Пролетарии и коммунисты 7 страница

[283] «Да, он свободен! Именно поэтому я и жалею его. Потому-то его и щадят гораздо меньше, потому-то и проявляют еще большую беззастенчивость, расхищая его жизнь. Раб представлял для своего хозяина известную ценность, потому что хозяин уплатил за него деньги. А за рабочего богатый прожигатель жизни, нанявший его, не заплатил ничего. Во времена рабства кровь человеческая имела некоторую цену. Люди имели стоимость, по меньшей мере, равную той сумме, за которую их продавали на рынке. С тех пор как прекратилась продажа людей, они в действительности не имеют никакой внутренней стоимости. В армии сапер ценится гораздо меньше, чем обозная лошадь, потому что лошадь стоит очень дорого, а сапер достается даром. Уничтожение рабства привело к перенесению такой оценки из военной жизни в гражданскую; и с тех пор нет ни одного зажиточного буржуа, который не расценивал бы людей так, как это делают доблестные воители.

У них, говорят, нет господ... Но это явное злоупотребление словом. Что это означает: у них нет господ? У них есть господин, и притом самый ужасный, самый деспотичный из всех господ – нужда. Она ввергает их в самое жестокое рабство. Им приходится повиноваться не какому-либо отдельному человеку, а всем вообще. Над ними властвует не какой-нибудь единственный тиран, капризам которого они должны угождать и благоволения которого должны добиваться, – это поставило бы известные границы их рабству и сделало бы его более сносным. Они становятся слугами всякого, у кого есть деньги, и в силу этого их рабство приобретает неограниченный характер и неумолимую суровость. Говорят, если им плохо живется у одного хозяина, то у них, по крайней мере, имеется то утешение, что они могут заявить ему об этом и искать себе другого, – рабы же не могут делать ни того, ни другого. Рабы, следовательно, еще более несчастны. – Какой софизм! Подумайте-ка о том, что число тех, кто заставляет работать других, очень незначительно, а число тех, кто работает, напротив, огромно. К чему сводится для них та призрачная свобода, которую вы им пожаловали?

Они живут лишь отдачей в наем своих рук. Следовательно, они должны найти кого-нибудь, кто нанял бы их, или же умереть с голоду. Разве это значит быть свободным?».

[284] Земледельческие наемные рабочие состояли большей частью из крестьян, употреблявших свободное время на работу у крупных земельных собственников, частью из наемных рабочих, довольно немногочисленных. К тому же они фактически были самостоятельными крестьянами, так как наряду с заработной платой получали коттедж, а также 4 и больше акров пахотной земли. Кроме того они совместно с крестьянами пользовались общинными землями, пасли на них скот и добывали материалы для отопления.

Во всех странах Европы феодальное производство характеризуется разделением земли между возможно большим количеством крестьян. Могущество феодальных господ определялось не размерами их ренты, а количеством подданных.

[285] В течение долгих лет унижения и порабощения, в которых держало крестьян христианское правительство и его разбойничье рыцарство, единственное утешение и поддержку, а отчасти и пищу, крестьянин находил в водке. Надо воздать должное господам помещикам: этот предмет они в изобилии доставляли крестьянину со своих винокуренных заводов по все более дешевым ценам...

Но так как из-за болезни картофеля этот главный предмет питания становился все дороже, и достать его было все труднее, а заработная плата не только не повысилась, но даже упала, – люди бросились за травами, которые они собирали на полях и в лесах, за сорняками и кореньями, варили себе суп из украденного сена и поедали падаль. Их силы таяли. Водка вздорожала, и стало... еще хуже, чем прежде.

Рядом с мазанками крестьян, где постоянным гостем стал голодный тиф и где люди потеряли человеческий облик, еще более романтично выглядят великолепные дворцы, замки и прочие владения магнатов... На одной стороне – невероятно быстрое накопление богатств, колоссальные годовые доходы «господ». На другой стороне – возрастающее массовое обнищание.

Разбойники-рыцари, чиновничья каста и вся благословенная богом королевская правительственная клика обделывали делишки, получали оклады, распределяли награды, в то время как там внизу простой народ, измученный голодом и тифом, начал околевать сотнями и продолжал околевать, как скотина.

[286] 1688-89 (Glorious revolution) - гос. переворот в Англии, в результате к-рого господств. классы передали королев. власть штатгальтеру Голландии Вильгельму III Оранскому. Переворот явился результатом компромисса между победившими в английской буржуазной революции 17 века буржуазией и "новым дворянством", представленными партией вигов и поддержанными англиканским духовенством, с одной стороны, и частью крупных консервативных землевладельцев, интересы к-рых выражала партия тори, – с другой. Причиной гос. переворота послужило недовольство вигов и части тори самодержавной и прокатолической политикой Якова II, грозившей подъемом народного движения и ущемлявшей интересы буржуазии и "нового дворянства".

Гос. переворот сыграл важную роль в истории Англии, окончательно устранив абсолютизм и закрепив в политич. области успехи борьбы революц. сил страны в 40-60-е гг. Осн. следствием переворота явилось установление в Англии конституц. монархии, в к-рой высшей властью, осуществлявшей волю значит. части зем. аристократии и крупной буржуазии, стал парламент. Победа этих слоев над королев. абсолютизмом была закреплена в 1689 "биллем о правах". "С этого времени буржуазия стала скромной, но все же признанной составной частью господствующих классов Англии".

[287] В 1675 г. Вильгельм подарил обширные земли в Ирландии своей любовнице леди Оркней.

[288] Когда на место независимых йоменов стали мелкие фермеры, арендовавшие землю погодно, толпа людей рабски приниженных, всецело зависящих от произвола лендлорда, то систематическое расхищение общинных земель наряду с грабежом государственных имуществ особенно помогло образованию тем крупных ферм, которые XVIII веке назывались капитальными или купеческими фермами; эти же причины способствовали превращению сельского населения в пролетариат, его «освобождению» для промышленности.

[289] Но жестокости этим не исчерпываются. В Страткарроне недавно произошло настоящее избиение. Большая группа женщин, доведенных до безумия жестокостью уже осуществленных выселений и ожиданием новых, собралась на улице, услышав, что в их края направляется отряд полицейских изгонять арендаторов.

Что было дальше, описано в письме г-на Дональда Росса 15 апреля 1854 г.:

«Сведения, собранные мной, свидетельствуют о позорном поведении шерифа. Он не предупредил людей о своем намерении двинуть против них полицейских. Он не зачитал акта о мятеже. Он даже не дал им времени разойтись, но, наоборот, приблизившись со своим отрядом и сжимая в руках дубинку, крикнул: «Прочь с дороги!», затем, не переводя дыхания, «Бей их!», после чего немедленно началась не поддающаяся описанию сцена.

Полисмены стали бить несчастных женщин по голове своими тяжелыми дубинками, бросали их на землю и с дикой жестокостью топтали и пинали их ногами, куда попало. Вскоре вся лужайка окрасилась кровью. Крики женщин и подростков, лежавших в собственной крови, заставили бы содрогнуться само небо. Часть женщин, спасаясь от преследования полицейских, бросилась в глубокий и быстрый Каррон, надеясь на его милосердие больше, чем на снисхождение полицейских и шерифа. У некоторых женщин были вырваны клочья волос полицейскими дубинками; у одной девушки свирепым ударом дубинки был вырван из плеча кусок мяса в семь дюймов длиной, больше дюйма шириной и больше четверти дюйма в толщину. Молодая девушка, которая только смотрела на все происходящее, подверглась нападению троих полицейских. Они рассекли ей голову, а после того как она упала, стали бить ногами. Доктор извлек кусок чепца, который был загнан в рану ударом озверевшего полицейского. Синяки на спине женщины носят следы кованого сапога. В настоящее время тринадцать женщин в Страткарроне еще находятся в тяжелом состоянии, три из них настолько плохи, что нет надежды на их выздоровление. Судя по внешнему виду этих женщин и по серьезности их ранений, не более половины из них выживет, и даже те, которые протянут еще некоторое время, сохранят на теле печальные доказательства ужасающей грубости, жертвой которой они стали. Среди особенно тяжело раненных есть одна беременная женщина. Она стояла не в толпе, а поодаль, и была только зрительницей; но полисмены жестоко избили ее дубинками и ногами, и положение ее очень серьезно».

[290] «С таким же основанием король Англии мог бы претендовать на право сгонять своих подданных с государственной территории в море», – говорит проф. Ньюмэн.

[291] Две замужние женщины, находившиеся накануне родов, видели, как у них на глазах снесли дома, в которых они жили. Им пришлось провести не одну ночь под открытым небом, в результате чего у обеих произошли преждевременные, очень мучительные роды и разум их помутился; сейчас они бродят с места на место вместе со своими многочисленными детьми, без всякой защиты и без надежды на выздоровление, как страшное свидетельство против класса, именуемого британской аристократией.

Даже дети сходят с ума от страха и в результате гонений. В Дуне, в Нойдарте, бедняки-арендаторы, изгнанные из своих жилищ, приютились в пустующем складе. Глубокой ночью агенты лендлорда окружили этот склад и подожгли его, потому что несчастные бедняки пытались укрыться под его кровом. Обезумевшие от ужаса несчастные выскочили из пламени, некоторые из них лишились рассудка. Газета «Northern Ensign» пишет: «Один мальчик совсем помешался, его придется изолировать; он вскакивает по ночам с криком «Пожар! Пожар!» и уверяет окружающих, что в горящем складе остались мужчины и дети. Когда темнеет, один вид огня приводит его в ужас».

[292] члены городского совета

[293] «Святость дичи привела к тому, что проще было подстрелить каналью-крестьянина, чем зайца, куропатку или тому подобное неприкосновенное существо. При охоте с загонщиками, которых набирали из возлюбленных деревенских подданных, не очень-то стеснялись; если кто-нибудь из загонщиков бывал ранен или убит. Кроме того, нам известно много случаев из этого блестящего феодального периода, когда благородный рыцарь загонял заряд дроби загонщику в ногу или в зад, чтобы доставить себе истинно рыцарское удовольствие. Господа рыцари, помимо настоящей охоты, страстно увлекались такими забавами. По этому поводу нам всегда вспоминается тот господин барон, который, увидав женщину, собиравшую, невзирая на его запрещение, колосья на сжатой уже господской пашне, пустил ей в ляжку порцию дроби, а затем за обедом в избранном разбойничье-рыцарском обществе с нескрываемым самодовольством рассказывал о своем геройском подвиге...

Зато возлюбленные деревенские подданные имели счастье во время большой господской охоты исполнять обязанности загонщиков. Каждому владельцу пашни и каждому живущему в наемном доме, отдавался приказ «завтра на рассвете» доставить на столько-то дней загонщика для большой господской охоты. Должно быть, у господ рыцарей сердце трепетало от восторга, когда в холодные, сырые октябрьские и ноябрьские дни рядом с ними бежала рысью ватага плохо одетых, часто босых, голодных деревенских жителей. На ягдташе висела плеть для поучения собак и загонщиков. Наибольшую порцию плетей получали последние...

Некоторые рыцари разводили в большом количестве фазанов... горе женщине или служанке, по неосторожности или по недостатку чутья подошедшей при косьбе слишком близко к фазаньему гнезду и побеспокоившей самку... Мы сами в детстве были очевидцами того, как за такое преступление одна крестьянка была самым варварским, самым скотским образом оскорблена и изувечена молодым разбойником-рыцарем, и ни один петух не прокричал об этом.

То были бедные люди, а для того, чтобы жаловаться, т.е. вести тяжбу, нужны были деньги, скрежеща зубами от бешенства, должен был крестьянин наблюдать за тем, как господа рыцари со своими охотниками топтали и опустошали его потом и кровью политое поле, не щадя всходов.

Если крестьянин осмеливался возражать, то ему отвечали в лучшем случае презрительным смехом; каков был худший случай, крестьянин частенько испытывал на своем избитом теле. Капусту с крестьянского огорода поедал благословенный богом, неприкосновенный заяц, а деревья крестьянин сажал для того, чтобы заяц мог утолить свой голод зимой... Дикие кабаны, олени и лоси раскапывали, пожирали, растаптывали часто за одну ночь то, что крестьянам, «мелкому люду», должно было служить целый год для пропитания и для уплаты налогов и сборов.

[294] «Если 20 ф. шерсти превращаются понемногу, в течение года в одежду для семьи рабочего собственным трудом этой семьи, то все обстоит очень просто. Но вынесите эту пряжу на рынок, отправьте ее фабриканту, затем продукт фабриканта – маклеру, затем купцу, и вы получите крупную торговую операцию, причем номинальный капитал необходимый для нее будет в 20 раз больше стоимости шерсти… Рабочий класс эксплуатируется для того, чтобы поддерживать жалкое фабричное население, паразитический класс землевладельцев и фиктивную коммерческую, денежную и финансовую систему». David Urquhart «Familiar Words».

[295] Рассеяние сельских рабочих на больших пространствах сламывает силу их сопротивления, в то время как концентрацию городских рабочих увеличивает эту силу.

[296] Граф Петр Шувалов и князь Паскевич в своих протестах весьма правильно заметили, что царский указ «поставит окончательное освобождение крестьянского сословия» в зависимость от выкупа и что «противоестественно заставлять свободного человека против его воли приобретать земельную собственность» Крепостной не должен платить за свою личную свободу.

[297] Едва распространились слухи о предполагающемся освобождении крестьян, как правительство было вынуждено принять меры против попыток помещиков насильственно экспроприировать крестьян или переселить их на самые бесплодные земли.

[298] отсюда необходимость снимать землю в аренду или уходить на заработки

[299] В качестве такового он должен был бы охотно прислушиваться к социалистической пропаганде, но этому пока еще препятствует вошедшее у него в плоть и кровь чувство собственности. Чем тяжелее становится для него борьба за его клочок земли, подвергающийся стольким опасностям, тем с более упорным отчаянием цепляется он за него, тем более склонен он видеть в социал-демократе, говорящем ему о передаче земельной собственности в руки всего общества, столь же опасного врага, как в ростовщике и адвокате.

[300] «Теперь купцы очень жалуются на дворян или на разбойников, на то, что им приходится торговать с большой опасностью, их захватывают, избивают, облагают поборами и грабят. Но если бы купцы претерпевали это ради справедливости, то, конечно, они были бы святыми людьми... Но так как сами купцы творят столь великое беззаконие и разбой по всему миру, то нет ничего удивительного в том, что бог делает так, что столь большое имущество, неправедно приобретенное, снова утрачивается и подвергается разграблению, а их самих вдобавок еще избивают или захватывают в плен... А князьям подобает надлежащей властью наказывать за столь неправедную торговлю и принимать меры, чтобы купцы не обдирали так бессовестно их подданных. Но так как князья этого не делают, то бог посылает рыцарей и разбойников и через них наказывает купцов за беззаконие. Так он бьет одного злодея другим, давая этим попять, что купцы – не меньшие разбойники, чем рыцари, ибо купцы ежедневно грабят весь мир, тогда как рыцарь в течение года ограбит раз или два, одного или двух». «Исполняется пророчество Исайи: князья твои стали сообщниками воров. Ибо они вешают воров, укравших гульден, и действуют заодно о теми, которые грабят весь мир и воруют с большей безопасностью, чем все другие, как бы для того, чтобы оставалась верной поговорка: крупные воры вешают мелких воров, и, как говорил римский сенатор Катон, мелкие воры сидят в тюрьмах и закованы в цепи, а крупные воры щеголяют в золоте и в шелках.» (Martin Luther, «Von Kauffshandlung und Wucher». 1524).

[301] Ост-Индская компания – английская торговая компания, существовавшая с 1600 по 1858 г. и являвшаяся орудием грабительской колониальной политики Англии в Индии, Китае и других странах Азии. С середины XVIII в. Компания, обладавшая армией и флотом, превратилась в крупную военную силу; под ее флагом английские колонизаторы осуществили завоевание Индии. Компании в течение длительного времени принадлежала монополия на торговлю с Индией и важнейшие функции управления этой страной. Национально-освободительное восстание 1857-1859 гг. в Индии вынудило англичан изменить формы своего колониального господства: Компания была ликвидирована, а Индия объявлена владением британской короны.

[302] В 1866 г. в одной только провинции Орисса более миллиона индусов умерли голодной смертью. Тем не менее, все усилия были направлены к тому, чтобы обогатить государственную кассу путем продажи голодающим жизненных средств по завышенным ценам.

[303] «Жители торговых городов вывозили из более богатых стран утонченные товары мануфактурного производства и драгоценные предметы роскоши и таким образом давали пищу тщеславию крупных землевладельцев, которые с жадностью покупали эти товары и оплачивали их огромными количествами сырого продукта своих земель. Таким образом, в это время торговля значительной части Европы состояла главным образом в обмене сырого продукта одной страны на готовые изделия страны, более передовой в промышленном отношении... Когда же употребление этих изделий стало настолько общераспространенным, что вызвало значительный спрос на них, купцы, чтобы сэкономить издержки по перевозке, пытались основать производство подобного рола товаров у себя на родине» (A. Smith. « Wealth of Nations», London, 1770).

[304] Для мелких производителей сохранение или потеря условий производства зависят от тысячи случайностей и каждая такая случайность или потеря равносильны обнищанию и представляют момент, когда может присосаться паразит-ростовщик. Достаточно, чтобы у мелкого крестьянина пала корова, и он уже не в состоянии снова начать воспроизводство в своем хозяйстве в прежних размерах – он попадает в руки ростовщика и, раз попав к нему, никогда уже более не освободится.

[305] Мелкий крестьянин даром совершает всевозможные работы на своего ростовщика, чтобы сохранить его благоволение, и при этом полагает, что ничего не дарит ростовщику, так как для него самого его собственный труд не стоит никаких денежных затрат. Ростовщик, в свою очередь, убивает, таким образом, одним выстрелом двух зайцев. Он избавляет себя от денежных расходов на заработную плату и втягивает все больше и больше в долговую кабалу крестьянина, который постепенно разоряется, так как не работает на собственном поле.

[306] «Мне говорят, что теперь ежегодно на Лейпцигской ярмарке взимают 30 на 100; некоторые прибавляют еще сюда Наумбургскую ярмарку, так что получается 40 на 100; взимают ли где-нибудь еще больше этого, я не знаю. Позор, к чему же, черт возьми, это, в конце концов, приведет!.. Кто имеет теперь в Лейпциге 100 флоринов, тот ежегодно получает 40, – это значит сожрать в один год крестьянина или горожанина. Если он имеет 1000 флоринов, то получает ежегодно 400, – это значит сожрать в один год рыцаря или богатого дворянина. Если он имеет 10000, то он ежегодно получает 4000, – это значит сожрать в один год богатого графа. Если он имеет 100000, как это и должно быть у крупных купцов, то он ежегодно получает 40000, – это значит сожрать в один год крупного богатого князя. Если он имеет 1000000, то он ежегодно взимает 400000, – это значит сожрать в один год крупного короля. И не грозит ему за это никакая опасность, ни жизни его, ни добру. Он не выполняет никакой работы, сидит себе за печкой и печет яблоки. И этот разбойник в кресле, сидя у себя дома, может в 10 лет сожрать целый мир». («An die Pfarrherrn wider den Wucher zu predigen», 1540. In: Der sechste Theil der Bucher des ehrnwirdigen Herrn Doctoris Martini Lutheri. Wittembergk, 1589)

[307] Язычники могли заключить на основании разума, что ростовщик есть четырежды вор и убийца. Мы же, христиане, так их почитаем, что чуть не молимся на них ради их денег... Кто высасывает, грабит и ворует у другого его пропитание, тот творит такое же великое убийство, как и тот, кто морит другого голодом и губит его насмерть. Но именно это и делает ростовщик, и все же он сидит спокойно в своем кресле, хотя по справедливости ему надо было бы висеть на виселице, чтобы его пожирало столько воронов, сколько он украл гульденов, если бы только на нем было столько мяса, что все эти вороны, разделив его, могли бы получить свою долю...

«Поэтому на земле нет для человека врага большего (после дьявола), чем скряга и ростовщик, ибо он хочет быть богом над всеми людьми. Турки, воители, тираны – всё это люди тоже злые, но они все-таки должны давать людям жить и должны признаться, что они злые люди и враги, и они могут, даже должны, иногда смилостивиться над некоторыми. Ростовщик же или скряга хочет, чтобы весь мир для него голодал и томился жаждой, погибал в нищете и печали (насколько это зависит от него), чтобы только у него одного было все и чтобы каждый получал от него как от бога и вечно был его крепостным. Тогда сердце его радуется, это освежает ему кровь. При этом он расхаживает в мантии из куньего меха, носит золотые цепочки и кольца, дорогие одежды, утирает себе морду, старается казаться и слыть добропорядочным, благочестивым человеком, который гораздо милосерднее самого бога, гораздо отзывчивее, чем матерь божья и все святые...

[308] «Пятнадцать лет тому назад я писал против ростовщичества, ибо уже тогда оно приобрело такую силу, что я не видел надежды на улучшение. С тех пор оно столь вознеслось, что не хочет уже считаться пороком, грехом и позором, а величается чистой добродетелью и честью, словно оно оказывает людям великую любовь и христианскую услугу. Где же искать избавления, раз позор стал честью и порок добродетелью?» («An die Pfarrherrn wider den Wucher zu predigen. Vermanung». Wittemberg, 1540).

[309] Вместе с государственными долгами возникла система международного кредита, которая зачастую представляет собою один из скрытых источников первоначального накопления для того или другого народа. Так, гнусности венецианской системы грабежа составляли скрытое основание капиталистического богатства Голландии, которой пришедшая в упадок Венеция ссужала крупные денежные суммы. Подобные же отношения создались в настоящее время между Англией и США. Многие не помнящие родства капиталы, функционирующие в Соединенных Штатах, представляют собою лишь вчера капитализированную в Англии кровь детей.

[310] Та крупная роль, которую государственные долги и современная фискальная система играют в превращении общественного богатства в капитал, в экспроприации масс и угнетении наемных рабочих, ввела в заблуждение ряд писателей, увидевших здесь главную причину современной народной нищеты.

[311] Эдмунд Берк «Законы торговли суть законы природы, а следовательно, законы самого бога».

[312] «В Америке, за исключением рабов и их хозяев, которые комбинируют капитал и труд в крупных предприятиях, нет ни одной части населения, которая занималась бы исключительно земледелием. Свободные американцы, которые сами возделывают землю, занимаются в то же время многими другими работами. Сами они обыкновенно изготовляют часть необходимых орудий и мебели, сами строят дома для себя и сами доставляют свои продукты на рынок. Они одновременно и ткачи и прядильщики, они сами изготовляют мыло и свечи, обувь и одежду для своего собственного потребления. В Америке земледелие часто является побочным промыслом кузнеца, мельника или лавочника». (E.G. Wakefield «England and America»).

[313] Правда этот способ производства встречается и при рабском, и при крепостном строе, и при других формах личной зависимости, однако он достигает полного расцвета лишь там, где работник является свободным частным собственником своих, им самим применяемых условий труда, где крестьянин обладает полем, которое он возделывает, ремесленник – инструментом, которыми он владеет как виртуоз.

[314] «Мы вступили в совершенно новый общественный строй, мы стремимся отделить всякий вид собственности от всякого вида труда» Sismondi «Nouvearux Principes de l´Economie Politique».

[315] В каждом из средневековых государств король представлял собой вершину всей феодальной иерархии, верховного главу, без которого вассалы не могли обойтись и по отношению к которому они одновременно находились в состоянии непрерывного мятежа. Основа феодального порядка – отдача земли в ленное владение за личную службу давало достаточно материала для распрей.

А каково было во времена позднего средневековья, когда ленные отношения во всех странах образовывали клубок прав и обязанностей, пожалованных, отнятых, снова возобновленных, отобранных за проступки, измененных или как-либо иначе обусловленных, – клубок, который невозможно было распутать?

Карл Смелый, например, был в одной части своих земель ленником императора, а в другой – ленником короля Франции; с другой стороны, король Франции, его сюзерен, был в то же время в известных областях ленником Карла Смелого, своего собственного вассала. Как тут было избежать конфликтов?

Вот в чем причина той длившейся столетия переменчивой игры силы притяжения вассалов к королевской власти как к центру, который один был в состоянии защищать их от внешнего врага и друг от друга, и силы отталкивания от центра, в которую постоянно и неизбежно превращается эта сила притяжения.

Вот причина непрерывной борьбы между королевской властью и вассалами, когда грабеж был единственным достойным свободного мужчины занятием.

Вот причина той бесконечной, непрерывно продолжающейся вереницы измен, предательских убийств, отравлений, коварных интриг и всяческих низостей, какие только можно вообразить, всего того, что скрывалось за поэтическим именем рыцарства, но не мешало ему постоянно твердить о чести и верности.

[316] Старые феодальные бароны перебили друг друга в войнах Алой и Белой розы, их Наследники были гораздо более буржуазными, чем феодальными. Они прекрасно знали цену деньгам. Поэтому английская «аристократия» со времен Генриха VII не только не противодействовала развитию промышленности, но, наоборот, старалась извлекать из этого развития выгоду. Всегда находились крупные землевладельцы, которая из экономических или политических побуждений соглашалась на сотрудничество с лидерами финансовой и промышленной буржуазии.

[317] Этим объясняется что согласие или отказ на уплату налогов играют важную роль в истории конституционализма. Подобно тому как крепостные за наличные деньги выкупали привилегии у феодальных баронов, так и целые народы выкупают привилегии у феодальных королей.

Королям нужны были деньги на войны с чужеземными народами, и особенно на борьбу с феодалами. Чем больше развивались торговля и промышленность, тем больше нуждались они в деньгах.

Налог – это источник жизни для бюрократии, армии, попов и двора – словом, для всего аппарата исполнительной власти. Сильное правительство и высокий налог – тождественные понятия.

Но в такой же мере развивалось и третье бюргерское сословие, росли денежные средства, которыми оно располагало, оно постепенно выкупало у королей с помощью налогов свои свободы. Чтобы гарантировать себе эти свободы, оно сохраняло за собой право согласия на уплату налогов и право отказа от их уплаты.

В средневековом обществе налоги были единственной связью между нарождающимся буржуазным обществом и господствующим феодальным государством, в результате которой государство вынуждено было делать уступки буржуазному обществу, считаться с его ростом, приспособляться к его потребностям.

В современных государствах право согласия и отказа на уплату налогов превратилось в контроль буржуазного общества над правительством. Отказ от уплаты налогов является поэтому неотъемлемой частью всякого конституционного механизма, когда отвергается бюджет.

В таких условиях корона не может сделаться независимой. Отклонение бюджета является, таким образом, парламентской формой отказа от уплаты налогов.

В средние века к нему прибегали очень часто. Даже старый немецкий рейхстаг и старые феодальные бранденбургские сословия принимали постановления об отказе от уплаты налогов. И современные конституционные страны дают нам достаточно примеров этого. В 1832 г. отказ от уплаты налогов в Англии привел к падению министерства Веллингтона.

И заметьте, господа, в Англии не парламент вынос постановление об отказе от уплаты налогов, а сам народ собственной властью провозгласил и осуществил этот акт! Английская революция, приведшая Карла I на эшафот, началась с отказа от уплаты налогов.

Североамериканская революция, окончившаяся провозглашением независимости Северной Америки от Англии, началась с отказа от уплаты налогов.

Отказ от уплаты налогов является признаком раскола между короной и народом, доказательством того, что конфликт между правительством и народом достиг напряженной, угрожающей степени. В наиболее серьезных случаях он влечет за собой свержение существующего правительства, существующего политического строя.

Устои общества этим совершенно не затрагиваются, так и в данном случае отказ от уплаты налогов является именно средством самообороны общества от правительства, угрожавшего его устоям.

[318] Земельная собственность, предполагает средневековый способ производства и обмена.

Дата добавления: 2014-10-17