Дедукция представления

III

II

I

Что касается первого положения, то мы должны прежде всего исследовать, что значит вообще, что некоторая независимая деятельность оказывается определяемой некоторым взаимодействием. Затем мы должны применить его к наличным случаям.

1. Взаимным действием и страданием определяется вообще некоторая независимая деятельность (полагается некоторое определенное количество этой последней). Как было указано, мы избегаем этим определения самого понятия взаимоопределения, то есть ограничения некоторым правилом объема его значимости. Определение же достигается путем указания основания. Как только основание применения этого положения указано, применение в тот же момент получает ограничение.

Как раз в силу положения о взаимоопределении, полаганием деятельности с одной стороны непосредственно полагается страдательное состояние с другой, ей противоположной, и наоборот. Между тем хоть из положения о противопоставлении и явствует, что в том случае, если вообще должно быть положено какое-нибудь страдание, оно должно с необходимостью быть положено в противоположность деятельной стороне, однако же вопрос о том, почему вообще должно быть положено какое-либо страдание и почему нельзя оставаться при деятельности с одной стороны, то есть почему вообще должно происходить некоторое взаимоопределение, этим еще не решается.

Страдательное состояние и деятельность как таковые противоположны; тем не менее деятельностью должно быть непосредственно полагаемо страдание, и наоборот; следовательно, в силу положения об определении они должны с необходимостью также и уподобляться друг другу в чем-то третьем =X (причем это третье делает возможным переход от страдания к деятельности и обратно, без перерыва единства сознания и без того, чтобы в нем возникал, так сказать, hiatus). Этим третьим является основание отношения между действием и страданием во взаимосмене (§3).

Это основание отношения не зависит от взаимоопределения; наоборот, это последнее зависит от него. Не основание отношения становится возможным в силу взаимоопределения, а это последнее в силу него. Поэтому основание отношения хоть и полагается в рефлексии при помощи взаимоопределения, но полагается как нечто независимое от него и от того, что сменяется через его посредство.

Далее, оно определяется в рефлексии взаимосменою, то есть когда полагается взаимоопределение, основание отношения полагается в такую сферу, которая объемлет собою сферу взаимоопределения; им как бы описывается вокруг окружности взаимоопределения круг больших размеров, с тем чтобы придать ему через это надежности. Основание отношения заполняет сферу определения вообще, взаимоопределение же занимает только часть ее, как то ясно уже из предыдущего и должно быть здесь упомянуто в целях рефлексии.

Это основание есть некоторая реальность или же – если взаимоопределение мыслится как акт – некоторая деятельность. Таким образом, через взаимоопределение вообще определяется некоторая независимая деятельность.

(Из предыдущего равным образом известно, что основанием всякого взаимоопределения является абсолютная полнота реальности. Эта последняя вообще не может быть уничтожена, и потому то количество ее, которое уничтожается с одной стороны, должно быть положено со стороны ей противоположной.)

2. Применим теперь это общее положение к отдельным под него подходящим и наличным случаям.

a. Через посредство взаимопонятия (Wechselbegriff) действенности страдательным состоянием Я полагается деятельность Не-Я. Это – один из указанных видов взаимосмены: им должна быть полагаема и определяема некоторая независимая деятельность.

Взаимоопределение исходит из страдательного состояния. Это последнее полагается; им и через его посредство полагается деятельность. Страдательное состояние полагается в Я. В понятии взаимоопределения получает свое полное обоснование тот факт, что, если этому страдательному состоянию должна противополагаться некоторая деятельность, она с необходимостью должна быть полагаема со стороны противоположной Я, в Не-Я. При таком переходе существует, конечно, и должно существовать какое-нибудь связующее звено или же некоторое основание, являющееся тут основанием отношения. Таковым, как известно, является количество, равное самому себе в Я и Не-Я, – в страдании и деятельности. Оно представляет собою основание отношения, которое мы подходящим образом можем обозначить как идеальное основание. Стало быть, страдательное состояние в Я является идеальным основанием деятельности Не-Я. Только что испробованный метод был вполне оправдан правилом взаимоопределения.

Совсем другой вопрос – вопрос о том, должно ли и почему вообще должно быть применено здесь правило взаимоопределения? Можно без колебаний согласиться с тем, что после того как в Я положено страдательное состояние, в Не-Я будет положена деятельность; но почему вообще при этом будет положена деятельность? Этого вопроса нельзя разрешать опять-таки при помощи положения о взаимоопределении; ответ на него должен быть дан при помощи более высокого положения об основании.

В Я полагается некоторое страдательное состояние, то есть некоторое количество его деятельности уничтожается.

Это страдательное состояние или же это уменьшение деятельности должно иметь какое-нибудь основание, ибо уничтожаемое должно представлять собой некоторое количество, каждое же количество определяется каким-либо другим количеством, благодаря которому оно является именно данным, не меньшим и не большим количеством, как то следует согласно положению об определении (§3).

Основание такого уменьшения не может содержаться в Я (оно не может возникнуть из Я непосредственно из его первоначальной сущности), ибо Я полагает в себе только деятельность, а не страдание; оно полагает себя единственно лишь как существующее и не полагает себя как несуществующее (§1). В Я не содержится основание; это же положение, в силу противоположения, согласно которому Не-Я присуще то, что не присуще Я (§2), равнозначно следующему положению: основание уменьшения заключается в Не-Я.

Тут дело идет уже не об одном только количестве, но и о качестве. Страдание противополагается сущности Я, поскольку эта последняя заключается в бытии, и лишь постольку основание страдания не могло быть полагаемо в Я и должно было быть полагаемо в Не-Я. Страдание полагается как качество, противоположное реальности, как отрицание (не только как менее значительное количество деятельности, см. в этом параграфе). Основание же некоторого качества называется реальным основанием. Некоторая деятельность Не-Я, от взаимосмены не зависимая и возможностью этой последней уже предполагаемая, есть реальное основание страдательного состояния; и она полагается для того, чтобы мы имели для страдательного состояния реальное основание. Следовательно, вышеуказанной взаимосменой полагается некоторая от нее не зависимая, ею предполагаемая деятельность Не-Я.

(Отчасти ввиду того, что мы достигли сейчас одной из ясных точек, с которой весьма удобно обозреть всю систему в целом, отчасти же для того, чтобы даже на самое короткое время не предоставить в распоряжение догматического реализма того подтверждения, которое он мог бы извлечь для себя из вышеприведенного положения, подчеркнем еще раз, что заключение к некоторому реальному основанию в Не-Я основывается на том, что страдание в Я знаменует собою нечто качественное (что с необходимостью, конечно, нужно принять при рефлексии над одним только положением действенности) и что оно поэтому лишь постольку имеет значимость, поскольку ее может иметь такое предположение. Когда мы обратимся к исследованию второго взаимопонятия, понятия субстанциальности, то окажется, что в рефлексии над ним страдательное состояние не может быть мыслимо как нечто качественное, а лишь как нечто количественное, как простое уменьшение деятельности, что, стало быть, в этой рефлексии, где отпадает основание, отпадает и обоснованное, и Не-Я становится снова чисто идеальным основанием. Словом: если объяснение представления, то есть вся умозрительная философия исходит из того, что Не-Я полагается как причина представления, а это последнее как его следствие, то Не-Я является реальным основанием всего; оно есть просто потому, что есть, и то, что оно есть (спинозовский рок); даже Я оказывается только случайным моментом (Akzidens) его, а вовсе не субстанцией; и мы получаем таким образом материальный спинозизм, знаменующий собою догматический реализм, – систему, предполагающую отсутствие высшего возможного отвлечения, а именно отвлечения от Не-Я, и лишенную всякого основания, так как она не устанавливает последнего основания. Напротив, если объяснение представления исходит от того, что субстанцией этого последнего является Я, само же представление есть его случайный момент, то Не-Я оказывается уже не реальным, а только идеальным основанием представления: оно лишено, стало быть, какой бы то ни было реальности за пределами представления; оно не есть субстанция, не есть что-либо само по себе существующее и безусловно положенное, а только случайный момент Я. В этой системе нельзя было бы привести никакого основания для ограничения реальности в Я (для того воздействия (Affektion), благодаря которому возникает представление). Всякая возможность соответствующего исследования здесь окончательно отпадает. Такая система представляла бы собою догматический идеализм, который, правда, предпринял высшее отвлечение и потому является вполне обоснованным, но который не полон, так как он не все объясняет, что должно получить свое объяснение. Соответственно с этим, действительно спорным вопросом между реализмом и идеализмом является вопрос о том, какой путь следует избрать для объяснения представления. Как мы увидим в теоретической части нашего наукоучения, этот вопрос остается совершенно без ответа, то есть он разрешается так: оба пути правильны; при некотором определенном условии приходится пойти одним из них, при противоположном же ему условии – другим: но этим человеческий, то есть всякий конечный разум ввергается в противоречие с самим собою и запутывается в круг; той системой, в которой все это раскрывается, является критический идеализм, установленный последовательнее и полнее всего Кантом. Указанное противоборство разума с самим собою должно быть преодолено, хотя бы это и не было возможно в пределах теоретического наукоучения. И так как от абсолютного бытия Я отказаться нельзя, то спор должен разрешиться в пользу выводов последнего рода совершенно так же, как и в догматическом идеализме (с тою только разницей, что наш идеализм – не догматический, а практический, определяет не то, что есть, а то, что должно быть). Но это должно быть выполнено таким образом, чтобы получило объяснение то, что должно быть объяснено; а этого именно и не в состоянии был сделать догматизм. Уменьшенная деятельность Я должна быть объяснена из самого Я; последнее основание ее должно быть полагаемо в Я. Это достигается тем, что Я, являющееся в этом отношении практическим, полагается как нечто такое, что должно содержать в себе основание существования Не-Я, уменьшающего деятельность разумного Я: как бесконечная идея, которая как таковая сама не может быть мыслима и при помощи которой потому не столько уясняется то, что должно быть объяснено, сколько показывается, что оно не может быть объяснено и почему не может; так что узел не столько распутывается, сколько отодвигается в бесконечность.)

Через посредство взаимосмены между страдательным состоянием Я и деятельностью Не-Я полагается некоторая независимая деятельность этого последнего [ 9 ]. В равной мере она и определяется той же самой взаимосменой: она полагается для того, чтобы обосновать полагаемое в Я страдательное состояние; потому ее пределы не идут дальше пределов этого последнего. Для Я первоначальная реальность и деятельность Не-Я существует лишь постольку, поскольку оно страдает. Положение, что без страдательного состояния в Я нет деятельности в Не-Я, сохраняет силу и в тех случаях, когда речь идет об этой деятельности как о деятельности, не зависимой от понятия действенности и знаменующей собою реальное основание. Даже вещь в себе существует лишь постольку, поскольку в Я полагается по меньшей мере хотя бы возможность страдания (канон, получающий свое полное определение и применимость только в практической части).

b. Посредством понятия субстанциальности деятельностью в Я (случайный момент в Я) полагается и определяется в нем же самом некоторое страдательное состояние (некоторое отрицание). Оба эти момента находятся во взаимосмене; их обоюдное определение представляет собою вторую форму вышеустановленного взаимоопределения. Этой взаимосменой тоже должна быть положена и определена некоторая от нее независимая и в ней не участвующая деятельность.

Сами по себе деятельность и страдание противоположны; и конечно, одним и тем же актом, которым полагается с одной стороны какое-либо определенное количество деятельности, может быть, как мы это видели выше, положено с противоположной стороны равное ей количество страдания, и наоборот. Но то, что деятельность и страдание полагаются при этом одним и тем же актом не в чем-либо разном, а в одном и том же, – это противоречиво.

Правда, это противоречие уже было разрешено выше при дедукции понятия субстанциальности, вообще тем, что страдание само по себе и согласно своему качеству должно быть не чем иным, как деятельностью, по количеству же – деятельностью меньшей, чем целое. И таким образом, можно было в общем легко представить себе, как некоторое меньшее количество может быть измеряемо при помощи абсолютной полноты и полагаемо как меньшее благодаря тому, что оно количественно не равно ей.

Основанием отношения обоих моментов является теперь деятельность. Как полнота их обоих, так и неполнота есть деятельность. Однако же и в Не-Я полагается деятельность, а именно, равным образом не равная полноте, ограниченная деятельность. Поэтому возникает вопрос: чем должна отличаться ограниченная деятельность Я от ограниченной деятельности Не-Я? Спрашивать же об этом – значит спрашивать о том, как вообще при таких условиях различать еще Я и Не-Я? Ибо то основание различия между ними, благодаря которому первое из них должно было быть деятельно, а второе страдательно, отпало (обстоятельство, которое мы очень просим читателя не обойти своим вниманием).

Если подобное различие невозможно, то невозможным является и требуемое взаимоопределение, а равно и вообще ни одно из выведенных определений. Деятельность Не-Я определяется страдательным состоянием Я; страдательное же состояние Я определяется тем количеством его деятельности, которое остается после уменьшения. Так что для того, чтобы сделать возможным отнесение к абсолютной полноте деятельности Я, тут предполагается, что уменьшенная деятельность есть деятельность Я – того же самого Я, в котором полагается и абсолютная полнота. Уменьшенная деятельность противоположна полноте той же деятельности; полнота же полагается в Я; стало быть, противоположность полноты или же уменьшенная деятельность должна была бы, согласно вышеупомянутому правилу противопоставления, быть положена в Не-Я. Но, если б она была в него положена, она не была бы более связана с абсолютной полнотой никаким основанием отношения; взаимоопределение тогда не имело бы места, и все выведенное до сих пор тем самым было бы уничтожено.

Следовательно, уменьшенная деятельность, которая как деятельность вообще не могла бы быть отнесена к полноте, должна обладать еще одним свойством, способным доставить основание отношения, – таким свойством, благодаря которому она становится деятельностью Я и никак не может быть деятельностью Не-Я. Таким свойством Я, которого никак нельзя приписать Не-Я, является безусловное полагание и безусловная положенность, без всякого основания (§1). Такая уменьшенная деятельность должна была бы быть, таким образом, абсолютной.

Но быть абсолютным и не иметь основания значит (§3) быть совершенно неограниченным; и, однако, рассматриваемый акт Я должен быть ограниченным. На это мы должны ответить следующее: лишь постольку, поскольку этот акт есть вообще акт и не более, как акт вообще, он должен быть свободен от ограничения каким бы то ни было основанием, каким бы то ни было условием; акт может совершаться, может и не совершаться; сам по себе акт совершается с безусловной самопроизвольностью. Поскольку же акт должен направляться на какой-либо объект, он ограничен; в этом случае тоже он мог бы и не совершаться (несмотря на воздействие, идущее от Не-Я, если представить себе на мгновение его возможным без усвоения его Я путем рефлексии); но если только он совершается, он должен с необходимостью направляться именно на этот объект и не может быть направлен ни на какой другой.

Следовательно, при помощи указанного взаимоопределения полагается некоторая независимая деятельность. А именно, сама по взаимосмене участвующая деятельность является независимой, но не постольку, поскольку она участвует в ней, а постольку, поскольку она является деятельностью. Поскольку же она участвует во взаимосмене, она ограничена и постольку является страданием. Она рассматривается с двух точек зрения.

Эта независимая деятельность определяется затем взаимосменой, а именно, исключительно только в рефлексии. Чтобы сделать возможной взаимосмену, деятельность должна была быть признана абсолютной. Таким образом достигается установление не абсолютной деятельности вообще, а абсолютной деятельности, определяющей некоторую взаимосмену. (Она именуется силой воображения [ 10 ] (как мы увидим это в свое время.) Такая деятельность полагается лишь постольку, поскольку определению подлежит какая-либо взаимосмена; и таким образом ее объем определяется объемом самой этой взаимосмены.

Независимой деятельностью определяется некоторое взаимодеяние и страдание. Таково то второе положение, которое нам надлежит исследовать. Мы должны:

1. Вообще разъяснить это положение и тщательно отличить его смысл от смысла предшествовавшего положения.

В предыдущем положении за исходный пункт была взята взаимосмена. Она предполагалась там как совершающаяся. Поэтому там речь шла о материи взаимосмены, о находящихся во взаимосмене моментах, а не о форме ее как таковой (как переходе от одного момента к другому). Если должна существовать взаимосмена, – так в общем мы рассуждали, – то должны быть в наличности и те члены, которые могли бы взаимно сменять друг друга. Как же возможны эти последние? И вот мы указали на независимую деятельность как на их основание.

В данном же случае точкой отправления будет не взаимосмена. В данном случае мы отправимся от того, что делает взаимосмену вообще возможной как таковую со стороны ее чистой формы как переход от одного момента к другому. Прежде дело шло об основании материи взаимосмены, ныне дело будет идти об основании ее формы. Это формальное основание взаимосмены тоже должно быть некоторой независимой деятельностью; и вот это-то утверждение нам надлежит теперь доказать.

Мы сможем еще явственнее выделить основание отличия формы взаимосмены от ее материи, если сделаем предметом нашей рефлексии нашу же собственную рефлексию.

В первом случае взаимосмена предполагается как совершающаяся. Тут, значит, рефлексия направляется только на возможность участвующих во взаимосмене членов, вопрос же о том, каким способом она может совершаться, остается совершенно в стороне. Магнит притягивает железо; железо притягивается магнитом: вот два положения, которые находятся во взаимосмене, то есть из них одно полагается другим. Таков предположенный факт, и притом предположенный как нечто обоснованное. Поэтому здесь не спрашивается о том, кто полагает одно из двух через посредство другого и как это вообще бывает, что одно положение полагается другим; но дело ограничивается лишь вопросом, почему к сфере положений, из которых одно может быть полагаемо вместо другого, принадлежат именно оба указанных. В них обоих должно содержаться нечто такое, что делает их способными находиться во взаимосмене. И вот это-то, стало быть, тот материальный момент, который делает их взаимосменяющимися положениями, должен быть сейчас установлен.

Во втором случае рефлексия направляется на само совершение взаимосмены и, следовательно, полностью отвлекается от этих положений, между которыми происходит взаимосмена. Тут спрашивается уже не о том, по какому праву с указанными положениями обращаются как с взаимосменяющимися, а о том, как вообще совершается взаимосмена. И вот тут-то оказывается, что помимо железа и магнита должно еще существовать их обоих наблюдающее разумное существо, которое в своем сознании соединяет понятия их обоих и является принужденным придавать одному из них предикат, противоположный предикату другого (притягивать, притягиваться).

В первом случае имеет место простая рефлексия над явлением – рефлексия наблюдателя; во втором случае осуществляется рефлексия об этой рефлексии – рефлексия философа о способе наблюдения.

Теперь же, после того как установлено, что независимая деятельность, которой мы ищем, должна определять форму взаимосмены, а не одну только ее материю, нам ничто не мешает с помощью эвристического метода отправиться в нашей рефлексии от взаимосмены, поскольку исследование должно быть этим значительно облегчено.

2. Приложим теперь в общих чертах разъясненное положение к отдельным случаям, в нем содержащимся.

a. Во взаимосмене действенности страдательным состоянием в Я полагается некоторая деятельность в Не-Я, то есть некоторая определенная деятельность не полагается в Я или же у него отнимается и, наоборот, полагается в Не-Я. Чтобы получить в чистом виде одну только форму этой взаимосмены, мы должны отвлечься как от того, что полагается, от деятельности, так и от тех членов, в которых она не полагается и полагается, от Я и Не-Я. И тогда, в виде чистой формы, нам остается некоторое полагание через неполагание (приписывание благодаря отрицанию) или же перенесение. Таков, стало быть, формальный характер взаимосмены в синтезе действенности и, следовательно, материальный характер той деятельности, которая сменяется (в активном же смысле – совершает взаимосмену).

Эта деятельность независима от взаимосмены, которая благодаря ей становится возможной и ею совершается; и потому взаимосмена не является условием ее возможности.

Эта деятельность независима от членов взаимосмены как таковых, так как только благодаря ей они становятся взаимосменяющимися членами; это она ставит их в отношение взаимосмены. Сами по себе они могли бы прекрасно существовать и без нее; тогда они изолированы друг от друга и не находятся между собою в отношении взаимосмены.

Но всякое полагание является характерным свойством Я; следовательно, вышеупомянутая деятельность перенесения для того, чтобы было возможно определение посредством понятия действенности, оказывается присущей Я. Я переносит деятельность из Я в Не-Я; оно уничтожает, стало быть, постольку деятельность в себе. А это, согласно вышеизложенному, значит, что оно полагает в себе посредством деятельности некоторое страдание. Поскольку Я деятельно при перенесении деятельности на Не-Я, постольку Не-Я страдательно: деятельность переносится при этом на него.

(Не следует преждевременно смущаться тем, что это положение своим установлением противоречит первому основоположению, из которого только что, при рассмотрении ближайшего из предшествующих положений, была выведена независимая от всякой взаимосмены реальность Не-Я. Достаточно пока того, что оно при помощи правильных дедукций с таким же успехом получается из доказанных предпосылок, как и то положение, которое ему противоречит. В свое время основание их объединения обнаружится без всякого произвольного содействия с нашей стороны.)

Пусть также не оставляют без внимания того, что выше было сказано следующее: эта деятельность не зависит от той взаимосмены, которая становится возможна благодаря ей. Но нет ничего невозможного в существовании еще какой-нибудь другой взаимосмены, по отношению к которой независимая деятельность не является условием возможности.

Несмотря на все те ограничения, которые пришлось претерпеть установленному положению, мы все же благодаря ему достигли по меньшей мере признания того, что Я даже постольку, поскольку оно находится в страдательном состоянии, тоже должно быть деятельно, хотя и не только деятельно. Легко могло бы случиться, что это было бы весьма важным результатом, с избытком вознаграждающим все труды по исследованию.

b. При взаимосмене субстанциальности деятельность должна быть полагаема посредством абсолютной полноты как ограниченная; то есть то в абсолютной полноте, что исключается границей, полагается при этом как нечто не полагаемое полаганием ограниченной деятельности – как нечто, в ней недостающее. Следовательно, чисто формальным характером этой взаимосмены является некоторое не полагание через посредство некоторого полагания. Недостающее полагается в абсолютной полноте; оно не полагается в ограниченной деятельности; оно полагается как неполагаемое во взаимосмене. При этом точкой отправления, согласно вышеустановленному понятию субстанциальности, служит полагание как таковое, а именно – некоторое полагание абсолютной полноты.

Материальным характером того действия, которое полагает саму эту взаимосмену, должно поэтому быть тоже неполагание посредством полагания, и именно посредством абсолютного полагания. Откуда берется неположенность в ограниченной деятельности, которая при этом рассматривается как уже данная, и что бы это было такое, что обосновывает такую не-положенность, это остается здесь совершенно в стороне. Ограниченная деятельность предполагается наличной; и мы не спрашиваем себя о том, как это она как таковая оказывается наличной; мы спрашиваем себя лишь о том, как может она находиться во взаимосмене с безграничностью.

Всякое полагание вообще, а абсолютное полагание в особенности, является присущим Я. Действие, которым полагается сама данная взаимосмена, исходит из абсолютного полагания и является, значит, действием Я.

Это действие или деятельность Я совершенно независимо от той взаимосмены, которая им впервые только полагается. Оно само прямо полагает одного из членов взаимосмены, абсолютную полноту; и только через его посредство полагает оно другой ее член как уменьшенную деятельность, как нечто меньшее, нежели полнота. О том, откуда могла взяться при этом деятельность как таковая, – об этом вопрос не ставится, ведь как таковая она не является членом взаимосмены; она становится им только как уменьшенная деятельность; а таковой она становится лишь через полагание абсолютной полноты, через отнесение к этой последней.

Указанная независимая деятельность исходит из полагания; но существенное значение при этом имеет, собственно говоря, неполагание. Поэтому мы можем постольку обозначить ее как своего рода отчуждение (Entaeussern). Некоторое определенное количество абсолютной полноты выключается при этом из деятельности, полагаемой как уменьшенная, и рассматривается как нечто находящееся не в ней, а вне ее.

При этом не следует упускать из виду характерного отличия этого отчуждения от недавно установленного перенесения. При этом последнем тоже ведь нечто исключается из Я; но от этого там отвлекаются и предметом своего внимания делают, собственно говоря, лишь то, что это исключаемое нечто полагается в противополагаемое. В настоящем же случае, наоборот, мы имеем простое исключение. Вопросы о том, полагается ли исключенное во что-либо другое и что такое это другое, не имеют по меньшей мере к настоящему случаю никакого отношения.

Установленной деятельности отчуждения должно быть противополагаемо некоторое страдание. Так оно и есть, конечно, на деле, а именно: некоторая часть абсолютной полноты отчуждается, полагается как неполагаемая. Деятельность имеет некоторый объект; некоторая часть полноты является этим объектом. О том, какому субстрату реальности присуще это уменьшение деятельности или же это страдание, – Я или Не-Я, – об этом здесь нет речи; и многое при этом зависит от того, чтобы делаемые выводы не шли дальше того, что следует вывести из установленного положения, и форма взаимосмены воспринималась во всей своей чистоте.

(Каждая вещь есть то, что она есть; она наделена теми реальностями, которые оказываются положенными, раз только она положена A=A (§1). Утверждение, что что-нибудь является ее случайным признаком, значит прежде всего, что это нечто не полагается ее полаганием; оно не принадлежит к существу вещи и должно быть исключено из ее первоначального понятия. Именно это-то определение случайного признака мы теперь объяснили. Однако в известном смысле и он тоже приписывается вещи и полагается в нее. В свое время мы увидим также и то, какое этим создается для него значение.)

То и другое – взаимосмена и независимая от нее деятельность должны одинаковым образом взаимоопределять друг друга. Поступая так же, как и до сих пор, мы должны сперва исследовать, что может значить это положение вообще, а затем применить его к отдельным подходящим под него случаям.

1. Как в независимой деятельности, так и во взаимосмене мы снова провели двоякого рода различие; мы различили между собою форму взаимосмены и ее материю; а по образцу этого различения мы различили независимую деятельность, определяющую форму, и независимую деятельность, которая в рефлексии определяется материей. Поэтому подлежащее изучению положение нельзя подвергнуть исследованию прямо в том его виде, как оно установлено; ибо, если мы теперь заговорим о взаимосмене, то неизвестно будет, имеем ли мы при этом в виду ее форму или же ее материю; и точно так же дело обстоит с независимой деятельностью. Следовательно, сначала и во взаимосмене, и в независимой деятельности оба момента должны быть соединены: это же может быть осуществлено только при помощи синтеза взаимоопределения. Значит, в установленном положении снова должны содержаться три следующих:

a. Независимая от формы взаимосмены деятельность определяет собою деятельность, независимую от материи, и наоборот, то есть обе эти деятельности определяют друг друга взаимно и таким образом синтетически соединяются.

b. Деятельность, независимая от формы взаимосмены, определяет деятельность, независимо от материи взаимосмены, и наоборот; то есть обе определяются взаимно и объединены синтетически.

c. Форма взаимосмены определяет ее материю, и наоборот, то есть они определяют друг друга взаимно и таким образом синтетически соединяются. И только после этого оказывается возможным понять и разъяснить то положение, что взаимосмена (как синтетическое единство) определяет независимую деятельность (как синтетическое единство), и наоборот, то есть обе они определяют друг друга взаимно и таким образом синтетически соединяются.

d. Та деятельность, которая должна определять форму взаимосмены или же взаимосмену как таковую и быть от взаимосмены совершенно независимой, есть переход от одного из участвующих во взаимосмене членов к другому, переход как таковой (не как действие вообще); та деятельность, которая определяет материю взаимосмены, является такою деятельностью, которая полагает в члены ее то, что делает возможным переход от одного из них к другому. Эта последняя деятельность составляет тот искомый выше X, который содержится в обоих взаимочленах и только в них обоих и может содержаться, а никак не в одном только из них; этот X не позволяет удовольствоваться полаганием одного из членов (реальности или отрицания), но принуждает нас одновременно полагать и другой член, ибо он обнаруживает неполноту одного из них при отсутствии другого. На этом X держится и необходимо должно держаться и протекать единство сознания для того, чтобы не возникало никакого hiatus'a, то есть он (X) есть как бы проводник сознания. Первая же деятельность представляет собою само сознание, поскольку оно при помощи этого X движется и протекает над взаимочленами, является чем-то единым, хотя бы он и сменял при этом свои объекты, члены и должен бы был их сменять для того, чтобы быть единым.

Что первое определяет собою второе, значило бы, что переход сам обосновывает то, на чем он свершается; переход становится возможным тут лишь в силу самого перехода (идеалистическое утверждение). Что последнее определяет собою первое, значило бы, что то, на чем переход свершается, обосновывает переход как действие; его положением непосредственно полагается сам переход (догматическое утверждение). Что они определяют друг друга взаимно, значит, следовательно, что переходом как переходом во взаимочлены полагается то, посредством чего может быть совершен переход, и что благодаря тому, что они полагаются как взаимочлены, между ними непосредственно осуществляется взаимосмена. Переход оказывается возможным благодаря тому, что он совершается; и он возможен при этом лишь постольку, поскольку действительно совершается. Он обосновывается сам собою; он совершается просто потому, что совершается, и представляет собою абсолютное действие, свободное от всякого определяющего его основания и какого бы то ни было условия вне его самого. Основание тому, что от одного члена совершается переход к другому, лежит в самом сознании, а не вне его. Сознание должно переходить просто потому, что оно есть сознание; и hiatus возник бы в нем в том случае, если бы оно не переходило, просто потому, что оно не было бы тогда сознанием.

e. Форма взаимосмены и ее материя должны взаимно определять друг друга.

Как мы о том совсем недавно напоминали, взаимосмена становится отличной от предполагаемой ею деятельности в силу того, что отвлекается от этой деятельности (например, от деятельности наблюдающего ума, который в своей рассудочной деятельности полагает взаимочлены как взаимосменяющиеся). Взаимочлены мыслятся при этом как взаимосменяющиеся своими собственными силами; на вещи тут переносится то, что заключается, быть может, только в нас самих. В свое время станет ясно, в какой мере эта абстракция обладает действительным значением и в какой нет.

В этом смысле члены сами взаимосменяются. Обоюдное их проникновение друг в друга составляет форму, деятельность и страдание, непосредственно происходящие в обоих при этом взаимном проникновении и допущении, есть материя взаимосмены. Ради краткости мы намерены именовать ее взаимным отношением взаимочленов. Упомянутое только что проникновение должно определять отношение членов, то есть отношение должно быть определяемо непосредственно и через одно только проникновение, проникновением как таковым без всякого дальнейшего определения; и наоборот, отношение между взаимочленами должно определять их проникновение, то есть одним только их отношением, без всякого дальнейшего определения, полагается, что они проникают друг в друга. Простым их отношением, которое мысленно берется здесь как определяющее до взаимосмены, уже полагается их проникновение (в них это не какой-либо случайный признак, без которого они могли бы еще существовать); и проникновением их, которое мысленно берется тут как определяющее до отношения, полагается одновременно также и их отношение. Их проникновение и их отношение суть одно и то же.

1. Они так относятся друг к другу, что оказываются во взаимосмене; и, помимо этого, они вообще не имеют друг с другом никакого взаимного отношения. Если они не полагаются как взаимосменяющиеся, они вообще не полагаются.

2. Благодаря тому, что между ними, согласно одной только форме, полагается взаимосмена, некоторая взаимосмена вообще, всецело и без всякой иной помощи определяется одновременно и материя этой взаимосмены, то есть ее вид, количество полагаемого ее действия и страдания и т.д. Они взаимосменяются с необходимостью и притом только единственным возможным образом, определяемым исключительно тем, что они взаимосменяются. Если они полагаются, то тем самым полагается некоторая определенная взаимосмена; если полагается некоторая определенная взаимосмена, то тем самым полагаются и они. Они и некоторая определенная взаимосмена суть одно и то же.

f. Независимая деятельность (как синтетическое единство) определяет взаимосмену (как синтетическое единство), и наоборот, то есть обе они определяют друг друга взаимно и сами синтетически объединяются.

Деятельность как синтетическое единство есть некоторый абсолютный переход; взаимосмена есть некоторое абсолютное самим собою сполна определяемое проникновение. Что первое из них определяет собою второе, значило бы, что проникновение взаимочленов полагается только в силу перехода. Что второе определяет собою первое, значило бы, что, раз только члены осуществляют проникновение, деятельность с необходимостью должна перейти от одного к другому. Что то и другое определяют друг друга обоюдно, значит, что если только полагается одно из них, тем самым полагается и другое, и наоборот; от каждого из членов сравнения можно и должно переходить к другому. Все есть одно и то же. Целое же просто полагается; оно основывается на самом себе.

Чтобы сделать это положение более вразумительным и подчеркнуть его важность, применим его к подходящим под него положениям.

Деятельность, определяющая форму взаимосмены, определяет все то, что происходит при взаимосмене; и, наоборот, все то, что происходит при взаимосмене, определяет эту деятельность. Взаимосмена исключительно со стороны своей формы, то есть проникновение членов друг в друга, невозможна без действия перехода; посредством перехода полагается как раз проникновение взаимочленов. Наоборот, через проникновение взаимочленов полагается переход; если только они полагаются как проникающие, неизбежным образом осуществляется и переход. Без проникновения нет перехода, без перехода нет проникновения: то и другое суть одно и то же и могут быть различаемы только в рефлексии. Далее, та же самая деятельность определяет и материальный момент взаимосмены; необходимым переходом впервые полагаются взаимочлены как таковые, а так как они полагаются лишь как таковые, то они и вообще полагаются при этом впервые; и наоборот, если только полагаются взаимочлены как таковые, полагается и деятельность, которая переходит и должна переходить. Таким образом, можно исходить из какого угодно из различенных моментов; если только полагается один из них, вместе полагаются и три остальных. Деятельность, определяющая материальный момент взаимосмены, определяет всю взаимосмену целиком; она полагает то, на чем можно, а потому и необходимо совершать переход; стало быть, она полагает деятельность формы, а через это и все остальное.

Таким образом, деятельность возвращается в саму себя через взаимосмену; и взаимосмена возвращается в себя через деятельность. Все воспроизводит само себя, и тут невозможен никакой hiatus; отправляясь от любого из членов, приходят ко всем остальным. Деятельность формы определяет деятельность материи, эта последняя определяет материю взаимосмены, эта – ее форму; форма взаимосмены определяет деятельность формы и т.д. Все они суть одно и то же синтетическое состояние. Действие возвращается к самому себе, двигаясь в круге. Круг же в целом полагается безусловно. Он есть потому, что он есть; и высшего основания для этого привести нельзя.

Применение этого положения обнаружится только в дальнейшем.

2. Теперь нам надлежит применить к отдельным подходящим под него случаям то положение, что взаимосмена и рассматривавшаяся до сих пор как независимая от нее деятельность должны взаимно определять друг друга; и прежде всего:

a. к понятию действенности. Рассмотрим постулируемый этим синтез согласно только что установленной схеме: a) во взаимосмене действенности деятельность формы определяет деятельность материи, и наоборот; b) в ней форма взаимосмены определяет деятельность материи, и наоборот; g) синтетически объединенная деятельность определяет синтетически объединенную взаимосмену, и наоборот, то есть они сами оказываются синтетически объединенными.

a) Деятельность, которую надлежит предположить для того, чтобы была возможна взаимосмена, постулируемая в понятии действенности, является, согласно чистой форме, некоторого рода перенесением, полаганием через неполагание. Благодаря тому, что (в известном отношении) полагания не происходит (в некотором другом отношении), оно осуществляется. Этой деятельностью формы должна определяться деятельность материи взаимосмены. Эта последняя деятельность фигурировала как своего рода независимая деятельность Не-Я, благодаря которой только и становился возможным тот член, из которого исходила взаимосмена, – страдание в Я. Что эта последняя деятельность определяется, обосновывается, полагается посредством первой, значит очевидно, что эта деятельность Не-Я сама полагается благодаря первой, посредством ее функции полагания, и притом полагается лишь постольку, поскольку нечто не полагается (что такое может представлять собою это неполагаемое, нашему исследованию тут еще не подлежит). Для деятельности Не-Я этим предусматривается некоторая ограниченная сфера; и этой сферой является деятельность формы. Не-Я действенно лишь постольку, поскольку оно полагается как действенное через Я (которому присуща деятельность формы), путем некоторого неполагания. Нет деятельности Не-Я без полагания через неполагание. Наоборот, деятельность материи, стало быть, независимая деятельность Не-Я, должна обосновывать и определять деятельность формы, следовательно, перенесение, полагание через неполагание. Согласно всему вышесказанному, это очевидно значит следующее: она должна определять переход как переход, она должна полагать тот Õ;, который указывает на неполноту одного из членов и тем принуждает полагать его как взаимочлен, а через него еще и некоторый второй член, с которым он взаимосменяется. Этим членом является страдание как страдание. Таким образом, Не-Я обосновывает неполагание и тем определяет и обусловливает деятельность формы. Эта последняя полагает через неполагание и безусловно не иначе; но неполагание, а следовательно, и все постулированное действие в его целом обусловливается некоторой деятельностью Не-Я. Полагание через неполагание включается в сферу некоторой деятельности Не-Я. Без деятельности Не-Я нет полагания через неполагание.

(Тут мы подходим совсем близко к вышеуказанному противоречию, но только в несколько смягченном виде. В своем результате рефлексия второго рода обосновывает своеобразный догматический идеализм: вся реальность Не-Я есть единственно лишь из Я перенесенная реальность. В своем результате рефлексия второго рода обосновывает своеобразный догматический реализм: перенесение не может быть осуществлено, если не предположить уже некоторой независимой реальности Не-Я, некоторой вещи в себе. Подлежащий теперь осуществлению синтез имеет поэтому своей задачей не более и не менее как разрешить противоречие и отыскать средний путь между идеализмом и реализмом.)

Оба положения должны быть синтетически объединены между собою, то есть должны быть рассматриваемы как одно и то же. Это происходит следующим образом: то, что в Не-Я является деятельностью, в Я есть страдание (в силу положения о противополагании); мы можем, значит, полагать страдательное состояние Я вместо деятельности Не-Я. Следовательно – в силу постулированного синтеза – в понятии действенности страдательное состояние Я и деятельность его, неполагание и полагание, являются совершенно одним и тем же. В этом понятии положения: " Я не полагает ничто в себе" и " Я полагает нечто в Не-Я " утверждают одно и то же: ими означается одно и то же действие, а не различные действия. Ни одно из них не обосновывает другого; ни одно из них не обосновывается другим, ибо они суть одно и то же.

Поразмыслим еще над этим положением. Оно содержит в себе следующие положения: а) Я не полагает нечто в себе, то есть оно полагает нечто в Не-Я; b) полагаемое этим в Не-Я есть именно то, чего не полагает или что отрицает неполагаемое в Я. Действие возвращается в себя; поскольку Я не должно чего-либо полагать в себе, оно само есть Не-Я. Но так как оно должно быть, то оно должно и полагать; а так как оно не должно полагать в Я, то оно должно полагать в Не-Я. Но как бы ясно ни было доказано теперь это положение, все равно здравый человеческий рассудок продолжает восставать против него. Мы постараемся вскрыть основание такого противодействия для того, чтобы успокоить требования здравого человеческого рассудка, – по меньшей мере на то время, пока мы не сможем их действительно удовлетворить обозначением той сферы, в которой они господствуют.

В двух установленных только что положениях совершенно ясна двусмысленность в значении слова "полагать". Эту двусмысленность чувствует здравый человеческий рассудок, и отсюда его противодействие. Что Не-Я чего-либо не полагает в Я или же отрицает нечто – значит, что Не-Я для Я вообще не является полагающим, а только отменяющим (aufliebend); поэтому постольку оно противополагается Я согласно своему качеству и является реальным основанием некоторого определения в Я. Но утверждение, что Я не полагает чего-либо в Я, не означает того, что оно вообще является неполагающим; ибо, без сомнения, Я является полагающим, когда оно чего-либо не полагает, когда оно что-либо полагает как отрицание. В действительности утверждение это значит, что Я является только отчасти неполагающим. Поэтому Я противополагается себе самому не со стороны качества, а лишь со стороны количества, оно является, стало быть, лишь идеальным основанием некоторого определения в самом себе. Что Я не полагает в себе чего-либо и что оно полагает это нечто в Не-Я, значит одно и то же: Я является поэтому основанием реальности Не-Я тем же самым способом, каким оно является основанием определения в себе самом, основанием своего страдания. Оно является лишь идеальным основанием.

Это только idealiter* полагаемое в Не-Я должно realiter** быть основанием некоторого страдания в Я, идеальное основание должно стать реальным основанием; и этого не в состоянии понять и допустить догматическая склонность человека. Мы можем поставить человека в силу этой его склонности в чрезвычайно затруднительное положение, если допустим, что Не-Я в том смысле, в каком оно – согласно его желанию – является реальным основанием, воздействует на Я без всякого содействия со стороны этого последнего, как бы доставляет некоторый материал [ 11 ], который еще только должен быть создан, – и затем спросим: каким же образом реальное основание может стать идеальным (что, однако, должно случиться, если только в Я должно быть положено и через посредство представления доведено до сознания хотя бы какое-нибудь страдательное состояние); это вопрос, разрешение которого совершенно так же, как и разрешение вышеприведенного вопроса, предполагает непосредственное соприкосновение Я и Не-Я и на который ни он сам, ни все его поборники не дадут нам никогда сколько-нибудь основательного ответа. Оба вопроса разрешаются нашим синтезом; и на них нельзя ответить иначе, как только при помощи некоторого синтеза; то есть один из них должен получить свой ответ от другого, и наоборот.

* Идеально (лат.).
** Реально (лат.).

Следовательно, более глубокий смысл вышеустановленного синтеза таков: идеальное основание и реальное основание суть одно и то же в понятии действенности (а потому и повсюду, так как реальное основание обнаруживается только в понятии действенности). Это положение, обосновывающее критический идеализм, а через то объединяющее идеализм с реализмом, не умещается как следует у людей в голове, и то, что оно не умещается там, происходит из-за недостатка способности к отвлечению.

А именно, если различные вещи вне нас связываются друг с другом посредством понятия действенности, то приходится различать, – насколько правомерно или неправомерно это, мы увидим в свое время, – между реальным основанием их взаимоотносимости и ее идеальным основанием.

В вещах самих по себе должно быть налично нечто от нашего представления независимое, благодаря чему они проникают друг в друга независимо от нашего содействия; основание же того, что мы связываем их между собою, должно содержаться в нас, хотя бы, например, в нашем ощущении. Таким образом, однако, мы и наше Я полагаем вне нас в виде некоторого Я в себе, в виде некоторой безо всякого нашего содействия и неизвестно как существующей вещи; и вот какая-нибудь другая вещь должна воздействовать на него без всякого содействия с нашей стороны, наподобие того, как магнит действует на кусок железа.*

* Не столько для моих слушателей, сколько для других – ученых и философских читателей, которым как-нибудь попадет в руки это сочинение, я предназначаю следующее примечание. Большинство людей легче было бы побудить считать себя за кусок лавы с луны, чем за некоторое Я. Поэтому они не поняли Канта и не почуяли его духа; поэтому не поймут они и этого изложения, хотя в нем на самое первое место поставлено условие всякого философствования. Кто еще не достиг согласия с самим собою относительно этого пункта, тот не в силах понять никакой основательной философии; да он и не нуждается в ней. Природа, машиною которой он является, будет руководить им без всякого содействия с его стороны во всех делах, которые ему надлежит выполнить. Философствование требует самостоятельности; самостоятельность же может дать себе только сам человек. Мы не должны хотеть видеть без помощи глаз, но мы не должны также и утверждать, что глаз видит. (Примеч. к 1-му изд.).

При первом появлении этого примечания в кругах, близких автору, над ним неоднократно смеялись некоторые лица, чувствовавшие себя им задетыми. Я хотел бы выбросить его из этого издания, однако мне на память приходит, что оно, к сожалению, сохраняет свою силу и теперь. (Примеч. ко 2-му изд.).

Но Я – ничто за пределами Я, ибо оно само есть Я. Если сущность Я заключается только в том, что оно полагает себя, в таком случае для него самополагание и бытие – одно и то же. В нем реальное основание и идеальное основание суть одно и то же. И наоборот, само неполагание и небытие суть для Я опять-таки одно и то же; реальное основание и идеальное основание отрицания также суть одно и то же. Если это выразить частично, то положения: "Я не полагает чего-либо в себе" и "Я не есть что-либо" – суть опять-таки одно и то же.

Что нечто не полагается (realiter) в Я, значит поэтому, очевидно, следующее: Я не полагает в себе (idealiter) это нечто; и наоборот, утверждение, что Я чего-либо не полагает в себе, значит, что оно не полагается в Я.

Что Не-Я должно оказывать действие на Я, что оно должно нечто уничтожить в Я, значит, очевидно, что оно должно уничтожить в Я некоторое полагание, должно сделать так, чтобы Я чего-либо не полагало в себе. Если при этом тем, на что оказывается действие, должно действительно быть Я, то на него невозможно оказать никакого иного воздействия, кроме того, которым оно побуждалось бы к некоторому неполаганию в себе.

Наоборот, что для Я должно существовать некоторое Не-Я, не может значить ничего иного, кроме того, что Я должно полагать реальность в Не-Я; ибо для Я нет, да и не может быть никакой другой реальности, кроме реальности, через него положенной.

Что деятельность Я и Не-Я суть одно и то же, значит, что Я может не полагать в себе чего-либо только благодаря тому, что оно полагает это нечто в Не-Я; и полагать в себе что-либо оно может лишь благодаря тому, что не полагает его в Не-Я. Полагать же вообще Я должно с необходимостью, поскольку оно есть некоторое Я; но только не непременно в себе. Страдательное состояние Я и страдательное состояние Не-Я суть тоже одно и то же. Что Я не полагает чего-либо в себе – значит, что это нечто полагается в Не-Я. Деятельность и страдание Я суть одно и то же; ибо поскольку оно чего-либо не полагает в себе, оно полагает его в Не-Я. Деятельность и страдание Не-Я суть одно и то же. Поскольку Не-Я должно воздействовать на Я, должно уничтожить в нем нечто, постольку в нем полагается силою Я нечто равное. Таким образом, с очевидностью раскрывается полное синтетическое объединение. Ни один изо всех названных моментов не является основанием другого; но они все суть одно и то же.

Следовательно, вопрос о том, каково основание страдания в Я, вообще нельзя разрешить, менее же всего его можно разрешить, предположив некоторую деятельность Не-Я как вещи в себе; ибо в Я нет никакого чистого страдания. Но, разумеется, остается еще другой вопрос, а именно вопрос о том, каково же основание всей только что установленной взаимосмены? Утверждать, что взаимосмена вообще прямо и без всяких оснований полагается и что суждение, полагающее ее как наличность, есть тетическое суждение, нельзя, ибо безусловно полагается только одно Я; в чистом же Я не содержится никакой такой взаимосмены. Однако тотчас же становится ясно, что подобное основание непостижимо в теоретическом наукоучении, так как оно не содержится под основоположением этого последнего, утверждающим, что Я полагает себя как определяемое Не-Я, а скорее предполагается этим основоположением. Следовательно, такое основание, если только оно вообще может быть обнаружено, должно лежать за пределами теоретического наукоучения.

Таким образом, господствующий в нашей теории критический идеализм оказывается определенно установленным. Он догматичен против догматического идеализма и реализма, доказывая, что ни деятельность Я сама по себе не является основанием реальности Не-Я, ни деятельность Не-Я сама по себе не является основанием страдания в Я. Что же касается вопроса о том, что является основанием принимаемой между ними взаимосмены (ответа на который ждут от него), то он довольствуется своим незнанием и констатирует, что исследование этого лежит за пределами теории. В своем объяснении представления он не исходит ни из какой-либо абсолютной деятельности Я, ни из абсолютной деятельности Не-Я, а отправляется от некоторой такой определенности, которая является одновременно и определением, так как в сознании непосредственно не содержится и не может содержаться ничего другого. Чем это определение, в свою очередь, будет определяться, это остается в теории совершенно нерешенным вопросом; и эта неполнота толкает нас тоже за пределы теории, в практическую часть наукоучения.

Вместе с тем совершенно уясняется столь часто употреблявшееся выше выражение: сокращенная, уменьшенная, ограниченная деятельность Я. Так обозначается та деятельность, которая направляется на нечто в Не-Я, на некоторый объект; следовательно, своего рода объективное действование. Действование Я вообще или же его полагание совершенно неограниченно и не может быть ограничено; полагание же им Я является ограниченным в силу того, что оно должно полагать некоторое Не-Я.

b) Форма чистой взаимосмены в понятии действенности и ее материя взаимно определяют друг друга.

Выше мы видели, что чистая взаимосмена вообще может быть отличена от независимой от нее деятельности только при помощи рефлексии. Когда взаимосменение (Wechseln) полагается в члены самой взаимосмены, то деятельность остается в стороне, и взаимосмена рассматривается лишь сама в себе и как взаимосмена. Какой из способов рассмотрения правилен и не являются ли, может быть, все они неправильными, если применять их изолированно, – все это станет ясно в свое время.

Во взаимосмене как таковой, в свою очередь, можно различать форму и материю. Формой взаимосмены является простое обоюдное проникновение взаимочленов друг в друга как таковое. Материей же ее является то в них обоих, что делает возможным и необходимым их взаимное проникновение. Характерной формой взаимосмены в действенности является возникновение через уничтожение (становление через исчезновение). (При этом следует – обратите на это внимание – совершенно отвлечься от субстанции, на которую производится действие, от субстрата уничтожения, а стало быть, и от всякого временного условия. Если такой субстрат будет полагаем, то, конечно, в отношении к нему, и возникающее тоже будет полагаемо вовремя. Но от этого нужно отвлечься, как бы это ни было трудно для силы воображения, ибо субстанция не вступает во взаимосмену: только нечто в нее (субстанцию) входящее и нечто этим входящим вытесняемое и уничтожаемое вступают между собою во взаимосмену, и о том, что вступает во взаимосмену, речь идет лишь постольку, поскольку оно туда вступает. Например, X уничтожает - X. Разумеется, - X существовал ранее того, чем был уничтожен; если только он должен быть рассматриваем как существующее, то, естественно, он должен быть полагаем в предшествующее время, а X, ему в противоположность, – в последующее время. Однако же он должен быть мыслим не как существующий, а как не существующий. Но существование X не существование – X отнюдь не суть в различных временах, но суть в одном том же моменте. Следовательно, если нет чего-либо такого, что принуждало бы нас полагать момент в какой-нибудь ряд моментов, они совсем не суть во времени.) Материей, подлежащей исследованию взаимосмены, является существенное противобытие (несовместимость по качеству).

Что форма этой взаимосмены должна определять ее материю, значит следующее: так как и поскольку члены взаимосмены взаимно уничтожают друг друга, они существенно противоположны. (Действительное) обоюдное уничтожение определяет круг существенного противобытия. Если они не уничтожают взаимно друг друга, они не являются существенно противоположными (essentialiter opposita*). Это парадокс, против которого тоже восстает только что указанное непонимание. А именно, руководствуясь внешней видимостью, полагают, что при этом совершается умозаключение от случайного к существенному. Правда, от наличного уничтожения можно-де умозаключать к существенному противобытию; но нельзя умозаключить в обратном порядке от существенного противобытия к наличному уничтожению; для того, чтобы это произошло, должно присоединиться еще одно условие, а именно, непосредственное влияние их друг на друга (например, если взять тела, нужно еще присутствие их в одном и том же пространстве). Оба существенно противоположных момента могли бы ведь существовать изолированно, вне какого бы то ни было соединения; от этого они не сделались бы менее противоположными; но друг друга они все же в таком случае не уничтожили бы. Источник этого недоразумения, а равно и способы его преодоления, станет сейчас ясным.

* Существенно противоположные (лат.).

Материя этой взаимосмены должна определять ее форму, значит, существенная противоположенность определяет взаимное уничтожение; лишь при условии, что члены друг другу существенно противоположны лишь поскольку это так, эти члены могут взаимно уничтожать друг друга. Если наличное уничтожение будет вообще полагаться в сферу противоположенности, но только при этом не будет заполнять ее целиком, а лишь некоторую ограниченную ее часть, граница которой определяется дополнительным условием действительного влияния, то всякий, не колеблясь, признает справедливость установленного положения, а парадоксальность его сведется, пожалуй, только к тому, что оно впервые нами ясно установлено.

Но материя взаимосмены и ее форма должны определять друг друга взаимно, то есть из простого противобытия должно следовать взаимное уничтожение, а стало быть, также и проникновение, непосредственное влияние, из обоюдного же уничтожения – противобытие. Они знаменуют собою одно и то же; они противополагаются сами по себе или же уничтожают друг друга взаимно. Их влияние и их существенная противоположенность суть одно и то же.

Поразмыслим еще над этим результатом. То, что полагается, благодаря предпринятому синтезу, между взаимочленами, есть необходимость их соединения: это тот X, который обнаруживает неполноту каждого из них в отдельности и может содержаться только в них обоих. При этом возможность отделить бытие в себе от бытия во взаимосмене отвергается; оба члена полагаются как взаимочлены и вне взаимосмены совсем не полагаются. Здесь от реального противобытия в умозаключении совершается переход к противополаганию или идеальному противобытию, и наоборот: реальное и идеальное противобытие суть одно и то же. Затруднение, которое вырастает при этом перед здравым человеческим рассудком, исчезает, если только вспомнить, что одним из членов взаимосмены является Я, которому противоположно только то, что оно себе само противополагает, и которое является противоположным только тому, чему оно себя само противополагает. Таким образом настоящий результат есть только воспроизведение прежнего в другом виде.

g) В действенности взаимно определяют друг друга и тоже образуют синтетическое единство деятельность, взятая как синтетическое единство, и взаимосмена, взятая как синтетическое единство.

Деятельность как синтетическое единство мы можем назвать опосредствованным полаганием (опосредствованным приложением) (употребляя последнее слово в утвердительном смысле как полагание реальности через посредство некоторого ее неполагания); чистая же взаимосмена как синтетическое единство состоит в тождестве существенного противобытия и реального уничтожения.

1. Первым из них определяется последнее; это значит, что опосредствованность полагания (в которой тут, собственно, все дело) является условием и основанием того, что существенное противобытие и реальное уничтожение суть совершенно одно и то же; благодаря тому, что полагание является опосредствованным и поскольку это так, противобытие и уничтожение тождественны.

a. Если бы осуществлялось непосредственное полагание тех членов, которые должны взаимосменяться, то противобытие и уничтожение были бы различны. Предположите, что A и B суть взаимочлены. Предположите, что прежде всего A=A, а B=B; но что затем, согласно некоторому определенному количеству, A является равным также и - B, а B является равным также и - A. В таком случае оба они могли бы быть полагаемы в их первоначальном значении и тем не менее не уничтожать при этом друг друга. То, в чем они противополагаются, было бы тут оставлено в стороне; они не были бы поэтому полагаемы как существенно противоположные (сущность которых заключается в чистой противоположенности) и друг друга взаимно уничтожающие, ибо они были бы при этом полагаемы непосредственно, независимо друг от друга. Но в таком случае они были бы полагаемы не как простые взаимочлены, а как реальность в себе (A=A, §1). Взаимочлены могут быть полагаемы только опосредствованно, A является равным - B, и ничем более; B является равным - A, и ничем более; и из этой опосредствованности полагания следует существенное противобытие, взаимное уничтожение и тождественность обоих.

Ибо:

b. если A полагается только как противоположность B и не может быть отмечено никаким други

Дата добавления: 2014-10-17