Рубинштейн С. Л. 16 страница

И. М. Сеченов всегда подчеркивал реальное жизненное значение психического. Анали­зируя рефлекторный акт, он характеризовал первую его часть, начинающуюся с восприятия чувственного возбуждения, как сигнальную. При этом чувственные сигналы «предуведомля­ют» о происходящем в окружающей среде. В соответствии с поступающими в центральную нервную систему сигналами вторая часть рефлекторного акта осуществляет движение. Сече­нов подчеркивал роль «чувствования» в регуляции движения. Рабочий орган, осуществляю­щий движение, участвует в возникновении психического в качестве не эффектора, а рецептоpa, дающего чувственные сигналы о произведенном движении. Эти же чувственные сигналы образуют «касания» с началом следующего рефлекса. При этом Сеченов совершенно отчет­ливо показывает, что психическая деятельность может регулировать действия, проектируя их в соответствии с условиями, в которых они совершаются, только потому, что она осуществля­ет анализ и синтез этих условий.

На передний план в работах Павлова необходимо и закономерно выступает физиологи­ческий аспект рефлекторной теории. Все его учение направлено на раскрытие внутренних закономерностей тех нервных процессов, которые опосредуют зависимость ответных реакций от раздражителей, от внешних воздействий. Такими внутренними законами и являются от­крытые И. П. Павловым законы иррадиации и концентрации, возбуждения и торможения и их взаимной индукции. Раздражители получают переменное значение, изменяющееся в зави­симости от того, что они в силу предшествующего опыта, отложившегося в коре в виде систе­мы условных нервных связей, для данного индивида сигнализируют.

Свое учение о высшей нервной деятельности, разработанное при исследовании животных, И. П. Павлов признал необходимым дополнить применительно к человеку идеей о второй сигнальной системе, взаимодействующей с первой и действующей по тем же физиологиче­ским законам. Для второй сигнальной системы решающим является то, что раздражителем в ней выступает слово — средство общения, носитель абстракции и обобщения, реальность мысли. Вместе с тем вторая сигнальная система, как и первая, — это не система внешних явлений, служащих раздражителями, а система рефлекторных связей в их физиологическом выражении; вторая сигнальная система — это не язык, не речь и не мышление, а принцип корковой деятельности, образующий физиологическую основу для их объяснения. Однако понятие второй сигнальной системы, введенное для объяснения особенностей высшей нерв­ной деятельности человека, остается пока по преимуществу обозначением проблемы, которую надлежит разрешить.

Павловское учение заполнило понятие рефлекторной деятельности, введенное первона­чально в науку для характеристики реакций низших этажей нервной системы, физиологиче­ским содержанием, относящимся к самому высокому этажу, лишило этот термин прежде им выполняемой функции служить средством различения разных уровней, дифференциации низ­ших и высших уровней человеческой деятельности. В результате в павловской школе намети­лась тенденция к сведению или подтягиванию всей физиологии к учению о деятельности коры (и к тому, что в нижележащих этажах нервной системы доступно ее контролю). Из поля зрения физиологии начало уходить все многообразие физиологических функций организма и изучение специфических закономерностей низших уровней нервной системы. В связи с таким подтягиванием всей физиологии к изучению деятельности собственно одной только коры стоит, с другой стороны, тенденция на слияние психологии с физиологией путем полного сведения психологии к физиологическому учению о высшей нервной деятельности. В вышеуказанной линии, выступившей довольно заостренно на павловской сессии, — источник ряда трудностей, с которыми в последующие годы столкнулась павловская школа.

Павлов сам указал на необходимость изучения новых законов того, что он назвал второй сигнальной системой, связанной с ролью речи в психике челове­ка. Дать на этот вопрос ответ, хотя бы приближающийся к той классической четкости, с какою Павлов разработал учение об условных рефлексах, остается нелегкой задачей будущих исследований. Они должны завершить дело Павло­ва, разработав учение о физиологических механизмах высших форм созна­тельной деятельности человека.

Развитие сознания

Первой предпосылкой человеческого сознания было развитие человеческого мозга. Но самый мозг человека и вообще его природные особенности — продукт исторического развития. В процессе становления человека отчетливо выступает основной закон исторического развития человеческого сознания. Основной за­кон биологического развития организмов, определяющий развитие психики у животных, заключается в положении об единстве строения и функции. На осно­ве изменяющегося в ходе эволюции образа жизни организм развивается, функ­ционируя; его психика формируется в процессе его жизнедеятельности. Основ­ной закон исторического развития психики, сознания человека заключается в том, что человек развивается, трудясь: изменяя природу, он изменяется сам; по­рождая в своей деятельности — практической и теоретической — предметное бытие очеловеченной природы, культуры, человек вместе с тем изменяет, форми­рует, развивает свою собственную психическую природу. Основной принцип раз­вития — единство строения и функции — получает применительно к историче­скому развитию психики свое классическое выражение в одном из основных положений марксизма: труд создал самого человека; он создал и его созна­ние. <...> В процессе созидания культуры духовные способности человека, его сознание не только проявлялись, но и формировались. Необходимые для созда­ния человеческой — материальной и духовной — культуры высшие формы че­ловеческого сознания в процессе ее созидания и развивались; будучи предпо­сылкой специфически человеческих форм трудовой деятельности, сознание яв­ляется и ее продуктом. <...>

Становление человеческого сознания и всех специфических особенностей человеческой психики, как и становление человека в целом, было длительным процессом, органически связанным с развитием трудовой деятельности. Воз­никновение трудовой деятельности, основанной на употреблении орудий и пер­воначальном разделении труда, коренным образом изменило отношение чело­века к природе. <...>

В трудовом действии, поскольку оно направляется на производство предме­та, а не непосредственно на удовлетворение потребности, расчленяется, с одной стороны, предмет, который является целью действия, с другой — побуждение. Это последнее перестает действовать как непосредственная природная сила. Из предмета и побуждения начинает выделяться отношение субъекта к окружаю­щему и собственной деятельности.* Выделение этого отношения происходит в процессе длительного исторического развития. Разделение труда с необходимо­стью приводит к тому, что деятельность человека непосредственно направляет­ся на удовлетворение не собственных потребностей, а общественных; для того чтобы были удовлетворены его потребности, человек должен сделать прямой целью своих действий удовлетворение общественных потребностей. Таким об­разом, цели человеческой деятельности отвлекаются от непосредственной связи с его потребностями и благодаря этому впервые могут быть осознаны как тако­вые. Деятельность человека становится сознательной деятельностью. В ходе ее и формируется, и проявляется сознание человека как отражение независимого от него объекта и отношение к нему субъекта.

* Сравнение позиции С. Л. Рубинштейна с позицией другого известного психолога — Д. Н. Уз­надзе по вопросу о формировании потребности как отвлеченной от непосредственных побуждений индивида позволяет лучше понять сложный диалектический процесс ее формирования. Отношение субъекта к действительности, появляющееся в результате отрыва от собственных побуждений, Д. Н. Узнадзе называл объективацией и связывал ее с переключением собственной потребности на детерминацию потребностями других людей. Он также связывает способность руководство­ваться логикой объекта с абстрагированием от его значимости для удовлетворения собственной потребности. «Совершенно естественно, — пишет по этому поводу Д. Н. Узнадзе, — что, направ­ляя свою деятельность на явления и вещи, объективированные мною, я получаю возможность при манипуляции с ними руководствоваться не какой-нибудь из практически важных для меня осо­бенностей, а рядом объективных данных их свойств» (.Узнадзе Д. Н. Экспериментальные основы психологии установки. Тбилиси, 1961. С. 192).

Сначала, на первом уровне, происходит абстрагирование непосредственных потребностей инди­вида и закладывается возможность руководствоваться в своих действиях потребностями других людей. Однако сказанное не означает, что при этом личность не руководствуется собственными потребностями, интересами и т. д., что происходит полное абстрагирование от собственных потреб­ностей. Сознательность (или осознанность) личностных потребностей предполагает возможность их постоянного соотнесения с интересами общества и других людей и степень согласования, соеди­нения личных и общественных потребностей. (Примеч. сост.)

К решению вопроса о детерминированности психической деятельности надо при этом подходить конкретно, дифференцированно, учитывая, что разные ее стороны определяются разными условиями и изменяются в ходе исторического развития разными темпами.* <...>

* Фрагмент из книги С. Л. Рубинштейна «Бытие и сознание». М., 1957. С. 233—238. Проблема социальной детерминации психики была конкретизирована С. Л. Рубинштейном в книге «Бытие и сознание», из которой приводится соответствующий фрагмент. (Примеч. сост.)

Особенности человеческой психики, связанные с познавательной деятельностью руки как органа труда и с речью, развившейся на основе труда, коренным образом отличают психику человека от психики животных. Вместе с тем, будучи связаны с самим процессом становле­ния человека, с антропогенезом, эти свойства являются общими для всех людей.

Не подлежит, однако, ни малейшему сомнению, что в психике людей есть свойства, суще­ственно изменяющиеся в ходе исторического развития человечества и отличающие людей раз­личных эпох. <...>

Развитие форм чувствительности не ограничивается теми изменениями, которые связаны с переходом от животных к человеку. В ходе исторического развития человечества происходят дальнейшие изменения чувствительности. Изменение чувствительности, как и вообще изме­нения в психической деятельности и психическом складе людей, связаны в первую очередь с изменением условий и образа их жизни, форм человеческой деятельности и ее продуктов, в частности, и развитие мышления, как и развитие языка, связано с практической деятельнос­тью людей и обусловлено ею.

В различных психических явлениях удельный вес компонентов меры устойчивости не одинаков. Наибольшей устойчивостью обладают психические процессы (ощущения, восприя­тие, мышление и т. д.) как деятельности мозга, как формы отражения, взятые в общих зако­номерностях их протекания. В более подвижном содержании психических процессов можно отличить относительно более устойчивый состав, отражающий предметный мир природы в его основных чувственно воспринимаемых свойствах (цвет, форма, величина, расположение в пространстве, движение). Наиболее подвижным и изменчивым содержанием психических процессов является все то, что в чувствах, мыслях и т. д. выражает отношение человека как общественного существа к явлениям общественной жизни. С изменением общественного строя, его базиса — производственных отношений изменяется и это содержание психических про­цессов, изменяются чувства и взгляды людей, связанные с общественными отношениями.

Таким образом, ясно: совершенно невозможно разрешить вопрос о детерминированности психической деятельности условиями жизни, если ставить его метафизически, не конкретно, предполагая, что психика в целом детерминируется либо природными, либо общественными условиями, либо условиями общественной жизни, общими для всех людей, либо специфически­ми условиями того или иного общественного строя. Всякая попытка абсолютизировать любое из этих положений заранее обречена на провал.

Для того чтобы на самом деле реализовать важнейшее требование научного познания — принцип детерминизма — в отношении психических явлений, необходимо подойти конкретно, дифференцированно к выяснению детерминированности психического, выявить и учесть зависимость различных сторон психического от различных условий жизни, преодолеть огуль­ную, метафизическую альтернативную постановку вопроса о детерминированности психиче­ских явлений. Например, недостаточно констатировать, что изменение общественного строя — ломка капиталистического строя и создание социалистического — повлекло за собой какое-то изменение психологии людей, чтобы из этого сделать общий вывод, распространяя на психическую деятельность в целом (и на трактовку предмета психологии), — вывод о том, что психическая деятельность вся изменяется с каждым изменением общественного строя и что задача психологии как науки сводится к изучению этих изменений. <...>

С изменением общественного строя в психологии людей — при сохранении общих всем людям психических свойств (в частности, зависимых от общих условий общественной жиз­ни) — появляются новые, порожденные данным общественным строем и специфичные для него черты, приходящие на смену тем, которые были специфичны для предшествующего обще­ственного строя.

В психологии каждого человека есть черты, общие всем людям, независимо от того, к како­му общественному строю, классу и т. д. они бы ни принадлежали, и сохраняющиеся на протя­жении многих эпох: чувствительность к сенсорным раздражителям, для которых у человека выработались соответствующие рецепторы, способность сохранить в памяти заученное, авто­матизировать сначала сознательно выполняемые действия и т. д.

В психологии каждого человека существуют общечеловеческие черты, но нет такого абст­рактного «общечеловека», психология которого состояла бы только из общечеловеческих черт или свойств; в психологии каждого человека есть черты, специфичные для того общественного строя, для той эпохи, в которой живет индивид, — типичные черты, порожденные данным общественным строем, данной эпохой. При этом более частные, специальные свойства явля­ются конкретизацией применительно к специальным условиям более общих человеческих свойств, а общие свойства и закономерности, их выражающие, выделяются как обобщение конкретных явлений, включающих и более частные, более специальные свойства.

В ходе деятельности людей, направленной на удовлетворение их потребно­стей, происходит их развитие, изменение, уточнение первоначальных потребно­стей и развитие новых. <...>

Будучи мотивом, источником деятельности, потребности являются вместе с тем и ее результатом. Деятельность, которой человек начинает заниматься, по­буждаемый теми или иными потребностями, становясь привычной, сама может превратиться в потребность. И именно в результате общественной деятельности потребности человека становятся подлинно человеческими. <...>

В развитии мотивации человеческой деятельности наряду с потребностями существенную роль играют и интересы. Под интересами в общественной жизни разумеют то, что благоприятствует существованию и развитию человека как члена того или иного народа, класса, как личности. Будучи осознанными, инте­ресы, в этом их понимании, тоже являются существенными мотивами в деятель­ности человека.

Определенную роль в мотивации деятельности человека играют и интересы в том специфическом смысле этого слова, который оно приобрело в психоло­гии, в смысле, связывающем его с любознательностью, потребностью что-либо узнать о предмете; интерес в этом смысле — это мотив «теоретической», позна­вательной деятельности. Развитие интересов к науке и технике, к литературе и искусству шло у человечества вместе с историческим развитием культуры. По мере того как создавались новые области науки, порождались и новые научные интересы. Будучи мотивом, источником познавательной деятельности, интересы являются вместе с тем ее продуктами.

С историческим развитием потребностей и интересов связано и развитие человеческих способностей. Они формируются на основе исторически сложив­шихся наследственных задатков в деятельности, направленной на удовлетворе­ние потребностей. Деятельность человека, предполагая наличие у человека оп­ределенных способностей, вместе с тем и развивает их. Порождая материализо­ванные продукты своей деятельности, человек вместе с тем формирует и свои способности. Производство продуктов практической и теоретической деятельно­сти человека и развитие его способностей — две взаимосвязанные, друг друга обусловливающие и друг в друга переходящие стороны единого процесса. Чело­век становится способным к труду и творчеству, потому что он формируется в труде и творчестве. Развитие музыки было вместе с тем и развитием слуха, способного ее воспринимать. Зависимость между ними двусторонняя, взаимная: развитие музыки не только отражало, но и обусловливало развитие слуха. То же относится к глазу, способному воспринимать красоту форм, и к восприятию че­ловека в целом. Изменяя в своей деятельности облик мира, человек начинает по-иному видеть, воспринимать его.

В процессе исторического развития сознания очень существенное место зани­мает развитие мышления, с которым прежде всего связана сознательность чело­века. Основной путь развития мышления, обусловленный развитием обществен­ной практики, вел от наглядного, узко практического мышления, в котором форма еще не отделилась от содержания, число от исчисляемого, понятие от предме­та, — к абстрактному, теоретическому мышлению (см. главу о мышлении).

В ходе исторического развития, с развитием науки, происходило и развитие научного мышления. Развитие научного мышления и развитие науки — это не два отдельных, друг от друга независимых процесса, а две взаимосвязанные и взаимообусловленные стороны единого процесса. Развитие научных форм мы­шления было не только предпосылкой, но и следствием, результатом развития науки. Научное мышление, необходимое для научного познания, в процессе научного познания и формировалось, развиваясь по мере развития обществен­ной практики.

По истории развития мышления и сознания наука располагает обширным, хо­тя еще недостаточно использованным материалом. Сюда относятся прежде всего история материальной культуры; история техники также доставляет существен­ные данные по истории мысли. <...> Обширный материал для характеристики ранних этапов развития мышления заключен в этнографических работах (Дж. Дж. Фрэзер, Э. Б. Тайлор, Р. Турнвальд, Б. Малиновский, Н. Н. Миклухо-Маклай и др.). Они свидетельствуют о значительных качественных особенно­стях мышления людей на ранних стадиях общественного, культурного развития. Это мышление носит конкретный ограниченный характер в соответствии с уров­нем общественной практики этих народов. Слабое еще овладение природой по­рождает, при попытках выйти за пределы конкретного практического познания окружающей действительности и перейти к более широким обобщениям, мисти­ческие представления.

Оригинальную трактовку путей развития сознания дал в русской науке А. А. Потебня. Он становится на подлинно историческую точку зрения, выде­ляет качественно различные ступени в развитии сознания и вместе с тем в характеристике этих ступеней не приходит к такому противопоставлению при­митивного мышления современному, которое, как это имеет место в некоторых концепциях (см. ниже о Л. Леви-Брюле), разрывает вовсе преемственность ис­торического развития сознания.

Потебня различает в этом развитии прежде всего две основные ступени: сту­пень мифологического сознания и следующую за ним ступень, когда развивают­ся одновременно формы научного и поэтического мышления. Внутри последней ступени Потебня вскрывает, опираясь на тщательный и глубокий анализ истори­ческого развития грамматических форм русского языка, историческое развитие форм мысли.

Всякий миф есть, по Потебне, словесное образование, состоящее из образа и значения. Основную отличительную особенность мифологического мышления Потебня усматривает в том, что образ, являющийся субъективным средством познания, непосредственно вносится в значение и рассматривается как источ­ник познаваемого. Миф — это метафора, не осознанная как таковая. Поэтиче­ское мышление приходит на смену мифологическому, когда метафора, иносказа­ние осознается, т. е. образ и значение в слове разъединяются. <...>

Выявляя качественные различия форм мышления, Потебня вместе с тем 1) не разрывает, внешне не противопоставляет их друг другу и 2) ищет источник этих качественных различий не во внутренних свойствах сознания самих по себе, а в тех взаимоотношениях, которые складываются между сознающим субъектом и познаваемым им миром.

Проблема исторического развития человеческого сознания еще мало разра­ботана в психологии. Социологические и этнографические исследования, охва­тывая психологические особенности народов, находящихся на низких стадиях общественного развития, исходили по большей части из той предпосылки, что различия между сознанием этих народов и сознанием человека на высших ста­диях общественного и культурного развития носят чисто количественный ха­рактер и сводятся исключительно к большему богатству опыта у последнего. Такова была, в частности, точка зрения крупнейших представителей идущей от Г. Спенсера социологической школы — Э. Б. Тайлора, Дж. Дж. Фрэзера и др. Ум человека и деятельность его сознания осуществляются для этих исследова­телей одними и теми же неизменными законами ассоциации на всем протяже­нии исторического развития.

В решительном противоречии с господствующей точкой зрения сформулиро­вал свою концепцию Л. Леви-Брюль. Основные положения его концепции сво­дятся к следующему.

1. В процессе исторического развития психика человека изменяется не только количественно, но и качественно; заодно с содержанием преобразуется и ее фор­ма — сами закономерности, которым она подчиняется.

2. Эти изменения не выводимы из законов индивидуальной психологии; они не могут быть поняты, если рассматривать индивида изолированно от сообще­ства.

3. Различные формы психики соответствуют различным общественным фор­мациям; специфический для каждой общественной формации характер психи­ки является продуктом воздействия сообщества; всю психику индивида опреде­ляют «коллективные представления», которые в него внедряются обществом.

Для правильной оценки этих положений, которые как будто подчеркивают и диалектический характер развития сознания, и его социальную обусловлен­ность, нужно учесть, что для Леви-Брюля социальность сводится к идеологии. «Сами учреждения и нравы в основе своей являются не чем иным, как известным аспектом или формой коллективных представлений»; к идеологии сводится и психология, поскольку она в основном сведена к «коллективным представлени­ям», которые в конечном счете являются не чем иным, как идеологией того сооб­щества, к которому принадлежит индивид. Общественные отношения лежат для Леви-Брюля в основном в плане сознания. Общественное бытие — это для него социально-организованный опыт. Из социальности, таким образом, выпада­ет всякое реальное отношение к природе, к объективному миру и реальное на него воздействие, — выпадает общественная практика. В качестве единствен­ного источника, определяющего психологию народов на ранних стадиях соци­ально-исторического развития, признается лишь их идеология.

На основе одной лишь религиозной идеологии, вне связи с практикой, опреде­ляется у Леви-Брюля психология «примитивного человека». В результате ока­зывается, что все его мышление пралогично и мистично, непроницаемо для опы­та и нечувствительно к противоречию. Леви-Брюль этим, собственно говоря, вообще отрицает у «примитивных» народов подлинное мышление, способное «объективно» отражать действительность. Их трудовую деятельность он пыта­ется объяснить инстинктом. <...> В результате «примитивный человек» по су­ществу выпадает, даже как начальная стадия, из умственного развития человече­ства, устанавливается не качественное различие, а полная противоположность двух структур: нужно выйти из одной, для того чтобы войти во внешнюю ей другую. Всякая преемственность, а не только непрерывность в развитии мышле­ния разрывается.

В результате у Леви-Брюля получается необъяснимый парадокс: примитив­ный человек оказывается соединением двух гетерогенных существ — животно­го, живущего инстинктом, и мистика, создающего идеологию. <...>

Сознание.* Становление сознания связано со становлением новой формы бытия — бытия человеческого — новой формы жизни, субъект которой способен, выходя за пределы своего собственного одиночного существования, отдавать отчет о своем отношении к миру, к другим людям, подчинять свою жизнь обязанностям, нести ответственность за содеянное, ставить пе­ред собой задачи и, не ограничиваясь приспособлением к наличным условиям жизни, изменять мир, — словом, жить так, как живет человек и никто другой.

* Общую диалектико-материалистическую трактовку сознания, связанную со способом существова­ния человека, С. Л. Рубинштейн дает в книге «Бытие и сознание» (М., 1957. С. 272—276, 280), фрагмент из которой приводится. (Примеч. сост.)

Как выше уже отмечалось, психическая деятельность выступает в новом качестве — со­знании, или, точнее, процессе осознания субъектом окружающего мира и тех отношений, в которые он с ним вступает, по мере того как из жизни и непосредственного переживания выделяется рефлексия на окружающий мир и на собственную жизнь. Наличие сознания предполагает, таким образом, выделение человека из его окружения, появление отношения субъекта действия и познания к объективному миру. Сознание всегда предполагает познава­тельное отношение к предмету, находящемуся вне сознания. Возникновение сознания как специфически человеческого способа отражения действительности неразрывно связано с языком: язык — необходимое условие возникновения сознания. Осознавать — значит отра­жать объективную реальность посредством объективированных в слове общественно выра­ботанных обобщенных значений.

Связь сознания и языка, таким образом, теснейшая, необходимая: без языка нет сознания. Язык — форма сознания человека как общественного индивида.

Однако неверно попросту отожествлять сознание с языком, сводить его к функциониро­ванию языка. (Эта отнюдь не новая тенденция усилилась в последнее время у нас в связи со значением, которое приобрело понятие второй сигнальной системы.) Верное положение о не­обходимой связи сознания и языка становится неверным, когда этой связи сознания с языком придается самодовлеющий характер, когда она обособляется от связи сознания с общественно осуществляемой деятельностью людей и добываемыми в ней знаниями. Только включаясь в эти связи, а не сам по себе, язык и обретает свое необходимое значение для сознания.

Не слово само по себе, а общественно накопленные знания, объективированные в слове, являются стержнем сознания. Слово существенно для сознания именно в силу того, что в нем откладываются, объективируются и через него актуализуются знания, посредством которых человек осознает действительность.

Психологический подход к проблеме сознания исключает возможность рассматривать со­знание лишь как некое готовое образование. В психологическом плане сознание выступает реально прежде всего как процесс осознания человеком окружающего мира и самого себя. Наличие у человека сознания означает, собственно, что у него в процессе жизни, общения, обучения сложилась или складывается такая совокупность (или система) объективирован­ных в слове, более или менее обобщенных знаний, посредством которых он может осознавать окружающее и самого себя, опознавая явления действительности через их соотношение с этими знаниями. Центральной психологической проблемой при этом остается процесс осоз­нания человеком мира.

Сознание не покрывает психической деятельности человека в целом. Сознание, как и психическое вообще, служит для «регуляции» поведения, для приведения его в соответствие с потребностями людей и объективными условиями, в которых оно совершается.

Развитие сознания у ребенка

Развитие и обучение

Будучи историческим существом, человек вместе с тем и даже прежде всего естественное существо: он — организм, который носит в себе специфические черты человеческой природы. И для психического развития человека суще­ственно, что он рождается с человеческим мозгом, что, появляясь на свет, он приносит с собой это, полученное от предков, наследство, которое открывает ему широкие возможности для человеческого развития. Они реализуются и, реализуясь, развиваются и изменяются по мере того, как человек осваивает в ходе обучения и воспитания то, что создано в результате исторического разви­тия человечества, — продукты материальной и духовной культуры, науку, ис­кусство. Естественные природные особенности человека тем именно и отлича­ются, что они открывают возможности исторического развития.

В процессе индивидуального развития известную роль, очевидно, играет со­зревание,* не менее очевидно, что определенную роль в нем играет и обучение. Весь вопрос заключается в том, чтобы правильно определить их взаимоотно­шения. Ключ к разрешению этого вопроса в положении, красной нитью про­ходящем через всю нашу трактовку развития психики: психические функции формируются в процессе функционирования и существенно зависят от того объективного содержания, на котором они формируются. У ребенка это функционирование неразрывно связано с освоением содержания человеческой куль­туры и установившейся в данном обществе системы межлюдских отношений. Освоение содержания культуры совершается в процессе обучения: освоение системы межлюдских отношений того коллектива, к которому принадлежит дан­ный индивид, — в процессе воспитания, неразрывно связанного с обучением. Конкретное исследование развития наблюдения, мышления, речи и т. д. (см. соответствующие главы) показывает, что стадии, или ступени, умственного раз­вития ребенка, выражающиеся в формах наблюдения, речи, мышления, зависят от содержания, которым в ходе обучения овладевает ребенок, и от формы об­щения, в частности педагогического воздействия, в условиях которого это раз­витие совершается.

Дата добавления: 2014-10-15