Природы и культуры

ФУНКЦИОНАЛЬНЫЕ РАЗЛИЧИЯ

ПОНЯТИЕ ЛИЧНОСТИ.

В.В.Петухов

При организации знаний в курсах общей психологии, фундаменталь­ных и прикладных, особое и постоянное место занимает проблема опреде­ления человека как предмета изучения. Следует признать, что содержание терминов, обозначающих человека— «субъект», «индивид», «индивидуаль­ность», и, наконец, «личность» — часто пересекаются, оказываются размы­тыми. Попытаемся разобраться в этих определениях.

Понятие «субъект» является родовым: это базовая психологическая категория. В англоязычной литературе разъяснить это понятие довольно просто — термин S (subject) обозначает испытуемого. В литературе оте­чественной подробное разъяснение понятия «субъект» дает С.Л.Рубин­штейн. Так, в его фундаментальном учебнике¹ бытие, практика, деятель­ность рассматривается как взаимодействие внешних и внутренних условий. Если внешние условия есть окружающий природный и соци­альный мир (источник воздействия), то условие внутреннее — это и есть сам действующий субъект. Тем самым субъект есть внутреннее условие деятельности. Мы замечаем, что здесь подчеркивается первое и самое важ­ное свойство субъекта — его активность. Данное свойство, очевидное для современной мировой и отечественной психологии, было во время созда­ния учебника С.Л.Рубинштейна — в середине 1930-х годов — явной по­лемикой с классическим бихевиоризмом. Тогда возможность определять и моделировать поведение человека лишь воздействиями извне казалась привлекательной многим. Однако Рубинштейн, как бы отстаивая сохра­нение самого понятия «субъект», дополняет его характеристику извест­ным принципиальным положением: «Внешние условия действуют толь­ко через внутренние»². Активность субъекта есть возможность самому

'См. Рубинштейн CJI. Основы общей психологии: В 2 т. М.: Педагогика, 1989. ² Рубинштейн CJI. Бытие и сознание. М.: Изд-во АН СССР, 1975. С. 5.

Петухов В.В. Понятие личности...

определять собственное поведение. Как известно, идея активного субъек­та, определяющего влияние внутренних (когнитивных) представлений о внешних условиях появлялась в те же годы и в необихевиоризме.

Второе свойство субъекта фактически выделяет А.Н.Леонтьев в сво­ей книге «Деятельность. Сознание. Личность», написанной уже в середине 1970-х годов. Как бы полемизируя с Рубинштейном, он усиливает приведен­ную исходную формулировку — не внешние условия действуют через внут­ренние, но наоборот: «Внутреннее (субъект) действует через внешнее и этим само себя изменяет»¹. Отсюда второе свойство субъекта есть его способность к изменению, преобразованию себя, к саморазвитию.

Однако эта способность должна иметь свой внутренний источник. Таково третье свойство субъекта — его неоднородность, полиморфность, или множественность. Действительно, в каждом из нас несколько качественно разных субъектов, вступающих в диалог, а порою и враждующих между собой. Данный факт был впервые открыт в психоанализе: ведь внутреннее противоречие (мотивационныи конфликт) может быть источником как невротических симптомов, так и продуктивного личностного развития.

Заметим, что последнее свойство субъекта определяется не только разнородностью его взаимодействия с миром, но и качественным разли­чием «миров», областей практики, в которые он объективно включен. Несомненно, надежное теоретическое основание для самой постановки проблемы субъекта, освоенное, в психологи­ческой классике, и обсуждаемое до сих пор, заключается в том, что человек принадле­жит миру и не может быть адекватно рас­смотрен как изолированный, независимый от него. По разумной традиции, так или ина­че принятой представителями разных науч­ных дисциплин и психологических направле­ний, действительные условия существования и развития человека, источники разных ви­дов его опыта, жизненных проблем и средств их разрешения разделяются на три основ­ных. Это — природа, общество и культура.

Рис. 1

Не претендуя на полноту, рискнем оп­ределить природного (А), социального (Б) и культурного (В) субъектов (см. рис. 1). Так, природный (А) есть субъект активного гибко­го приспособления к изменяющимся услови­ям окружающей среды на основе врожденно­го генетического опыта, сформированного в биологической эволюции. Так, человек, как

¹ Леонтьев АЛ. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977. С. 181.

276 Тема 3. Человек как субъект деятельности

часть природы (животное), есть представитель своего биологического вида Homo sapiens. Далее, социальный (Б) есть субъект присвоения и адекватно­го применения коллективных сознательных представлений, способов пове­дения, имеющихся в данном обществе. Каждый человек — член опреде­ленного общества, обладающий психическими свойствами, способами общения, адекватными занимаемой им позиции (и допустимыми в ней). За­метим, что присваиваемые им социальные правила всегда относительны, зависимы от места и времени социального существования. Наконец, куль­турный (В) есть субъект самостоятельного и ответственного решения соб­ственных проблем на основе универсальных, т.е. общечеловеческих норм. Подчеркнем, что если социальные правила относительны, то культурные нормы абсолютны. При решении собственных проблем (например, в ситуа­ции мотивационного конфликта) человек может стать субъектом культу­ры, способным к осмысленному преобразованию уже присвоенных им со­циальных правил и — в особом смысле — своих природных свойств.

Обратимся теперь к понятию личности. Как всякое понятие, оно имеет определенный объем, т.е. класс входящих в него объектов, и содер­жание — существенные признаки данного класса. Применительно к на­шему материалу существенные признаки, даже определения, нами уже даны. Тогда следует признать, что в современной психологии, отечествен­ной и мировой, объем понятия «личность» имеет по крайней мере три ва­рианта, связанные с разными его содержаниями.

В первом варианте личность понимается в широком смысле и фак­тически совпадает с понятием субъекта как внутреннего условия деятель­ности по Рубинштейну¹ которое воспроизводится в учебниках и пособиях для педагогических институтов². Тем самым это понятие включает в себя всех трех выделенных субъектов (А, Б, В), в том числе — природные осо­бенности человека, такие как задатки его способностей, темперамент и т.п. Тем самым, фактически, это понятие характерно не для общей, но для дифференциальной психологии и совпадает с понятием индивидуаль­ности субъекта. Действительно, индивидуальность есть совокупность всех психических свойств (качеств, черт), способов поведения субъекта, которые отличают его от других. Если довести данное понятие до предела, можно понять, что индивидуальностью, или личностью в широком смысле, обла­дают и животные, и поэтому первый вариант объема понятия «личность» не является единственным.

Для обсуждения специфики человеческих свойств, в отличие от жи­вотных, обычно пользуются известным по работам А.Н. Леонтьева³ разли­чением личности и индивида. Таков второй вариант объема понятия лич-

¹ См. Рубинштейн С.Л. Проблемы общей психологии. 2-е изд. М.: Педагогика, 1976.

² См. Немое Р.С. Психология: В 3-х кн. М.: Просвещение; Владос, 1996. Кн. 1;
Петровский А.В. (ред.). Общая психология. М.: Просвещение, 1986; Платонов К.К.
О системе психологии. М.: Мысль, 1972.

³См. Леонтьев А.Н. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977.

Петухов В.В. Понятие личности... 277

ности, который уже не включает природного субъекта, представителя био­логического вида Homo sapiens, именуя его индивидом и относя лишь к органическим предпосылкам развития личности. Показательно, что субъектов общества и культуры, в данном случае объединенных, все же при­ходится разделять, но уже в самой личности, например как социально ти­пическое и индивидуальное в ней¹.

В мировой психологии второй вариант объема понятия «личность» ярко представлен в концепции индивидуальной психологии А.Адлера², основателя «социального фрейдизма». По Адлеру, исходным для разви­тия личности является социальное чувство, или чувство общности, связан­ное с необходимостью войти в общество и занять в нем полноценное мес­то. Реализации этого чувства препятствуют: а) физические дефекты (или те внешне наблюдаемые собственные телесные признаки, которые человек считает дефектными), б) авторитарное воспитание, в) излишняя эмоцио­нальная опека. Если эти препятствия имеют место, то весьма вероятен комплекс неполноценности — собственная проблема, которую надо как-то разрешить, компенсировать. Есть два пути компенсации комплекса, или разрешения личностной проблемы — негативный и позитивный. Нега­тивной компенсацией комплекса неполноценности следует признать толь­ко социальную: это попытка компенсации последствий комплекса, но не его истоков. Такова, по Адлеру, неверная личностная защита — стремле­ние к личному превосходству, власти. Позитивной компенсацией комп­лекса должна быть названа культурная. Человек обращается к самим истокам комплекса неполноценности, а не компенсирует его последст­вия. Вот принципиальные примеры Адлера: художник, обладавший от рождения дефектами зрения; музыкант — слуха; оратор — дикции, и т.п. Иными словами, именно там, где содержался источник неполноценности, находится материал для постановки жизненных целей субъекта. Подчер­кнем, что эти цели достигаются через сотрудничество с другими людьми. Совокупность способов достижения жизненной цели есть индивидуаль­ный жизненный стиль, характер человека — основное понятие Адлера.

Теперь рассмотрим последний, третий вариант. Личность в точном, узком смысле есть только субъект культуры (В). В мировой психологии этот вариант восходит к архетипу самости Юнга³ — центральному среди остальных. Переживание данного архетипа можно описать так. Человек долго и безрезультатно решал какую-то проблему, считая ее только своей собственной; наконец, он решил ее совершенно самостоятельно — и почув­ствовал себя уникальным, но одновременно понял, что с подобной пробле­мой люди сталкивались до него множество раз, и поэтому он является теперь частью человечества. Понятие самости перешло в гуманистичес-

¹ См. Асмолов А.Г. Психология личности. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1990.

² См. Адлер А. Практика и теория индивидуальной психологии. М.: Фонд «За
экономическую грамотность», 1995.

³ См. Юнг К. Психология бессознательного. М.: Канон, 1994.

278 Тема 3. Человек как субъект деятельности

кую психологию, получив новое название — реальное, или подлинное (в отличие от поверхностного) Я.

При рассмотрении личности в узком смысле охватываются критические моменты (периоды) жизненного пути человека, требующие самостоятельного решения собственных проблем, ответственного выбора, в результате которого происходит становление, осознание и преобразование мотивационной сферы. Тогда личность следует отличать от индивида, имея в виду не только природ­ную особь, но и представителя конкретного общества — социального индиви­да: в своем культурном развитии личность может не совпадать с носителем конкретных сложившихся общественных установлений. Опираясь на одно из положений А.Н. Леонтьева, здесь следует подчеркнуть: если индивид (природ­ный или социальный) лишь присваивает опыт, так или иначе существующий до него, то личность разумно преобразует присвоенный опыт, прежде всего — собственный. Природный организм, социальный индивид, личность — так мы и будем теперь называть определенных выше субъектов¹.

Точное понимание личности содержит, казалось бы, видимое противо­речие. Ведь личность действительно возникает лишь при вхождении чело­века в общество, а теперь она отличается от социального индивида, выходит за его пределы. Данное противоречие так же разрешается с опорой на из­вестную фразу А.Н.Леонтьева, касающуюся развития личности: «Личность рождается дважды». Действительно, на рисунке 1 субъекты Б и В разделе­ны пунктирной линией: мысленно перегнем рисунок по данной линии так, чтобы в результате культурный субъект буквально совпал с социальным. Та­ковым будет первое рождение личности, которое впервые возникает внутри социального индивида, причем абсолютные культурные нормы в данном случае тождественны наличным социальным правилам. Теперь вернем субъектов Б и В на свои места и увидим, что второй раз личность рождается уже вне социального индивида, самостоятельно и ответственно решая соб­ственные проблемы и, если это необходимо, отделяет культурные нормы от конкретного общественного опыта. Впрочем, общее представление о разви­тии личности ниже будет рассмотрено подробнее.

Теперь же приведем примеры того, как именовались выделенные нами субъекты в известных теориях личности. Первая из них принадле­жит классику психологии сознания Уильяму Джеймсу². Так, природный субъект был назван Джеймсом «материальным, физическим Я», которое не сводится лишь к физическому телу человека, но может быть переве­дено как «Моё», т.е. относится ко всем предметам, которые субъект отож­дествляет со своим материальным существованием. Подобно тому, как животное размечает ту территорию, на которой считает себя хозяином, так и физическое Я включает в себя все то, что ему субъективно принад­лежит (как в известной пословице о доме англичанина как его крепости).

¹ Подробнее об этом см. Петухов В.В., Столик В.В. Психология: Методические
указания. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1989. С. 26—31.

² См. Джеймс У. Психология. М.: Педагогика, 1991.

Петухов В.В. Понятие личности... 279

Социальный индивид у Джеймса так и назван — «социальное Я». Это — «Я для других», субъект взаимодействия и общения с окружающи­ми людьми. Подчеркнем, что социальное Я есть набор типовых способов общественного взаимодействия, или привычек, необходимых для того, что­бы упорядочить общественную жизнь и не сталкиваться с проблемами на каждом шагу.

Наконец, наш субъект культуры именуется Джеймсом «духовным Я», хотя, конечно, связан не только с моральным развитием, в частности религиозным опытом. Духовное Я есть источник внутренней активности субъекта, принятия им самостоятельных решений, связанный прежде все­го с развитием воли. Обратим внимание на то, что если физическое и социальное Я, согласно Джеймсу, подчиняются определенным механиз­мам, которые являются предметом научно-психологического изучения, то активность духовного Я, например, свобода воли не может быть механиз­мом, и поэтому выходит за пределы науки, в том числе психологии.

Обратимся теперь к представлению о структуре личности в классическом психоанализе Зигмунда Фрейда. Если соотнести его терминологию с нашей, то природный, социальный и культурный субъекты будут названы соответственно — «Оно», «Я», «Сверх-Я». Не будем однако забывать о том, что психоаналитик имеет здесь в виду прежде всего своего пациента, который испытывает трудно­сти в управлении собственным социальным поведением, и тем самым его со­знательное Я является слабым, испытывающим давление снизу и сверху, со сто­роны бессознательных инстанций. Так, Оно суть совокупность вытесненных, аффективно окрашенных телесных желаний, неразрешенных проблем раннего детства. Следует подчеркнуть, что здесь мы встречаемся не с природой как та­ковой, но с такими телесными влечениями, которые стали поводом, предпосыл­кой для определенных личностных проблем. Собственно конфликт пациента, проявляющийся в его сознании, есть противоречие между Я и Оно. Однако под­линная причина конфликта глубже, в бессознательном. Это противоречие меж­ду Оно и Сверх-Я. Источником последней инстанции является неразъясненный родительский социокультурный запрет, который позже становится для паци­ента внутренней цензурой. Инстанция Сверх-Я есть также не культура как та­ковая, но совокупность непонимаемых им «моральных» принципов, которые по­чему-то надо соблюдать. В наиболее трудных для терапии случаях место культуры занимают так называемые защитные механизмы, которые на время позволяют как бы устранить нерешенную проблему и связанную с ней тревож­ность, но в действительности препятствуют ее подлинному решению. Обратим внимание на слово «механизмы»: в данном случае их как раз и следует изучать с целью возможного снятия, устранения препятствий для личностного развития.

Наконец, упомянем о теории личности в транзактном анализе Эри­ка Берна¹. Здесь человек рассматривается прежде всего как субъект об-

¹ См. Берн Э. Игры, в которые играют люди. Люди, которые играют в игры. М.: Прогресс, 1988.

280 Тема 3. Человек как субъект деятельности

щения, социальный индивид. Берн, во многом опираясь на Фрейда, пред­лагает для наших субъектов следующие названия. Это — «Ребенок, или Дитя» — субъект неуправляемых природных желаний, «Взрослый» — в данном случае, субъект принятия конкретных социальных решений в повседневной жизни, и «Родитель» — носитель обобщенных моральных принципов, абсолютных культурных норм.

Мы вспомнили о теории Берна потому, что обращение к ней позволя­ет нам спросить у «Родителя»: что означает культурный запрет? «Роди­тель» даст два ответа: один — «Ребенку», другой — «Взрослому». Для «Ре­бенка» запрет не разъясним и звучит как тавтология: «нельзя потому, что нельзя». А для «Взрослого» в слове «нельзя» отражен не только факт зап­рещения, но и принципиальной невозможности, бессмысленности каких-то действий. Тем самым для «Взрослого» культурный запрет будет озна­чать: «не стоит потому, что все равно ничего не выйдет».

Таков, например, запрет инцеста — первый, по мнению К.Леви-Стро-са, опорный для человека культурный запрет на внутрисемейную половую связь. Безусловность его принятия, устрашающая альтернативой тяг­чайшего греха кровосмешения, тавтологична и не разъясняет, почему его нельзя нарушать. Казалось бы, для выполнения важнейшей задачи про­должения рода в совместно трудящемся племени есть все необходимое и можно обойтись без инородцев. Но не стоит подчиняться ситуации, хотя ясно, что и нарушение запрета принесет потомство (правда, по свидетель­ствам биологов, не вполне полноценное в перспективе). Однако все равно вне общения с другим социальным целым, без обмена с ним невестами не случится и знакового обмена, и, следовательно, из этого человеческого рода ничего не выйдет.

В заключение приведем ключевые термины, которые обычно исполь­зуют психологи в нашей стране, обсуждая роль природы, общества и куль­туры в развитии личности. Так, во-первых, говорят об органических, или биологических, предпосылках развития личности, скажем, задатках спо­собностей, или свойствах темперамента как основы характера. Природные предпосылки, какими бы они ни были сами по себе, можно назвать матери­алом для преобразования. Во-вторых, социальную среду справедливо счи­тают необходимым условием становления и развития личности. Надеюсь, понятно, что данное условие необходимо для первого рождения личности, но не достаточно для второго. И в-третьих, культурные нормы являются: а) универсальными принципами решения личностных проблем; б) средства­ми преобразования природы; в) способами подлинной защиты этой приро­ды, когда она уже преобразована. Впрочем, функциональные различия при­роды и культуры следует обсудить подробнее.

Различение природного и культурного, естественного и искусствен ного в человеке восходит к старинным — тела и души (Платон), протя женной и мыслящей субстанций (Декарт). Философская классика учил*

Петухов В.В. Понятие личности... 281

не смешивать их в области познания и правильно понимать факт «совпа­дения», взаимной зависимости в жизни. Так, и в традиционной научной, да и в житейской психологии природные и культурные особенности раз­деляли на «низшие» и «высшие», допуская объяснение первых и лишь описание вторых. Как две стороны бумажной ленты, свернутой в кольцо, они могли бы так и не пересечься, оставаясь противоположными. Но если прежде, чем склеить концы этой ленты, один из них перевернуть, полу­чив в результате «ленту Мебиуса», то продвигаясь по одной ее стороне, теперь уже нельзя не «встретиться» с другой.

Местом встречи природы с культурой оказывается конкретный со­циальный индивид, как бы захваченный «снизу» и «сверху» природными страстями и культурными запретами, каждые из которых имеют над ним собственную власть. В этой властности — их единство, однако, в каждой точке единства — глубокие различия.

Во-первых, и природа, и культура составляют необходимые условия существования любого человеческого общества и, взятые вместе с обще­ством, превращают бытие конкретного человека в проблемную ситуацию (и в принципе, и фактически). Но если природные условия подобны исходно данному материалу, подчиненному, впрочем, своим законам, которые сле­дует изучать и учитывать при работе с ним, то культурные сравнимы с принципами его организации, определяющими саму постановку проблемы, а также область поиска возможных (и допустимых) средств ее разреше­ния. Понятна взаимосвязь не всегда податливого природного материала с принципиальностью культурных норм при разработке правил социально­го поведения: так, повседневное соблюдение моральных запретов может стать для индивида серьезным телесным испытанием, а сохранение физи­ческой полноценности — культурной, личностной, проблемой.

Во-вторых, и природный, и культурный опыт человечества объектив­но предшествуют социальному индивиду и (при нормальном развитии), безусловно принимаются им. Природа и культура изначально свободны в своем действии от конкретных общественных обстоятельств, в которых оказывается человек в любой данный момент. Однако спонтанность есте­ственных процессов обнаруживается индивидом как факт его несвободы, непроизвольности поведения, которым он учится овладевать с помощью культурных средств в ходе социализации. Как всякая природная особь, человек наделен частным вариантом видовых свойств и связанных с их функционированием и развитием натуральных нужд, т.е. требований к ок­ружающей (в том числе — социальной) среде, при опосредствованном удов­летворении которых его поведение становится произвольным. Присвоение же культурного опыта — от орудийных действий до нравственных норм — является неспонтанным, требует произвольных, сознательных усилий. Оно основано на акте свободного выбора, самостоятельном и определенном по­ступке в неопределенной жизненной ситуации, последствиями которого ста­новятся личностные свойства социального индивида, сравнимые с искусст-

282 Тема 3. Человек как субъект деятельности

венными «постройками» (артефактами), за которые он отвечает сам. При­родные и культурные особенности человека (проявляющиеся, например, в чертах характера) бывают внешне похожи, однако правильное отношение к тем и другим связано с разными приемами воспитания, коррекции, психо­терапии: в каждом человеке важно отличать невольного, невинного обла­дателя первых от сознательного и ответственного (а то и бессознательно­го, «безответственного») создателя вторых.

И в-третьих, преемственность и природного, и культурного опыта зависит от реальных его носителей — социальных индивидов, которыми он своевременно и полноценно должен быть воспроизведен. Различны формы, средства сохранения и передачи того и другого опыта, результаты актов их воспроизводства. Так, природный опыт и сохраняется, и передается как сово­купность прямо наследуемых натуральных свойств, среди которых имеются их репродукции. Культурный опыт закреплен в искусственных предметах, моральных нормах, которые сохраняются посредством личностных (а не ес­тественных) поступков, и их нельзя передать наследнику без самостоятель­ного участия его самого. Действительно, если в акте порождения организма закладывается генетическая программа задатков, готовых к дальнейшему созреванию при обеспечении адекватных средовых влияний, то в актах ста­новления личностных свойств возрождаются культурные предметы, причем эти предметы (как и свойства) обеспечиваются данными актами, а не про­граммируются наперед. Отсюда телесный акт, случившийся однажды при высоковероятном стечении объективных обстоятельств, является необхо­димым и достаточным для воспроизведения природного опыта, а личност­ный -— только необходимым и достаточным для все нового обращения к культурным предметам и соблюдения норм в каждой следующей ситуации. Конечно, тот и другой часто требуют максимального напряжения соответ­ствующих — телесных и личностных — сил, однако первые мобилизуются натуральным позывом, блокируемым лишь физической их утратой, а вторые сознаются, как нравственный долг, необходимость «держать форму» и, не до­пуская личностного бессилия перед близким и далеким, даже незримым потомком, сохранять для него культурный опыт и условия его присвоения.

Наконец, благодаря внутривидовому разнообразию индивидуальных вариантов природного опыта (подразделяемых обычно на классы и типы), его воспроизводство допускает стихийную, а затем и направленную се­лекцию, возможность «гармонического» сочетания частных преимуществ разных особей с сохранением наиболее приспособленных к окружающей среде. Культурные же предметы, нормы воспроизводятся только целиком (ведь душа, как утверждали древние, не составлена из частей), и лич­ностные свойства их носителей в отличие от природных, индивидуально изменчивых, уникальны, неповторимы и не сложены раз и навсегда: со­хранение культурного опыта есть его продуктивное расширение, которое производит развивающаяся личность, выходя за пределы уже достигну­тых решений своих жизненных проблем.

Петухов В.В. Понятие личности... 283

Таким образом, в обычных, нормальных условиях функции природы и культуры строго различаются. Если же это не так, то мы можем получить особый «личностный» феномен, для разъяснения которого удобно обратить­ся к классическому психоанализу. Грубого пациента аналитика можно ин­терпретировать так, что функции природы и культуры как бы смешивают­ся, меняются местами, когда частные природные интересы вдруг начинают выполнять роль абсолютных культурных принципов. Тогда и может воз­никнуть явление «натуральной личности», излишнее как для природной, так и для культурной сферы как результат необоснованного их смешения. Акт «принципиального выбора», совершаемый здесь социальным индиви­дом, внешне подобен личностному, однако его «опорой» становится не куль­турная норма, а естественная нужда. Впрочем, последняя тоже «преобразо­вана», поскольку данный акт — отнюдь не безвольная уступка непокорной природе (которая так или иначе «свое возьмет»), истомившейся от дефици­та благ, но, напротив, произвольное, убежденное (и до поры готовое к аске­тизму) стремление «помочь» ей, «отстоять» натуральный закон, не отсту­пать от него из принципа, «ради идеи».

Так, например, отдельные черты характера подростков бывают как бы «подчеркнуты» на фоне остальных самой природой, и их оригиналь­ные непроизвольные проявления часто затрудняют процесс социализации. Для подростка-акцентуанта определенного типа некоторые житейские си­туации могут быть аффектогенными, провоцировать бесконтрольные асо­циальные поступки с тяжким последующим раскаянием¹. Поэтому обыч­но по деликатному совету терапевта от должен быть в таких ситуациях осмотрителен, внимателен к себе и терпеливо овладевать правильными способами поведения. Представим, однако, что этот подросток, узнав по­ставленный ему диагноз, но отвергая помощь воспитателя, вдруг объявит себя «принципиальным» истероидом (данная акцентуация наиболее рас­пространена), астено-невротиком, эпилептоидом и т.п. и, призывая к со­лидарности всех представителей того же класса, потребует от взрослых построить мир, адекватный его возрастным недугам. Тогда он как бы вто­рично, сознательно подчеркнет свою природную особенность нарочито не­благовидной проказой и теперь может, даже «должен», открыто, «гордо» и уже без стыда заявить в терминах фрейдовской триады: «Да, вот такое "Я" — "Оно"!» Так неопытный социальный индивид, находясь вне куль­туры (Ceepx-Я), беззапретно преобразует собственную природу, сам лишая ее невинности, и хочет закрепить «приоритет» своих частных конститу­циональных черт в общем для всех конституционном праве.

Действительно, хотя понимание индивидом универсальности право­вых принципов утрачено, структура личности, предложенная в классичес­ком психоанализе, не остается неполной. Поскольку организм так или

¹ См. Личко А.Е. Психопатии и акцентуации характера у подростков. Л.: Медицина, 1983.

284 Тема 3. Человек как субъект деятельности

иначе преобразован, он объективно нуждается в опеке и должен быть за­щищен. Обычно такой защитой служат культурные нормы, воплощенные в конкретных способах общественной организации. Если же понимания норм нет, то психологически они могут сохраняться лишь во внешнем своем оформлении, редуцируясь к наличным социальным стереотипам. Поэтому характеристику феномена следует уточнить, используя юнговы названия выделенных Фрейдом субстанций: Тень манифестирует, раскры­вает себя, прикрываясь Маской, и они появляются вместе, заключив ковар­ное перемирие злобных антиподов, порождающее конфликт. Причудливые плоды этого внезаконного сговора, названные в психоанализе «защитны­ми механизмами личности», конечно, не могут стать жизнеспособными средствами управления поведением. Впрочем, так и не состоявшаяся «ко­рыстная личность», будучи самостоятельной Персоной, признает импера­тивность существующих общественных (моральных, логических) правил и хитро, старательно использует их для ссшозащиты собственных, ею же преобразованных «принципиальных нужд». Однако все предпринимаемые меры, лишь на время укрывая Тень, сами оказываются иллюзорными и объективно препятствуют подлинному личностному развитию.

Показательно, что и те принципиальные жизненные вопросы, кото­рые ставит и решает внекультурный социальный индивид, сходны с лич­ностными по форме, но ошибочны по существу. «Быть или не быть?» — вот единственный верный для личности вопрос, ответ на который отделя­ет ее существование от призрачной игры, требует выбора между соблюде­нием нравственных норм и разрушающим их поведением. Неверные же, пусть похожие, вопросы не предполагают такого (да и никакого) выбора, хотя тоже бывают связаны с «отважным», действенным самоиспытанием. Такова, например, знаменитая «дилемма» Раскольникова: «Тварь я дро­жащая или право имею?», толкнувшая его к корыстноидейному преступ­лению. Нетрудно видеть, что данный «личностный» вопрос — мнимый: его не следовало задавать (а соответствующий поступок — совершать), так как «право» на недопустимое в культуре действие у индивида есть имен­но потому, что оно сделало его — «тварью дрожащей» — природным су­ществом, теперь уже коварным и трусливым.

Итак, наблюдаемое явление можно относить к личности потому, что социальный индивид совершает произвольное усилие, преобразующее соб­ственную природу, активно «защищает» ее собою созданными средствами, формулирует и пытается разрешать жизненно важные вопросы, имеющие для него принципиальное значение. Но поскольку в отличие от действи­тельной личностной жизни совершаемое усилие безразлично к культурной норме, создаваемые «защиты» временны и ненадежны, решение «принци­пиальных» вопросов не допускает свободного выбора, то в данном случае «личность» оказывается мнимой, и ее сокращенно можно назвать «мнично-стью» (автор благодарен за это предложение Т.А.Нежновой).

Общее представление о развитии личности

А.Н.Леонтьев ФОРМИРОВАНИЕ ЛИЧНОСТИ¹

Ситуация развития человеческого индивида обнаруживает свои осо­бенности уже на самых первых этапах. Главная из них — это опосредст­вованный характер связей ребенка с окружающим миром. Изначально прямые биологические связи ребенок — мать очень скоро опосредствуются предметами: мать кормит ребенка из чашки, надевает на него одежду и, за­нимая его,, манипулирует игрушкой. Вместе с тем связи ребенка с вещами опосредствуются окружающими людьми: мать приближает ребенка к при­влекающей его вещи, подносит ее к нему или, может быть, отнимает ее у него. Словом, деятельность ребенка все более выступает как реализующая его связи с человеком через вещи, а связи с вещами — через человека.

Эта ситуация развития приводит к тому, что вещи открываются ре­бенку не только в их физических свойствах, чо и в том особом качестве, которое они приобретают в человеческой деятельности — в своем функ­циональном значении (чашка — из чего пьют, стул — на чем сидят, часы — то, что носят на руке, и т.д.), а люди — как «повелители» этих вещей, от которых зависят его связи с ними. Предметная деятельность ребенка при­обретает орудийную структуру, а общение становится речевым, опосредст­вованным языком².

В этой исходной ситуации развития ребенка и содержится зерно тех отношений, дальнейшее развертывание которых составляет цепь событий, ведущих к формированию его как личности. Первоначально отношения к миру вещей и к окружающим людям слиты для ребенка между собой, но дальше происходит их раздвоение, и они образуют разные, хотя и взаи­мосвязанные, линии развития, переходящие друг в друга.

В онтогенезе эти переходы выражаются в чередующихся сменах фаз: фаз преимущественного развития предметной (практической и познава­тельной) деятельности — фазами развития взаимоотношений с людьми, с об-

¹ Леонтьев АЛ. Деятельность. Сознание. Личность. 2-е изд. М.: Политиздат, 1977.
С. 206—230.

² См.: Леонтьев А.Н. Проблемы развития психику. М., 1972. С. 368—378.

286 Тема 3. Человек как субъект деятельности

ществом¹. Но такие же переходы характеризуют движение мотивов внут­ри каждой фазы. В результате и возникают те иерархические связи моти­вов, которые образуют «узлы» личности.

Завязывание этих узлов представляет собой процесс скрытый и на разных этапах развития выражающийся по-разному. <...>

<...> Действительную основу личности составляет то особое строение целокупных деятельностей субъекта, которое возникает на определенном этапе развития его человеческих связей с миром.

Человек живет как бы во все более расширяющейся для него дейст­вительности. Вначале это узкий круг непосредственно окружающих его лю­дей и предметов, взаимодействие с ними, чувственное их восприятие и усвое­ние известного о них, усвоение их значения. Но далее перед ним начинает открываться действительность, лежащая далеко за пределами его практи­ческой деятельности и прямого общения: раздвигаются границы познавае­мого, представляемого им мира. Истинное «поле», которое определяет те­перь его действия, есть не просто наличное, но существующее — существующее объективно или иногда только иллюзорно.

Знание субъектом этого существующего всегда опережает его превра­щение в определяющее его деятельность. Такое знание выполняет очень важную роль в формировании мотивов. На известном уровне развития мо­тивы сначала выступают как только «знаемые», как возможные, реально еще не побуждающие никаких действий. Для понимания процесса форми­рования личности нужно непременно это учитывать, хотя само по себе рас­ширение знаний не является определяющим для него; поэтому-то, кстати говоря, воспитание личности и не может сводиться к обучению, к сообще­нию знаний.

Формирование личности предполагает развитие процесса целеобразо-вания и соответственно развития действий субъекта. Действия, все более обогащаясь, как бы перерастают тот круг деятельностей, которые они реали­зуют, и вступают в противоречие с породившими их мотивами. Явления та­кого перерастания хорошо известны и постоянно описываются в литерату­ре по возрастной психологии, хотя и в других терминах; они-то и образуют так называемые кризисы развития — кризис трех лет, семи лет, подростко­вого периода, как и гораздо меньше изученные кризисы зрелости. В резуль­тате происходит сдвиг мотивов на цели, изменение их иерархии и рождение новых мотивов — новых видов деятельности; прежние цели психологиче­ски дискредитируются, а отвечающие им действия или вовсе перестают су­ществовать, или превращаются в безличные операции.

Внутренние движущие силы этого процесса лежат в исходной двой­ственности связей субъекта с миром, в их двоякой опосредованности — предметной деятельностью и общением. Ее развертывание порождает не

¹ См.: Элъконин Д.Б. К проблеме периодизации психического развития советского школьника // Вопросы психологии. 1971. № 4.

Леонтьев А.Н. Формирование личности 287

только двойственность мотивации действий, но благодаря этому также и соподчинения их, зависящие от открывающихся перед субъектом объек­тивных отношений, в которые он вступает. Развитие и умножение этих особых по своей природе соподчинений, возникающих только в условиях жизни человека в обществе, занимает длительный период, который может быть назван этапом стихийного, не направляемого самосознанием скла­дывания личности. На этом этапе, продолжающемся вплоть до подрост­кового возраста, процесс формирования личности, однако, не заканчивает­ся, он только подготавливает рождение сознающей себя личности.

В педагогической и психологической литературе постоянно указы­вается то младший дошкольный, то подростковый возраст как переломные в этом отношении. Личность действительно рождается дважды: первый раз — когда у ребенка проявляются в явных формах полимотивирован­ность и соподчиненность его действий (вспомним феномен «горькой кон­феты» и подобные ему), второй раз — когда возникает его сознательная личность. В последнем случае имеется в виду какая-то особая перестройка сознания. Возникает задача — понять необходимость этой перестройки и то, в чем именно она состоит.

Эту необходимость создает то обстоятельство, что чем более расши­ряются связи субъекта с миром, тем более они перекрещиваются между собой. Его действия, реализующие одну его деятельность, одно отношение, объективно оказываются реализующими и какое-то другое его отноше­ние. Возможное несовпадение или противоречие их не создает, однако, альтернатив, которые решаются просто «арифметикой мотивов». Реальная психологическая ситуация, порождаемая перекрещивающимися связями субъекта с миром, в которые независимо от него вовлекаются каждое его действие и каждый акт его общения с другими людьми, требует от него ориентировки в системе этих связей. Иными словами, психическое отра­жение, сознание уже не может оставаться ориентирующим лишь те или иные действия субъекта, оно должно также активно отражать иерархию их связей, процесс происходящего подчинения и переподчинения их мо­тивов. А это требует особого внутреннего движения сознания.

В движении индивидуального сознания, описанном раньше как про­цесс взаимопереходов непосредственно-чувственных содержаний и значе­ний, приобретающих в зависимости от мотивов деятельности тот или иной смысл, теперь открывается движение еще в одном измерении. Если опи­санное раньше движение образно представить себе как движение в гори­зонтальной плоскости, то это новое движение происходит как бы по вер­тикали. Оно заключается в соотнесении мотивов друг с другом: некоторые занимают место подчиняющих себе другие и как бы возвышаются над ни­ми, некоторые, наоборот, опускаются до положения подчиненных или даже вовсе утрачивают свою смыслообразующую функцию. Становление этого движения и выражает собой становление связной системы личностных смыслов — становление личности.

288 Тема 3. Человек как субъект деятельности

Конечно, формирование личности представляет собой процесс непре­рывный, состоящий из ряда последовательно сменяющихся стадий, ка­чественные особенности которых зависят от конкретных условий и обс­тоятельств. Поэтому, прослеживая последовательные его течения, мы замечаем лишь отдельные сдвиги. Но если взглянуть на него как бы с не­которого удаления, то переход, знаменующий собой подлинное рождение личности, выступает как событие, изменяющее ход всего последующего психического развития.

Существуют многие явления, которые отмечают этот переход. Преж­де всего, это перестройка сферы отношений к другим людям, к обществу. Если на предшествующих стадиях общество открывается в расширяю­щихся общениях с окружающими и поэтому преимущественно в своих персонифицированных формах, то теперь это положение оборачивается: окружающие люди все более начинают выступать через объективные об­щественные отношения. Переход, о котором идет речь, и начинает собой изменения, определяющие главное в развитии личности, в ее судьбе.

Необходимость для субъекта ориентироваться в расширяющейся сис­теме его связей с миром раскрывается теперь в новом своем значении: как порождающая процесс развертывания общественной сущности субъекта. Во всей своей полноте это развертывание составляет перспективу историческо­го процесса. Применительно же к формированию личности на том или ином этапе развития общества и в зависимости от места, занимаемого ин­дивидом в системе наличных общественных отношений, перспектива эта выступает лишь как эвентуально содержащая в себе идеальную «конечную точку».

Одно из изменений, за которым скрывается новая перестройка иерар­хии мотивов, проявляется в утрате самоценности для подростка отношений в интимном круге его общения. Так, требования, идущие со стороны даже самых близких взрослых, сохраняют теперь свою смыслообразующую функ­цию лишь при условии, что они включены в более широкую социальную мотивационную сферу, в противном случае они вызывают явление «психо­логического бунтарства». Это вхождение подростка в более широкий круг общения вовсе, однако, не значит, что интимное, личностное как бы отходит теперь на второй план. Напротив, именно в этот период и именно поэтому происходит интенсивное развитие внутренней жизни: наряду с приятельст­вом возникает дружба, питаемая взаимной конфидентностью; меняется со­держание писем, которые теряют свой стереотипный и описательный харак­тер, и в них появляются описания переживаний; делаются попытки вести интимные дневники и начинаются первые влюбленности.

Еще более глубокие изменения отмечают последующие уровни раз­вития, включительно до уровня, на котором личностный смысл приобре­тает сама система объективных общественных отношений, ее выражения. Конечно, явления, возникающие на этом уровне, еще более сложны и мо­гут быть по-настоящему трагическими, но и здесь происходит то же са-

Леонтьев А.Н. Формирование личности 289

мое: чем более открывается для личности общество, тем более наполнен­ным становится его внутренний мир.

Процесс развития личности всегда остается глубоко индивидуальным, неповторимым. Он дает сильные смещения по абсциссе возраста, а иногда вызывает социальную деградацию личности. Главное — он протекает со­вершенно по-разному в зависимости от конкретно-исторических условий, от принадлежности индивида к той или иной социальной среде. Он особенно драматичен в условиях классового общества с его неизбежными отчужде­ниями и парциализацией личности, с его альтернативами между подчине­нием и господством. Само собой разумеется, что конкретные жизненные обстоятельства накладывают свою печать на ход развития личности и в со­циалистическом обществе. Уничтожение объективных условий, образую­щих преграду для возвращения человеку его действительной сущности — для всестороннего и гармоничного развития его личности, делает эту пер­спективу впервые реальной, но вовсе не перестраивает личность автомати­чески. Фундаментальное изменение состоит в другом, в том, что возникает новое движение: борьба общества за человеческую личность. Когда мы го­ворим: «Во имя человека, для человека» — это означает не просто для его потребления, это — для его личности, хотя при этом, конечно, подразумева­ется, что человек должен быть обеспечен и материальными благами, и ду­ховной пищей. <...>

<...> На этом уровне прошлые впечатления, события и собственные действия субъекта отнюдь не выступают для него как покоящиеся пла­сты его опыта. Они становятся предметом его отношения, его действий, и потому меняют свой вклад в личность. Одно в этом прошлом умирает, ли­шается своего смысла и превращается в простое условие и способы его деятельности — сложившиеся способности, умения, стереотипы поведения; другое открывается ему в совсем новом свете и приобретает прежде не увиденное им значение; наконец, что-то из прошлого активно отвергает­ся субъектом, психологически перестает существовать для него, хотя и ос­тается на складах его памяти. Эти изменения происходят постоянно, но они могут и концентрироваться, создавая нравственные переломы. Возни­кающая переоценка прежнего, установившегося в жизни, приводит к тому, что человек сбрасывает с себя груз своей биографии. Разве не свидетель­ствует это о том, что вклады прошлого опыта в личность стали зависимы­ми от самой личности, стали ее функцией?

Это оказывается возможным благодаря возникшему новому внутрен­нему движению в системе индивидуального сознания, которое я образно на­звал движением «по вертикали». Не следует только думать, что переворо­ты в прошлом личности производятся сознанием, сознание не производит, а опосредствует их; производятся же они действиями субъекта, иногда да­же внешними — разрывами прежних общений, переменой профессии, прак­тическим вхождением в новые обстоятельства. <...>

19 Зак. 2652

290 Тема 3. Человек как субъект деятельности

Вопреки своей распространенности, взгляд на личность как на про­дукт биографии человека является неудовлетворительным, оправдываю­щим фаталистическое понимание его судьбы (обыватель так и думает — ребенок украл, значит, станет вором!). Взгляд этот, конечно, допускает воз­можность изменить что-то в человеке, но только ценой внешнего вмеша­тельства, силой своей перевешивающего сложившееся в его опыте. Это — концепция примата кары, а не раскаяния, награды, а не действий, которые она венчает. Упускается главный психологический факт, а именно, что че­ловек вступает в отношение к своему прошлому, которое по-разному входит в наличное для него — в память его личности. Толстой советовал: замечай, что помнишь, что не помнишь; по этим признакам узнаешь сам себя¹.

Неверен этот взгляд еще и потому, что расширение действительности для человека происходит не только в направлении прошлого, но и в направ­лении будущего. Как и прошлое, будущее составляет наличное в личности. Открывшаяся человеку жизненная перспектива есть не просто продукт «опережающего отражения», а его достояние. В этом сила и правда того, что писал Макаренко о воспитательном значении ближних и дальних перспек­тив. <...>

Личность создается объективными обстоятельствами, но не иначе, как через целокупность его деятельности, осуществляющей его отношения к миру. Ее особенности и образуют то, что определяет тип личности. Хотя во­просы дифференциальной психологии не входят в мою задачу, анализ фор­мирования личности, тем не менее, приводит к проблеме общего подхода в исследовании этих вопросов. <...>

Первое основание личности, которое не может игнорировать ника­кая дифференциально-психологическая концепция, есть богатство связей индивида с миром. <...> Само собой разумеется, что речь идет о действи­тельных, а не об отчужденных от человека отношениях, которые противо­стоят ему и подчиняют его себе. <...>

Различия, которые здесь существуют, являются не только количест­венными, выражающими меру широты открывшегося человеку мира в про­странстве и времени — в его прошлом и будущем. За ними лежат различия в содержании тех предметных и социальных отношений, которые заданы объективными условиями эпохи, нации, класса. Поэтому подход к типоло­гии личностей, даже если она учитывает только один этот параметр, как те­перь принято говорить, не может не быть конкретно историческим. Но психологический анализ не останавливается на этом, ибо связи личности с миром могут быть как беднее тех, что задаются объективными условиями, так и намного превосходить их.

Другой, и притом важнейший, параметр личности есть степень ие-рархизированности деятельности, их мотивов. Степень эта бывает очень разной, независимо от того, узко или широко основание личности, образуе-

См Толстой Л.Н. Поли. собр. соч. Т. 54. М., 1935. С. 31.

Леонтьев А.Н. Формирование личности 291

мое его связями с окружающими. Иерархии мотивов существуют всегда, на всех уровнях развития. Они-то и образуют относительно самостоятель­ные единицы жизни личности, которые могут быть менее крупными или более крупными, разъединенными между собой или входящими в единую мотивационную сферу. Разъединенность этих, иерархизированных внутри себя, единиц жизни создает психологический облик человека, живущего отрывочно — то в одном «поле», то в другом. Напротив, более высокая степень иерархизации мотивов выражается в том, что свои действия че­ловек как бы примеривает к главному для него мотиву-цели, и тогда мо­жет оказаться, что одни стоят в противоречии с этим мотивом, другие пря­мо отвечают ему, а некоторые уводят в сторону от него.

Когда имеют в виду главный мотив, побуждающий человека, то обыч­но говорят о жизненной цели. Всегда ли, однако, этот мотив адекватно от­крывается сознанию? С порога ответить на этот вопрос нельзя, потому что его осознание в форме понятия, идеи происходит не само собою, а в том дви­жении индивидуального сознания, в результате которого субъект только и способен преломить свое внутреннее через систему усваиваемых им значе­ний, понятий. Об этом уже говорилось, как и о той борьбе, которая ведется в обществе за сознание человека.

Смысловые единицы жизни могут собраться как бы в одну точку, но это формальная характеристика. Главным остается вопрос о том, какое место занимает эта точка в многомерном пространстве, составляющем ре­альную, хотя не всегда видимую индивидом, подлинную действительность. Вся жизнь Скупого рыцаря направлена на одну цель: возведение «держа­вы золота». Эта цель достигнута («Кто знает, сколько горьких воздержа­ний, обузданных страстей, тяжелых дум, дневных забот, ночей бессонных все это стоило?»), но жизнь обрывается ничем, цель оказалась бессмыслен­ной. Словами «Ужасный век, ужасные сердца!» заканчивает Пушкин тра­гедию о Скупом.

Иная личность, с иной судьбой складывается, когда ведущий мотив-цель возвышается до истинно человеческого и не обосабливает человека, а сливает его жизнь с жизнью людей, их благом. В зависимости от об­стоятельств, выпадающих на долю человека, такие жизненные мотивы мо­гут приобретать очень разное содержание и разную объективную значи­тельность, но только они способны создать внутреннюю психологическую оправданность его существования, которая составляет смысл и счастье жизни. Вершина этого пути — человек, ставший, по словам Горького, че­ловеком человечества.

Здесь мы подходим к самому сложному параметру личности: к обще­му типу ее строения. Мотивационная сфера человека даже в наивысшем ее развитии никогда не напоминает застывшую пирамиду. Она может быть сдвинута, эксцентрична по отношению к актуальному пространству истори­ческой действительности, и тогда мы говорим об односторонности лично­сти. Она может сложиться, наоборот, как многосторонняя, включающая ши-

292 Тема 3. Человек как субъект деятельности

рокий круг отношений. Но и в том, и в другом случае она необходимо отра­жает объективное несовпадение этих отношений, противоречия между ни­ми, смену места, которое они в ней занимают.

Структура личности представляет собой относительно устойчивую конфигурацию главных, внутри себя иерархизированных мотивационных линий. Речь идет о том, что неполно описывается как «направленность личности», неполно потому, что даже при наличии у человека отчетливой ведущей линии жизни она не может оставаться единственной. Служение избранной цели, идеалу вовсе не исключает и не поглощает других жиз­ненных отношений человека, которые, в свою очередь, формируют смыс-лообразующие мотивы. Образно говоря, мотивационная сфера личности всегда является многовершинной<...>. <...>

Многообразные отношения, в которые человек вступает к действи­тельности, являются объективно противоречивыми. Их противоречия и порождают конфликты, которые при определенных условиях фиксируют­ся и входят в структуру личности. <...>

<...> Структура личности не сводится ни к богатству связей челове­ка с миром, ни к степени их иерархизированности; <...> ее характеристи­ка лежит в соотношении разных систем сложившихся жизненных отноше­ний, порождающих борьбу между ними. Иногда эта борьба происходит во внешне неприметных, обыденно драматических, так сказать, формах и не на­рушает гармоничности личности, ее развития; ведь гармоническая личность вовсе не есть личность, не знающая никакой внутренней борьбы. Однако иногда эта внутренняя борьба становится главным, что определяет весь об­лик человека — такова структура трагической личности. <...>

Предметно-вещественные «потребности для себя» насыщаемы, и их удовлетворение ведет к тому, что они низводятся до уровня условий жиз­ни, которые тем меньше замечаются человеком, чем привычнее они ста­новятся. Поэтому личность не может развиваться в рамках потребле­ния, ее развитие необходимо предполагает смещение потребностей на созидание, которое одно не знает границ. <...>

<...> Как и всякое познание, познание себя начинается с выделения внешних, поверхностных свойств и является результатом сравнения, ана­лиза и обобщения, выделения существенного. Но индивидуальное созна­ние не есть только знание, только система приобретенных значений, по­нятий. Ему свойственно внутреннее движение, отражающее движение самой реальной жизни субъекта, которую оно опосредствует; мы уже ви­дели, что только в этом движении знания обретают свою отнесенность к объективному миру и свою действенность. Не иначе обстоит дело и в слу­чае, когда объектом сознания являются свойства, особенности, действия или состояния самого субъекта; в этом случае тоже следует различать знание о себе и осознание себя.

Знания, представления о себе накапливаются уже в раннем детстве; в неосознаваемых чувственных формах они, по-видимому, существуют и у

Леонтьев А.Н. Формирование личности 293

высших животных. Другое дело — самосознание, осознание своего «я». Оно есть результат, продукт становления человека как личности. Пред­ставляя собой феноменологическое превращение форм действительных отношений личности, в своей непосредственности оно выступает как их причина и субъект.

Психологическая проблема «я» возникает, как только мы задаемся вопросом о том, к какой реальности относится все то, что мы знаем о себе, и все ли, что мы знаем о себе, относится к этой реальности. Как происхо­дит, что в одном я открываю свое «я», а в другом — утрачиваю его (мы так и говорим: быть «вне себя...»)? Несовпадение «я» и того, что представляет субъект как предмет его собственного знания о себе, психологически оче­видно. Вместе с тем психология, исходящая из органистических позиций, не способна дать научного объяснения этого несовпадения. Если проблема «я» и ставится в ней, то лишь в форме констатации существования особой инстанции внутри личности — маленького человечка в сердце, который в нужную минуту «дергает за веревочки». Отказываясь, понятно, от того, что­бы приписывать этой особой инстанции субстанциональность, психология кончает тем, что вовсе обходит проблему, растворяя «я» в структуре лично­сти, в ее интеракциях с окружающим миром. И все-таки она остается, об­наруживая себя теперь в виде заложенного в индивиде стремления проник­нуть в мир, в потребность «актуализации себя»¹.

Таким образом, проблема самосознания личности, осознания «я» ос­тается в психологии нерешенной. Но это отнюдь не мнимая проблема, на­против, это проблема высокого жизненного значения, венчающая психо­логию личности.

В.И.Ленин писал о том, что отличает «просто раба» от раба, прими­рившегося со своим положением, и от раба восставшего². Это — отличие не в знании своих индивидуальных черт, а отличие в осознании себя в системе общественных отношений. Осознание своего «я» и не представ­ляет собой ничего другого.

Мы привыкли думать, что человек представляет собой центр, в кото­ром фокусируются внешние воздействия и из которого расходятся линии его связей, его интеракций с внешним миром, что этот центр, наделенный сознанием, и есть его «я». Дело, однако, обстоит вовсе не так. Мы видели, что многообразные деятельности субъекта пересекаются между собой и связы­ваются в узлы объективными, общественными по своей природе отношения­ми, в которые он необходимо вступает. Эти узлы, их иерархии и образуют тот таинственный «центр личности», который мы называем «я»; иначе говоря, центр этот лежит не в индивиде, не за поверхностью его кожи, а в его бытии.

Таким образом, анализ деятельности и сознания неизбежно приводит к отказу от традиционного для эмпирической психологии эгоцентрическо-

¹ См. Nuttin J. La Structure de la personnaliti. Paris, 1925. P. 234.

² См. Ленин В.И. Поли. собр. соч. Т. 16. С. 40.

294 Тема 3. Человек как субъект деятельности

го, «птолемеевского» понимания человека в пользу понимания «коперни-ковского», рассматривающего человеческое «я» как включенное в общую систему взаимосвязей людей в обществе. Нужно только при этом подчерк­нуть, что включенное в систему вовсе не значит растворяющееся в ней, а, на­против, обретающее и проявляющее в ней силы своего действия.

В нашей психологической литературе часто приводятся слова Маркса о том, что человек не родится фихтеанским философом, что человек смот­рится, как в зеркало, в другого человека, и, лишь относясь к нему как к себе подобному, он начинает относиться и к себе, как к человеку. Эти слова ино­гда понимаются лишь в том смысле, что человек формирует свой образ по образу другого человека. Но в этих словах выражено гораздо более глубо­кое содержание. Чтобы увидеть это, достаточно восстановить их контекст.

«В некоторых отношениях, — начинает Маркс цитируемое примеча­ние, — человек напоминает товар». Какие же это отношения? Очевидно, имеются в виду те отношения, о которых говорится в тексте, сопровождае­мом данным примечанием. Это стоимостные отношения товаров. Они за­ключаются в том, что натуральное тело одного товара становится формой, зеркалом стоимости другого товара, т.е. такого сверхчувственного его свой­ства, которое никогда не просвечивает через его ткань. Маркс и заканчива­ет эту сноску так: «Вместе с тем и Павел как таковой, во всей его павлов­ской телесности, становится для него формой проявления рода "человек" (курсив мой. — АЛ.)*¹. Но человек как род, как родовое существо озна­чает у Маркса не биологический вид Homo sapiens, а человеческое обще­ство. В нем, в его персонифицированных формах человек и видит себя че­ловеком.

Проблема человеческого «я» принадлежит к числу ускользающих от научно-психологического анализа. Доступ к ней закрывают многие ложные представления, сложившиеся в психологии на эмпирическом уровне иссле­дования личности. На этом уровне личность неизбежно выступает как ин­дивид усложненный, а не преобразованный обществом, т.е. обретающий в нем новые системные свойства. Но именно в этих своих «сверхчувствен­ных» свойствах он и составляет предмет психологической науки.

¹ Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 23. С. 62.

Дата добавления: 2014-01-11