Маргарет Арчер реализм и морфогенез 2 страница

Можно ли считать наш пример каким-то исключением? Вовсе нет, ибо существуют по меньшей мере три класса структурных свойств того же рода. Во-первых, отметим, что это утверждение применимо к структурам распределе­ния самых разных уровней и признаков (например, распре­деление капитала), хотя и не ко всем (например, цвет глаз). Во-вторых, и это существенно, если говорить об эмерджент-ных свойствах взаимодействия человека с природой (парни­ковый эффект, исчезновение целых биологических видов, истощение природных ресурсов, загрязнение окружающей среды и разрушение озонового слоя), от которых зависит будущая деятельность всего человечества, то складывает­ся впечатление, что все большее число таких свойств уже сегодня становится необратимыми, а воспроизводство неко­торых из них оказывается просто ненужным из-за того, что предыдущая деятельность людей сделала эти свойства неотъемлемыми и неискоренимыми чертами современной жизни. Не нужно быть ярым сторонником партий «зеле­ных» или «красных», чтобы понять, что последствия наших недружественных отношений к природе падут на головы последующих поколений. Что-то из этих следствий они попытаются не воспроизводить, но другие изменить будут просто не в состоянии. Вместо этого они будут страдать, если придется, и избегать, если смогут,— но оба рода дея­тельности ограничены свойствами и обстоятельствами, ко­торые не этими поколениями сотворены.

Может показаться, что наши примеры взяты из области, которую Гидденс безоговорочно наделяет статусом «матери­ально сущего», так что свойства, не зависимые от актуаль­ной деятельности, следует относить к разряду физических законов, запущенных в ход деятельностью предыдущих поколений. В ответ мы можем указать на другую сферу с интересующими нас свойствами, к которой это возражение неприменимо.

Обратимся к культуре. Ясно, что появление и накопле­ние человеческого знания было непосредственно связано с Деятельностью. Тем не менее, будучи однажды записано (вырезано рунами или покрываясь пылью в Британском музее), оно остается знанием без непосредственно знающего субъекта. Это Знание с большой буквы, поскольку оно сохраняет диспозиционный характер* быть понятым. Даже будучи никому неизвестным, оно потенциально сохраняет силу** (в противоречивости и дополнительности по отно­шению к другим элементам культуры), которая сохраняет­ся, и не будучи применяема. Онтологически оно существует; и, если заключенная в нем теория истинна, если описыва­емый им метод применим на практике, или содержащееся в нем утверждение можно проверить, то оно остается знани­ем, совершенно независимо от того, знают ли о нем, исполь­зуют ли его, верят ли в его истинность актуальные деятели. О реальности знания мы можем судить по возможным по­следствиям от его применения. Старинное снадобье, обла­дающее лечебными свойствами, будет лечить и через сто лет, если его рецепт заново обнаружат и опробуют. В этом случае знание активируют, а не осуществляют (это совер­шенно разные вещи), ибо лечебное средство не становится реальным, истинным и полезным только потому, что кто-то стал его принимать. Значимость культурной системы, которая существует (т. е. в своем существовании не зависит от знания о ней), но решающим образом каузально соотне­сена с социокультурным уровнем, который зависит от де­ятельности, будет подробно разъяснена в следующей главе. Эмерджентные культурные свойства вводятся здесь в ка­честве еще одной широкой категории социального, которая онтологически не зависит от деятельности людей здесь и теперь.

* Т. е. предрасположенность.

** Потенциальная власть государства сохраняется, даже если не применяется, потенциальная сила знания сохраняется, даже если не применяется. По-английски это передается в оригинале одним и тем же выражением: «potential power(s)...unexercised».

Итак, рассматривая эмерджентные свойства, мы показа­ли, что проблема их зависимости от деятельности в насто­ящем или прошедшем времени — это проблема эмпириче­ская. Каждый момент осуществления в деятельности под­тверждает полную необоснованнось резкого перехода К утверждению: «вот оно — общество, потому что здесь и те­перь — эти люди».

Второй тезис Бхаскара об особенностях социальных структур отрицает их существование, независимое от того, «как действующие понимают то, что они делают» [5, 78]. Бхаскар опять оказывается очень близок к Гидденсу, который говорит о сознательной социальной деятельности и о том, что все происходящее в обществе доступно для понима­ния и зависит от умелых действий людей, oh-от тезис допус­кает тройную интерпретацию. Во-первых, можно понять, что социальные структуры существуют только потому, что действующие имеют некоторое понятие о том, что они дела­ют. Как верно замечает Бентон, при таком понимании тезис не содержит ничего нового, ибо «трудно себе представить, как вообще можно говорить о действующем, не прибегая к понятию осознаваемой деятельности, а поскольку дейст­вующие индивиды составляют необходимое условие сущест­вования социальной структуры (что едва ли можно оспо­рить), то тезис можно считать доказанным» [3, 17]. Все верно, но здесь мы вновь оказываемся перед банальным «нет людей — нет и общества». Во-вторых, можно понять, что существование социальных структур зависит от специ­фической трактовки действующими своих взаимоотноше­ний. Однако наряду с немногими специфическими отноше­ниями дружбы, верности, измены, существует множество других структурных отношений, основанных на принужде­нии, законе, запрете, идеологическом манипулировании и санкционированных процедурах, которые, регулируя те или иные реляционные свойства, тщательно нивелируют или маскируют различия (и конфликтную природу) их трактовок. С этим Бхаскар соглашается и делает это вынуж­денно, если конечно он всерьез хочет вести войну против эмпирического реализма, признающего только опыт. В-третьих, он признает, «что генерирующая роль умений и желаний акторов, их верований и смыслов должна быть признана; при этом не следует впадать в интерпретаци­онный фундаментализм, наделяя их статусом дискурсив-ности и/или некорректируемости» [8, 98]. Само по себе это утверждение не разводит Бхаскара и Гидденса (допуска­ющего различные степени «дискурсивного проникновения» и корректируемого знания) и мало что прибавляет к убеж­дению Бхаскара в том, что специфические воззрения дейст­вующих могут систематически искажаться идеологией. По­скольку понимание со стороны действующих действитель­но может быть ложным inter alia* из-за идеологических ис­кажений, Бхаскар, чтобы не противоречить себе, вынужден Далее признать, что «условия феноменов (т. е. концептуализируемой в пределах опыта социальной деятельности) суще­ствуют нетранзитивно и, следовательно, могут быть неза­висимыми от адекватности их концептуализации» [5, 51].

* Среди прочего (лат.).

Введение «нетранзитивно существующих условий» знаме­нует разрыв с Гидденсом, ибо происходящее совершается теперь у нас за спиной. Как пишет Бхаскар, «действующие могут осознавать, а могут и не осознавать те отношения, в которые они вовлечены» [4, 26]. Таким образом, если «ка­кого-то рода объяснение оказывается успешным в отноше­нии идентификации реальны*, но до сих пор непознанных условий и образцов детерминации, оно тут же увеличивает наше знание» [5, 91], а вместе с ним — и нашу свободу. Все это нарушает entente cordiale* с «весьма способным к познанию» агентом Гидденса, однако не порывает полно­стью с тезисом о зависимости социальных структур от кон­цептуализации действующими своей деятельности.

* Сердечное согласие (франц.).

Но остается еще одна возможность интерпретации. Бхас­кар допускает существование структур, независимое от их адекватного понимания, но он мог бы, продолжая эту мысль, сказать, что существование структур зависит от их неадекватного понимания. Последнее утверждение может характеризовать каузальные отношения между ложными концептами агентов и устойчивостью социальных структур, разумеется, предполагая, что изменения одних повлекут за собой изменения других. Подобные примеры найти не­трудно (подъем и закат торговли мехами, рост влияния идеологий и их разоблачение), однако придать этому тезису универсальный характер (уже не говоря о том, что здесь явственно слышатся отзвуки теории заговора) значило бы пустить побоку все проблемы функциональной необходи­мости каждого из неадекватных понятий и фундаменталь­ного априорного сопряжения между понятиями и реально­стью. Поскольку у нас нет оснований принимать это за априорную истину, проблема разрешима только в эмпири­ческом исследовании. Мы можем привести очевидные фак­ты, когда масштабные концептуальные сдвиги (феминизм) не сопровождаются кардинальными изменениями сущест­вующих структур. Все это, в свою очередь, свидетельствует лишь о необходимости теоретически осмыслять конкретные структуры и эмпирически исследовать, чьи концептуальные сдвиги приводят к каким структурным изменениям, когда, где и при каких условиях.

Короче говоря, ни в одном из аргументов о зависимости социальных структур от представлений действующих о них не находит оправдания вывод: «вот оно — общество, пото­му что здесь и теперь — эти люди, и у них есть представле­ние о своей деятельности». Напротив, многие социальные структуры демонстрируют гибкость и устойчивость перед лицом глубоких концептуальных разногласий между дейст­вующими по поводу их действий и концептуальных сдвигов в оценках этих структур. Мы снова вернулись к тому, что тезис о зависимости социальных структур от понятий и представлений можно принять только в одном-единствен-ном смысле: имея в виду концепты (идеи, убеждения, наме­рения, взаимные соглашения и уступки, а также непредна­меренные последствия деятельности) давно ушедших поко­лений. Именно эти представления продолжают играть важ­ную роль в современных структурах, несмотря на энергич­ные усилия действующих изменить их (например, расизм и сексизм).

Третий тезис Бхаскара об особой онтологии общества гласит, что социальные структуры присутствуют только в своих воздействиях и посредством их, т. е. в деятельности и посредством деятельности людей. Здесь снова виден дрейф в сторону позиции Гидденса, и ТМСД рискует сесть на мель модели одновременности*, выработать которую, как пра­вильно замечает Д. Лейдер, стремится теория структурации. Ибо как еще «могут объективные структуры извне детерминировать взаимодействие и одновременно быть по­рожденным внутри этого взаимодействия результатом? Именно это и пытается нам доказать модель одновременно­сти» [13, 73]. Бентон тоже спешит указать на этот промах, ибо здесь само существование эмерджентных свойств оказы­вается под вопросом. Они попросту могут исчезнуть, раство­рившись в «других людях» типичным для индивидуалист­ского подхода образом. Он совершенно справедливо настаи­вает на том, что единственная защита против этого — раз­граничивать структурные условия и человеческую деятель­ность, т. е. строго следовать аналитическому дуализму и не соглашаться с тезисом о двойственности структуры.

* Т. е. одновременного взаимного конституирования.

Таким образом, для обеспечения существования эмерджент-ных свойств, «необходимо делать разграничение между дея­тельностью, которую действующие производят в силу своих внутренне присущих им способностей, и деятельностью, способность исполнять которую исходит от социальных структур и лишь реализуется посредством человеческих действий». Трудность, однако, состоит в том, что, «если некий индивид «А» является агентом деятельности «а», то «А» должен обладать способностью выполнить «а». Но если так, то в лучшем случае мы можем различать способно­сти, которыми агенты обладают в силу своей внутренней природы, и способности, которыми они обладают в силу своих реляционных свойств». Все это, разумеется, возмож­но лишь в тех пределах, которые допускает теория структу-рации, и с учетом недоверия Гидденса к эмерджентности. Согласно Бентону, это означает приговор всей программе ТМСД. Бхаскар «в своей трактовке социальных структур в конечном счете, лишает их независимого статуса причи­няющих сил, а следовательно, статуса реальностей sui gene­ris. Бхаскар, похоже, привержен одному из вариантов инди­видуализма в социальной теории» [3, 17]. Бентон готов допустить ошибочность своего вывода, и ему самому бы было интересно найти, в чем здесь ошибка.

Бхаскар парирует возражения, однако нам еще придется немного потрудиться, поскольку кое-чего в его ответе не хватает. Мало сказать (чтобы избежать реификации), что наличие социальных структур проявляется только в дея­тельности и посредством деятельности людей, ибо с этим согласятся все индивидуалисты-дескриптивисты. Тем не менее, влияние эмерджентных свойств не сводится к влия­нию «других людей», и в этом тоже нет реификации. Одна­ко Бхаскар, скорее всего, не желая впадать в «персонализа-торство» индивидуалистов, прямо заявляет, что, говоря о структурах, он переносит акцент с людей на отношения (включая отношения к позициям, природе и социальным продуктам, таким как машины и фирмы). Здесь еще рано делать окончательный вывод, ибо, например, Дж. Уоткинс выразил полную готовность включить «убеждения, ресурсы и взаимодействия индивидов» в свою «хартию Методологи­ческого Индивидуализма», для которого «конечными кон-ституентами социального мира являются индивиды» [14, 270—271]. Только под конец Бхаскару удается отразить удар. «От индивидуализма, — пишет он,— остается триви­альная истина, что ничто не происходит в обществе помимо того, что человеческие существа делают или уже сделали» [4, 174] (курсив мой — М. А).

«Или уже сделали». Это сказано без ударения, а должно зазвучать в полную силу. Если главным считать то, что «люди нечто делают», то придется согласиться с утвержде­нием «вот оно — общество, потому что здесь и теперь — эти люди» и невозможно будет избежать редукционизма, так же как и опровергнуть вывод Бентона. Добавляя «или уже сделали», мы допускаем прошлые действия и снимаем все претензии. Здесь можно вспомнить о гениальной интуи­ции О. Конта: большинство действующих — это мертвые. Он прав, поскольку значима эмерджентность. Теперь мож­но говорить об эмерджентных свойствах и результатах (ре­зультатах результатов) прошлых действий, которые сущест­вовали до действующих в настоящем времени людей и все же обусловливают их действия, открывая возможности для одних и ограничивая другие. Открывающиеся возможности и налагаемые ограничения не зависят от совершаемой дея­тельности и оказывают свое влияние безотносительно к тому, как они ныне концептуализируются (т. е. верна ли она, ложна ли, или вообще не имеет места). Здесь нет уг­розы реификации. Тезис о том, что влияние социальных структур может проявляться только посредством деятель­ности людей, утверждается в единственно приемлемой трактовке, а именно, что социальные структуры суть ре­зультаты, пережившие прошлые действия людей, которых зачастую уже давно нет в живых (именно так, убежав от времени, социальные структуры становятся sui generis). Только так сохраняется их воздействие как автономных носителей причиняющих сил на деятельность последующих действующих. И именно то, как социальным структурам удается сохранять свое воздействие, пытается теоретически осмыслить М/М-подход. Следование аналитическому дуа­лизму структур и деятельности (разграничение предзадан-ных условий и актуальной деятельности) не просто оказы­вается желательным, но становится неотъемлемой частью программы ТМСД.

Если бы пение сирен конфляционизма, зовущих к сре­динному сращению, оставалось притягательным, вывод Бентона был бы неотразим. Но к концу опасного перехода сиренам было оказано решительное сопротивление. Откры­лось громадное различие между утверждением Гидденса, что «структура не может существовать независимо от осо­знания агентами своей повседневной деятельности» [2, 26] и положением Бхаскара, что «наделение объектов знания нетранзитивностью приводит к тому, что эти объекты начи­нают существовать и действовать независимо от того, знают о них или нет» [4,14], и что социальные структуры являют­ся такими нетранзитивными объектами. Приведем еще од­но высказывание Бхаскара (под которым не подписался бы ни один сторонник срединного сращения), а именно, что «общество можно понимать как ансамбль подвижно сочлененных относительно независимых и устойчивых во времени структур» [4, 78] (курсив мой — М.А.). Теперь мы можем перейти к рассмотрению взаимодействия между этими структурами и действующими индивидами. Конфля-ционисты отрицают возможность предлагаемого нами спо­соба рассмотрения, ибо настаивают на взаимном конститу-ировании агентов и структур.

Взаимодействие между структурой и деятельностью: возможность их разделения.

В предыдущем разделе довольно легко удалось показать, что влияние конфляционистской модели (срединного сра­щения) наТМСД постепенно ослабевает, аТМСД, обращаясь к концепции эмерджентности, занимает последний рубеж обороны, дабы нанести решительный ответный удар. Этот результат неизбежен. Ведь если Бхаскар будет стойко дер­жаться своего же собственного понимания онтологической роли эмерджентных свойств, то ему, в отличие от теории структурации, совершенно не нужна «двойственность структуры». Представляется логически неизбежным вывод о том, что, если унаследованные социальными структурами от прошлого «силы», «тенденции», «трансфактичность» и «порождающие механизмы» могут существовать невостре­бованными (или нераспознанными) в открытых системах (например, в обществе), то должно быть разделение между этими структурами и каждодневным феноменологическим опытом действующих. Это Бхаскар с особой силой под­тверждает своим неприятием эмпирического реализма и его приверженности опыту. Структура и деятельность часто или обычно «не синхронны», а, следовательно, аналитический дуализм становится логически необходимым, когда Бхаскар отталкивается от общих положений реализма и развивает свою ТМСД как вклад в социальную теорию. Из-за несинхронности эмерджентных свойств структур и актуального опыта действующих (в силу самой природы общества как открытой системы) нужно всегда иметь в виду два момента. С одной стороны, выявляются свойства («силы»* и т. п.) социальной структуры per se, с другой,— концептуализируется опыт, т. е. то, что доступно действую­щим в любое данное время в своей незавершенности и искаженности, что изобилует слепыми пятнами неведения. Таким образом, это будут не два тождественных подхода, но два описания, сделанные с двух разных точек зрения: одно будет включать элементы, отсутствующие в другом, и наоборот.

* В оригинале здесь стоит powers, т. е., собственно, способность вызвать некоторый эффект. Ниже применительно к действующим это переводится как способности.

Итак, Бхаскар пишет, что «хочет четко разграничивать, с одной стороны, человеческое действие, берущее начало в соображениях и планах людей, и, с другой, — структуры, управляющие воспроизводством и трансформацией соци­альной деятельности и, таким образом, разделить сферы психологической и социальной наук» [5, 79—80]. Необхо­димость в таком разграничении и, как следствие из него, в двойной перспективе видения совершенно не признается конфляционизмом. К сожалению, читать Бхаскара надо осторожно: его способ выражать мысли местами очень силь­но напоминает теорию структурации.

Примером может служить следующее выражение: «Об­щество есть постоянно наличествующее условие и непре­рывно воспроизводимый результат человеческой деятель­ности. В этом заключается двойственность структуры. Чело­веческая же деятельность есть одновременно и труд (с точки зрения родовой), т. е. (нормальным образом, сознательное) производство, и (нормальным образом, неосознаваемое) воспроизводство условий производства, включая общество. В этом состоит двойственность практики» [5, 92]. Несмотря на то, что первое предложение сформулировано совершенно в духе теории структурации, в дальнейшем мы видим, что Бхаскар вкладывает в него совершенно отличный от «одно­временности» смысл, ибо его «условия» следует понимать как «предварительные условия», а «результат» — как «не­что, следующее за действиями». (Это разделение полностью соответствует двум базовым теоремам М/М-подхода.) Гид-денс же говорит об одной единственной вещи: структурные свойства (чтобы быть действенными) требуют «непосредст­венного осуществления» наличными действующими, а «ре­зультат» — неотъемлемая часть единого одновременного процесса. В этом заключается его монизм. Бхаскар, напро­тив, в приведенной цитате подчеркивает необходимость двойной перспективы, одна из которых имеет дело с «двой­ственностью структуры» (так как учитывается временной лаг и не признается совмещение в настоящем), а другая — с «двойственностью практики» (где «производство» и «вос­производство» опять-таки разнесены во времени и могут вовлекать в себя совершенно разных агентов). Раздельное рассмотрение «структуры» и «практики» решительно раз­водит ТМСД и теорию структурации. В последней эти два уровня могут быть выделены только посредством операции искусственного заключения в скобки, которая, как мы уже видели, снова возвращает структурацию к одновременно­сти, ибо эпохе заключает нас в рамки одной и той же эпохи и не позволяет объяснять взаимодействия между структу­рой и деятельностью во времени*. «Двойная перспектива» приводит Бхаскара к аналитическому дуализму, к необхо­димости изучать взаимодействие между структурой и прак­тикой (третья перспектива), объяснению чего путь надежно заблокирован в теории структурации.

* Арчер обыгрывает здесь несколько ходячих понятий феноменоло­гической философии (и социологии), наложившей отпечаток и на теорию структурации. «Заключение в скобки», равно как и «эпохе» — это харак­теристики, связанные с методом феноменологической редукции, в част­ности, воздержания от высказываний о существовании.

Фактически достаточно немного поразмыслить, чтобы понять, что реализм сам основывается на аналитическом дуализме. При переходе из сферы абстрактной онтологии во владения практического социального теоретизирования это становится очевидным. На уровне структурного обуслов­ливания необходимы обе перспективы, поскольку в любой временной точке «системная» интеграция (по Локвуду) мо­жет не совпадать с интеграцией «социальной», и для объяс­нения результата на уровне действия потребуется учет их взаимодействия. Допущение двух перспектив (в отличие от срединного сращения) предполагает необходимость тре­тьей, которая сочленяла бы две первые. Именно это резко отличает аналитический дуализм от любой из трех версий сращения, общий недостаток которых в их одномерности: будь то грубый эпифеноменологический редукционизм (концепции сращения сверху вниз или снизу вверх), или редукционизм более изощренный, но все-таки «заложен­ный» в версии срединного сращения, — ибо только искусст­венное заключение в скобки может разделить эти подходы, не в реальности, но исключительно для удобства анализа, что зависит от исследовательских интересов.

Поскольку Бхаскар уже различил в своей ТМСД необхо­димость сохранить утверждение «нет людей — нет соци­альных структур» (чтобы избегнуть реификации) и необхо­димость отвергнуть постулат «вот они структуры, потому что здесь и теперь — эти люди», то расширение временных рамок (для включения эмерджентных и совокупных следст­вий прошлых действий и прошлых агентов) фактически делает аналитический дуализм методологически необходи­мым для его ТМСД.

Человеческая деятельность, считает Бхаскар, «состоит в трансформации предзаданных материальных (природных и социальных) причин посредством целесообразной (интен-циональной) деятельности» [5, 92]. Хотя из этого высказы­вания можно понять, что социальные формы должны быть используемы (по Бхаскару, дабы задать рамки интенциям), в нем заложен и другой, совершенно чуждый конфляцио-низму смысл, а именно, что предзаданные свойства навяза­ны актуальным агентам и не могут быть подведены под волюнтаристские понятия типа «непосредственное сиюми­нутное человеческое действие». Эмерджентное возникнове­ние в прошлом реляционных свойств обусловливает ситуа­ции, в которых оказываются актуальные действующие, независимо от их воли и согласия. Эта реляционная концеп­ция структур, эксплицитно включающая в себя прошлое, а равно и настоящее время, «позволяет сосредоточиться на распределении структурных условий действия, и в част­ности...на дифференцированном размещении (а) всех ви­дов производственных ресурсов (включая, например, когни­тивные) среди индивидов (и групп) и (б) распределении индивидов (и групп) по функциям и ролям (например, в разделении труда). Такая трактовка позволяет локализовать появление различных (в том числе антагонистических) интересов и конфликтов внутри общества, а следовательно, возможность мотивируемой исходя из этих интересов трансформации в социальной структуре» [4, 41]. Здесь мы находим ясное утверждение того, что актуальные действую­щие не несут ответственности за создание той структуры распределения ролей и связанных с ними интересов, в кото­рой им приходится жить. Не менее существенно и принци­пиальное признание того, что именно состоявшееся в прош­лом структурирование ситуаций и интересов обусловлива­ет настоящее таким образом, что деятельность одних акто­ров оказывается направленной на трансформацию социаль­ных структур, а деятельность других — на их стабильное воспроизводство. Бесконечная сложность социального не представляет непреодолимых трудностей для теорий соци­ального изменения. Воспроизводство берет начало в унасле­дованных интересах, а не в простой рутинизации. Транс­формация не есть неопределенный потенциал всякого мо­мента времени, она коренится в конкретных конфликтах между определенными группами, унаследовавшими кон­кретные позиции с конкретными интересами. Основания аналитического дуализма теперь заложены, но для заверше­ния ТМСД как социальной теории, необходима еще «третья перспектива» — перспектива взаимодействия между соци­альными структурами и людьми как агентами. Бхаскар признает это, так как указывает на необходимость ввести опосредующие концепты для объяснения того, каким обра­зом структура реально обусловливает деятельность (чью и где) и как на это обусловливание реагируют действующие, воспроизводя структуру или трансформируя ее (в моих тер­минах это звучало бы так: запуская процесс морфогенеза и морфостазиса). Переходя к описанию этих посредников, следует подчеркнуть ту огромную дистанцию, которая те­перь отделяет их от «свободно парящих «модальностей» Гидденса(«интерпретативной схемы», «возможности» [или «нормы»], составляющих запас знаний, способностей и ус­ловностей,— все они универсально доступны, а не диффе-ренцированно распределены и конкретно локализованы). Бхаскар подчеркивает, что «мы нуждаемся в системе опо-средующих концептов, которые бы заключали в себе обе стороны практики и обозначали бы в социальной структу­ре, так сказать, «прорези» (как в автоматах, срабатывающих от монеты или жетона), в которые должны просколь­знуть деятельные агенты для ее воспроизводства. Иначе говоря, речь идет о системе концептов, обозначающих «мес­то контакта» между человеческой деятельностью и со­циальной структурой. Такие точки соприкосновения дей­ствия и структуры должны быть и устойчивы во време­ни, и непосредственно заняты индивидами [4, 40] [курсив мой — М. А]. Эти типы сцеплений вполне конкретны («про­рези»), локализованы («точки соприкосновения») и диффе­ренцирование распределены (не все могут «проскользнуть» в одну и ту же «прорезь»). Взятые как система отношений, они удовлетворяют требованиям временной продолжи­тельности, эмерджентны и нередуцируемы, поскольку предполагают «интеракции» между занимающими их ин­дивидами, но не сводятся к ним.

Эти уточнения позволяют говорить о совпадении поня­тийного аппарата Бхаскара и М/М-подхода, хотя концепту­альные рамки первого могут оказаться несколько теснова­тыми для второго. Обратимся к следующей цитате из Бхас­кара: «ясно что необходимая нам опосредующая система понятий — это система позиций (мест, функций, правил, обязанностей, прав), занимаемых (в силу освободившихся вакансий, взятой или возложенной ответственности etc.) индивидами, и их практик (действий и т. д.), в которые индивиды вовлечены в силу занимаемых позиций (и наобо­рот). Я буду называть ее опосредующей системой «позиция-практика» [4, 41]. «Позиция», таким образом, оказывается двусмысленным понятием. Если оно означает «пассивный аспект роли», в соответствии с принятым терминологичес­ким употреблением*, то такое понимание оказывается сли­шком узким для моих целей.

* Это различие введено Р. Линтоном и используется, например, Т- Парсонсом.

Занимая или будучи назначе­ны на свои ролевые позиции, агенты действительно всту­пают в очень важную, но не единственную «сферу контак­та» со структурой. Если «позиция» понимается и в обыден­ном смысле («положение», в котором они очутились), как сложившаяся в результате выбора (или благодаря счастли­вому стечению обстоятельств) ситуация (или контекст), не связанная прочно с какими-то особыми нормативными ожиданиями, а следовательно, не подпадающая под опреде­ление роли (например, положение «униженных», «верующих» или «сторонников теории X»), то совмещение будет полным. Последнее значение, похоже, также приемлемо для Бхаскара, что видно из приведенной выше цитаты. Например, обсуждая мир жизненного опыта, он поясняет, что этот «мир зависим от онтологического и социального контекстов, в которых протекает значимый опыт» [5, 97]. Хотя это утверждение не относится к числу принципиаль­ных сходств между нашими концепциями, я привожу его потому, что в М/М-подходе я не задаюсь целью свести все проблемы, с которыми сталкиваются агенты в унаследован­ных от прошлого структурах, к ролям (и, таким образом, не ограничиваю морфогенетическии потенциал деятельно­стью в рамках ролевых требований, не свожу двигающие морфогенез интересы к ролевым интересам). При рассмотре­нии взаимодействия между двумя уровнями М/М-подход главное внимание уделяет тому, как структуры обусловли­вают действующих в их деятельности.

Дата добавления: 2014-10-31