Встреча-столкновение культур и наций. Реховот, вечер 17 октября 2008 г

Я в связи с этой темой хочу несколько аспектов затронуть. С одной стороны, аспект человек и какое-то сообщество, взаимодействие личности с какой-то группой и с обществом, - в наше время; второй аспект - это взаимодействие разных групп между собой в форме столкновения или сотрудничества; в Израиле говорят, что важно сотрудничество групп; ну и нации - это большие группы людей, они тоже взаимодействуют - воюют друг с другом, заключают союзы.

Но начать можно с нашего уровня: это индивидуальность и группа. И тут, в принципе, можно грубо три формы описать. Одна из форм, она известна из древности, когда группа построена пирамидальным образом, иерархически. То есть, чем выше, тем уже круг, на самом верху стоит один - фараон, потом нисходят следующие иерархии, и внизу находятся, если взять Египет, рабы. Такие формы групп, они давно уже известны.

Есть другого рода группы, где люди, в принципе, не подчиняются специальной иерархии, но там есть определенные правила, там задаются законы взаимодействия между людьми, и человек, принадлежащий этой группе, подчиняется определенным законам. Законы могут вводиться по принципу демократическому, то есть, голосуют и большинством принимается закон; это может быть и так, что законы даются высшей инстанцией, Богом, как Десять Заповедей. Но есть еще отдельная инстанция, которая как исполнительный орган, следит за исполнением закона.

Между первой и второй группой есть разница.

В случае первой группы, чисто пирамидальной, люди в ней удерживаются не через законы и через какие-то принуждающие власти; они удерживаются в этой группе через то, что они находятся в поле общего чувства, общей симпатии. Например, если набирается какое-то количество людей, которые симпатизируют одному и тому же футбольному клубу, то возникает такое душевное поле определенной частоты, и люди чувствуют себя принадлежащими общей группе благодаря общности чувства. Но если спросить, где источник такого чувства, то обычно его можно найти или как духовное существо, или он даже имеет своего представителя, носителя, в виде какой-то харизматической персоны. Обычно в такой группе возникает такая персона, которая является фокусом для этого духовного существа, через которую влияние идет на других людей. Для такого духовного существа всегда удобнее, если есть еще внешне видимая персона, потому что тогда проще оказывать влияние на людей; тогда внешние органы - уши, глаза - тоже участвуют в этом процессе.

В случае другой группы это не так, что люди обязательно бывают связаны общими чувствами: там есть законы, которые люди, так сказать, вынуждены выполнять, если они принадлежат к этому сообществу, и эти законы можно принуждать выполнять. Скажем, в демократическом обществе большинство принуждает выполнять принятые ими законы меньшинство, которое не обязательно должно то же самое чувствовать по отношению к этим законам, что и большинство. Меньшинство не обязательно должно так же позитивно относиться к этим законам, как большинство, - там есть элемент принуждения. И чаще всего бывает так, что чем больше индивидуализируются члены такого общества, тем больше нужно законов. В конце концов, количество законов может стать настолько большим, что система начинает самой себе противоречить. Если для каждого случая отношений между людьми уже своя регулировка нужна, если миллион людей, - будет миллион законов, и еще больше.

Это два рода сообществ, в которых любой человек в той или в другой форме является членом. Членом первого сообщества он будет, если он относится к тому же полю чувства, членом второго сообщества он будет, если он оказывается в поле действия закона и в поле, куда доходят руки исполнительной власти, которая заставляет закон признавать. Но и в том, и в другом случае мы не можем сказать, что человек на самом деле свободен. В одном случае он связан чувством, силой симпатии, с другими людьми, в другом случае - законом, который тоже, в каком-то смысле, идет извне. То есть, не он сам выдумывает закон и говорит: это мой закон, и я так действую, - закон ставится снаружи. В принципе, оба влияния внешние. Но у культуры нашего времени, в принципе, задача воспитать индивидуальность в большей свободе, чем раньше.

Получается своего рода парадокс: с одной стороны, чем больше индивидуальной свободы, тем труднее иметь сообщество тех двух форм, ибо оно противоречит свободе. Если человек достиг внутренней свободы и уже не подпадает под поле общего чувства, то он уже не может быть членом группы первого рода. Во второй группе его можно заставить быть, если принуждать внешне, и тогда единственной альтернативой какое-то сообщество иметь будет это активное принуждение. Но оно, опять же, противоречит тенденции человека к внутренней свободе: будет сопротивление закону. То есть, всегда такое сообщество будет внутреннее противоречие в себе нести: чем больше у человека развивается эта потребность во внутренней свободе, тем больше у него будет сопротивление такому первому сообществу или второму.

Теперь мы должны, на самом деле, представить себе, что если мы возьмем первое сообщество, то за ним всегда стоит некоторое духовное существо, которое порождает в душе некое поле чувства. Это существо, оно, как бы, в области чувств создает поле симпатии, и душа, которая подпадает под влияние этого поля, она уже автоматически оказывается в этом сообществе. Это можно, например, заметить, когда мода появляется новая, когда за сравнительно короткое время большое количество людей оказываются в поле симпатии к определенной моде. За любым, так сказать, криком моды стоит еще демон, который кричит. И за то, что он выкрикивает, какая-то группа держится.

Представим себе теперь: вот такая группа образовалась, и в ней кто-то теперь индивидуализируется. Это означает, что у него, как бы, возникает нечто самостоятельное, он перестает быть просто частичкой общей группы. Тогда это существо, - а оно, в принципе, заинтересовано расти - чем больше душ оно охватит, тем оно будет более мощным, - у такого рода духовных существ есть тенденция расти, чтобы иметь больше власти. И если какая-то душа из этой группы индивидуализируется, то это уже посягательство на этот рост, и опасность. В таком варианте и начинает работать защитный механизм. В этом защитном механизме есть несколько этапов.

Первый этап: Представим себе: есть группа людей, которые объединены общей идеей, то есть, у них есть симпатия к какой-то идее. Это означает, что за этой идеей стоит духовное существо, которое создает поле симпатии, вовлекает и держит людей в этом поле. Представим себе, что какой-то человек теперь индивидуализируется в этой группе. Это будет выглядеть так, что он, в принципе, теперь может иметь какую-то другую идею. Тогда он может с ней выступить в этой группе. В таком случае, первой реакцией будет сперва столкновение на уровне представлений, на уровне мыслей, двух идей. Ну, это будет, скорее всего, выглядеть так, что человек кому-то скажет: а я думаю как-то иначе, не так, как говорили все, - и тогда ему возражения пойдут, ну, допустим, чисто логические, рациональные и так далее, начнется дискуссия… В принципе, у этой дискуссии всего лишь одна цель обычно - чтобы этот человек перестал свою идею представлять. Там нету обычно цели истину познать, а есть цель защитить эту группу. И если дискуссия завершается тем, что человек говорит: вы правы, - по каким угодно причинам, - то все прекращается, успокаивается.

Второй этап: Если человек продолжает настаивать на своем, тогда это переходит на следующий уровень. Теперь человека начинают, так сказать, морально бичевать. С чисто идейного плана такой конфликт или дискуссия переходит уже на нравственный план. То есть, если раньше говорили: эта мысль не является верной, то теперь говорят: этот человек - неправильный, у него есть изъяны нравственные. Это уже следующий уровень конфликта, когда говорят уже не просто "неправильная мысль", а: "неправильный человек". И это можно сравнить со своего рода бичеванием. По-русски говорят: бичуют недостатки, - то есть, бичуют не идею, а бичуют душу человека. Это уже больнее, чем когда на мысленном плане. И, может быть, человек сдается и замолкает.

Третий этап: Если он, тем не менее, выдерживает эту неприятную ситуацию и настаивает и дальше на своем, тогда взаимодействие между индивидуальностью и группой переходит на следующий план. Но мы должны всегда иметь в виду: это - взаимодействие между человеческой личностью и одним групповым духом, а не людьми отдельными. То есть, та же индивидуальность с каким-то членом группы отдельно, если тот не представляет всю группу, может совершенно иначе беседовать, чем когда эта же другая личность оказывается снова в поле группового духа. То есть, тогда это, на самом деле, столкновение между человеческой индивидуальностью и нечеловеческой, групповым духом, и оно переходит тогда на третий план. На этом третьем плане начинают распространяться слухи, которые приписывают этой индивидуальности такие высказывания, которые смехотворны. Этой личности приписываются какие-то высказывания, которые, на самом деле, она не высказывала, но они в такой форме подаются, что возникает чувство, что они могли быть сказаны. И эти высказывания обычно довольно неумные, то есть, они выставляют этого человека как глупца, на самом деле. Потом делается собрание и говорится: вот такое и такое говорилось, - и доказывается, насколько это глупо. И, как бы, все сообщество, оно смеется над этим, а эта личность, она в виде шута выставляется, получает, так сказать, шутовской колпак. После этого, что бы человек ни говорил, это только вызывает смех, потому что от шута ничего другого и нельзя ожидать. Иные люди в этой роли и остаются, потому что она позволяет им говорить истину, не получая ударов.

Четвертый этап: Но если человек, тем не менее, не принимает на себя эту роль шута, а все равно продолжает серьезно свою линию, тогда из него делают козла отпущения - это следующий уровень схватки. Тогда у всех присутствующих возникает чувство, что если он и после этого нарушает нашу гармонию, то теперь он сам виноват уже, дело зашло слишком далеко, и надо избавиться от него окончательно. И тогда его исключают из сообщества, он, как козел отпущения, изгоняется, и вместе с его уходом атмосфера, как бы, очищается. Все, что было плохого пережито до этого, можно уже переложить на него и сказать: это все от него было, по его причине, и теперь, наконец, восстановлена гармония. Мы нашли этого врага общего, и когда мы его исключили, убили и так далее, то теперь все хорошо. И, в принципе, часто на этом все и прекращается. Человек, который ушел, он бывает очень, как бы сказать, негативно настроен по отношению к этому, с чувством горечи уходит и, в общем, продолжает переживать и так далее; а то общество, из которого он ушел, чувствует большое облегчение, что, наконец, от болезни избавилось, и теперь все снова здорово. Но, конечно, нельзя сказать, что конфликт на этом разрешился, он просто ждет нового повода.

Может и другое произойти, тем не менее. Может быть так, что этот человек, который шел своим путем, он прошел эту дискуссию, он прошел бичевание, он прошел возложение этого шутовского колпака на себя, он прошел эту смерть. Но, когда он уходил, он не уходил с чувством горечи, он ушел полностью свободным от всякой антипатии. Это означает, что он простил все, что было несправедливо с ним совершено, полностью это оставил и тогда ушел. В таком случае в самой группе не происходит сплочения, не усиливается эта взаимная симпатия, а происходит нечто иное. Как бы, зерна сомнения, они теперь посеяны в душах других людей, и вместо одного вдруг оказывается несколько сомневающихся, и они тоже могут пройти такой же путь. Если каждый будет отдельно идти, то он те же самые процессы пройдет, и в конце окажется или козлом отпущения, или - второй вариант, с прощением, - это был бы жертвенный агнец.

Но может быть и так, что теперь те, в которых поселилось сомнение, они тоже индивидуализировались, - это означает их своего рода пробуждение по отношению к этому общему фону. И если теперь две индивидуальности встречаются, то между ними может возникнуть сообщество другого порядка. Но это только если это как две пробужденные индивидуальности, - тогда с ними может соединиться другое духовное существо. И тогда получается противостояние не между одним человеком и групповым духом, где человек точно пройдет снова путь жертвы, а будет противостояние между одним духовным существом и другим духовным существом. И тут уже большой вопрос, какого порядка /иерархического/ одно духовное существо, и какого порядка другое духовное существо.

Если они, так сказать, одного и того же типа - это просто означает, что тут есть люди, связанные одного рода симпатией, а тут - люди, связанные другого рода симпатией, и тогда мы будем просто иметь столкновение двух духовных существ одного иерархического порядка, и одно в конце концов пожрет другое. Если одно из них будет, так сказать, духовное существо симпатийного рода, а другое - духовное существо, не связывающее людей через симпатию, а сотрудничающее с людьми на уровне эмпатии, тогда может произойти следующее: еще одна личность из первого сообщества, которое симпатией связано, встретившись с двумя индивидуальностями, носителями духа эмпатии, из второго сообщества, пробуждается, переживает элемент пробуждения сама: эта встреча пробуждает ее. Эта индивидуальность пробуждается из поля симпатии к эмпатии. Их уже будет трое. Там, где трое, там может быть потом четверо. И, можно сказать, тот групповой дух, он вынужден шаг за шагом отступать, отпускать души, которые он держал в своем поле. Он не исчезает сразу же, не преобразуется, он просто отступает. То есть, этот процесс не такой, что вдруг один более мощный дух прогнал того симпатийного духа, и люди оказались свободны, все пробудились. Это происходит таким образом, что каждый отдельно пробуждается. Можно сказать, за каждую душу надо отдельно бороться, скопом невозможно пробудиться.

Ну, вот это такой социальный феномен, который я описал, и прообраз этого феномена мы видим в пути Христа Иисуса. Когда Он пришел, Он тоже встретился, будучи один, потому что Его окружение, Его апостолы, они заснули, в конце концов. В конце Он был один и стоял лицом к лицу с одним духом, можно сказать, - лицом к лицу с групповым духом, который завладел всем человечеством в то время. И Его путь был таким, как я описал: там было бичевание, там было вот это возложение тернового венца, или шутовского колпака, там была попытка сделать из Него козла отпущения, когда было сказано "пусть один умрет за всех", и там была, тем не менее, смерть жертвенного агнца вместо этого, и благодаря этому было пробуждение учеников на Пятидесятницу. Благодаря этому стала возможна Пятидесятница.

- То есть, если он простил всех, то этим он посеял сомнения /далее неразб./?....

- Ну, это зависит от того, насколько глубоко он прошел. От этого зависит, насколько глубоким будет пробуждение других, которые остались.

Может быть, я просто еще два феномена опишу, и тогда можно уже перейти к вопросам и к обсуждению. Феномен, с которого мы начали, касался взаимодействия с сообществом индивидуальности, которая из такого общего поля чувств пробуждается и пытается выйти. Есть еще один феномен, который в наше время становится все более актуальным. Чтобы его описать, я немножко сперва другой затрону феномен - это взаимоотношение между человеком и его ангелом-хранителем.

Мы знаем, что у каждого человека есть его личный ангел-водитель. И задачей этого ангела-водителя всегда было вести человека от одной жизни к другой. Если бы существование человека ограничивалось только одной жизнью, то ему не надо было бы ангела-хранителя, и по одной простой причине: дело в том, что в течение одной жизни мы помним себя, то есть, у нас есть земная память, которая охватывает нашу земную жизнь. Я не говорю про первые два-три года, но, в принципе, остальная часть, она охвачена памятью. И поэтому, когда мы утром просыпаемся, если мы помним, что мы вчера делали, позавчера делали, то, в принципе, есть такая постоянная нить. Эта нить прерывается только тогда, когда память о том, кем мы были вчера или позавчера, обрезается. Про человека, у которого такая память обрезается, мы можем сказать, что он свое "я" теряет. Но он теряет только свое земное "я". Но человек - это более долгое существо, чем одна земная жизнь. Важно, чтобы и память о других его жизнях - это означает его высшее "Я" - не обрезалась бы, не потерялась бы.

И вот, за эту память ответствен ангел-хранитель. Он держит память и связь со всем тем прошлым, которое в одной жизни земной человек не помнит. Это, как бы, основная деятельность ангела-хранителя, чтобы не были забыты прошлые жизни, чтобы они были бы реально связаны, жизненно связаны с этой жизнью. Если бы этой связи не было, это то же самое было бы, что человек живет какую-то жизнь без всякой связи с прошлыми жизнями. Это то же самое, как если человек живет этот день без всякой связи со вчерашним днем, с позавчерашним днем. И, в этом смысле, ангел-хранитель, конечно, носитель очень большой памяти, очень большой груз у него.

А с другой стороны, есть еще одно изменение в наше время. Человек настолько уже эмансипировался, что он, в принципе, может, в самом деле, очень радикально прожить какой-то день без всякой связи с прошлыми днями. Но и вся земная жизнь человека настолько сейчас эмансипировалась, что она может быть прожита в достаточно большой степени вне контекста прошлых жизней. Это происходит в силу того, что в наше время, да и раньше, в принципе, связь с прошлым, она происходила не благодаря рациональным конструкциям, а благодаря тому, что в нас поднимается как симпатии и антипатии в жизни. То есть, если я попадаю в какую-то жизненную ситуацию, то ориентация обычно идет по тому, что "этот человек мне не нравится - я отойду от него"; "эта ситуация мне нравится - я войду в нее", - а это силы симпатии и антипатии. И это были силы, через которые я связывался со своей судьбой, через симпатию и антипатию. Но в этой области теперь возникла возможность извне привносить туда случайные влияния. То есть, извне возможно сейчас манипулировать симпатиями и антипатиями людей. Каждая такая произвольная манипуляция, в принципе, является чем-то таким, что, можно сказать, отрывает человека от его судьбы и отрывает его от его ангела.

- Можно пример?

- Очень простые примеры можно привести. Допустим, у человека есть по судьбе предначертание, что если он с какой-то личностью встретится, у него должно появиться притяжение к этой личности, чтобы заряжались какие-то общие отношения и общие дела. Но может такое случится, что это притяжение будет заглушено, потому что он, допустим, прошел такое воспитание, и через это воспитание у него антипатия возникла к определенному роду людей, а должна была бы возникнуть симпатия, и она возникает, но она бывает сильно заглушена антипатией через внешние влияния. И тогда человек пройдет мимо этой личности. И наоборот может быть, что он будет притянут к каким-то личностям, к которым он, на самом деле, не должен был быть притянут. То есть, в какие-то события он будет втянут, которые, на самом деле, не находились в плане его жизни.

- То есть, его чувства будут обманывать его?

- Да. На этом уровне симпатии и антипатии будут обманывать. Он, как бы, не может им полностью доверять, если не проделал радикальную ревизию всего, инспекцию. Но в таком случае ангел-хранитель будет вынужден идти вместе с человеком, тоже сойти с этого пути. Он должен тогда начать заново с ним этот путь, хотя, в принципе, весь предыдущий путь в другое место бы вел. Пока возможно, он будет держать шпагат и будет пытаться, тем не менее, человека, который оказался там, отсюда вызвать сюда, перевести сюда, и, сколько возможно, он будет этот шпагат держать. Но в тот момент, когда невозможно уже будет это делать, он перейдет сюда. Это означает - он падает. Ангел падает вместе с человеком. И, можно сказать, в наше время - это новая вещь, что ангел падает из-за человека, - это новое. И раньше падали ангелы, но не по вине людей, скажем так, - а в наше время ангел падает по вине человека, потому что судьба ангела и человека связаны. Человек может потянуть ангела вниз с того плана развития, который ангелы имеют перед собой, зная предыдущие жизни людей, и он может быть вынужден - из-за желания человека - совершенно на другой путь развития встать вместе с человеком. Это является, как Штейнер это назвал, одной из оккультных тайн, - он описывал это в лекции "Что делает ангел в астральном теле человека?".

Но это касается взаимоотношений индивидуальности и одного духовного существа, ангела его личного. Есть, однако, и другой характер взаимоотношений - сообщество и архангел. Мы имеем это в случае наций. Я хочу рассказать об одной работе, которую мы делали в Литве. Там вопрос стоял о миссии литовского народа. (Вот, как раз, литовцы пришли, носители этой миссии. Они могут подтвердить:) И там картина была такая (я должен очень коротко ее описать, чтобы еще время осталось для обсуждения). Просто я хочу этим описанием пробудить, может быть, еще какие-то вопросы. Это описание, оно во времена Штейнера было еще глубокой тайной оккультной, он только намекнул на нее и сказал: подобный же процесс, как с падением ангелов, может произойти и с архангелами.

В случае того, что мы относительно миссии литовского народа могли увидеть, там ситуация выглядела так. Есть литовский народ, и там есть люди, которые несут в себе национальные характерные черты и живут в этих чертах и, как бы, живут в этом национальном с сознанием, что это самый правильный образ жизни. И есть архангел этого народа. Для архангела этого народа ситуация выглядит таким образом, что чем больше такого рода людей, которые пытаются полностью отдаться этому национальному с сознанием, что это самое правильное, когда человек живет полностью в национальном, тем сильнее эти люди тянут его вниз и ограничивают его сознание, сужают его сознание. И поэтому сам дух этого народа теперь искал возможности выйти из этого уже, дать этому раствориться, чтобы самому смочь подняться. То есть, он уже не работал так, чтобы усилить национальное, уплотнить его, - наоборот, он хотел теперь растворить это национальное, чтобы самому выйти из этого. В прошлом он через усиление национальных качеств - характера и так далее, - связал группу людей с этим национальным. Но, связав людей с собой, он сам связался с этим обществом и, в каком-то смысле, теперь оказался тоже связанным с ними. И теперь, в этот момент, когда сознание людей усилилось, его судьба оказалась связанной с выбором этих людей. В том смысле связанной, что если там будут люди, которые выберут путь освобождения от этого национального, то у самого архангела открывается тоже путь освобождения. Но если будет сильная тенденция у людей, это закрепить, это уплотнить и законсервировать, то сам архангел, или дух народа, оказывается в опасности оказаться в плену того, что он построил. Для архангела это означает, что он оказывается в плену той формы, которую он построил. Потому что теперь форма стала самостоятельной, получила собственное сознание и вот эта ставшая самостоятельной форма теперь не отпускает его. Есть такая сказка про человека и его тень, и если сила из человека перетекает в тень, то в какой-то момент человек сам превращается в тень, а тень превращается самостоятельную сущность, и человек оказывается заложником своей тени. Я просто хотел дать немножко пищи к размышлению, когда вот этот процесс описал, потому что подобные же процессы происходят в разных национальных образованиях.

Может быть, есть замечания, наблюдения, вопросы?

- Как можно заметить, что дух народа оказался в плену у своего народа? По каким признакам?

- Я бы пока не стал отвечать на этот вопрос. Как бы это сказать - есть народы, в которых национальная идея естественным образом, по природе, живет дальше. А есть такие народы, в которых национальная идея живет уже не совсем естественным образом, а живет только благодаря тому, что прилагаются специальные усилия, чтобы она жила. Прилагаются вполне сознательные усилия, чтобы она жила, - то, что я уже сказал, что в наше время возникла возможность искусственным образом создавать сообщества симпатии и антипатии, потому что человечество созрело для того, чтобы самим манипулировать силами симпатии и антипатиями, - эта зрелость уже достигнута. Негативным следствием этого является то, что человечество созрело и для того, чтобы искусственным образом усиливать жизнь каких-то сообществ. Но чисто рационально ответить на вопрос, когда какое-то сообщество должно было бы уже умереть, уже созрело до того, чтобы дух этого сообщества его покинул, - это настолько же тяжело, насколько тяжело рационально ответить на вопрос, когда человек должен умереть, когда, так сказать, правомерно, чтобы он умер, а когда это неправомерно еще. Мы знаем, что идет дискуссия насчет эвтаназии. То есть, если рационально дискуссия ведется, то можно говорить, что, вот, человек страдает, почему бы ему не помочь? И этот вопрос, если правомерно он должен решаться, то он должен очень индивидуально решаться. То есть, для этого в самом деле нужно понимать карму этого человека, чтобы иметь право сказать: вот в этом случае будет правомерно человеку помочь, чтобы он ушел, а в этом - это убийство. Для этого нужно понимать кармические законы и то, как эта индивидуальность стоит в этих законах.

Вся наша культура сейчас, на самом деле, похожа на ребенка, который получил в руки запретные силы, и эта смертоносная игрушка может не только ему самому навредить, не только его личному ангелу, но и его архангелу - духу сообщества. Это трагедия нашего времени. Если мы говорим о конфликтах не только между людьми, но и между сообществами, о столкновении религий, культур, цивилизаций, то, конечно, доля ответственности ложится и на нас, потому что мы созрели уже, и люди тоже в этом активно участвуют. Но чтобы сказать, как обстоит дело в конкретном случае этого народа или этого народа, это требует специального конкретного исследования. Без исследования трудно сразу отвечать на этот вопрос. Мы в Литве начали это исследование, поэтому я конкретный пример литовский мог привести сейчас и сказать, что, в данном случае - в Литве это выглядит таким образом, что, в принципе, дух литовского народа, он сейчас должен был бы уже отпускать. Но это не означает, что в случае какого-то соседнего народа это так же должно было бы быть сейчас, автоматически это не означает. Для этого надо было бы снова пройти специальное и довольно такое напряженное исследование, усилий требующее и искусства. Но, в принципе, глобально, тенденция, конечно, такая, что в человечестве национальные различия должны стираться, и люди должны все более индивидуализироваться.

- Какую человек внутреннюю работу должен провести, чтобы понять, находится ли он со своим ангелом на правильном пути или его ангел делает этот шпагат?

- Ну, скажем так: можно говорить о более универсальных жизненных задачах, которые касаются всех современных культурных людей, - тогда это будет очень обобщенное нечто. Такое обобщенное описание уже дал Рудольф Штейнер в той же самой лекции "Что делает ангел в астральном теле человека?". Если обобщенно говорить, то там есть три задачи жизненные, и если человек придерживается на своем жизненном пути направления к трем идеалам, делает эти направления своими идеалами, то, обобщенно говоря, он помогает ангелу, чтобы он не делал очень большого шпагата:. Это касалось выработке в себе трех душевных способностей.

Первая способность - это выработка в себе самостоятельности в религиозной жизни. Скажем, в случае литовского народа, выработка этой способности была наиболее актуальной, чтобы помочь не только ангелу, но и архангелу не делать шпагата:. Свобода в духовной жизни, или в религиозной жизни, - это означает провести радикальную ревизию: если я к какой-то конфессии отношусь, то почему я к ней отношусь: по национальному признаку я приписываю себя к ней или я вступаю в нее совершенно сознательно и из полной внутренней свободы? Тут есть разница, она очень, может быть, тонкой покажется или незаметной, но она радикальная. Я не собираюсь об этом долго говорить, это лекцию можно прочитать, я просто хотел пример привести.

Мы в Эстонии долго искали методы, как можно, допустим, помочь какому-то человеку свои жизненные задачи познать. Ну, допустим, с помощью метода интуитивной драмы мы пытались, индивидуально очень подходя, помочь отдельному человеку, поставив его в центр его жизненной ситуации, и из этого понять ему лично уже довольно специфичные его индивидуальные жизненные задачи. Если эти индивидуальные жизненные задачи смотреть в контексте общечеловеческого, то мы все равно обычно приходим к тому, что то, что Штейнер вывел как универсальное, оно и для этого индивидуального человека тоже актуально. Просто то, что универсально высказано, если оно индивидуально высказывается, конкретно этому человеку, то ему это очень помогает. Ему проще тогда с этим работать. С другой стороны, другому, опять же, это очень мало помогает, если это индивидуально высказано для другого человека. Поэтому на такой вопрос отвечать можно только так, что индивидуально это больше помогает одному человеку, универсально - меньше помогает одному человеку.

- Когда индивидуальность пошла против группы и когда она уходит, прощая нападки на себя, в этом случае, если она ушла по-доброму, без злобы, то она, как бы. в сознании людей оставляет свою правоту, и вершина этого - когда Христос Иисус простил своих палачей и тем самым, как бы, начал новую эру христианства, посеял зерна в грядущих поколениях… Ключевой ли это путь?

- Ну, я это привел как прообраз такого пути. Я описал это как довольно универсальную закономерность, которую каждый человек в своей жизни может испробовать - специально, наверное, не стоит этого искать, но скорее всего, судьба каждого может привести к такой ситуации, и если он в ней окажется, то он заметит эти универсальные закономерности. Мне вчера рассказали - я не знал, но мне рассказали, - что если кто-то из иудейской религиозной общины в другую конфессию вступает, то вплоть до того это может дойти, что в газете печатают траурное объявление. То есть, это означает, что эта община рассматривает его как умершего. Ведь, в принципе, можно было сказать: с точки зрения общины могло быть и другое какое-то отношение к этому…

- Вот, Вы сказали, что ангел падает с человеком, а архангел падает с народом. А есть граница этого падения? - Это одна часть вопроса. А вторая - все-таки, духовный мир, он наблюдает, что ангел вместе с человеком вдвоем падают, скажем, что ангел не может удержать ситуацию, - какую помощь могут организовать этому ангелу, чтобы не дать упасть? То же самое касается архангелов.

- Ну, это означает, что мы, в принципе, сейчас живем во время кризиса. Кризис - это означает в переводе дословном с греческого - время разделения. Разделение - когда что-то разрезается. В это время мы сейчас живем. Я думаю, что это и причина, почему так много людей хотят в это время жить, потому что это решающее время, где определенное решение в отношении их дальнейшего развития происходит для многих людей, которые сейчас живут.

- Развития кого?

- Развития индивидуальности, - в каком направлении оно пойдет, по крайней мере. То есть, если посмотреть на прошлое, то там, можно сказать, развитие было довольно предопределено еще. Если кто-то несколько тысяч лет назад смотрел в будущее, то он мог довольно точно сказать: тогда-то произойдет это, тогда-то произойдет это. Но у всех этих пророков прошлого, - того же Нострадамуса и прочих, - в принципе, их предсказания где-то в наше время кончаются. Говорят, календарь майя кончается в 2012 году, и другие подобные календари тоже… Почему они в это время кончаются? Не потому, что после этого человечество кончается, а потому, что возможность предсказания в том смысле, что довольно точное оно, - оно кончается сейчас. И теперь, даже если кто-то будет спрашивать Михаила, что будет в следующем году, то, скорее всего, ответ будет такой, что это очень трудно сказать:. И тут две причины. Не только потому трудно сказать, что человечество непредсказуемо, и люди стали свободными, они могут так и так сделать, и даже такая вероятность есть, что кто-то нажмет на красную кнопку, и мы знаем, что тогда произойдет, - это одно.

Но есть еще и другое, что предсказание будущего, оно еще и такой характер имеет: чем точнее будущее кто-то предсказывает, тем меньше он может участвовать в его изменении. Это то, что квантовая механика в свое время как принцип неопределенности высказала: чем точнее я предсказываю, где находится сейчас какая-то элементарная частица, тем меньше я могу сказать, где она окажется в следующий момент, то есть, тем меньше я могу влиять на направление ее движения в следующий момент, и наоборот: чем точнее я знаю, куда она движется, и чем точнее я знаю ее направление, тем меньше я знаю, где она сейчас находится. С предсказанием будущего то же самое: если кто-то предсказывает будущее, то чем точнее он его предсказывает, тем меньше он может уже сам лично его изменить, тем сильнее он оказывается связанным со своим предсказанием. И поэтому посвященные, они не пытаются очень точно смотреть будущее, потому что они знают: чем точнее я его определю, как этот вариант, тем меньше я буду иметь свободу его изменять.

- А почему это так?

- Рационально это так же трудно объяснить, как рационально сказать, что такое свобода. Свобода - это ведь реальное переживание. Но как только я начинаю об этом рационально говорить, я сам себе начинаю противоречить. Ну, скажем, это тот же вопрос, который схоластики пытались понять. Схоластики - это средневековые мыслители. Допустим, вот проблема всемогущего бога: если бог всемогущ, значит, он все может; если бог все может, значит, он может создать камень, который он не сможет поднять; если он не сможет его поднять, значит, он не всемогущ. В этот момент мы замечаем: есть понятия, которыми невозможно рационально оперировать, и вот это понятие насчет будущего, зафиксированной свободы и пророчества - оно такое же.

- Может быть, это тоже часть того, что индивидуальная свобода имеет тенденцию к групповой свободе?

- Ну, это то, с чего я начал: возникает парадокс между свободой и гармонией в сообществе. … Я просто затронул две темы, на которые в свое время Штейнер только намекнул, потому что он говорил, что лишь через 100 лет это будет актуально. Но наше время такое, что это актуально, и поэтому сейчас говорить, что это тайна, это было бы неправильно. Если мы сейчас мы будем скрывать то, что сейчас на самом деле горит, то мы будем уже против чего-то действовать. Но 100 лет назад Штейнер только намекнул на это, потому что тогда человечество еще не созрело для того, чтобы это правильно понять. А сейчас настолько очевидно все, что мы просто обязаны говорить об этих фактах.

4. Социальная трехчленность.
Реховот, утро 18 октября 2008 г.(6)

Может быть, можно сперва попытаться вспомнить идею социальной трехчленности, а потом мы посмотрим, как она сейчас реализуется в Реховотской общине(7). Насколько я понимаю эту идею, она основывается на трехчленности социального организма, и понять ее можно, если иметь в виду, что и человек является трехчленным существом. Если мы представим человека как духовно-душевно-физическое существо, то духовную его часть представляет его "я"; душевная, она сама уже делится на три части: мы говорим о мышлении, чувстве, о воле. Часть мышления, она, так сказать, наиболее одухотворенная, как Штейнер пишет в "Теософии"; часть воли - она наиболее близко к физическому, телесному, а посередине еще часть душевная, собственно душевное - чувства. И Штейнер говорит: социальная трехчленность, она для современного человека предназначена. То есть, для людей, скажем, с конституцией древнего грека или древнего египтянина, социальная трехчленность была бы неверной. И для человека будущего, скажем, шестой эпохи, социальная трехчленность тоже будет неправильной.

Если взять древнего египтянина, то в нем тоже были мысли, чувства и воля, но они вообще не работали по отдельности. Если взять древнего египтянина, то там, где у нас мышление, у него было откровение: приходило, так сказать, нечто… То есть, не так, чтобы он думал что-то сам, а ему приходила в голову какая-то мысль, причем эта мысль была очень образная, пестрая. Эта образная мысль, она сразу же пробуждала чувство в душе. И это чувство, оно побуждало к действию, волению. То есть, сверху приходило нечто, спускалось как откровение, и оно уже вело к действию. Если он был на месте фараона, то он получал это от богов, а если он ниже стоял в иерархии, то получал от начальника, так сказать. И поэтому правильная социальная форма была рассчитана именно на такого человека: все текло сверху вниз, и это было тогда правильно. Пытаться вводить там социальную трехчленность: свободу духовной жизни и так далее, - было бы, конечно, невозможно.

А в Древней Греции ситуация уже немножко изменилась, там мысли перестали быть откровением, поэтому уже не пирамидальная была структура общества. Там появились своего рода правила, законы, и на основе этих законов функционировало общество. Источники законов там были разные, но важно, что были какие-то законы, по которым люди вместе жили.

А в идее социальной трехчленности имеется еще то, что современный человек, в принципе, тоже находится в переходном процессе. Скажем, законы, которые в древней Греции принимались, они принимались на основе традиций. Традиция - это то, что человек тогда ощущал как определенное отношение к чему-то. Допустим, люди имели набор симпатий и антипатий, и эти симпатии и антипатии были традиционными, консервативными. Представьте себе общество, где у всех по отношению к чему-то - одинаковое чувство. Тогда понятно, что это чувство становится законом для всех. Его надо просто записать в виде свода законов: вот в этой ситуации у большинства такое чувство - запишем так. Надо было исследовать архетип чувства национального, или, там, деревенского, или патриархального и записать в виде кодекса законов. Такого непосредственного откровения от богов уже не было, потому что мысли были уже, как бы, свои, не было ощущения, что они от богов, как в Египте. В Египте не надо было особенных законов, там надо было просто, чтобы фараон получал откровение, и когда он его получал, он действовал дальше. А грек должен был, как бы, посмотреть в себя и сказать: у меня есть такое отношение к этому и другое отношение к этому, и я в этом отношении похож на других, много таких похожих. И вот из такого традиционного отношения писались законы, они, как бы, были основой социального общества. И это очень важно, что закон рождался из традиции, из привычки, он не придумывался из головы. И в средневековом обществе тоже так же, там люди были такие же.

А потом снова изменение произошло такое, что теперь стало уже недостаточно выявлять общие привычки, потому что привычки начали атомизироваться. То есть, недостаточно было, чтобы кто-то знал бы все привычки народа и был бы законником, так сказать, знатоком закона, потому что эти самые привычки, они, как бы, индивидуализировались - каждый человек все более личное отношение имел. В этом отношении греческая демократия и то, что мы понимаем под демократией, - это очень разные вещи. В наше время так, что у каждого человека свое отношение к чему-то, индивидуальное, оно не типовое. И поэтому сейчас думать, что мы можем где-то прочитать какое-то типовое отношение и сделать из этого закон, - это уже не получается.

И идея Штейнера была как раз в этом, что в отношении симпатий и антипатий, или чувств, человек уже индивидуализировался. С одной стороны, его мышление отделилось и стало самостоятельным; с другой стороны, в области чувств происходит, как бы, индивидуализация; только в области воли еще он, как бы, привязан к телесности - этой частью души он, как бы, еще привязан к законам природы. В чувствах и в мыслях он, как бы, индивидуализировался, он уже не является природным существом. Но в своей воле душа еще привязана к телу, там она, как бы, еще природная и подчиняется законам природы. И, в принципе, Штейнер, учитывая, что эти три части души, они по-разному связаны с природой и с духом, искал такую форму социального организма, которая учитывала бы эту разницу: каким образом мышление связано с духом и с природой, каким образом чувство связано с этим всем, и каким образом воля связана с этим всем, - и он предложил социальную трехчленность как определенную форму.

То есть, трехчленность должна возникнуть из-за того, что - я бы так сказал - мышление, чувство и воля разделились. Средневековое общество было двучленным, египетское общество было одночленным, а наше общество стало трехчленным.

И вот, теперь можно посмотреть, как дать мыслительной части человека, этой части души, как бы правильную социальную структуру принять. И тут, как Штейнер говорит, самое правильное - это то, что мы называем свободой, - и он говорит о свободе духовной жизни.

В области чувства, там, где симпатии и антипатии, - там нельзя говорить о свободе, потому что если мы области симпатии и антипатии дадим полную свободу, то начнется война всех против всех. В древней Греции не началась бы война всех против всех просто потому, что симпатии были типовые. И грек, и еще средневековый человек был устроен так: когда он встречался с другим человеком, у него сразу же срабатывала типовая симпатия или антипатия. Была типовая симпатия или антипатия рыцаря, типовая симпатия или антипатия крестьянина, - в средние века. Если какой-нибудь рыцарь встречался с каким-нибудь крестьянином, то у обоих срабатывала программа: по этой программе один падал на колени, а другой - по другой программе - вел себя как господин.

- Но это не было личностное, да?

- Это не было личностное, это было типовое, и отношения строились по программе. Можно было их записать еще, что, вот, при встрече рыцаря с крестьянином должно происходить то-то и то-то, но, в принципе, это не так важно было, ибо программа срабатывала так и так. Поэтому и невозможно было крестьянина посадить на герцогский трон, потому что у него бы по программе, как только он видел бы рыцаря, он бы все равно упал на колени. Это было совсем другое понятие социальной структуры общества.

А в наше время программы очень индивидуальны. И Штейнер это еще несколько иначе описывал, он говорил: поэтому было так (еще в средние века), что когда двое людей встречались, оба знали, как друг с другом общаться. Общение было типовым, но оно было понятным, там не надо было искать язык общения, чтобы общаться. Сейчас, когда двое людей встречаются, им очень трудно сперва найти общий язык, на котором можно постепенно научиться понимать друг друга.:::. Да, очень трудно людям сейчас сразу найти правильную частоту, потому что нет программы. Ты не знаешь, с кем ты встречаешься. Ну, понятно, и сейчас есть такие люди, у которых больше программа срабатывает, и достаточно ее знать, как бы, из жизненного опыта, чтобы уже знать, как к нему обратиться. Но типичным для нашего времени является - ты не знаешь, что он от тебя ожидает, - и долго, так сказать, прилагая усилия, постепенно начинаешь понимать душу другого. И на следующий день встречаешься с ним и снова не знаешь…

Вот в этой области - симпатий и антипатий - сейчас царит в каком-то смысле хаос. И поэтому мы не можем сказать, что тут надо дать полную свободу, - это означало бы катастрофу социальную.

- Это анархия…

- Это анархия и катастрофа социальная - война всех против всех. И нету традиционных чувств, на основе которых можно было бы просто записать правила.

В области воли это проще - там человек в своем теле еще является рабом законов природы. Там, так сказать, законы природы диктуют, что тебе надо кушать, тебе надо одеваться, тебе надо семью иметь… Там, как бы, произвола нет, есть, как бы, потребности и они определяют законы, поэтому там тоже о свободе нельзя говорить. Потому что невозможно сказать: вот, сегодня я, например, принял решение и я просто перестаю кушать. Там, как бы, есть железная необходимость. Но там есть еще и другое - что этой железной необходимости можно, тем не менее, дать определенное направление.

И теперь посмотрим: в первом факторе - мышлении, - как мы сказали, человек уже довольно эмансипировался, он может сам в себе мыслить, и это надо всячески поддерживать, - поэтому говорят о свободе духовной жизни. В области жизненных потребностей - в области воли - о свободе вообще нет речи. В области средней - в области чувств - тоже нельзя говорить о свободе. Штейнер искал понятие: ну что можно в области чувств взять как общее понятие, универсальное, если это не свобода? И он пришел к понятию равенства. Равенство означает, - в области чувств, - что мои чувства так же важны, как твои чувства. Ты имеешь право чувствовать что-то, и я имею право чувствовать что-то, - в этом смысле, мы равны. То есть, ты не можешь сказать: мои чувства важнее, чем твои чувства; но и я не могу сказать: мои чувства важнее, чем твои. И из этого, так сказать, отношения равенства в жизни чувств - это не значит, что чувства равны, то есть, они те же самые, но это означает, что мое "я" должно относиться к своим чувствам так же, как оно относится к чувствам другого. Это, как бы, лозунг нашей культуры - толерантность, терпимость. То есть, если один говорит: мне это нравится, а другой говорит: мне это не нравится, - то основой социальных процессов в области чувств должна быть терпимость. Да, ты имеешь право полное, что тебе это не нравится, но ты должен признать, что мне это может нравиться, - это называется равенство.

Но теперь возникает следующий вопрос: а если тебе нравится, а мне не нравится, каким образом мы можем прийти теперь к общему знаменателю? И тут надо рассматривать все это в виде процесса, который начинается там, где кончила греческая демократия. Она кончила тем, что большинство, так сказать, вычисляется: сколько "нравится", сколько "не нравится", например, в общине посчитали: 20 человек сказали "нравится", 10 сказали "не нравится", - и поскольку 20 это больше, чем 10, то меньшинство должно подчиняться большинству. Почему она там кончила? Потому что говорится: я полностью признаю правомерность твоих чувств, так же, как я признаю правомерность своих чувств. Но если 20 "за", а 10 "против", то простая арифметика говорит, что меньшинство должно принять чувства большинства. Там это начинается, своего рода демократия. Но она воспитывает терпимость, она у меньшинства воспитывает тогда терпимость. Да, так что меньшинство теперь должно жить с этим по-новому и должно принять теперь то, что подходит большинству, несмотря на то, что у меньшинства нет оснований, чтобы это ему подходило. Оно стоит теперь перед задачей преобразовать свое "нет" в "да". В области чувств, как бы, идет теперь воспитание своего рода терпимости.

А в области воли невозможно сказать, что в области законов природы есть равенство, потому что люди разные просто в силу своих телесных особенностей. Штейнер говорит: там есть такой принцип в наши дни (в прошлом его не было), что его можно лучше всего назвать словом братство. Но что под этим понимается? Понимается простая вещь, что наша культура сейчас так устроена, что, в принципе, когда кто-то работает, то он работает не для себя. То есть, если кто-то, допустим, имеет какой-то станок и производит обувь, то на этом станке он может произвести, допустим, 1000 пар в месяц. Понятно, что он не будет эту 1000 пар сам носить - он не для себя это делает. Реальность такая, что он не для себя работает. Может быть, одну пару для себя. а остальные 999 он не будет дома держать, чтобы носить и износить их. По сути, это для других делается. В этом смысле, то, что я делаю, я делаю, в основном, для других. Это не значит, что я должен их любить и т.д., - это область чувств. Обычно, когда говорят "братство", возникает сразу же ощущение симпатии, и думают, что это к области симпатии относится. Обычная ошибка в этом, что люди, как только слышат слово "братство", сразу же его поднимают в область симпатии и антипатии. В этой области нету братства, там равенство. Братство, оно в области поступков. Это не предполагает, что я должен иметь симпатию к тому, для кого я 1000 пар ботинок произвел, но фактом является то, что я не произвел их для себя. Вот как этот факт назвать, что я работаю не для себя? Штейнер взял слово " братство " для этого. Может быть, можно другое слово найти для этого, которое не вводило бы в искушение думать, что, значит, я должен его любить и так далее, раз слово "братство" там стоит, и тогда человек перетекает в область чувств, и возникает иллюзия. Может быть, в этом проблема сейчас в идее социальной трехчленности со словом "братство", и надо бы другое слово поискать, например, "глобализация", или еще что-то… Но смысл этого именно в том, что сейчас человек работает не для себя. И даже вплоть до того - говорит Штейнер, и он прав - что если даже портной пошил 100 костюмов и один оставил себе, то даже это нужно понимать правильно. Если у тебя отношение к этому факту, что один костюм себе оставить, то понимается это таким образом: он должен был это сделать, чтобы иметь возможность остальные 99 костюмов произвести: он же не пойдет голым на работу производить другим людям костюмы. Это бы соответствовало нашему уровню цивилизации, что его тело - это тоже средство производства. Сапожник должен за своими средствами производства смотреть, чтобы они были в порядке: смазывать и т.д. И к этому же средству производства относится и его тело, которому тоже нужна смазка и там еще что-то: пища и т. д., и в том числе одежда - чехол. Это относится к тому, что он следит за средством производства, чтобы оно могло работать. Вот это отношение в области братств, оно такое.

- Штейнер пишет, что лучше бы он купил этот костюм у другого, тогда для хозяйственной сферы это было бы лучше.

- Это лучше было бы, потому что тогда бы правильное отношение бы воспиталось, и не возникало бы все время иллюзии.

- Есть здесь такой момент: когда он производит нечто, в этот момент он самореализуется и, в этом смысле он и для себя что-то делает: он и учится, и испытывает чувство /удовлетворения/…

- Просто все эти три области не отделены: в области воления есть и мышление, и чувствование; и в области чувства есть и элемент духа, и элемент, так сказать, природы; и в области духа тоже есть элемент природы, потому что природа тоже духовная…

-У меня вопрос. Мы примеры приводим из области производства. И когда встает вопрос: а как в нашей ситуации? Здесь почти никто не связан с производством. Например, в общине: мы ничего не производим: что здесь что?

- Ну, я, в общем, столько хотел сказать /об идее социальной трехчленности/: что "равенство" означает здесь, в принципе, другое слово - "терпимость" /в области чувств/; и что у "братства" есть и другой смысл - "я делаю для других только"; а "свобода" означает - интуиции получаю я сам, я не заимствую их у кого-то, ибо невозможно заимствовать интуиции у другого, - в этом смысл всех этих слов. А уже понятно, что там идут пересечения. И если уже конкретно применительно к данной общине об этом говорить, то после паузы.

5. Упражнения из книги Р. Штейнера "Как достигнуть познания высших миров?".
Реховот, вечер 18 октября 2008 г.

Я буду сегодня говорить в основном о первой части книжки "Как достигнуть…". Она начинается прямо с первой главы "Предварительные условия" и идет до той главы, где говорится об условиях ученичества. Собственно говоря, книжка из двух частей состоит: первая часть начинается с "Предварительных условий", а вторая - с "Условий ученичества", и почему это так, я прямо сейчас хочу сказать.

Дело в том, что вторая часть, она дает упражнения по формированию "цветков лотоса", а первая часть, она дает упражнения по питанию этих "цветков". То есть, любое тело, оно формируется, с одной стороны, через пищу, через субстанцию, а с другой стороны - через формы, которые эти субстанции получают. И характер этих упражнений, он разный. Вторая часть - это упражнения для формы, а первая часть - это упражнения, которые дают пищу. И вот эта, так сказать, "диета", этот вопрос пищи, он более сложным мне представляется, чем вопрос формы. Поэтому, поскольку это прямо в начале находится, часто люди уже начиная с этого, с диеты, замечают, что у них это не идет, и уже вопросы формы у них просто не встают. То есть, как правильным образом питать, скажем так, свое астральное тело - мы об этом будем сегодня говорить. Первые две главы, они, собственно говоря, ключевые. Первая глава называется "Предварительные условия". В этих "Предварительных условиях" говорится о том, каким образом нужно работать со своими симпатиями и антипатиями. Во второй главе, "Внутренний покой", - продолжение этой главы; я в Ардуфе прочитал целую лекцию на эту тему, говорил о логике сердца. И здесь я тоже уже читал эти лекции по логике сердца, поскольку это, как бы, является вступительными, предварительными условиями для проведения упражнений "диеты".

Ну вот, скажем, возьмем первое упражнение. Там говориться: поставьте перед собой растение, которое в процессе роста находится, и попытайтесь во внутреннем покое наблюдать это растение. В дальнейшем описании этого упражнения говорится: если вы достаточно внимательно будете это делать, то тогда вы заметите чувство, которое обычно незаметно проходит в душе. И, собственно говоря, этим упражнением является сосредоточиться на этом чувстве, дать ему прозвучать в душе таким образом, чтобы другие мысли и чувства не мешали. И потом Штейнер указывает, на что оно похоже, это чувство, на что надо обратить внимание. Это чувство, он говорит, будет похоже на чувство, которое возникает, если я смотрю на восход солнца. И опять, если вы во внутреннем покое посмотрите на умирающее, увядающее или мертвое растительное образование, то опять в душе проскользнет чувство, и если его заметить и остановиться на нем, то тогда оно усилится и будет похоже на чувство, которое возникает, когда я наблюдаю луну на небе. Это довольно короткое описание двух упражнений, которые являются ключевыми.

Если вы начнете это делать, наблюдая и первое, и второе, вы заметите, что, на самом деле, самые разные мысли и чувства в душе проходят, и возникает внутреннее сомнение: какое из этих чувств то самое, которое надо оставить в душе и наблюдать? Конечно, можно это много раз делать и когда-нибудь, в самом деле, можно будет сказать: ну, наверное, вот это. Но тут есть, как бы, один пункт, очень важный, - Штейнер говорит: надо прийти к состоянию внутреннего покоя и в состоянии внутреннего покоя дать прозвучать этому самому правильному чувству. А обычно этого состояния у нас в начале этого упражнения нет. То есть, мы уже начинаем это упражнение с каким-то чувством и пытаемся добавить еще какие-то чувства, которые от наблюдения возникают, и чего-то достигнуть. Поэтому, собственно говоря, глава "Внутренний покой" относится еще к предварительным условиям всех этих упражнений. Надо сперва научиться вырабатывать в себе это состояние внутреннего покоя перед началом упражнений. И вот как вырабатывать его, тут помогает логика сердца.

Скажем, это упражнение можно делать так: я просто перечислю каждый шаг. Вы берете и ставите перед собой какое-то растение.

1) Вы пытаетесь сперва действительно увидеть то, что глаза видят: понаблюдать форму листьев, цвет... Пытаетесь, как бы, впечатление от этого получить в душе.

2) Когда вы это впечатление получили, теперь вам нужно заметить, какое ощущение в душе вызвало это впечатление. Вы смотрите, как бы, внутрь себя и говорите: ну вот, у меня такое ощущение.

3) Теперь, по принципу логики сердца, надо из себя это ощущение выделить.

О таком выделении много говорилось. Это означает, что я строю следующее представление: я смотрю на себя самого, как я сижу на стуле, и наблюдаю себя со стороны. При этом я должен научиться выделять из себя вот это ощущение, - ну, используя метод логики сердца. Можно сказать: я ищу для этого ощущения подходящие цвет и форму. Во мне возникло какое-то ощущение, и я спрашиваю: какой цвет, если бы я погрузился в него, вызвал бы во мне подобное ощущение? Это может быть один цвет или смесь цветов. И если мне удалось это подобрать, тогда я говорю: вот теперь я наблюдаю себя самого со стороны, я вижу себя сидящим на стуле и я наблюдаю в себе, - в том месте, где я наблюдаю в себе это ощущение, - в своем образе, там я создаю определенный цвет, вот этот самый цвет, который и соответствует моему внутреннему ощущению. Если я сделаю это по возможности интенсивно, я замечу, что если я две-три минуты буду этот образ наблюдать, себя самого, то я замечу, что то ощущение, которое было во мне, оно, как бы, вытекает из меня. Оно соединяется с этим образом и этим цветом. В каком-то смысле, я освобождаюсь от этого чувства.

4) Если две-три минуты вот так вот пытаться выделить из себя это чувство, освободиться от него, то внутри себя замечаешь: поднимается другое чувство, следующее чувство. Оно другого рода, чем то, что было вначале.

5) С ним надо поступить точно так же: опять искать, какие цвет и форма соответствуют вот этому новому ощущению.

6) И если они найдены, то, опять, я смотрю на свой образ и теперь я уже вижу не только первое чувство, но и второе чувство в виде формы и цвета, и, как бы, одно налагается на другое. Я наблюдаю, как бы, свой образ, и там я вижу в этом образе, как бы, в виде цвета, два чувства теперь.

7) Если теперь две-три минуты такое наблюдение продолжить и снова направить внимание внутрь себя, то может возникнуть еще какое-то ощущение. Может быть, надо повторить 2-3 раза эти шаги, но может быть, даже и двух раз хватит: в какой-то момент будет ощущение: теперь внутри меня наступает, как бы, покой. Там уже нету таких ярких ощущений в форме симпатии или антипатии. Внутри наступает более или менее нейтральное душевное состояние. Я как бы стою перед самим собой, и те печали и радости, мысли разные, это все оказывается вне меня теперь. Вот это и есть то исходное состояние, из которого надо начинать упражнение.

Из этого состояния упражнение делается таким образом: я смотрю снова на то, что видят мои глаза, и теперь я пытаюсь принять форму того, что я вижу, я пытаюсь, как бы, вжиться в эту форму. Но обычно я знаю свою форму: у меня две руки, две ноги, голова, глаза и уши. Теперь нужно сделать внутреннее усилие и поменять свою форму на форму того, что я вижу и некоторое время попытаться оставаться в этой другой форме. Если в этой форме оставаться, возникает в душе чуждое чувство, чувство, которого раньше не было, по отношению к которому я могу сказать: это не мое чувство. Оно, как бы, постепенно заполняет душу, если она в другой форме находится. Пока я удерживаюсь в этой форме, есть, как бы, ощущение, что это чувство, оно, как бы, врабатывается в душу. Вы ждете, и в вас, как бы, постепенно врабатывается, вживается это чувство. Нужно некоторое время, чтобы это чувство постепенно-постепенно стало более сильным. И это происходит только пока вам удается выделить свою форму и удерживаться в форме того, что вы наблюдаете как растение, удерживаться в чуждой вам мыслеформе этого растения. В принципе, вот в этом смысл такого упражнения. Второе - с умирающим или с мертвым - так же делается.

Обычной ошибкой является, что до того как я это подготовку сделал, выделяя из себе свои обычные чувства, я уже пытаюсь смотреть на растение и смотреть на то, что я чувствую. Ну и что я буду чувствовать? То, что я обычно чувствую, т.е. самого себя. И ничего, связанного с растением, там заметить не удается обычно. Все искусство в том, чтобы себя самого сперва отставить в сторону. И то, как это делать, описывается в тех двух главах, которые тут называются "Предварительные условия" и "Внутренний покой". И вот, то, что я назвал "логика сердца", описывает маленькие шаги, как прийти к внутреннему покою. Из этого состояния внутреннего покоя можно уже делать любое упражнение, которое в этой книжке описано.

- Можно вернуться к четырем этапам "логики сердца" вкратце?

Первый этап - это я воспринимаю вещь и внимательно смотрю, как это на меня подействовало. Это может быть определенное растение, которое растет, или может быть умершее, кусок дерева, это может быть и любой другой объект. В будущем объекты берутся следующие: допустим, я слушаю крик животного, или я слушаю речь человека... Все равно исходная точка - что-то произошло, это на меня подействовало, и я замечаю это действие: какое-то чувство оно во мне вызывает, движение души, мысль какую-то, - все это можно отнести к области симпатии и антипатии. Я что-то сейчас сказал, обратите внимание, где во мне что-то сдвинулось, во мне произошло движение, и появились мысли, - это все один комплекс, это какое-то впечатление было. Так вот, это впечатление к упражнению никакого отношения еще не имеет. Надо, так сказать, совершить усилие, чтобы его из себя выделить, чтобы не идти с этим впечатлением к растению, или не идти с этим впечатлением к слушанию человека и так далее, - надо его нейтрализовать.

Ну а вот слушание звуков, оно просто берется как следующее упражнение, потому что звук, он постоянно меняется. Поэтому впечатление, оно постоянно меняется. Ухватить его и быстро нейтрализовать, выделить из себя, - для этого нужен более высокий уровень, чем получить впечатление от растения, которое не меняется, его впечатление, как бы, остается константным. И поэтому Штейнер предлагает не со звуков начать, - как человек говорит и какое впечатление этим производит, - а именно с того, что глаза видят более-менее постоянно. И теперь уберите это впечатление, выделите из себя. Как это делается - это вот следующая глава "Внутренний покой": вот, ты сидишь в этом пространстве; теперь построй образ себя самого; закрой глаза, представь себе это пространство; представь себя, сидящего в этом пространстве, в светлой сорочке и в темных брюках (если я о себе говорю, для другого это другое); и посмотри на это, как на совершенно внешний объект. Ты можешь подойти к нему, потрогать, и у тебя будет ощущение, как будто ты трогал что-то внешнее, не себя самого; и ты можешь снова отойти. Впечатление должно быть, что ты трогал нечто чужое, видел нечто чужое. В этом чужом ты можешь заглянуть внутрь и тогда что ты там видишь? Ты увидишь там то впечатление, которое находится в этом объекте. И, как я сказал, попытайтесь еще цвет и форму найти для того впечатления, которое в вас живет. И если вам удастся цвет и форму в этом чужом наблюдать, то вы заметите, через 2-3 минуты приблизительно, что из вас эта сила вытекает и остается в этом образе. Вы избавляетесь от личного впечатления. То, что я сейчас описываю, это техника отделения от какого-то чувства.

Как я уже сказал, если вы первое чувство выделяете, то вы еще обычно не приходите сразу просто к покою. Допустим, вы теперь смотрите: вот там я вижу себя, и если я смотрю в себя, вижу там /свои переживания/ и говорю: то, что по настроению и чувству во мне было, оно было, может быть, оранжевого цвета. Значит, я вижу себя и вижу в себе вот эту оранжевую форму. Кто-то другой, может быть, скажет - синюю, а третий - красную. Но надо понаблюдать это 2-3 минуты. Тогда, если снова обратить внимание на себя, то вы заметите, что это чувство, это настроение изменилось.

Изменившееся настроение снова можно выразить с помощью какого-то цвета и формы. Вы повторяете ту же самую технику выделения. Вы снова смотрите на себя как на объект. И теперь уже в этом объекте у вас первое настроение, допустим, оранжевого цвета, второе - может быть, оно будет другого цвета, может быть, это будет синий или фиолетовый. Но всегда надо заново искать, какой это будет цвет. Когда вы это проделали, опять смотрите 2-3 минуты на себя, как на объект. И тогда внутри этого объекта вы увидите это оранжевое и, может быть, это фиолетовое.

- А что относительно формы? Не было сказано ни слова о форме.

- Ну, если вы какие-то настроения рисуете, то что вы делаете? Вы спрашиваете: что я сейчас чувствую? И если вы прямо не говорите "страх" или "радость", а говорите: я

Дата добавления: 2014-01-20