Официальная позиция 3 страница

И это не было позицией отдельных авторов, это было офици­альное кредо советской юридической науки того времени. Для реа­билитации тоталитарного "правопонимания" 1938 г. и дальнейшего его использования (но без "ошибок" Вышинского) в качестве офи­циальной позиции советской юридической науки Совещание 1938 г. стали изображать как важную и плодотворную веху в развитии марксистско-ленинского учения о государстве и праве, несколько, правда, омраченную обстановкой культа личности Сталина и не­которыми теоретическими и методологическими "ошибками" Вы­шинского.

Типична и характерна в этой связи положительная оценка Совещания 1938 г. в многотомном труде по марксистско-ленинской общей теории государства и права, подготовленном ведущими ав­торами того времени и призванном, так сказать, обобщить опыт и наметить пути в дальнейшем развитии не только советской, но и всей социалистической юридической науки. "Одним из событий в жизни советской правовой науки, — отмечали авторы первой кни-ти этого издания, — явилось Всесоюзное совещание по вопросам науки советского права и государства, состоявшееся в 1938 году. По своему замыслу совещание было призвано подвести итог идеологи­ческой борьбы, которую пришлось выдержать представителям мар­ксистско-ленинской государственно-правовой мысли со всеми теми, кто пытался исказить марксистско-ленинское учение о государстве и праве"³.

По такой оценке получается, что Вышинский и его сторонники как "представители марксистско-ленинской государственно-право­вой мысли" выдержали и выиграли "идеологическую борьбу" про-

Глава 3. Советский легизм

¹ Александров Н.Г. Право и законность в период развернутого строительства ком­мунизма. М, 1961. С. 204.

² Иоффе О.С., Шаргородский М.Д. Вопросы теории права. М., 1961. С. 59.

³ Марксистско-ленинская общая теория государства и права. Основные институты и понятия. М., 1970. С. 173.

тив таких "исказителей" подлинного "марксистско-ленинского уче­ния о государстве и праве", как казненные ко времени Совещания 1938 г. Пашуканис и Крыленко или давно умершие Рейснер, Стуч-ка и др. Так ведь то же самое говорили Вышинский и другие участ­ники Совещания 1938 г.

Обходя эти неприятные моменты, авторы названного курса продолжают: "К несомненным достижениям совещания следует отнести прежде всего то, что оно отвергло вульгарно-материали­стический подход к пониманию государства и права вообще, Совет­ского государства и права в частности. Было отвергнуто понимание советского права как отмирающего буржуазного права. Совещание подчеркнуло значение нормативной стороны советского социали­стического права. Все это, несомненно, было призвано обеспечить проведение в жизнь принципа социалистической законности, абсо­лютно необходимого для социалистического строительства"¹.

То, что здесь анонимно названо "вульгарно-материалистиче­ским подходом", на самом деле, судя по концепциям Стучки, Пашу-каниса, Разумовского и ряда других ведущих советских авторов 20-х и начала 30-х годов, было во многом лишь воспроизведением и толкованием в духе тогдашней коммунистической идеологии и со­циалистической практики соответствующих положений из трудов Маркса, Энгельса и Ленина, руководящих решений правящей боль­шевистской партии. Во всяком случае учение марксизма-лениниз­ма о государстве и праве в трактовке этих юристов 20-х годов было ближе к соответствующим первоисточникам, нежели в толковании Вышинского и его последователей. Авторы же цитируемого курса пытаются потребности господствующей идеологии и практики во все новой и новой версии "подлинного марксизма-ленинизма" за­вуалировать, как это делал и Вышинский, поисками "козлов отпу­щения" и обвинениями предшественников в "извращении", "иска­жении" и т. д.

Даже об "отмирающем буржуазном праве" в приведенной из курса цитате говорится так, будто данное представление о судьбе права после пролетарской революции восходит не к Марксу и Ле­нину, а к Пашуканису.

Упомянутая авторами курса "нормативная сторона советско­го социалистического права", подчеркнутая и тем самым как бы сохраненная для жизни Вышинским, стала не просто одним из рас­хожих реабилитирующих аргументов в пользу Совещания 1938 г., но и вообще каким-то мистическим, во всяком случае явно ирра­циональным символом для всех поколений приверженцев этого тоталитарно-легистского "правопонимания". Они узнают и при­знают друг друга по "нормативности права", хотя все это — лишь слова пароля на "правовом фронте", к тому же неверно понятые и

¹ Там же.

Глава 3. Советский легизм

не к месту используемые, поскольку их позиция в принципе исклю­чает как сколько-нибудь теоретически последовательную концеп­цию нормативности, так и признание какого-нибудь объективного критерия отличия правовой нормы от явного произвола в форме закона или иного официально-властного установления, априорно являющегося для них "нормативно-правовым" актом.

Сторонники этого официального подхода были настолько за­няты защитой "нормативности права", которой, правда, никто не угрожал, что им просто некогда было объяснить непосвященным тайну родства столь восхваляемого ими "правопонимания" со сталинской тиранией и произволом в последующие десятилетия. Не случайно же именно это "правопонимание" получило официаль­ное признание антиправовой тоталитарной системы и более полу­века монопольно господствовало во всей социалистической юрис­пруденции.

Ясно, что "нормативность социалистического права" была лишь иносказанием — одним из необходимых для тоталитаризма юри­дических мифов, с помощью которого бесправие изображалось как торжество "права высшего типа", положения насильственно-при­казного, антиправового законодательства — как нормы права, без­законие — как социалистическая законность и т. д. Только поэтому данное "правопонимание" и пользовалось официально-властной

поддержкой.

Критика "ошибок" Вышинского и "недостатков" его определе­ния права в названном курсе и в других работах данного направле­ния носила во многом декларативный характер, поскольку велась с позиций защиты основных положений Совещания 1938 г. и завуа­лированного смысла "нормативности советского права", "норматив­ной специфики права"¹, под которой и Вышинский, и все сторонни­ки этого подхода имеют в виду насильственно-приказной харак­тер права.

В духе приспособления определения права Вышинского под свое время авторы курса, в частности, отмечали: "Подчеркивание нормативной специфики права — верное само по себе — сопровож­далось игнорированием тех аспектов права и правового регулиро­вания, которые связаны прежде всего с общественными отноше­ниями"². Это очень странное сетование: с одной стороны, в Трою со всякого рода хитростями и уловками протаскивают бутафорного коня, а с другой стороны, как бы сожалеют, что он не живой. Одно исключает другое: или вы действительно хотите общественно обу­словленного и определенного права, тогда не выдавайте за право насильственно-приказные веления ("нормы", "нормативные акты") тоталитарной власти, полностью ликвидировавшей всякую незави-

¹ Там же. С. 174.

² Там же.

симость и самодеятельность общества, или для вас право — это лишь принудительные предписания официальных представителей -тоталитарной системы, тогда при чем тут апелляции к "обществу", которое при тоталитаризме (и, кстати говоря, для тоталитарного "правопонимания") лишено всякого, в том числе и правообразую-щего, значения.

В курсе перечисляются и другие "недостатки" определения Вышинского: "нечеткость методологических позиций и недостаточ­но последовательный материалистический подход к истолкованию права", "отсутствие указаний на материальную обусловленность права", указание лишь на принуждение в качестве средства "обес­печения правовых предписаний", тогда как применительно к со­циалистическому праву, "выражающему волю сознательных тру­жеников общества", это "соблюдение правовых предписаний обес­печивается прежде всего высокосознательным отношением боль­шинства граждан к исполнению всех предписаний и большой орга­низаторской, воспитательной работой партии и государства"¹.

Это сочетание принуждения с убеждением при социалистиче­ском тоталитаризме народ, прошедший "воспитательную" акаде­мию "большого террора" и прочих репрессий, с меткой иронией окрестил "принудительно-добровольным порядком". Тоталитар­ное же "правопонимание" (и у Вышинского, и у его последовате­лей) стремится изобразить дело так, будто принуждение (с "добро­вольностью" или без нее) связано лишь с обеспечением и испол­нением права, а не с самим содержанием и сутью их насильствен­но-приказного варианта "права", "правовых предписаний", "пра­вовых норм" и т. д. Право подразумевает, конечно, соответствую­щие санкции, но сами по себе санкции еще не свидетельствуют о наличии права и правовой нормативности. При отсутствии же пра­ва не может быть и правовых санкций, вместо которых в ситуации бесправия действуют произвол и насилие.

В многочисленных других работах 70—80-х годов по существу лишь воспроизводились (в той или иной вариации) те же самые подходы и оценки, что и в названном фундаментальном курсе.

Особо много усилий было приложено (и до и после названного курса), чтобы как-то развести в разные стороны определение 1938 г. и его одиозного автора. "Впервые в советской юридической науке, — писал Л.С. Явич, — нормативный характер права был подчеркнут отнюдь не Вышинским, а Н.В. Крыленко в связи с критикой кон­цепции Е. Пашуканиса, сводившего право к общественным отноше­ниям. Иное дело, что в интерпретации Вышинского нормативность права неоправданно формализировалась, что ей придавался волюн­таристский оттенок, а сами юридические нормы были действитель-

¹ См. там же. С. 173—175.

310 Раздел Ш. Марксистская доктрина и социалистическое правопонимание

но сведены только к государственным велениям, приказам, испол­нение которых обеспечивается якобы лишь одним принуждением"¹.

В другой публикации 60-х годов авторство в отношении "нор­мативности социалистического права" приписывалось уже не Крыленко, а самим "классикам марксизма-ленинизма"². В духе "существенного усовершенствования" определения Вышинского авторы этой статьи (Д.А. Керимов, П.Е. Недбайло, И.С. Само-щенко, Л.С. Явич), в частности, писали, что "классики марксиз­ма-ленинизма, помимо всего прочего, непрестанно подчеркива­ли нормативность социалистического права, связывая его поня­тие с тем, что оно играет роль "масштаба" поведения, регулято­ра общественных отношений"³.

Между тем на уровне простого факта известно, что "классики марксизма-ленинизма" вообще не говорили ни о "социалистическом праве", ни тем более о "нормативности социалистического права".

Также и А.Ф. Шебанов, защищая "утвердившееся в советской юридической науке понятие права как системы норм (правил пове­дения)", т. е. определение права 1938 г., писал: "Положение о нор­мативном характере права иногда приписывают Вышинскому на том основании, что оно было высказано в его докладе на совещании юристов в 1938 г. Однако в действительности это положение было результатом коллективного творчества ученых Института права АН СССР, о чем заявлял и сам Вышинский"⁴.

Непреходящее значение "нормативно-классового понимания права"⁵ образца 1938 г. отмечается и в книге времен перестройки. Правда, цитируемому автору в определении Вышинского нравится не все. "В советской литературе, — пишет он, — подвергалась кри­тике наиболее серьезная ошибка, допущенная в сформулирован­ном в 1938 г. А.Я. Вышинским определении советского права, состо­явшая в том, что в нем игнорировалась воспитательная роль социа­листического права, которое сводилось к мерам принуждения, по­стулировалось, что его применение "обеспечивается всей принуди­тельной силой социалистического государства"⁶.

"Советская литература", которая здесь имеется в виду, конеч­но, "критиковала" определение Вышинского в весьма щадящем режиме, памятуя о суке, на котором сидит.

¹ Явич Л.С. Об определении социалистического права // Правоведение, 1963, № 4. С. 109.

² Керимов Д.А., Недбайло U.E., Самогонка И.О., Явич Л.С. К вопросу об определе­нии понятия социалистического права (по поводу статьи Я.Ф. Миколенко "Право и формы его проявления") // Правоведение, 1966, № 2. С. 18.

³ Там же. С. 17, 18.

⁴ Шебанов А.Ф. Проблемы теории социалистического права и идеологическая борь-ба//Проблемы государства и права. Выпуск 12. М., 1976. С. 4, 5.

⁵ Нормы советского права. Проблемы теории. Саратов, 1987. С. 16.

⁶ Там же. С. 32—33.

Глава 4. В поисках новых подходов к праву

Но была и другая юридическая литература с совершенно дру­гими оценками и Совещания 1938 г., и позиции Вышинского, и по­следующего развития "официального" правопонимания его сторон­никами и последователями.

Глава 4. В поисках новых подходов к праву

Дата добавления: 2014-10-31