Между долгом и виной. потом дает в Новом завете новую мораль, предъявляю­щую к личности крайне высокие, идеальные требования

потом дает в Новом завете новую мораль, предъявляю­щую к личности крайне высокие, идеальные требования. Соответствовать им в полной мере могут немногие, лишь избранные: любить врагов, отвечать на зло добром, быть «нищими духом» в смысле отказа от эгоизма и открытос­ти Творцу. Все это требования морального долга для ис­тинного христианина, которые по сей день мало кому удалось исполнить, но которые служат ориентиром со­знания для миллионов людей.

Четвертая, светская, версия рассматривает моральный долг либо как продукт человеческого разума, либо как естественный эмоциональный механизм. Первая пози­ция хорошо видна в творчестве Спинозы, для которого знание законов субстанции является основой мудрого мо­рального поведения, а вторая заявлена в произведениях Руссо, утверждавшего, что сочувствие, эмпатия, альтру­изм коренятся в самой природе переживаний, в чувствен­ности человеческой натуры.

Пятая версия — социологическая. Если концепции Нового времени возводили мораль к неизменным каче­ствам человека — разуму и эмоциональности, из чего можно было понять, что и моральный долг для всех вре­мен в общем-то неизменен, то, с точки зрения социоло­гического подхода, мораль — текучий и преходящий лик общественной жизни. Изменение общества и смена куль­тур в корне меняют представление о моральном долге. Общечеловеческое ядро, которое мы можем найти в раз­ных системах морали, не представляет собой какой-то са­мостоятельной надвременной сущности, а является, ско­рее, более или менее случайным совпадением, содержа­ние которого диктуется главной функцией морали — ре­гулятивной, позволяющей общности выживать и разви­ваться. Моральный долг древнего грека, средневекового христианина и безрелигиозного человека конца XX сто­летия — вещи во многом разные. А дальнейшее развитие человечества, изменение форм его жизни приведет к но-

Лекция 3

вым представлениям о долге, каких не знает современ­ность. Социологическое представление о моральном долге релятивно и зависит от того, в каком конкретном социо­культурном контексте этот долг рассматривается.

Шестая версия, которую я хотела бы назвать здесь, — это представление о «высшем я» как источнике нравствен­ного долженствования, причем природа этого «высшего я» нередко не оговаривается, а просто фиксируется нали­чие некоей структуры, не сводимой к эмпирической лич­ности индивида.

«Высшее я» — лучшее начало в нас, как бы потенци­альный максимум наших человеческих возможностей, не­кая самость, идеальный строй души. Именно оно вменя­ет личности бескорыстное, благое, а порой и самоотвер­женное поведение, «заведует» альтруистическими поры­вами и «спускает» со своей высоты нормы, которые надо выполнять.

До сих пор мы говорили о моральном долге перед дру­гими людьми. А существует ли моральный долг по отно­шению к самому себе? Большинство мыслителей полага­ют, что существует. Те, кто ориентирован на Божествен­ное начало, считают, что моральный долг человека перед самим собой заключается в развитии по направлению к Богу, миру идей или вселенскому Разуму. Этот путь мож­но пройти только через поистине божеское отношение к ближним, поэтому долг человека перед собой — разви­вать лучшие свои чувства, любить ближнего, быть спра­ведливым, великодушным. Именно эти качества нужны высшим силам бытия и ведут к жизни вечной.

Те, кто исповедует идею «высшего я», видят челове­ческий долг в бесконечном стремлении нашей эмпири­ческой личности к совершенству, в неуклонной работе души и сердца ради приближения к полноте собственных многогранных духовных возможностей.

Авторы, стоящие на позициях эмпирической жизни, усматривают наш долг перед собой в достижении счастья

Дата добавления: 2014-01-20