Маргарет Арчер реализм и морфогенез 1 страница

ОТ СОСТАВИТЕЛЯ

Публикуемая работа представляет собой одну из глав книги: Арчер М. «Реалистская социальная теория: морфогенетический подход»¹. Эта книга продолжает и развивает некоторые идеи, высказанные в предыдущем теоретическом труде М. Арчер «Культура и деятельность: место культуры в социальной тео­рии»². Некоторые принципиальные положения автора таковы.

Социолог, полагает Арчер, должен аналитически различать с одной стороны, структуру (или культуру), а с другой — дея­тельность. Это два аспекта социальной жизни. Стремление пред­ставить их в неразличенном единстве она называет конфляционизмом. Слово «conflation» означает «соединение», «сплав», а также сведение двух текстов в один (в публикуемом тексте оно для удобочитаемости переводится как «сращение»). Иногда Ар­чер использует весьма специфический термин "elision" («эли­зия»). Имеется в виду особенность некоторых языков, напри­мер, французского: при следовании двух слов друг за другом отпадает конечный гласный перед начальным гласным (вместо «la opinion» — «1'opinion»), так что образуется как бы иное слово. Конфляционисты-элизионисты, говорит Арчер, утверждают, что любая деятельность структурирована, а структуры не могли бы существовать, если бы не реализовались через деятельность. Здесь есть три логических возможности. Одни авторы считают, что деятельность — это эпифеномен структуры. Другие — что струк­тура есть эпифеномен деятельности. В первом случае сращива­ние происходит «сверху вниз», т. е. деятельность лишается ав­тономии по отношению к структуре; во втором случае — «снизу вверх», т. е. структура³ лишается автономии относительно дея­тельности. Наконец, есть третья возможность: и структура, и деятельность лишаются автономии, сращение, элизия происходит посередине.

¹ Archer Margaret S. Realist social theory: the morphogenetic approach. Cambridge; New York: Cambridge University Press, 1995.

² Archer M. S. Culture and Agency. The Place of Culture in Social Theory. Cambridge etc.: Cambridge University Press, 1988.

³ Арчер часто использует дихотомию «parts and people»; первое мож­но было бы перевести как «роли», что, собственно, в известном смысле тоже структура, второе — просто «люди», действующие человеческие су­щества.

Именно с концепцией «сращения в центре» Ар­чер полемизирует особенно подробно. Тем самым становится очевидным, на что в первую очередь нацелена критика: это кон­цепция двойственности структуры, теория структурации Э. Гид-денса. Помимо Гидденса, упоминается ряд весьма известных ав­торов: 3. Бауман, М. Дуглас и др.

Конфляционисты, пишет Арчер, забывают о временном изме­рении социальной жизни. Ведь структуры по времени предшест­вуют структурируемой деятельности. А если в результате дея­тельности возникает структура, то ею определяется уже после­дующая деятельность. В «Культуре и деятельности» основное внимание уделено аналитическому различению (основанному на различении «социальной интеграции» и «системной интеграции» у Д. Локвуда) «ролей и людей» в области культуры. С одной стороны, культура, мир идей как таковой требует логической последовательности. В чисто смысловом аспекте взаимосвязь идей неслучайна. С другой стороны, эти идеи, компоненты куль­туры так или иначе навязываются людям, благодаря чему воз­никает каузальное (т. е. причиненное, а не просто следующее логике смысла) согласие. Аналитическое различение этих двух моментов позволяет развить идеи Локвуда. На основе принципа противоречия, логической последовательности происходит ин­теграция культурной системы (КС); на основе каузального при­нуждения — взаимоотношений между агентами культуры — со-циокультурная интеграция (СК). Различение «КС/СК» выступа­ет затем у Арчер как основной исследовательский принцип.

В этой же работе Арчер вводит и понятия морфогенеза и морфостазиса, т. е. становления и существования социальных форм. Она выделяет трехчленные циклы как применительно к социальной структуре, так и к культуре: структура создает ус­ловия для взаимодействия действующих; это взаимодействие происходит согласно своим внутренним особенностям; в резуль­тате возникает новая или видоизменяется старая структура.

Такого рода исследования приводят теоретика к необходи­мости выстроить здание своих положений на более прочном ос­новании. Новая книга М. Арчер посвящена фундаментальным вопросам социальной онтологии, а философской базой для нее служит современный английский реализм, в первую очередь, концепция Р. Бхаскара. Важнейший ее элемент (он присутству­ет и в данной статье) — различение транзитивных и нетранзи­тивных объектов, т. е., с одной стороны, моделей и понятий, а с другой — реальных «сущностей». Отечественный читатель уже имел возможность ознакомиться с работами реалистов. В пер­вом выпуске альманаха «Социо-Логос» были напечатаны отрывки из работ Р. Бхаскара и У. Аутвейта⁴. К этому же направлению относит себя и М. Арчер.

⁴ Аутвейт У. Реализм и социальная наука // Социо-Логос. М.: Про­гресс, 1991. С. 141 —158; Аутвейт У. Действие, структура и философия реализма // Там же. С. 159—169; Бхаскар Р. Общества // Там же. С. 219—240.

Социальная теория должна быть полезной и примени­мой: сама по себе она не самоцель. Общество как досадный факт приходится постигать и в теории, и для практики. Нельзя отделять одну из этих задач от другой, ибо если бы практическая полезность была нашим единственным кри­терием, мы обрекли бы себя на инструментализм, двигаясь наощупь без какого-либо теоретического осмысления. И напротив, чисто теоретическое приручение досаждающей нам твари может лишь распалить ученого, глубоко убеж­денного в онтологической правильности своих суждений, но вряд ли согреет практиков социального анализа, кото­рым нужны удобные, изготовленные в расчете на пользова­теля инструменты. Правда, вряд ли удастся придать им карманный формат и снабдить простым руководством, но потребитель имеет все основания выражать недовольство, получая взамен громоздкую махину без каких-либо инст­рукций о том, что же он сможет для себя прояснить при более или менее правильном ее применении.

Но, поскольку социальные теоретики робеют перед «эмерджентностью», у нас, действительно, не так-то много конкретных примеров того, как подходят к досадному фак­ту общества, основываясь на его «эмерджентных» свойст­вах. Напротив, очень заметно отсутствие последовательных социальных теорий, которые бы безоговорочно признавали эмерджентность своим центральным принципом. Исключе­ние составляет плодотворная, хотя и не увенчавшаяся пол­ным успехом, попытка Д. Локвуда проторить дорогу в этом направлении [14]. Другим удавалось продвинуться еще немного дальше, но затем они теряли присутствие духа и спешили укрыться: одни — в стане индивидуализма, дру­гие — холизма. Примером первого может служить У. Бакли, который вначале выдвинул концепцию морфогенетиче-ских/морфостатических процессов структурного развития, а затем лишил их онтологических оснований, истолковав эмерджентные свойства как эвристический инструмент. «Структура, — писал он, — это абстрактный конструкт, не что-то отличное от непрерывного процесса взаимодейст­вия, но скорее временное удобное его отображение в какой-то один момент» [8].

Напротив, П. Блау [7] сначала кропотливо трудился над выведением свойств сложных социальных явлений из про­стейших форм обмена, а затем, по-видимому, увлекся рас­смотрением обратного влияния этих сложных явлений на процесс обмена, в ущерб исследованиям их взаимодействия, и фактически оказался в плену холистского подхода. Труд­но обнаружить полнокровную эмерджентистскую теорию: ведь никому еще не удавалось пройти между Сциллой инди­видуализма и Харибдой холизма.

Именно из-за предостережений, что «редукционизм» и «реификация» — это дорожные указатели на пути в ад, вымощенном дурной концептуализацией, все больше теоре­тиков будут, несомненно, обнаруживать склонность к сре­динному сращению (конфляции) уровней структуры и дея­тельности. Такая позиция обещает онтологическую безопас­ность*, однако эта самоудовлетворенность носит слишком фарисейский характер. Они радуются, что их нельзя обви­нить ни в атомизме, ни в неправедном предпочтении инди­вида или общества, ни в заигрывании с социальными фак­тами. Они гордятся своей теоретической воздержанностью, кормясь одним только аредукционизмом и малой долей синкретизма, взятого ради укрепления их позиций. Им выгодно сравнивать себя с теми из нас, кто открыто выска­зывает неудовлетворение нынешним бедственным положе­нием теории (мы можем указать лишь на несколько ценных теоретических замыслов), и вместе с тем верит, что единст­венный выход из него — видеть ситуацию такой, какова она есть, пытаться исправить ее и надеяться, что наши усилия принесут свои плоды.

* Это явный намек на А. Гидденса, в концепции которого «ontological security» («онтологическая безопасность») занимает центральное место.

С этой точки зрения, представляют значительный инте­рес работы Р. Бхаскара, поскольку его онтологический реа­лизм, эксплицитно опирающийся на эмерджентность, наце­лен на разработку такой социальной теории, которая помог­ла бы вырулить между опасными крайностями индивидуа­лизма и холизма. Реалистская метатеория «очевидным образом совместима с широким спектром теоретических под­ходов» [15, 366], а философский реализм Бхаскара выступа­ет как общая платформа, на которой могут базироваться различные социальные теории (в число которых, однако, не входят никакие формы конфляционизма — все равно, ориентирован ли он сверху вниз или снизу вверх — по­скольку их эпифеноменализм сводит к нулю слоистую при­роду социальной реальности). Однако бхаскарова трансфор­мационная модель социального действия (ТМСД) может претендовать и на статус самостоятельной теории. Разуме­ется, она пока не завершена (философская проработка ос­нов — еще полдела для нас, социологов), но именно эта не­завершенность позволяет поставить вопрос, можно ли ее завершить или хотя бы дополнить морфогенетическим/ морфостатическим подходом (М/М).

Хотя ответ будет утвердительным, здесь требуются неко­торые модификации и оговорки — в этом и состоит задача теоретика: нам приходится вскарабкиваться на плечи кол­лег. Более того, в некоторых решающих вопросах нужно внести полную ясность и добиться размежевания. В частно­сти, нельзя отрицать, что многие комментаторы (а иногда, предупреждая их, и сам Бхаскар) отмечали сродство между ТМСД и теорией структурации Э. Гидденса, представляю­щей собой одну из версий срединного сращения. Поэтому прежде чем рассматривать совершенно правомерный вопрос о совместимости ТМСД с М/М-подходом (ибо обе эти конст­рукции базируются на реализме), следует показать, что модель Бхаскара содержит такие базовые допущения, кото­рые делают невозможным отнести его к лагерю сторонников срединного сращения. В особенности это касается основопо­лагающих для реализма и принципиально неприемлемых для срединного сращения положений о самой эмерджентно-сти. Безусловно в теоретических построениях Бхаскара был такой момент, когда призывные песни сирен, поющих о взаимном конституировании структуры и деятельности слышались весьма отчетливо. Есть даже пассажи, где Бхас­кар заигрывает с сиренами конфляционизма, однако эмер-джентистские основания ТМСД всегда оказывались силь­нее. Наш Одиссей ускользнул от опасностей, и он, наверное, вообще бы не медлил, если бы в тот момент его манили к себе какие-то иные социологические гавани. Кроме того, если бы не существовало некоторого сходства в позициях эмерджентистов и элизионистов, основанного на непризнании существа спора между холистами и индивидуалистами, никто бы не стал думать, что враги врагов должны быть друзьями.

Отсюда вытекает необходимость в уточнении исходных посылок всех трех упомянутых социальных теорий. (Бхаскара, Гидденса и моей), в равной мере не признающих про­дуктивность спора в терминах индивидуализма и холизма, чтобы установить, в чем заключаются позитивное сродство между ними.

Морфогенез, структурация и трансформационная модель социального действия

Прежде всего отметим, что по замыслу и по общим уста­новкам ТМСД и М/М-подход действительно кажутся очень близкими. В книге «Возможность натурализма» Бхаскар дает набросок того, что можно назвать шестью пунктами Хартии, воплотившейся в его ТМСД.

(1) «Я утверждаю, что общество несводимо к индивидам и... даю общие контуры модели взаимосвязи между индиви­дами и обществом...

(2)...что социальные формы составляют необходимое условие для всякого интенционального акта,

(3)...что на пред существовании социальных форм осно­вана их автономность как возможных объектов исследова­ния...

(4)...что их реальность основана на их причиняющей силе...

(5) Лредсуществование социальных форм будет рассмат­риваться как отправная точка для выведения трансформа­ционной модели социального действия...

(6)...причиняющая сила социальных форм опосредуется человеческой деятельностью». (Выделение и курсив мои — М.А)[4, 25—26].

Пункт (1), где говорится о модели, связывающей струк­туру и деятельность, очень созвучен с М/М-подходом, наце­ленным скорее на рассмотрение взаимосвязи этих двух уровней, чем на выявление различий между ними. Тем не менее сходство это не имеет решающего характера. В конце концов, теория структурации* тоже не утверждает, что общество сводимо к индивидам.

* То есть концепция Э. Гидденса. Гидденсу же принадлежит и упоми­наемое ниже понятие «дуальность (т. е. двойственность) структуры».

Она признает реальность структурных свойств, даже если их существование невоз­можно без непосредственного сиюминутного человеческого действия*, и именно для учета взаимосвязей между струк­турой и деятельностью разрабатывает концепцию «модаль­ностей». Итак счет в поединке между аналитическим дуа­лизмом и двойственностью структуры — 15: 15. В пункте 2 идея структурации развивается несколько дальше, ибо структурные свойства оказываются настоящей средой со­циального действия. Однако М/М-теория, в свою очередь, с большой осторожностью относится к положению о том, что социальные формы составляют необходимые условия для любого интенционального акта, усматривая в нем слиш­ком решительный разрыв с природой, и утверждает, что естественное взаимодействие может [само по себе] обеспе­чить необходимые и достаточные условия для целенаправ-ленности.<...> Счет в игре стал 30: 15 в пользу структура­ции.

Пункт 3, говорящий о пред существовании и автоном­ности социальных форм (и то, и другое носит принципи­альный характер) склоняет чашу весов в другую сторону. Темпоральность — неотъемлемый компонент М/М-подхода, что закреплено в его первой аксиоме: «структура предшест­вует действию (или действиям), которое (которые) ее транс­формируют». Отсюда следует, что в любом социологическом исследовании есть начальная фаза, где «постулируется, что некоторые свойства социальной структуры и культуры являются стратегически важными и длящимися во времени и что они задают те пределы, внутри которых могут иметь место конкретные социальные ситуации. Основываясь на этой посылке, деятельностный подход может помочь в изу­чении природы этих ситуаций, а также того, как они воз­действуют на поведение. Он не объясняет социальную структуру и культуру как таковые, если только не считать изучения процесса в развитии, когда следует начинать с некоторого предшествующего момента, в который элементы структуры и культуры берутся как данность» [9, 93]. Итак, автономность имеет временной (и временный) характер. Это означает, что подразумеваемые здесь структурные свой­ства не являются изобретением ныне действующих деяте­лей, но их нельзя и онтологически свести к «материально-сущему» (необработанным ресурсам) и поставить в зависи­мость от совершаемых действий непосредственного челове­ческого осуществления (направляемого правилами) и их прямых последствий.

* Арчер использует понятие «instantiation», что должно подчеркивать моментальный характер происходящего.

Именно эти последние производят «зримый образец» — те хорошо известные, поддающиеся обнаружению регулярности человеческого взаимодействия, которые никогда не были предметом «социальной гидрав­лики» в М/М подходе. Это уже очень сильно отличается от утверждения Гидденса о том, «что социальные системы существуют только благодаря непрерывному их структури­рованию в течение времени» [11, 217]. Лредсуществование и автономность означают прерывания в процессе структури­рования/реструктурирования, который можно понять толь­ко путем аналитического различения между «до» (фаза 1), «во время» (фаза 2) и «после» (фаза 3), что отнюдь не долж­но отрицать непрерывности человеческой деятельности, не­обходимой для длительного существования всего социаль­ного.

Бхаскар также бескомпромиссно высказывается в пользу необходимости изучения фазы «до», когда пишет, что «об­щество существует до индивида» [8, 77]. Мы ходим в цер­ковь, в общении мы используем язык; эти верования и язык уже существовали в момент нашего рождения. Та­ким образом, «люди не создают общество, ибо оно всегда существовало до них... Социальная структура всегда уже готова». Бхаскар сам отмечал, что, по сравнению с Гидден-сом, «склонен придавать структурам, имеющим трансфак­тическую действенность*, более сильное онтологическое обоснование и акцентировать яредсуществование социаль­ных форм» [6, 85]. Поскольку «отношения, в которые всту­пают люди, существуют до вступающих в отношения лю­дей, чья деятельность воспроизводит и трансформирует от­ношения, то сами эти отношения суть структуры» [5, 4]. Они являются структурами в силу своих эмерджентных свойств, которые несводимы к действиям современников, а ведут свое происхождение от прошлых действий, породив­ших их и, таким образом, создавших контекст нынешней деятельности. Счет снова становится ничейным — 30: 30.

* То есть не просто обнаруживающим свое воздействие на социальную жизнь в данный конкретный момент, но заставляющим признать свое бо­лее продолжительное и независимое существование.

Но если это так, то для Бхаскара отсюда следует, что теоретическая модель, которую я называю срединным сра­щением, «должна быть кардинально скорректирована» [5, 76], а остальные варианты конфляционизма отвергнуты. Критика всех трех моделей конфляционизма (сращение снизу вверх, сверху вниз и в центре) у Бхаскара идентич­на: «в первой модели есть действие, но нет условий; во второй — есть условия, но нет действия; третья модель не делает различий между ними» [5, 77]. Это различение необ­ходимо не только из-за гаредсуществования и автономности социальных форм, но и потому, что реляционные свойства обладают причиняющей силой (см. пункт 4), хотя их при­чинность отличается от причинности в природе (о чем см. ниже, ибо именно здесь-то М/М-подход может кое-что доба­вить). Если предшествующие эмерджентные свойства дейст­вительно обусловливают последующую интеракцию, им нельзя отказывать в реальности и сводить их, как это дела­ет Гидденс, «к следам в памяти», тем самым скатываясь к свойственной индивидуализму стратегии «персонализации» и являя собой один из примеров отчаянной попытки втис­нуть неуловимое социальное в якобы более осязаемые рам­ки индивидуального. Как ядовито заметил Э. Геллнер [10, 262], раз выпуклость внутри Альджи, то и Альджи выпукл, и выпуклость — это Альджи*.

* По-английски — непереводимая игра слов: «The bulge is inside Algy, Algy is buldgy and the buldge is Algy».

Как неудобно получается: раз теперь оба элемента взаимно конституированы, то и речи не может идти о том, чтобы рассмотреть их взаимодей­ствие и выявить их независимые причиняющие силы. Усло­вия и действия нужно рассматривать порознь, чтобы мож­но было говорить об обусловленном действии. <...> Теперь морфогенез выходит вперед со счетом 40:30.

Делая это временное различение, Бхаскар использует образ скульптора, который извлекает форму из существую­щих уже материалов с помощью имеющихся в распоряже­нии иструментов. Подходя с точки зрения М/М, следовало бы просто добавить, что некоторые материалы менее подат­ливы, чем другие, что для работы с ними существуют специ­альные инструменты, и что социологи должны учитывать эту разницу. Иными словами, приступая к изучению како­го-либо социального процесса, необходимо прежде всего четко различать, чем является этот процесс по преимущест­ву: трансформацией или воспроизводством.

Морфогенез и морфостазис в действительности очень близки к понятиям трансформации и воспроизводства: все четыре термина обозначают процессы, во время которых нечто, что существовало «до», обретает свое «после». Поэто­му о социальной структуре «больше уже нельзя говорить, что ее создают люди как агенты. Скорее мы должны ска­зать, что они воспроизводят или трансформируют ее. Иными словами, если общество уже сотворено, то любая конкретная человеческая практика... может только транс­формировать его; вся целокупность действий людей может либо поддерживать существующее общество, либо изме­нять его» [4, 33—34]. Снова Бхаскара тянет в компанию к Гидденсу, ибо тот тоже не позволяет себе выходить за рамки настоящего времени. Как говорит Бхаскар, «именно потому, что (в перспективе преднамеренной человеческой деятельности) социальная структура всегда дана, я предпо­читаю говорить не о структурации, как Гидденс, а о воспро­изводстве и трансформации (хотя и признаю, что эти поня­тия очень близки). По-моему, термин «структурация» отда­ет волюнтаризмом. Социальная практика — это всегда, так сказать, реструктурирование» [6, 85]. В моей терминоло­гии, морфогенез — это всегда трансформация морфоста- зиса. Таким образом пункт 5 модели Бхаскара, а именно, что «гаредсуществование социальных форм будет рассматри­ваться как отправная точка для выведения трансформаци­онной модели социального действия» оказывается ключе­вым для всей игры. ТМСД содержит фазы: «до» (предсуще- ствование социальных форм), «во время» (сам процесс трансформации) и «после» (трансформированное, так как социальные структуры имют только относительно продол­жительное существование). То же самое относится и к мор­фогенезу, происходит взаимозацепление, ибо и ТМСД должна рассматривать свою последнюю фазу как начало нового цикла. Как отмечает Бхаскар, «эмерджентное воз­никновение предполагает реконструкцию того, как истори­ческие процессы формируются из «более простых» состав­ляющих» [5, 80]. Логическим образом отсюда вытекает, что мы можем также теоретизировать относительно совер­шающегося ныне эмерджентного возникновения более сложных вещей, если, конечно, мы рассматриваем это воз­никновение как нечто протяженное во времени, четко раз­личаем предшествующее и следующее в этой последовательности, но, прежде всего, сохраняем демаркационную линию между /гредсуществующими условиями и актуаль­ными действиями.

Ядовитое жало находится здесь в хвосте, в самой послед­ней фразе. М/М-подход настаивает на необходимости под­держивать аналитическое различение структуры и деятель­ности, чтобы трансформационная модель могла доказать свою работоспособность, т. е. выполнять ту работу, в кото­рой нуждаются практики социального анализа. Все же мор­фогенез еще не выиграл ни гейма, ни сета; здесь скорее речь идет о долгом скучнейшем матче, так как Бхаскар не решается сделать окончательный выбор в пользу аналитиче­ского дуализма, от которого зависит, заработает ли ТМСД. Ввиду досадной уникальности социальных объектов многое в подходах к ним Гидденса оказывается исключительно соблазнительным. Заманчив путь срединного сращения, но это уже сигнализирует о начале следующего гейма.

Сирены призывают не делать разделений

Характерная особенность социального состоит в зависи­мости от деятельности. Без человеческой деятельности ни­что в обществе не может возникнуть, постоянно существо­вать и изменяться. В этом мы все можем согласиться: в от­личие от природной, социальная реальность несамодостато­чна. В этом ее онтологическая причудливость, вот почему она представляет собой досадный факт. Задача упростится, если мы попытаемся последовательно ответить на вопрос, чья именно деятельность за что и когда ответственна? Нам кажется, что путаница в ответах на эти вопросы происходит из-за слишком резкого и совершенно ненужного логическо­го перехода от банального положения «нет людей — нет общества» к в высшей степени сомнительному утвержде­нию «вот оно — общество, потому что здесь и теперь — эти люди». Этот переход очень хочется сделать, когда мы в самом общем виде мысленно охватываем историческую панораму «социетального»*.

* Т. е. относящегося ко всему обществу (от англ, «society» — об­щество»).

Ведь непонятно, как может общество переходить от одной эпохи к другой без постоянно поддерживающей его деятельности сменяющих друг друга поколений действующих, и как можно вычленить соверша­ющееся в данную конкретную эпоху из контекста мириадов смыслов и практик, без переплетения которых нет социаль­ной ткани? Между тем, само это желание во многом дикту­ется впечатляющим образом «цельнотканого полотна», бес­конечного рулона, развертывающегося во времени. В этой ткани нет ни прорех, ни разрезов, в любой момент обозреть ее можно только целиком, просто потому что в ней нет от­дельных кусков. Каждый кусок вплетается в единое целое своим собственным, постоянно меняющимся узором и при этом — не отделим от уже готовой материи.

Впечатляющие образы редко отступают под напором контраргументов. Рациональные доводы не лечат слепоту, поэтому нам придется прибегнуть к гомеопатии и попытать­ся сконструировать свой собственный образ теми же средст­вами. Представим общество как платье, которое передава­лось по наследству внутри большой человеческой семьи и сохранило на себе следы пережитого. Все в заплатах, оно местами то застрачивалось, то распарывалось для различ­ных надобностей, многократно перелицовывалось, так что сегодня в этом платье осталось совсем немного материи, из которой оно было первоначально сшито. Совершенно изменился и покрой. От старины осталось кое-что, вроде бабушкиных кружев на подвенечном наряде у внучки. За­чем нам этот образ платья? Затем, что в нем есть швы, а значит, и возможность изучать отдельные части, спраши­вать себя, когда и какие делались изменения, кем они дела­лись и как к ним относились наследники. Именно так я намерена трактовать социальные структуры, отношения между ними и человеческой деятельностью. Гидденс зача­рован образом полотна, да и Бхаскар все-таки остается под его впечатлением. Ошибочность заключена в теоретических следствиях.

Для начала мы подтвердим очевидное: нет людей — нет общества. Более того, и Гидденс, и Бхаскар, и я, пожалуй, согласимся с тем, что «между обществом и людьми пролега­ет онтологическая пропасть» [4, 37], ибо свойства общества могут существенно отличаться от свойств людей, причем первые зависят от деятельности последних. Можно было бы согласиться даже с утверждением Бхаскара о том, что «люди и общество... не состоят в диалектической взаимо­связи. Они конституируют не два момента одного процесса, но, скорее, означают нечто радикально отличное друг от друга» [5, 76]. Однако именно отсюда Гидденс перескакивает к утверждению: «вот оно — общество, потому что здесь и теперь — эти люди». Структурные свойства общества обретают реальность (в противоположность виртуальному материальному существованию) только тогда, когда они непосредственно осуществляются действующими. Их непо­средственное осуществление, таким образом, ставится в за­висимость от теперешней деятельности, которая, в свою очередь, обусловлена возможностью для действующих в данное время агентов познавать, что они делают. Бхаскар испытывает искушение сделать тот же самый скачок, что и Гидденс, и по той же самой причине, а именно по причине несамодостаточности общества как социальной реальности. Подробно рассматривая эту проблему, он формулирует тези­сы об отличительных особенностях самодостаточной реаль­ности. Будь эти положения правильными, Бхаскар оказался бы в стане конфляционистов. Первые два тезиса, которые утверждают, что социальные структуры зависят от деятель­ности и от того, как действующие ее понимают, очень близ­ки к положению Гидденса о том, что общество конституиру­ется в деятельности, осознаваемой действующими, на что уже указывал Аутвейт [11, 70]. Я хочу показать, что оба эти тезиса не верны, что это признает сам Бхаскар и что его третье положение (эффект существования социальных структур проявляется только через человеческую деятель­ность) фактически означает отказ делать указанный выше необоснованный переход.

Первый тезис Бхаскара заключается в том, что социаль­ные структуры «в отличие от природных механизмов... существуют только благодаря деятельности, которой они управляют, и не могут быть охарактеризованы независимо от нее» [5, 78]. Бентон убедительно показал, что, если клю­чевым словом считать слово «управляют», то с этой теоре­мой никак нельзя согласиться [3, 17]. По собственному ут­верждению Бхаскара, власть, например, может существо­вать безотносительно к ее применению, таким образом, в отдельно взятый момент времени она может ничем не пра­вить. Однако Бентон оставляет лазейку для зависимости °т деятельности и признает ее необходимость для сохране­ния потенциала управления. Например, государство может не использовать свою способность к принуждению в полной мере, однако такие действия, как повышение налогов и Увеличение армии могут быть совершенно необходимы для поддержания властного потенциала. Бхаскар принимает этот довод и спешит им воспользоваться. Он пишет, что «структура власти может воспроизводиться без применения власти, а власть может применяться в отсутствие какого бы то ни было наблюдаемого конфликта... находя поддерж­ку в человеческой практике, которая ее воспроизводит или потенциально трансформирует. Понимаемый таким обра­зом тезис о зависимости социальной структуры от деятель­ности должен быть принят. Социальные структуры сущест­вуют материально, но переносятся из одного пространствен­но-временного местоположения в другое только благодаря человеческой практике» [4, 174]. То же самое мог бы ска­зать Гидденс, и надо честно признать, что это положение работает в отношении некоторых аспектов социальной структуры. Но главное состоит в том, что оно неприменимо к социальной структуре в целом. Возьмем для примера де­мографическую структуру. На первый взгляд может пока­заться, что она полностью зависит от деятельности — она все время структурируется так, какова она есть, если люди в буквальном смысле слова занимаются воспроизводством вообще, а не воспроизводством какого-то образца. Предпо­ложим, однако, что все действия будут направлены на ее преобразование: структура (неустойчивая, а тем более ус­тойчивая) полностью не исчезнет в течение нескольких поколений. Кто будет ее поддерживать все это время? Те кто конституирует ее простым фактом своего существова­ния? Да. Но при таком понимании все сводится к банально­му «нет людей — нет демографии»; структура сохраняется в том или ином виде не благодаря их намерениям, не как непреднамеренное следствие их действий, т. е. не благодаря интециональности нынешних действующих — поскольку мы предположили, что все они стремятся ее преобразовать. Таким образом, тезис о зависимости структур от дея­тельности можно принять только в том случае, если иметь в виду зависимость от деятельности давно умер­ших. Актуальная демографическая структура ничем не обя­зана живущим в данный момент людям, кроме как в совер­шенно банальном смысле. Мы здесь имеем дело с относи­тельно устойчивым эмерджентным свойством (чтобы демо­графическая структура стала неустойчивой, необходимы пропорциональные отношения между возрастными когор­тами), которое на протяжении определенного времени обнаруживает сопротивление всяким действиям, направлен­ным на его изменение.

Дата добавления: 2014-10-31