Рубинштейн С. Л. 14 страница

При этом действие в таком понимании предполагает не только более или менее дифференцированное и генерализованное предметное восприятие, но и достаточную пластичность, изменчивость высших форм поведения, их эффекторных механизмов. Эффекторика и рецепторика в ходе эволюции вообще — как указывалось выше (см. с. 98) — теснейшим образом ваимосвязаны.

Изменение форм познания, или отражения, окружающей действительности неизбежно взаимосвязано и с изменением форм мотиваций, также психологи­чески дифференцирующих формы поведения. Видоизменяя внутреннее строе­ние поведения, формы познания, возникая внутри тех или иных форм поведе­ния и в зависимости от них, в свою очередь опосредуют переход от одной формы поведения к другой (см. выше с. 106).

Задачей дальнейшего исследования является раскрытие общих закономерно­стей и конкретной диалектики развития, в процессе которого совершается пере­ход от одной формы отражения, познания, к другой, в результате возникновения и снятия противоречия между материальными формами существования и фор­мами отражения, познания.* При этом принципиально решающим является то, что в основу мы кладем формы существования (биологические, исторические с дальнейшей дифференциацией тех и других), изменяющийся в процессе разви­тия образ жизни; на этой основе в качестве производных и подчиненных вклю­чаются — для каждой данной ступени развития — механизмы поведения, зало­женные в сформировавшейся в результате предшествующего развития органи­зации индивидов данного вида, и формы их психики (мотивации, познания), с тем что одни и другие, т. е. органические свойства индивидов и характерные для них формы психики (мотивации познания), в ходе эволюции берутся во взаимо­связи и взаимообусловленности. Конкретное осуществление этой программы дело дальнейших исследований.

* Попытку дать такую историю развития форм отражения и форм деятельности предпринял А. Н. Леонтьев в своей докторской диссертации «Развитие психики» (1940; см. также его книгу «Проблемы развития психики». М., 1972.).

ГЛАВА V. РАЗВИТИЕ ПОВЕДЕНИЯ И ПСИХИКИ ЖИВОТНЫХ

Поведение низших организмов

Способность реагировать на исходящие из среды раздражения — раздражи­мость — является основным свойством всякого, даже самого элементарного од­ноклеточного организма. Уже голая протоплазматическая масса амебы реагиру­ет на механические, термические, оптические, химические, электрические раздра­жения (т. е. все раздражения, на которые реагируют высшие животные). При этом реакции нельзя прямо свести на физическое действие раздражителей, кото­рые их вызывают. Внешние физико-химические раздражения не определяют прямо, непосредственно реакции организма; зависимость между ними неодноз­начна: одно и то же внешнее раздражение в зависимости от различных обстоя­тельств может вызвать разные и даже противоположные реакции: как положи­тельные — по направлению к источнику раздражения, так и отрицательные — от него. Следовательно, внешние раздражения не вызывают непосредственно реакцию, а лишь обусловливают ее через посредство тех внутренних изменений, которые они вызывают. Уже здесь налицо известное выделение из среды, неко­торая избирательность и активность. В силу этого даже самое элементарное поведение низшего организма не может быть сведено к физико-химическим за­кономерностям неорганической природы. Оно регулируется биологическими закономерностями, согласно которым реакции организма совершаются в смысле приспособления — основного типа биологического соотношения всякого жи­вотного организма со средой.*

* Положение С. Л. Рубинштейна об обусловленности психического развития животных общими закономерностями биологического развития организмов, происходящего при взаимодействии по­следних с окружающей средой, и соответственно об обусловленности психики — ее форм — образом жизни существенно отличается от позиции по этому вопросу А. Н. Леонтьева. В своем выступлении в 1947 г. при обсуждении книги А. Н. Леонтьева «Очерк развития психики» С. Л. Рубинштейн четко сформулировал это различие: «В анализе развития психики животных проф. Леонтьев неизменно исходит из форм психики — сенсорной, перцептивной, интеллектуаль­ной — с тем, чтобы, отправляясь от них как от чего-то определяющего, идти к анализу поведения тех или иных животных, вместо того чтобы исходить из их образа жизни и прийти к формам психики как чему-то производному» (частный архив С. Л. Рубинштейна). (Примеч. сост.)

На всех ступенях развития поведение обусловлено и внешними, и внутренни­ми моментами, но на различных ступенях развития соотношение между внешними, в частности физико-химическими, раздражителями и внутренними процесса­ми, которые опосредуют их влияние на поведение, различно.

Чем выше уровень развития, тем большую роль играют внутренние условия. У человека иногда внешний стимул оказывается лишь случайным поводом для действия, являющегося по существу выражением сложного внутреннего процес­са: роль внешних раздражителей в таком случае сказывается лишь очень опо­средованно. Напротив, на самых низших ступенях органического развития роль внешних раздражителей велика, так что при некоторых условиях реакции практически более или менее однозначно определяются внешними физико-хими­ческими раздражителями.

Определяемые такими физико-химическими раздражениями вынужденные реакции организма — это так называемые тропизмы.

Общую теорию тропизмов развил Ж. Лёб, исходя из исследований Ж. фон Сакса о тропизме растений. Тропизм — это обусловленная симметрическим строением организма вынужденная реакция — установка или движение — организма под воздействием внешних физико-химических раздражителей. Ина­че говоря, тропизм — это вынужденная ориентировка организма по отноше­нию к силовым линиям. <...>

Но и тропизмы низших организмов обусловлены в действительности не толь­ко внешними, но и внутренними факторами. Однако роль этих внутренних фак­торов в большинстве случаев так ничтожна, что при некоторых условиях ею можно практически пренебречь. Это не дает, однако, теоретически основания отвергать значение этих внутренних факторов или не учитывать их в теорети­ческой концепции. <...>

Существенной предпосылкой развития форм поведения, в которых психи­ческие компоненты играют все более существенную роль, является связанное с усложнением и изменением условий и образа жизни животных развитие не­рвной системы и затем прогрессирующая ее централизация, а также развитие органов чувств и затем выделение дистантрецепторов.

Развитие нервной системы у животных

Функции проведения раздражения и интеграции поведения в ходе эволюции откладываются у организмов в самой их структуре.

Нервная система появляется впервые у кишечнополостных. В своем разви­тии она проходит несколько этапов, или ступеней. Первоначальным, наиболее примитивным типом нервной системы является диффузная нервная система. Она порождает недифференцированный способ реагирования на раздражение, который встречается, например, у медузы.

В дальнейшем развитии живых существ и их нервной системы начинается процесс централизации нервной системы (у червей), который далее идет по двум расходящимся линиям: из них одна ведет к высшим беспозвоночным, другая — к позвоночным. Эволюция приводит, с одной стороны, к образова­нию сначала так называемой узловой нервной системы. Для нее характерно сплетение, концентрация нервных клеток в узлах, которые по преимуществу осуществляют регуляцию реакций животного. Этот тип нервной системы отчет­ливо представлен у кольчатых червей. <...>

Вместе с тем уже у червей начинает выделяться головной узел, приобретаю­щий господствующее, доминирующее значение. У животных, обладающих узло­вой нервной системой, впервые появляется реакция, имеющая характер рефлекса.

У членистоногих (пчел, муравьев) — на высших ступенях развития беспоз­воночных — головной мозг приобретает уже сложное строение; в нем диффе­ренцируются отдельные части (грибовидные тельца), в которых происходят довольно сложные процессы переключении. В соответствии с этой относитель­но сложной организацией нервной системы у членистоногих, в частности у пчел, у муравьев, наблюдаются и довольно сложные формы поведения и психической деятельности. Эта деятельность имеет, однако, по преимуществу инстинктив­ный характер.

Уже у беспозвоночных прослеживаются основные тенденции развития нерв­ной системы, имеющие существенное значение и для развития ее психических функций. Эти тенденции заключаются в прогрессирующей централизации, цефализации и иерархизации нервной системы. Централизация нервной системы проявляется в сосредоточении нервных элементов в определенных местах, в об­разовании ганглиев, в которых скопляется, централизуется множество ганглиоз-ных нервных клеток; цефализация нервной системы заключается в преимуще­ственном сосредоточении в особо высокой дифференцировке нервной системы на головном конце тела; иерархизация нервной системы выражается в подчине­нии одних участков или частей нервной системы другим.

В связанной с этим развитием нервной системы эволюции ее функций про­является существенная закономерность, заключающаяся в прогрессирующей специализации реакций. Вначале внешнее раздражение вызывает в ответ диф­фузную реакцию, как бы массовое действие (mass action — по Когхиллу), затем происходит специализация реакций, т. е. выделение местных специализирован­ных реакций отдельных частей тела. Захватывая в какой-то мере всю нервную систему, возбуждение в результате внутрицентральных взаимодействий направ­ляется более избирательно по некоторому числу нервных путей. В результате возникают более специализированные реакции, лучше приспособленные для до­стижения определенного эффекта.

Эти тенденции в развитии нервной системы приобретают еще более глубокое и специфическое значение на другой из двух раздваивающихся линий, которая от первичных форм с нерасчлененным головным ганглием диффузного нервно­го строения ведет к трубчатой нервной системе позвоночных.

У позвоночных совершается все более резкая дифференциация нервной си­стемы на периферическую и центральную. Прогресс в развитии позвоночных осуществляется главным образом за счет развития центральной нервной систе­мы. Наиболее существенным в развитии центральной нервной системы являет­ся эволюция строения и функций головного мозга. В головном мозге диффе­ренцируется мозговой ствол и большие полушария. Большие полушария раз­виваются в филогенезе из конечного мозга. <...>

Значительное развитие коры — неокортекса — является наиболее харак­терной чертой в развитии мозга млекопитающих; у высших из них, у приматов и особенно у человека, она занимает господствующее положение.

Основной тенденцией или «принципом» развития центральной нервной си­стемы у позвоночных является энцефализация ее функций; свое высшее выра­жение этот процесс находит в кортикализации нервных функций.

Энцефализация как основной принцип прогрессивного развития центральной нервной системы заключается в том, что в ходе эволюции совершается переход функционального управления из спинного мозга через все уровни центральной нервной системы от низших к высшим ее этажам или отделам. При этом перехо­де функций вверх первоначальные центры сводятся на роль лишь передаточных инстанций.

Особенное значение для нас имеет тот факт, что с перемещением функцио­нального управления вообще связано и «перемещение» психических функций. Психические функции перемещаются в ходе развития к передним высшим от­делам нервной системы; функция зрения, связанная сначала со зрительной до­лей среднего мозга, перемещается в наружное коленчатое тело (подкорка) и в затылочную долю большого мозга; аналогично функция слуха перемещается из слухового бугорка продолговатого мозга и заднего четверохолмия во внут­реннее коленчатое тело (подкорка) и в височную долю полушарий; заодно с этим переходом рецепторных функций совершается и параллельное перемеще­ние регулируемых ими двигательных функций; психические функции всегда связаны с передовым, ведущим отделом нервной системы — с тем, в котором сосредоточивается верховное управление жизнью организма, высшая коорди­нация его функций, регулирующая его взаимоотношения с окружающей сре­дой. Кортикализация функций заключается именно в переходе функциональ­ного управления и специально психических функций по направлению к ко­ре — этому высшему отделу нервной системы. <...>

Развитие аппаратов, служащих для отображения воздействий внешнего мира, и связанное с ним развитие чувствительности, ее дифференциация и специализа­ция были существенным фактором эволюции. Элементарная «разностная чув­ствительность» к различным механическим, термическим, химическим раздра­жителям наблюдается на очень ранних ступенях развития. В развитии более сложных и совершенных форм поведения существенную роль сыграло развитие дистантрецепторов.

Дистантрецепторы (см. дальше) являются (согласно Ч. Шеррингтону) фило­генетически более поздними образованиями, чем контактрецепторы, как о том свидетельствует связь контактрецепторов с филогенетически более древними, дистантрецепторов — с филогенетически более молодыми отделами нервной си­стемы. Образование дистантрецепторов, выдифференцировавшихся из контакт-рецепторов, было связано со снижением порогов их чувствительности. <...>

Развитие дистантных рецепторов, увеличивая возможности отображения дей­ствительности, создает предпосылку для развития более совершенно организо­ванных форм поведения. Будучи предпосылкой развития более совершенных форм поведения, в которых психические компоненты начинают играть все бо­лее существенную роль, развитие нервной системы и, в частности, ее рецепторного аппарата является вместе с тем и результатом развития этих форм поведе­ния. Развитие нервной системы и психических функций у животных совершает­ся в процессе эволюции форм их поведения. <...>

Образ жизни и психика

Индивидуально-изменчивые формы поведения (навык и интеллект) получают преимущественное развитие на той из двух расходящихся линий, которые образуются в результате раздвоения единого сначала корня, — на той, по которой развиваются позвоночные. У низших позвоночных психические проявления значительно более элементарны, чем у высших беспозвоночных, однако перспек­тивы развития по этой линии большие.

В филогенезе низших позвоночных конечный мозг служит первоначально высшим органом обонятельных рецепций и их координации с нижележащими отделами центральной нервной системы; вторичные обонятельные центры об­разуют старую кору. Обоняние является главным органом дифференциации внешнего мира и ориентировки в нем. Лишь у рептилий появляется новая кора (неокортекс), не являющаяся уже непосредственно аппаратом обоняния, одна­ко и у них, как и у всех нижестоящих позвоночных, обонятельные функции еще преобладают. Дальнейшее развитие кора получает у млекопитающих, превра­щаясь в орган все более высокой корреляции различных восприятий, все более сложного поведения.

В развитии позвоночных снова выступает принцип непрямолинейного раз­вития по расходящимся линиям. Из развивающегося в процессе онтогенеза позвоночных конечного мозга — коры и центральных ганглиев у одних преоб­ладающее развитие получает кора, у других — центральные ганглии. Эволю­ция конечного мозга в сторону преобладания центральных ганглиев наблюда­ется у птиц, в сторону все большего преобладания коры — у млекопитающих. Эта последняя линия, ведущая к приматам и затем к человеку, оказывается более прогрессивной. По этой линии преимущественно развиваются высшие формы индивидуально-изменчивого поведения; по другой линии — у птиц — снова особо значительную роль приобретают структурно фиксированные, ин­стинктивные формы поведения.

Со слабым развитием коры и преобладанием центральных ганглиев в стро­ении центральной нервной системы у птиц сочетается значительное развитие полушарий большого мозга, знаменующее большой шаг вперед по сравнению с рептилиями. В полушариях заметное развитие получают зрительные доли и малое — обонятельные, в области чувствительности — значительное развитие зрения и слабое развитие обоняния. Так же слабо развито у птиц осязание, хорошо, как правило, развит слух.

Центральный факт, определяющий и строение птиц, и их психику, заключается в их приспособленности к полету, к жизни в воздухе. Для летной жизни нужно хорошее развитие зрения (особенно изощрено оно, как известно, у хищных птиц, которые с большой высоты стремглав бросаются на свою жертву). Но воздух вместе с тем значительно более однообразная среда, чем почва, жизнь на которой приводит млекопитающих в соприкосновение с самыми различными предмета­ми. В соответствии с этим и деятельность птиц, включая летные движения, отличается значительным однообразием, шаблонностью, относительно малой вариа­тивностью.* Некоторые птицы, несомненно, обнаруживают довольно хорошую обучаемость, но в общем у птиц преобладают инстинктивные формы поведения. Наиболее характерным для птиц является сочетание относительно шаблонных действий с маловариативными двигательными возможностями и очень развитого восприятия (в частности, зрительного). Благодаря последнему некоторые ин­стинктивные действия птиц производят впечатление действий, находящихся на грани инстинкта и интеллекта, — как, например, поведение вороны в вышеприве­денном опыте с орехом и горшочком.

* См.: Боровский В. М. Психическая деятельность животных. М.; Л., 1936.

Инстинкты птиц — это уже не те инстинкты, что у пчел или муравьев, вооб­ще у беспозвоночных. Самый инстинкт, таким образом, изменяется — на раз­ных ступенях развития он иной; вместе с тем изменяется и соотношение ин­стинктивных и индивидуально-изменчивых форм поведения: у птиц — осо­бенно у некоторых — научаемость достигает уже значительного уровня.

У млекопитающих, развитие которых ведет к приматам и затем к человеку, значительное развитие получает новая кора — неокортекс. В поведении мле­копитающих господствующее значение получают индивидуально приобретае­мые, изменчивые формы поведения.

Ярким проявлением непрямолинейного хода развития, совершающегося по расходящимся линиям, служит при этом тот факт, что ни у одного из млекопи­тающих вплоть до приматов острота зрения на расстоянии не достигает того уровня, что у птиц. У низших млекопитающих существенную роль в поведении при ориентировке в окружающем играет еще обоняние, в частности у крыс, а также у собак. Несомненно отчасти поэтому собаки хуже справляются с зада­чами, требующими зрительного охвата ситуации.

Высшего своего развития психические функции достигают у приматов. Цент­ральный факт, которым определяются и строение мозга, и психические функции обезьян, заключается в образе жизни обезьян (а не в будто бы самодовлеющем развитии психических способностей или таком же самодовлеющем развитии в строении мозга). Умение лазать расширяет поле зрения; значение обоняния уменьшается, роль зрения возрастает.

Многообразие зрительных и слуховых впечатлений при жизни в лесу стиму­лирует сенсорную деятельность мозга и соответствующее развитие в нем выс­ших сенсорных долей. В связи с этим в мозгу наблюдается значительный рост зрительных долей за счет обонятельных. Заодно с сенсорными развиваются и высшие моторные центры, регулирующие произвольные движения: жизнь на деревьях, балансирование на ветвях и перепрыгивание с ветки на ветку требуют не только хорошего глазомера, но и развитой координации движений. Таким образом, свойственный обезьянам образ жизни на деревьях обусловливает раз­витие высших рецепторных и моторных центров и приводит к небывалому до того среди животных развитию неокортекса.

Обусловленный этим образом жизни на деревьях способ передвижения обе­зьян привел к тому, что обезьяны стали переходить к прямой походке; рука начала выполнять у них иные функции, чем нога; она стала служить для хва-тания; в ней выделяется большой палец, приспособленный для хватания веток, и она делается пригодной для схватывания и держания различных предметов и манипулирования ими. Развитие у обезьян руки и зрения, способности мани­пулировать предметами под контролем зрения, позволяющего подмечать те из­менения в окружающем, которые вносит в него собственное действие, создает у обезьян основные биологические предпосылки для развития интеллекта.

Вопрос о преобладании у обезьян зрения или кинестезии послужил предметом ряда ис­следований. В своем большом исследовании, проведенном по методике проблемных ящиков, Н. Н. Ладыгина-Котс* показывает, что у макак кинестезия преобладает над зрением. Э. Г. Вацуро в остроумно построенных опытах стремится обосновать то же положение в отношении высших обезьян. Опыты Г. С. Рогинского свидетельствуют о ведущей роли зрения в поведе­нии высших обезьян.

* См.: Ладыгина-Коте Н. Н. Приспособительные моторные навыки макака в условиях экспери­мента. М., 1928.

К манипулированию с предметами и к зоркому их рассматриванию стиму­лирует обезьян и то, что они питаются орехами, внутренним содержанием пло­дов, сердцевиной стеблей, так что пищу им приходится извлекать, производя, так сказать, практический анализ вещей. Образ жизни обезьян определяет доступный им образ познания. Умение собрать различные части, составить из различных предметов новое целое, приложить один предмет к другому в каче­стве орудия, т. е. склонность и способность к практическому синтезу, по дан­ным Н. Ю. Войтониса, у низших обезьян еще не развита.

Специальные наблюдения и экспериментальные исследования показали, что уже для низших обезьян характерна способность зорко подмечать каждую де­таль окружающих их предметов и склонность, манипулируя ими, выделять эти детали; при этом их привлекает сама новизна предметов.

Подытоживая результат своих наблюдений над обезьянами, Н. Ю. Войтонис констатирует, что нет в окружающем мире предмета, заметного для человека, который не привлек бы к себе внимания обезьяны, не вызвал бы у нее стремление исследовать его. Нет в сложном предмете заметной для человека детали, которую бы не выделила обезьяна и не направила бы своего действия.* От других животных обезьяну, по его наблюдениям, отличает именно то, что для нее абсолютно всякая вещь, а в сложной вещи всякая деталь становится объектом внимания и воздействия.

* См.: Войтонис Н. Ю. Характерные особенности поведения обезьян // Антропологический жур­нал. 1936. № 4; его же. Поведение обезьян со сравнительной точки зрения // Фронт науки и техники.1937. № 4.

На основании своих наблюдений Войтонис считает возможным утверждать, что любопыт­ство (которое он обозначает как ориентировочно-«исследовательский» импульс) вышло уже у обезьян из непосредственного подчинения пищевому и защитному инстинкту, переросло их и функционирует как самостоятельная потребность.

Наличие «любопытства», направленного на действенное обследование по­средством манипулирования каждого объекта, попадающего в поле зрения обе­зьяны, является одной из основных биологических предпосылок для пользова­ния орудиями и формирования интеллекта. Поскольку орудие — это предмет, который приобретает значение и интерес только благодаря своей связи с добы­ваемым при его помощи объектом, способность обращать внимание на предмет, не имеющий непосредственного биологического значения, является существен­ной предпосылкой для развития интеллекта и использования «орудий».

Способность к практическому синтезу, которая еще не наблюдается у низ­ших обезьян, начинает отчетливо проявляться у антропоидов. Высшие челове­коподобные обезьяны способны подметить по крайней мере пространственные и внешние действенные соотношения предметов в зрительном поле. Они уже прилагают один предмет к другому, используя их в качестве «орудий», как это показали исследования.

Изучению психики приматов, особенно человекоподобных обезьян, посвяще­но множество исследований. Из работ советских авторов нужно отметить преж­де всего исследования Н. Н. Ладыгиной-Котс. Изучение поведения обезьян ве­дется также в Колтушах в лаборатории акад. Л. А. Орбели. Из работ зарубеж­ных авторов особенное значение имеют эксперименты Р. М. Йеркса, В. Келера, П. Гиома и Э. Мейерсона и ряд других.

Из этих последних работ мы специально остановимся на пользующихся осо­бенно широкой известностью исследованиях Келера.

Для правильной оценки исследований Келера существенно отделить объек­тивное содержание его экспериментальных данных от той гештальтистской те­ории, из которой он исходит.

Экспериментальный материал Келера, как и данные других исследователей, свидетельствует о существовании у высших животных, у человекоподобных обезьян «разумного» поведения, принципиально отличного от случайных дей­ствий проб и ошибок. Таким образом, механистическая теория, сводящая все формы деятельности к рефлекторно устанавливающимся навыкам, оказывается неправомерной. Но теоретическое истолкование осложнено у Келера гешталь­тистской теорией, согласно которой критерием интеллекта объявляется «воз­никновение всего решения в целом в соответствии со структурой поля». Этот критерий не позволяет отграничить разумное действие от инстинктивного; по­следнее не простой агрегат отдельных реакций, оно тоже бывает приноровлено к ситуации.

Данные новейших исследований, в частности советских (Н. Ю. Войтонис, Г. С. Рогинский), а также зарубежных (Л. Верлен) свидетельствуют, во-пер­вых, о том, что В. Келер в ходе своих экспериментов, очевидно, недооценивал обезьян. Оказалось, что даже низшие обезьяны способны при надлежащих ус­ловиях разрешать некоторые задачи, которые у Келера представлялись недо­ступными антропоидам. Так, в частности, в опытах Рогинского даже низшие обезьяны, несколько освоившись с тесемками и веревками, выбирали из многих веревок и тесемок только те, которые были привязаны к приманке, независимо от того, каково было их расположение. <...>

Данные собственных исследований Келера свидетельствуют о том, что он вместе с тем в своих общих выводах переоценивал обезьян: никак нельзя, как это делает Келер, признать у обезьян интеллект «того же рода и вида», что у человека. Это с еще большей очевидностью вытекает из других опытов, в част­ности проводившихся в Колтушах Э. Г. Вацуро. <...>

Таким образом, если обезьянам доступны действия, по своей внешней эффек­тивности превосходящие очерченные Келером возможности, то по своей внут­ренней психологической природе их поведение более примитивно, чем утверж­дал Келер. Однако этот вопрос об интеллекте антропоидов требует дальней­ших пристальных исследований. Необходимо при этом учитывать, что, судя по всем данным, индивидуальные различия между антропоидами чрезвычайно ве­лики, поэтому сделать общие выводы на основании наблюдений за одной или двумя обезьянами едва ли возможно.

Структурный принцип гештальтистов внес в проблематику сравнительной психологии ряд противоречивых тенденций. Развивая в полемике против тео­рии трех ступеней К. Бюлера гештальтистскую концепцию психологического развития, К. Коффка с полной определенностью утверждает, что инстинкт, дрес­сура и интеллект — это не три совершенно различных принципа, а один, только различно выраженный. <... >

Принцип, выдвинутый Келером для объяснения интеллекта в его специфи­ческом отличии от других низших форм, объявляется общим для всех форм поведения. Этот результат заложен в гештальтистском понимании интеллекта. Принцип целостности структуры действительно не позволяет отделить интеллект, разумное поведение от низших форм поведения, в частности от инстинкта. Только что установленные грани опять стираются в результате того, что за попыткой продвинуть низшую границу вверх последовала попытка так же не­правомерно сдвинуть верхнюю границу вниз.

Формалистический гештальтистский критерий структуры, согласно которо­му «разумное действие» определяется как действие, совершающееся в соответ­ствии со структурой ситуации в целом, не давал возможности выявить каче­ственные различия между интеллектом обезьян и инстинктом низших живот­ных, с одной стороны, между интеллектом обезьян и человека — с другой.

В. Келер выявил осмысленное поведение обезьян как новый специфический тип поведения, в отличие от случайного, неосмысленного поведения по методу проб и ошибок торндайковских животных. Но как только это было сделано, сейчас же обнаружилась тенденция превратить только что установленный но­вый вид поведения в такую же универсальную форму. Наряду с этой тенден­цией выявилась и другая, для которой также исследование Келера послужило отправной точкой. Поскольку Келер совершенно ошибочно признал у своих обезьян интеллект того же вида и рода, что и у человека, создалась чрезвычайно благоприятная ситуация для того, чтобы в менее примитивных, более утончен­ных и потому опасных формах провести отожествление психики животных и человека. Эта возможность, заложенная в признании интеллекта у обезьян, бы­ла реализована отчасти самим Келером, перенесшим свои опыты над обезьяна­ми на детей, и затем его продолжателями, исследовавшими практический интел­лект у человека (см. главу о мышлении).

В действительности на каждой ступени развития интеллект приобретает ка­чественно специфические формы. Основной «скачок» в развитии интеллекта, первые зачатки или биологические предпосылки которого появляются у прима­тов, у человекоподобных обезьян, связан с переходом от биологических форм существования к историческим и развитием у человека общественно-трудовой деятельности: воздействуя на природу и изменяя ее, он начинает по-новому ее познавать; в процессе этой познавательной деятельности проявляется и форми­руется специфически человеческий интеллект; будучи предпосылкой специфи­ческих форм человеческой деятельности, он является вместе с тем и ее результа­том. Это развитие человеческого интеллекта, мышления, неразрывно связано с развитием у человека сознания.

Дата добавления: 2014-10-15