Когнитивное представление контекста

Когнитивно прагматический контекст: знания, верования, представления, намерения в их отношении к коммуникантам, дискурсу, реальному и возможным мирам, к культурной ситуации, статусно-ролевым отношениям участников, способу коммуникации, стилю дискурса, предмету и регистру общения, уровню формальности интеракции, физическим и психологическим состояниям — всем аспектам контекстуаль­ности [см.: Lyons 1977: 574; van Dijk 1977: 2ff; 1980: 82; 1981: 9; Leech 1980: 15; Brown, Yule 1983: 36; Levinson 1983: 22—23 и др.] можно представить в виде набора пропозиций [ср.: Панкрац 1992; Fodor 1983; Levinson 1983: 276], кото­рые помимо актуализации в высказываниях фигурируют также в качестве разных компонентов «скрытого» коммуникативного содержания.

Подобная роль пропозиций обусловлена большим авторитетом в 70-х и 80-х годах когнитивной модели памяти как ассоциативной сети [ associative network — Anderson, Bower 1973; Fiske, Taylor 1991: 296; Stillings e. a. 1987: 26], в которой главным кодом считается пропозиция. Эта теория опирается на ряд постулатов: события, факты и другие формы знаний могут храниться в памя­ти в виде наборов пропозиций, состоящих из сети узлов (nodes) — глаголов и имен, а также связей (links) между ними, т. e. отношений между идеями; связи между узлами получают свои «ярлычки» (labels), например, как это сделано в теории глубинных падежей. Ассоциативные связи между узлами тем прочнее, чем чаще происходит их активация (activation). Чем больше связей, тем боль­ше создается альтернативных маршрутов вызова знаний из памяти (alternative retrieval routes), тем больше возможности самой памяти. В данной модели важ­нейшей идеей является разграничение долговременной и кратковременной памяти (long-term memory — short-term memory).

Позже место кратковременной памяти заняла оперативная или рабочая память [ working memory — Baddeley 1986; Stillings e. a. 1987: 51—52; Eysenck 1993: 71—72 и др.], включающая наряду с оперативным командным центром (central executive), почти равнозначным вниманию, вербальную репетицион­ную систему (articulatory loop), «внутренний голос», и визуально-пространствен­ную репетиционную систему (visuo-spatial sketch pad), «внутренний глаз». Эта модель помогает избежать абсолютизации пропозиционального кода.

С середины 80-х годов в когнитивных науках большую популярность при­обретают другие модели памяти и когнитивной архитектуры в целом [Куб­рякова и др. 1996: 12; Anderson 1983; Stillings e. a. 1987: 17ff; Jackendoff 1997], дополняющие пропозициональную модель новыми элементами, кодами, уров­нями, представлениями о когнитивных процессах. Одной из них стала модель «параллельно распределенной обработки» [PDP: parallel distributed processing —

McClelland e. a. 1986; Fiske, Taylor 1991: 309—311], в которой главное внима­ние уделяется микроуровню когнитивной активности, осуществляемой одно­временно в разных плоскостях, из которых пропозициональная — одна из высших. Связи между узлами выступают как функторы, разрешающие, ослабляющие или усиливающие ассоциации, сам тип и сила которых зависят от интенсивности связей. Именно интенсивность связей хранится в памяти, что позволяет реконструировать какую-то структуру знания посредством активации лишь некоторых ее элементов, возбуждающей реверберацию свя­зей и полную активацию.

Теория PDP, сразу построенная по принципу «параллельного процес­сора» в отличие от «последовательного процессора» старых моделей, позво­ляет взглянуть на знание не статически (в теории ассоциативных пропозици­ональных связей знание не меняется при переходе из долговременной памяти в кратковременную, оно дано как застывшая конфигурация), а динамически. PDP тем самым подчеркивает роль имплицитного присутствия знания в си­стеме, и это тоже новое.

Теория PDP намного лучше объясняет динамику когнитивных моделей и схем, особенно — их взаимодействие посредством активации отдельных эле­ментов, виртуально принадлежащих нескольким «смежным» когнитивным моделям, что часто происходит при тематическом развитии речи по принци­пу «слово за слово» (4.2.3). Эта теория объясняет роль инференций в речи и восприятие в неидеальных условиях, когда сообщение теряет часть своей «фор­мы». Кстати, около 50% слов реальной речи мы не в состоянии адекватно распознать, если их вынуть из звукового потока и предъявить отдельно [Lieberman 1963]). Для когнитивного представления контекста PDP явно пред­почтительнее. Но этим не отрицается роль пропозиций как базового кода ре­презентации знаний, хотя дальнейшие мысли о когнитивных процессах надо воспринимать с поправкой на PDP.

Некоторые авторы предлагают условно разграничивать внутренний и вне­шний контекст как два аспекта одного и того же явления. Внешний контекст (extrinsic context), обращенный к фактам психологического или онтологиче­ского порядка, является транссемиотическим, иначе говоря, — тем основа­нием мысли, которое позволяет в процессе интерпретации выводить знание, обусловливающее значимость языковых выражений, не являясь частью этой значимости [Parret 1980: 83]. Внутренний контекст (intrinsic context), наобо­рот, семиотичен — он непосредственно определяет коммуникативную значи­мость высказываний и присутствует в дискурсе в виде инференций, имплика­тур, пресуппозиций и т. п. [см.: van Dijk 1981: 54].

Центральным смысловым звеном контекста является его феноменальное ядро (phenomenal context), отражающее онтологическую структуру общения и деятельности, доступную всем его участникам; индивидуально же контек­сты отличаются своими эпистемическими составляющими (epistemic contexts), т. e. знаниями, мнениями, установками и верованиями (contextual beliefs), которые оказываются важнее с психологической точки зрения говорящего/ слушающего.

Контекст динамичен, а не статичен: «A context is dynamic, that is to say, it is an environment that is in steady development, prompted by the continuous interaction of the people engaged in language use, the users of the language. Context is the quintessential pragmatic concept; it is by definition proactive, just as people are. By contrast, a purely linguistic description is retroactive and static: it takes a snapshot of what is the case at any particular moment, and tries to freeze the picture. Pure description has no dynamics» [Mey 1993: 10; Schiffrin 1994: 365; ср.: procedural context — Ballmer 1980].

Контекст не пассивен, он обладает активным творческим потенциалом [см.: Mey 1979: 12]. Произнося высказывание и интерпретируя его, люди выбира­ют контексты — «the contexts are chosen, not given» [Sperber, Wilson 1995: 137], т. e. феноменологические проекции коммуникативной ситуации и «общего фонда знаний».

Субъекты понимают языковые выражения только в том случае, если они интерпретируют контексты, в которых данные выражения появляются [Par-ret 1980: 73]. Анализ прагматического контекста участниками общения — по­стоянный процесс [ван Дейк 1989: 30].

Контекст не есть что-то заданное перед актом общения: процессы жизне­деятельности и дискурс постоянно меняют контекст. Индивидуальное знание коммуникантов, их концептуальная система — это «непрерывно конструи­руемая и модифицируемая динамическая система данных (представлений, мне­ний, знаний)» [Каменская 1990: 19; ср.: единая информационная база — Залевская 1985: 155]. В каком-то смысле контекст — это даже больше результат, чем исходное состояние [ output vs. input — Parret 1983: 99]. Когнитивно это выражается в изменении набора пропозиций в общем фонде знаний, причем не так уж важно, как это происходит: речевым или невербальным действием, приобретением нового знания посредством освоения внешнего мира с помо­щью органов чувств, через восприятие или интроспективно, феноменологи­чески интуитивно.

Постоянная динамика когнитивных образований, старого и нового зна­ния, может быть отображена в терминах изменения статуса пропозиций: ре­левантная пропозиция актуализуется в речи [ фокус, emphasis — Werth 1984: 8], после чего она становится частью непосредственного контекста [ immediate соп-

text — Werth 1984: 36], находясь в оперативной рабочей памяти, откуда она может перейти на более глубокие уровни хранения информации, став частью обобщенного образа данного типа ситуации, модели данного контек­ста [ван Дейк 1989: 95], и частью культурного контекста [ cultural context — Werth 1984: 36]. Обобщенные знания о типах ситуаций и социально-культур­ных контекстов хранятся в памяти в виде фреймов, сценариев и ситуационных моделей.

Дата добавления: 2014-10-15