика, только более широкой и далекой перспективы.

В так называемую переходную эпоху, или период Воз­рождения (XV—XVII века) криминалисты как бы застыли в рутине, а све­жие идеи начали исходить от философов и писателей, дру­гих лиц.

В "Утопии" Томаса Мора вновь высказывается идея предупреждения преступлений. Он обратил внимание на то, что, если остаются неизменными причины, вызывающие пре­ступления, неизменными будут и вызываемые этими причи­нами последствия. Нужно позаботиться об улучшении экономического устройства общества, иначе не помогут никакие жестокие казни. Мор выступал за снисходительность и человечность по отношению к преступникам. Казни за кражу Мор не признавал и рекомендовал назначение за имущественные преступления работы исправительного характера — совершенно новый для того времени вид нака­зания.

Бэкон обратил внимание на совершенствование законов, ибо полагал, что легальная форма часто прикрывает один из видов насилия либо охраняет обман и жестокость. Бэкон ви­дел необходимость в людях государственного ума и писал, что философы часто углубляются в область прекрасного, но непрактичного, а юристы обыкновенно неспособны стать выше пределов действующего туземного права. Цель же всякого права — максимум достижения счастья для всех граждан. И не надо стесняться изменять форму, содержание уголовного права во имя этой цели. Бэкон призывает перейти от мета­физического подхода к позитивному и покончить с жестоко­стью наказаний, а также с судейским произволом. Он боль­шое значение придавал кодификации законов, полагал, что наилучшие законы — те, которые оставляют меньше места для произвола судьи.

Заслуживают внимания и взгляды основоположника школы естественного права. Так, голландский юрист, социо­лог, государственный деятель Гуго Гроций писал, что вне разумного основания не должно быть наказания и что ре­зультаты деяния должны влиять на возмещение вреда, а при определении наказания важно учитывать мотивы, субъек­тивную сторону деяния. Цели наказания, по мнению этого автора, — исправление преступников, предупреждение бу­дущих преступлений и обеспечение безопасности общества. Гроций не сводил реагирование на преступление только к каре или возмездию, как и многие его предшественники.

С XVIII века начинается бурное развитие учений о пре­ступлении и реагировании на него. Особое значение имели работы Монтескье и Беккариа.

Монтескье развивал идею закономерного развития все­го в мире, в том числе человеческих действий, и требовал от законодателя считаться с "общим духом своего народа". Он призывал даже при проведении реформ не стеснять без ну­жды нравов и привычек народа, не стремиться непременно исправить все. Законы одного народа не подходят другому, живущему в иных условиях. Монтескье писал о гуманиза­ции мер наказания, а также о предупредительных мерах. Главной причиной преступлений он считал злонравие и ре­комендовал государству в целях предупреждения преступлений заботиться о благонравии. Он настаивал на экономии репрессии, ее личном характере и соответствии тяжести, характеру содеянного. Монтескье классифицировал престу­пления и соответственно рекомендовал дифференцировать наказания за них. Он, в частности, требовал точного опреде­ления круга государственных преступлений и писал, что от­сутствия здесь точности достаточно для превращения прав­ления в деспотическое.

Чезаре Беккариа в 26 лет написал книгу "О преступле­ниях и наказаниях"(1764 г.). Она была первым в истории спе­циальным трудом на эту тему. Первый параграф книги на­чинается со слов "Законы суть условия, на которых люди, существовавшие до этого независимо и изолированно друг от друга, объединились в общество". А далее следовало: "Нельзя надеяться на существенное улучшение морали, если политика, проводимая в нравственной сфере, не опирается на вечные чувства, присущие человеческой природе. И лю­бой закон, идущий вразрез с этими чувствами, неизбежно столкнется с противодействием, которое в конце концов ока­жется сильнее". Беккариа писал, что еще ни один человек "...не пожертвовал безвозмездно даже частицей собственной свободы, только необходимость заставляла его это делать. При этом государству жертвовался лишь тот необходимый минимум свободы, который был достаточен, чтобы побудить других защищать его. Совокупность этих минимальных до­лей и составляет право наказания". По существу здесь речь идет о проблеме защиты прав человека и необходимом для этой защиты ограничении таких прав. Сейчас при решении проблем борьбы с преступностью этот вопрос дискутируется очень остро и нередко предлагаются чрезвычайно простые, поверхностные решения. Чезаре Беккариа было высказано немало иных интересных идей по этому поводу.

О причинах преступности и мерах борьбы с ней писали также Локк, Гельвеции, Гольбах, Дидро, Вольтер, Бентам и другие философы, отмечая социальную неустроенность об­щества и необходимость предупреждения преступления. Дальше их шли револю­ционные демократы Руссо, Марат, Радищев и другие, кото­рые указывали на эксплуатацию масс, институт частной соб­ственности, тиранию господствующих классов как на основные причины преступности. В этом аспекте заслуживают внимания работы русских революционных демократов Гер­цена, Добролюбова, Чернышевского, Писарева. Они рассмат­ривали преступность как социальное явление, внутренне присущее обществу, основанному на частной собственности и существовании классов эксплуататоров и эксплуатируемых. Видели выход в революционной ломке старых отношений.

В то же время практика борьбы с преступностью факти­чески исходила из понимания преступления как проявления свободной воли преступника, которую называли "злой во­лей", и ограничивалась только применением установленных законом наказаний к виновным в совершении конкретных преступлений. Это вытекало из так называемой классиче­ской школы права. Сторонники классического направления полагают, что нау­ка уголовного права должна изучать преступление и наказа­ние только как юридические явления, должна быть строго юридической наукой.

В конце XVIII века различались два направления клас­сической школы: так называемые метафизическое и утили­тарное. Как всегда, отмечались и смешанные теории.

Наиболее яркими представителями метафизического направления были авторы кантианской и гегельянской школ. Чистые метафизики и метафизики историко-философско­го плана стремились построить систему вечного естественного уголовного права, опираясь на идею абсолютной справедливости.

Однако существова­ла третья разновидность данного направления, которая вылилась далее в позитивизм, суть которого сводилась к то­му, чтобы от попыток найти "естественное уголовное право" перейти к разработке положительного уголовного законо­дательства. Русские юристы-криминалисты в XIX — нача­ле XX века были приверженцами классического позитиви­стского направления или социологического направления в праве.

Дата добавления: 2014-01-07