Жусское (Московское) государство в XV—XVII вв. 101

столь энергичному субъекту со стороны государства. Если го­сударственные земельные владения подвергались постоянно­му дроблению в ходе земельных раздач (прежде всего, в по­местья), то церковь, не имевшая права отчуждать свои земли, только концентрировала их в своих руках, приобретая из различных источников — из пожалований государства («чер­ные», публичные земли) и частных лиц (частновладельчес­кие земли).

Уже с XVI в. государство приняло меры, направленные на сокращение церковного землевладения. На Стоглавом собо­ре был сформулирован принцип, согласно которому все зе­мельные приобретения церкви (прежде всего, монастыр­ские) нуждаются в обязательном санкционировании со сто­роны государства. На Соборе 1572 г. было запрещено богатым монастырям приобретать землю по дарственным от частных лиц. Собор 1580 г. запретил также приобретения по завеща­ниям, купчим и закладным грамотам. Собор 1584 г., подыто­жив все это, сформулировал общий вывод, согласно которо­му церковь приобретала характер юридического субъекта, по своим качествам мало отличающегося от частного лица и прямо поставленного в зависимость от волеизъявления госу­дарства. Законодатель также стремился создать условия, при которых затруднялся переход земельных имуществ из частно­владельческого сектора в церковно-монастырский. Соборное Уложение вполне определенно запретило «увод» земель ли­цами, уходящими в монастырь.

Процесс концентрации земель в руках церкви был нару­шен мерами административно-правового вмешательства: с одной стороны, прямо запрещались определенные способы приобретения недвижимости, вполне допустимые для других субъектов, с другой — государство брало на себя право контро­лировать сформированный имущественный фонд церкви, мотивируя это своим сюзеренным правом.

Следующим этапом в процессе ограничения церковного землевладения стали прямые попытки секуляризации цер­ковных земель, проводимые Иваном IV и Лжедмитрием I. Они основывались на концепции, рассматривавшей в качест­ве субъектов монастырской собственности не персонал мо­настырей, а сами учреждения, институты. Такая идеологичес­кая установка отражала реальный процесс усиления государ-

IV.

ственного контроля над церковными имуществами, оконча­тельно завершившийся в начале XVIII в.

Вместе с тем различного рода ограничения церковной собственности идеологически связывались с принципом не­отчуждаемости церковных имуществ, т. е. их неотделимости от той или иной структурной единицы церкви, который фор­мулировался обеими сторонами (государством и церковью) в правовых терминах, мало похожих на гражданско-правовой язык. Государство, чтобы не признавать церковное имущест­во частновладельческим, должно было рассматривать его в качестве корпоративного (групповая собственность). В гла­зах государства принцип неотчуждаемости казался достаточ­ной гарантией для сдерживания роста церковного землевла­дения. В трактовке же церкви тот же принцип служил оборо­нительным средством против политики секуляризации: ут­верждалось, что поскольку церковные земли неотчуждаемы, то к ним нельзя подходить с общими мерками как к частно­владельческому имуществу и вообще рассматривать церковь в качестве ординарного субъекта имущественных правоотно­шений.

На практике принцип неотчуждаемости церковного иму­щества не проводился столь же последовательно, как в цер­ковных декларациях: церковные земли раздавались на правах жалованных вотчин или поместного владения людям, выпол­нявшим служилые функции для церкви; на церковных землях располагались крестьянские общины, наделявшиеся такими же землевладельческими правами, как и общины, обосновав­шиеся на «черных» государственных землях. В пределах цер­ковного землевладения складывалась целая система различ­ных условных прав, принадлежавших иным субъектам.

Общинные земли как объект вещных прав находились во владении, пользовании и распоряжении коллективного субъ­екта — волости или посада (городской общины). То, что об­щина пользовалась не только правом владения, но и распоря­жения землей, доказывалось фактом раздачи земли новым поселенцам. Однако чаще всего реализация общинных прав распоряжения землей носила внутренний (для общины) ха­рактер, проявляясь вовне преимущественно в сделках мены. Наиболее распространенной формой внутриобщинной реа­лизации прав распоряжения землей были земельные пере­делы.

Дата добавления: 2014-01-07