Улика недели

В неустанной охоте «Лолоблога» за пастором Бобом Лоусоном, основателем и руководителем «Миссии счастливых сердец», одной из самых отпетых организаций, утверждающих, что они в состоянии обратить гомосексуальных детей и взрослых в традиционную сексуальную ориентацию, был обнаружен следующий документ, опубликованный в среду: «Прошу вас помолиться за Иэна Д., заблудшую овцу из отделения нашей общины в Сент-Луисе, отпущенную Господом Богом в неприкаянное странствие. Мы просим Господа Бога о возвращении Иэна и молимся за его любящих родителей, которые преданно поддерживают меня во всех моих деяниях».

Ладно, закроем глаза на необычный синтаксис. Не будем шутить про овец. Лучше приступим к сбору косвенных доказательств.

1 Нашим неутомимым корреспондентам удалось обнаружить, что во вторник в «Сент-Луис Пост-Диспэтч» появилось сообщение об исчезновении Иэна Дрейка, 10-летнего жителя Ганнибала, штат Миссури. В полиции не рассматривается версия преступного сценария пропажи ребенка (читайте: ребенок попросту сбежал). Экстренные меры по спасению пропавшего ребенка полицией пока не предпринимались, никто из родителей ни в чем не подозревается и не арестован (читайте: ребенок попросту сбежал).

ВЫВОД: пока любой вывод будет слишком поспешным. Давайте зафиксируем это любопытное совпадение. А также отметим: «Миссия счастливых сердец» всегда больше других подобных организаций вызывала у нас раздражение, потому что начинает промывать людям мозги, как только тем исполнится десять лет.

2 Статья в «Пост-Диспэтч» и все другие материалы, которые нам удалось обнаружить, упоминают вовлеченность семьи Дрейков в «Оливковую ветвь», которая на самом деле не является церковью — это всего лишь бывший ангар, оборудованный киноэкранами и всевозможными изображениями «огня и серы». (Восхитительную статью Блейка Андерсена о мегацерквях и мегацерковной литературе можно почитать здесь.) Внештатный корреспондент «Лолоблога» Андреа Д. позвонила в «Оливковую ветвь» и, назвавшись молодой лесбиянкой, спросила, может ли она вступить в общину. Представитель организации, чье имя нам неизвестно, ответил ей: «Наши двери открыты для всех. Мы убеждены, что можно ненавидеть грех, но любить грешника. У нас есть несколько групп, которые оказывают поддержку и облегчают процесс выздоровления». Хм-м, процесс выздоровления? Отлично.

ВЫВОД: убеждения семьи Дрейк, по всей вероятности, соответствуют убеждениям тех, кто способен отправить собственного сына на процедуру «восстановления гетеросексуальности».

3 Иэн — довольно необычное имя для десятилетнего ребенка. Смотрите, о чем я. На сайте администрации социальной безопасности имя Иэн занимает 74-е место в списке популярных имен среди мальчиков, рожденных десять лет назад, и его популярность оставалась примерно одинаковой с середины 70-х до конца 90-х (а «заблудшая овца» наверняка родилась в пределах этого временного отрезка). Другими словами, это довольно редкое имя. Если же прибавить к имени первую букву фамилии — «Д.», да еще сопоставить даты размещения новости о пропаже мальчика и поста на сайте Боба Лоусона, а также учесть фактор географической близости, картина сложится вполне отчетливая.

ВЫВОД: если в обоих случаях речь не идет об одном и том же ребенке, то это просто чертовски странное совпадение.

Мы согласны, путь от Ганнибала до Сент-Луиса — не самый близкий (сайт «Поиск маршрута» измеряет его двумя часами), но что такое двухчасовое путешествие для любящего родителя, который заботится о «разгомосексуализации» ребенка?

Доктор Кен Вашингтон, руководитель частного детского психиатрического центра в Нью-Йорке, сегодня утром написал в своем письме в «Лолоблог»:

«Последние исследования показали, что около 42 процентов бездомных тинейджеров считают себя геями, лесбиянками или транссексуалами. Если учесть, что в Америке насчитывается 1,6 миллиона детей, сбежавших из дома, число подростков с нетрадиционной сексуальной ориентацией впечатляет».

В большинстве случаев дети убегают из дома потому, что их оттуда попросту вышвыривают, но Иэн Дрейк — определенно другая история. Впрочем, доктор Вашингтон пишет, что «желание убежать из враждебной семейной среды и психологическое давление сексуального «перепрограммирования», безусловно, мало чем отличается от той модели «отсутствия чувства дома», которую мы наблюдаем у юных беглецов, хотя в большинстве случаев мы, конечно, имеем дело с подростками».

Дальше в статье говорилось об истории и философии феномена пастора Боба и о других подобных программах, а также о том, что за последние сутки несчастные корреспонденты «Лолоблога» набирали номер «Миссии счастливых сердец» не меньше ста раз, но им так никто и не ответил. Статья занимала восемь страниц, и дальше об Иэне в ней почти не говорилось.

Я откинулась на спинку стула и попыталась как-то отреагировать на прочитанное. Никаких отчетливых мыслей у меня пока не было, если не считать того, что 1) после этой статьи никто не начнет показывать пальцем в мою сторону; 2) она, возможно, разбудит повышенный интерес к делу о пропавшем мальчике, и это совсем нехорошо; и 3) если у Дрейков есть хоть немного мозгов и хороший адвокат, они могут до последней рубашки засудить и сам «Лолоблог», и лично Артура Левитта за клевету.

Я вернулась в Анину комнату, попыталась расчесать волосы щеткой, но быстро махнула на эту затею рукой.

Внизу Иэн сидел за обеденным столом как настоящий король. Марта стояла у плиты, уже совсем по-итальянски обвязавшись передником, а Леон вальяжно развалился на стуле, потягивал пиво и курил сигару, дым от которой он милосердно выдыхал в сторону от Иэна, через каждые несколько секунд поворачивая голову вбок и выпуская дым сквозь дверь в столовую. Иэн, похоже, ничего не имел против дыма. Настроение у него определенно было приподнятое. На столе стояло блюдо нарезанного толстыми ломтями канадского бекона, яичница-болтунья со сладким перцем и луком, две целые палки салями, полный кофейник кофе, тарелка нарезанного хлеба, кирпичик мюнстерского сыра, несколько видов джема, горчицы, арахисовое масло и еще три непочатые бутылки пива. Иэн улыбнулся мне во весь рот и отправил туда же полную вилку яичницы. Волосы у него на голове застыли четырьми отдельными прядями, склеенными «Хорьком-суперблеском».

— Обожаю русские завтраки! — воскликнул он.

— Это не русский завтрак! — закричал Леон. — Это завтрак, который русские едят в Америке!

С тех пор как мы уехали из Ганнибала, мы еще ни разу так хорошо не ели. Леон заставил меня выпить две бутылки пива, и теперь было ясно, что за руль в ближайшее время я сесть не смогу. А Иэн и не хотел уезжать. Он снова пошел в подвал смотреть на хорьков, а еще спросил у Марты, нет ли у нее каких-нибудь фотографий из России (они у нее, конечно, были), и попросил Леона объяснить ему поподробнее, что такое коммунизм. Ответ растянулся на монолог не меньше часа длиной, но, по крайней мере, в нем не было отцовского анекдота про кошку и горчицу. Я помогла Марте вымыть посуду, Леон выкурил еще одну сигару, и Марта начала накрывать на стол к обеду, хотя, если не считать вылазки Иэна в подвал, мы еще даже не успели выйти из кухни. Я вдруг вспомнила об обувной коробке — интересно, она так и лежит на прежнем месте? По дороге на кухню я ее не заметила.

Марта поставила перед Иэном стакан молока, и он расплылся в благодарной улыбке. Наверное, примерно так в его представлении выглядел рай.

— Молоко — это для детей первая вещь! — одобрительно прогремел Леон. — Будешь Гласс — зоркий глаз!

— Что? — не понял Иэн.

— Гласс — зоркий глаз, — повторила я, надеясь, что он расслышит сдвоенную «с» в конце первого слова.

— Не понимаю.

— Твоя фамилия. Гласс, — произнесла я, еще надеясь выкрутиться, но Марта и Леон уже недоуменно переглядывались друг с другом.

Впрочем, я знала, что беспокоиться не о чем. У людей, которые выручали друг друга и передавали по ночам криминальные обувные коробки, было такое правило: если ты не задаешь вопросов, то и тебя ни о чем не спросят. А если тебя вдруг явится разыскивать человек в форме, они не станут говорить чего-нибудь вроде: «О боже, с ней все в порядке? Подождите, подождите, у меня тут где-то был конверт с ее новым адресом!» Они скажут так: «Мы не говорить хороший английский. Нет, о такой молодой даме мы никогда не слышать. Мы — как говорить? — никогда не встречался».

Мы выбрались из-за стола в два часа дня. Я напомнила Иэну, что бабушка уже совсем его заждалась, и поблагодарила Лабазниковых за гостеприимство. Вернувшись в гостиную, я увидела, что обувной коробки на прежнем месте нет.

Конечно же нет, вдруг поняла я. В ней были всего-навсего сигары, которые Леон курил за завтраком. Кубинские сигары, которые отец привез из Аргентины — подарок Леону в благодарность за какую-то услугу, будущую или прошлую. Возможно, какие-то деньги отец тоже туда положил, чтобы сигары не слишком гремели, ну и да, разве что еще немного криминальных чеков. У меня больше не было сил продолжать и дальше ломать голову над содержимым коробки. И вообще, кто я такая, чтобы винить его за сигары и незаконно добытые деньги, когда сама незаконно добыла целого ребенка!

Мы оба были уже в пальто и с сумками в руках стояли на пороге, как вдруг Марта всплеснула руками:

— Нам надо сфотографироваться!

С этими словами она побежала наверх за фотоаппаратом, и долю секунды я размышляла, не выскочить ли нам с Иэном за дверь, прежде чем наше присутствие здесь запечатлеют на пленке. Если бы рядом не было Леона, мы бы, наверное, так и сделали. Я пыталась встретиться с Иэном глазами, но он методично ощупывал листья всех растений в гостиной, чтобы убедиться, что они настоящие.

— Люси, ну-ка давай проверим, помнишь ли ты, — вдруг сказал мне Леон — Если русские соберутся втроем — что будет?

— Революция, — ответила я.

— Молодец! А нас тут сейчас как раз трое русских!

Марта вернулась с фотоаппаратом, построила всех нас в ряд — меня, Иэна и Леона — и отошла немного назад, чтобы сделать снимок. Как только она закончила считать до трех, Иэн закрыл лицо руками и посмотрел в камеру в щелочки между пальцев.

Фотоаппарат щелкнул, и Марта сказала:

— А теперь еще разок, чтобы и тебя было видно!

— Я очень стесняюсь фотографироваться, — объяснил Иэн.

Из тридцати с лишним фотографий с Зимней книжной тусовки, которые висели в данный момент на новостном стенде в публичной библиотеке Ганнибала, примерно на двадцати был изображен Иэн Дрейк, который просовывал физиономию к самой камере, загораживая других детей, и улыбался всеми крючками своей зубной пластины.

— Я боюсь, что фотоаппарат украдет у меня душу! — добавил Иэн для полной убедительности.

— Да нет, он просто стесняется, — ввернула я, прежде чем Лабазниковы успели поинтересоваться, чему теперь детей учат в школе.

Я подумала, как странно будет выглядеть этот наш снимок в газетах, если нас когда-нибудь поймают. «Гулл, Дрейк (закрывает лицо руками) и неизвестный русский мужчина в частном доме недалеко от Питтсбурга. Обратите внимание на подозрительные вихры на голове у похитительницы и ее жертвы».

На этом Марта решила оставить нас в покое, и после того, как нас обоих едва не задушили в русско-итальянских объятиях и вручили нам коричневый бумажный пакет с бутербродами, мы наконец вышли из дома.

— Сколько лететь от Земли до Марса? — крикнул с порога Леон, когда мы были на полпути к машине.

— Столько же, сколько от Марса до Земли! — крикнул Иэн в ответ и радостно мне улыбнулся. Это определенно был один из счастливейших моментов в его жизни.

— Рока! — кричали нам Лабазниковы по-русски. — Udachi!

Выводя машину с дорожки между домами обратно на улицу, я посмотрелась в зеркало заднего вида. Волосы у меня выглядели куда хуже, чем я предполагала, с головы во все стороны торчали какие-то жирные клочья.

— Ну у нас с тобой и вид, — выдохнула я.

— Мы — близнецы-суперблеск! — обрадовался Иэн и тут же принялся сочинять на эту тему песню.

Дата добавления: 2014-11-06