ДОГОВОР 1 страница

§ 72

Собственность, чья сторона наличного бытия или внеш­ности не есть больше только вещь, а содержит в себе мо­мент некоей (и, следовательно, другой) воли, осуществля­ется посредством договора как процесса, в котором во­площается и опосредуется противоречие, состоящее в том, что я являюсь и остаюсь для себя сущим, исключающим другую волю собственником в той мере, в какой я в воле, тождественной с другой волей, перестаю быть собствен­ником.

§ 73

Я не только могу (§ 65) отчуждать собственность как внешнюю вещь, но и вынуждаюсь понятием отчуждать ее как собственность, дабы моя воля как налично сущая была

[128]

для меня предметной. Однако в соответствии с этим момен­том моя воля в качестве отчужденной есть вместе с тем другая воля. Тем самым то, в чем эта необходимость поня­тия реальна, есть единство различенных воль, в котором, следовательно, их различенность и своеобразие отрекаются от себя. Однако в этом тождестве воль содержится (на этой ступени) также и то, что каждая воля есть и остается не тождественная другой, для себя своей волей.

§ 74

Тем самым это отношение есть опосредование воли, тождественной в абсолютном различении для себя сущих собственников, в котором содержится, что каждый из них по своей воле и воле другого перестает быть собственником, остается им и становится им; это отношение есть опосредо­вание воли в отказе от некоей, а именно единичной соб­ственности и воли принять таковую, т. е. собственность другого, причем в такой тождественной связи, что одно воление приходит к решению лишь постольку, поскольку налично другое воление.

§ 75

Так как обе договаривающиеся стороны относятся друг к Другу как непосредственные самостоятельные лица, то договор исходит а) из произвола; р) тождественная воля, вступающая в наличное бытие посредством договора, есть лишь им положенная, тем самым лишь общая, а не в себе и для себя всеобщая воля; предметом договора является единичная внешняя вещь, ибо только подобная вещь подчинена их голому произволу отчуждать ее (§ 65 и след.).

Примечание. Нельзя поэтому подводить под понятие до­говора брак; такое, надо сказать, позорное подведение дано у Канта (Metaphysische Anfangsgrunde der Rechtslehre. S. 106 ff.)38. Также не состоит в договорном отношении природа государства независимо от того, рассматривается ли государство как договор всех со всеми или каких до­говор с государем или правительством. Привнесение дого­ворного отношения, так же как и отношений частной соб­ственности вообще, в государственное отношение привело к величайшей путанице в государственном праве и дей­ствительности. Подобно тому как в прежние времена права и обязанности государства рассматривались и утвержда­лись как непосредственная частная собственность особых индивидов, противостоящая правам государя и государ-

[129]

ства, так в новейшее время права государя и государства рассматривались как предметы договора и основанные на нем как нечто лишь общее в воле, возникшее из произвола людей, объединенных в государство. Сколь ни различны, с одной стороны, обе эти точки зрения, обеим им присуще то общее, что они переносят определения частной собствен­ности в сферу совсем иную и более высокую по своей при­роде (см. ниже: Нравственность и государство).

Прибавление. В последнее время стали очень охотно рассматривать государство как договор всех со всеми. Все, как утверждают, заключили договор с государем, а он в свою очередь — с подданными. Это воззрение возникло как результат того, что поверхностно мыслили лишь одно един­ство различных воль. Но в договоре ведь имеются две тождественные воли, обе они лица и желают остаться соб­ственниками, следовательно, договор исходит из произвола лица, и эта исходная точка общая для договора и брака. Совсем по-иному обстоит дело в государстве, ибо индиви­ды не могут по своему произволу отделиться от государ­ства, так как они являются его гражданами с природной стороны. Разумное назначение человека — жить в государ­стве, а если еще нет государства, то есть требование разума, чтобы оно было основано. Государство должно давать раз­решение вступить в него или выйти из него; это, следова­тельно, не зависит от произвола отдельных людей, и госу­дарство зиждется тем самым не на договоре, предпосылкой которого служит произвол. Неверно утверждать, что осно­вание государства зависит от произвола всех, напротив, каждому абсолютно необходимо быть в государстве. Серь­езный прогресс, достигнутый государством в новое время, состоит в том, что оно остается целью в себе и для себя и что каждый не может, как это было в средние века, дей­ствовать по отношению к нему, руководствуясь частными соглашениями.

§ 76

Договор формален, поскольку те два согласия, посред­ством которых осуществляется общая воля,— негативный момент отчуждения вещи и позитивный момент ее приня­тия — разделены между двумя контрагентами — дарствен­ный договор. Реальным же он может быть назван, посколь­ку каждая из обеих договаривающихся воль есть тоталь­ность этих различных моментов и тем самым в одинаковой степени становится и остается собственником — меновой договор.

[130]

Прибавление. Для договора требуются два согласия на две вещи: я хочу приобрести собственность и отказаться от собственности. Реален тот договор, в котором каждый совершает все — отказывается от собственности и приоб­ретает ее, оставаясь в самом отказе собственником. Формален тот договор, по которому лишь одна сторона приобретает собственность или отказывается от нее.

§ 77

Поскольку в реальном договоре каждый сохраняет ту же собственность, с которой он вступает в договор и от которой он одновременно отказывается, то эта остающаяся тождественной собственность отлична в качестве в себе сущей в договоре от внешних вещей, которые при обмене меняют собственника. Она — ценность, по которой предме­ты договора при всем внешнем качественном различии ве­щей равны друг другу, есть их всеобщее (§ 63).

Примечание. Определение, что laesio enormis39 аннули­рует взятые на себя в договоре обязательства, имеет, таким образом, свой источник в понятии договора и, ближе, в том моменте, что лицо, вступившее в договор посредством от­чуждения своей собственности, остается собственником и, в более точном определении, в количественном отношении таким же. Нанесенный ущерб был бы не только огромен (таковым он считается, если превышает половину ценно­сти), но и бесконечен, если бы в договоре или вообще стипуляции шла речь об отчуждении неотчуждаемого имуще­ства. Стипуляция отличается от договора прежде всего по своему содержанию — тем, что она являет собой отдельную часть или момент всего договора, затем также и тем, что она представляет собой формальное установление договора; об этом будет сказано позже. С этой стороны она содер­жит только формальное определение договора — согласие одной стороны нечто совершить и согласие другой при­нять это; поэтому ее причисляли к так называемым одно­сторонним договорам. Деление договоров на односторонние и двусторонние, так же как и другие деления их в римском праве,— частью поверхностные сопоставления по отдель­ному, часто внешнему признаку, такому, например, как способ и характер формального аспекта, частью же в них смешиваются среди прочего определения, касающиеся самой природы договора, и определения, которые отно­сятся лишь к осуществлению права (actiones) и правовым

[131]

действиям, согласно позитивному закону, часто же проис­ходят из совершенно внешних обстоятельств и противоре­чат понятию права.

§ 78

Различие между собственностью и владением, субстан­циальной и внешней сторонами (§ 45), превращается в договоре в различие между общей волей как соглашением и осуществлением его посредством выполнения. Заклю­ченное соглашение есть в отличие от выполнения для себя представляемое, которому поэтому, согласно своеоб­разному способу наличного бытия представлений в знаках (Энциклопедия философских наук, § 458 и след.), надле­жит дать особое наличное бытие в выражении стипуляции посредством формальных жестов и других символических действий, в особенности с помощью определенного объяс­нения посредством речи, элемента, наиболее достойного духовного представления.

Примечание. Стипуляция по этому определению есть, правда, форма, посредством которой содержание, заклю­ченное в договоре, имеет свое наличное бытие пока только как представляемое. Но представление есть лишь форма и не имеет такого смысла, будто содержание есть еще нечто субъективное, которое можно желать и хотеть таким или иным, но содержание есть совершенное волей оконча­тельное решение об этом предмете.

Прибавление. Подобно тому как в учении о собственно­сти мы имели различие между собственностью и владе­нием, между субстанциальным и лишь внешним, так в до­говоре мы имеем различие между общей волей как согла­шением и особенной волей как выполнением. Природа договора предусматривает, чтобы проявлялась как общая, так и особенная воля, потому что здесь воля относится к воле. Соглашение, проявляющееся в знаке, с одной сто­роны, и выполнение — с другой, у цивилизованных наро­дов разделены, тогда как у примитивных народов они могут совпадать. В лесах Цейлона существует ведущий тор­говлю народ: люди выкладывают свою собственность и спокойно ждут, пока придут другие и предложат в обмен свою; здесь немое волеизъявление не различается от вы­полнения.

§ 79

Стипуляция содержит сторону воли, тем самым и суб­станциальный правовой элемент в договоре, по отношению

[132]

к которому сохраняющееся еще, пока договор не выполнен, владение есть для себя лишь внешнее, имеющее свое определение только в этом аспекте. Посредством стипуляции я отказался от своей собственности и от особенного произвола по отношению к ней; она стала уже собственно­стью другого, поэтому стипуляция юридически непосред­ственно обязывает меня к выполнению.

Примечание. Различие между простым обещанием и до­говором заключается в том, что при обещании то, что я хочу подарить, сделать, выполнить, выражено как относя­щееся к будущему и остается еще субъективным определе­нием моей воли, которое я поэтому могу еще изменить. На­против, стипуляция договора уже сама есть наличное бытие решения моей воли в том смысле, что я отчуждаю мою вещь, что она уже теперь перестала быть моей собствен­ностью и я уже признаю ее собственностью другого. Разли­чие в римском праве между pactum и contractus — разли­чие дурного рода. Фихте40 когда-то высказал утверждение, что обязательство соблюдать договор вступает для меня в силу лишь с того момента, когда мой контрагент присту­пает к выполнению своего обязательства, ибо до этого я не уверен в том, серьезно ли относился другой к своему заяв­лению; поэтому обязательство до выполнения носит по своей природе только моральный, а не правовой характер. Однако изъявление стипуляции не есть изъявление вооб­ще, а содержит установленную общую волю, в которой произвол умонастроения и его изменения снят. Речь, сле­довательно, идет не о том, что другой мог быть или стать б глубине души иначе настроенным, а о том, имеет ли он на это право. Возможность неправового произвола я сохраняю и тогда, когда другой уже начинает выполнять свои обяза­тельства. Это воззрение Фихте сразу же обнаруживает свою ничтожность тем, что правовое в договоре основано на дур­ной бесконечности, на процессе, уходящем в бесконечность, на бесконечной делимости времени, материи, деятельности и т. д. Наличное бытие, которое воля имеет в формальности жеста или в для себя определенной речи, есть уже ее — как интеллектуальной воли — полное наличное бытие, по отно­шению к которому выполнение является лишенным са­мости следствием. То, что в позитивном праве существуют так называемые реальные контракты в отличие от так на­зываемых консенсуальных контрактов в том смысле, что первые рассматриваются как имеющие полную силу лишь в том случае, если к согласию присоединяется действи­тельное выполнение (res, traditio rei), к делу не относится.

[133]

Реальные контракты частью представляют собой особые случаи, когда эта передача только и делает для меня воз­можным выполнить со своей стороны свое обязательство и выполнение моего обязательства относится лишь к вещи, поскольку она будет в моих руках, как, например, при ссуде, контракте о займе и передаче на хранение (это может относиться и к другим договорам),— обстоятель­ство, которое касается не природы отношения стипуляции к выполнению обязательств, а самого способа их выпол­нения; частью же здесь вообще предоставляется произволу устанавливать в договоре, что выполнение обязательств одной стороной проистекает не из договора как такового, а только из выполнения обязательств другой стороной.

§ 80

Деление договоров и основанное на этом осмысленное рассмотрение их видов следует черпать не во внешних об­стоятельствах, а в различиях, лежащих в природе самого договора. Это различия между формальным и реальным договором, затем между собственностью, владением и по­треблением, между ценностью и специфической вещью. Тем самым мы получаем следующие виды (данное здесь деление в целом совпадает с Кантовым делением, данным в «Metaphysische Anfangsgrunde der Rechtslehre41. S. 120 ff., и давно можно было бы ожидать, что это разумное деление вытеснит обычную рутину деления договоров на реальные и консенсуальные, названные и неназванные контракты и т. п.).

А. Дарственный договор, а именно:

1) передача вещи, так называемое дарение в собствен­ном смысле;

2) предоставление вещи на время как дарение ее части или ограниченного пользования ею и ее потребления; пре­доставивший вещь в пользование остается при этом ее собственником (mutuum и commodatum без процентов). При этом вещь может быть специфической, или, даже бу­дучи таковой, рассматриваться как всеобщая, или, нако­нец, считаться (как деньги) для себя всеобщей;

3) дарение услуги вообще, например простого хране­ния собственности (depositum). Дарение вещи с особым условием, что другой станет ее собственником только после

[134]

смерти дарителя, т. е. когда тот уже и так не есть больше собственник; завещательное распоряжение не лежит в по­нятии договора, а предполагает существование граждан­ского общества и позитивного законодательства.

В. Меновой договор

1) Мена как таковая:

α) обмен вещи вообще, т. е. специфической вещи, на другую, равную ей вещь;

β) купля или продажа (eintio venditio); обмен специ­фической вещи на вещь, которая определена как всеоб­щая, т. е. которая действует как ценность и не имеет дру­гого специфического назначения к использованию,— на деньги.

2) Отдача внаем (locatio conductio), отчуждение вре­менного пользования собственностью за наемную плату, а именно:

α) специфической вещью, собственно отдача внаем, или β) всеобщей вещью, так что заимодавец остается лишь ее собственником, или, что то же самое, собственником ее ценности,— заем (mutuum, в первом случае — также commodatum с платой за наем; дальнейший эмпирический характер вещи — палка ли она, утварь, дом и т. д., res fungibilis или поп fungibilis — влечет за собой, как при одалживании, дарение № 2, другие, особенные, впрочем не имеющие большого значения, определения).

3) Договор о платном найме (locatio орегае), отчужде­ние моей производительности или услуг, поскольку они отчуждаемы, на ограниченное время или с каким-либо другим ограничением (см. § 67).

Этому родствен мандат и другие договоры, при кото­рых выполнение обязательств покоится на характере и до­верии или на высших талантах и выступает несоизмери­мость выполненного с внешней ценностью (именуемой здесь не платой, а гонораром).

С. Восполнение договора (cautio) обеспечением посредством залога

Примечание. По договорам, которым я отчуждаю поль­зование вещью, я уже не владею ей, но все еще оста­юсь ее собственником (как при сдаче внаем). Затем я могу по меновым договорам, по договорам купли-продажи, а так­же по дарственным договорам стать собственником вещи

[135]

еще не вступив во владение ею, как и вообще такое разделение происходит в отношении какого бы то ни было выполнения обязательства, если не имеет места одновре­менное выполнение своих обязательств обоими контр­агентами. При залоге я либо остаюсь действительным владельцем ценности, которая все еще или уже моя соб­ственность, либо в другом случае я получаю такую воз­можность, не владея специфической вещью, которую я пе­редаю другому и которая сделается моей потом. Эта спе­цифическая вещь есть при залоге моя собственность, но лишь по ценности моей собственности, предоставленной другому во владение, или собственности, которую другой должен предоставить мне; со стороны ее специфического характера и ее прибавочной стоимости она остается соб­ственностью залогодателя. Залог есть поэтому не договор, а стипуляция (§ 77) — момент, дополняющий договор в отношении владения собственностью. Ипотека, поручи­тельство суть лишь частные формы залога.

Прибавление. При рассмотрении договора мы провели различение, согласно которому посредством соглашения (стипуляции) собственность, правда, становится моей, но я не владею ею и обретаю это владение только посред­ством выполнения обязательства. Если же я собственник с самого начала, то целью залогового обеспечения явля­ется, чтобы я одновременно вступил и во владение цен­ностью собственности и, таким образом, уже в соглашении было обеспечено выполнение договора. Особым видом зало­гового обеспечения является поручительство, при котором кто-либо предоставляет свое обещание, свой кредит как гарантию выполнения моих обязательств. Здесь посред­ством лица осуществляется то, что при залоге осуще­ствляется лишь вещно.

§ 81

В отношении непосредственных лиц друг к другу вооб­ще их воля есть столь же особенная, сколь в себе тожде­ственная и сообща положенная ими в договоре. Поскольку они непосредственные лица, совпадение их особенной воли с в себе сущей волей, которая существует лишь посред­ством особенной воли, случайно. В качестве особенной воли, для себя от всеобщей воли отличной, она высту­пает в произволе и случайности усмотрения и воления, противного тому, что есть в себе право; это — неправо.

Примечание. Переход к неправу основан на высшей логической необходимости того, чтобы моменты понятия —

[136]

здесь право в себе, или воля как всеобщая, и право в его существовании, которое и есть особенность воли,— были положены как для себя разные, что принадлежит к аб страктной реальности понятия. Но эта особенность воли для себя есть произвол и случайность, от которых я отка­зался в договоре лишь как от произвола по отношению к единичной вещи, а не как от произвола и случайности самой воли.

Прибавление. В договоре мы имели отношение двух воль как некоего общего. Но эта тождественная воля есть лишь относительно всеобщая, положенная всеобщая воля и, следовательно, еще находится в противоположности осо­бенной воле. В договоре, в соглашении, правда, заключено право требовать выполнения обязательства; однако оно в свою очередь дело особенной воли, которая в качестве таковой может действовать противно в себе сущему праву. Здесь, следовательно, появляется отрицание, которое уже раньше заключалось во в себе сущей воле; это отрицание и есть неправо. Ход развития вообще состоит в том, чтобы очистить волю от ее непосредственности и таким обра­зом вызвать из ее общности особенность, которая высту­пает против этой общности. В договоре приходящие к соглашению стороны еще сохраняют свою особенную волю; следовательно, договор еще не вышел за пределы произвола и тем самым он остается во власти неправа.

РАЗДЕЛ ТРЕТИЙ

НЕПРАВО (UNRECHT)

§ 82

В договоре право в себе как положенное есть его вну­тренняя всеобщность как общее произвола и особенной воли. Это явление права, в котором оно и его существенное наличное бытие, особенная воля, непосредственно, т. е. слу­чайно, совпадают, переходит в неправе в видимость — в противопоставление друг другу права в себе и особен­ной воли, в которой право в себе становится особенным правом. Однако истина этой видимости состоит в том, что она ничтожна и что право восстанавливается посредством отрицания этого своего отрицания; посредством этого процесса своего опосредования, возвращения к себе из сво­его отрицания, оно определяет себя как действительное и действующее, тогда как вначале оно было только в себе и нечто непосредственное.

Прибавление. Право в себе, всеобщая воля, как суще-

[137]

ственно определяемое особенной волей, находится в отно­шении к несущественному. Это отношение сущности к ее явлению. Хотя явление и соответствует сущности, оно, рассматриваемое с другой стороны, несоответственно ей, ибо явление есть ступень случайности, сущность в ее отно­шении к несущественному. В неправе же явление дви­жется к видимости. Видимость есть наличное бытие, не­соответственное сущности, пустое отделение и положенность сущности, так что в обеих различие выступает как разность. Поэтому видимость есть неистинное, которое, желая быть для себя, исчезает, и в этом исчезновении сущность показала себя как сущность, т. е. как власть. Сущность подвергла отрицанию свое отрицание и таким об­разом вышла укрепленной. Неправо есть такая видимость, и посредством ее исчезновения право получает определение прочного и действующего. То, что мы здесь назвали сущ­ностью, есть право в себе, по отношению к которому особенная воля снимает себя как неистинную. Если раньше право имело лишь непосредственное бытие, то теперь, воз­вратившись из своего отрицания, оно становится действи­тельным, ибо действительность есть то, что действует и со­храняет себя в своем инобытии, тогда как непосредственное еще восприимчиво к отрицанию.

§ 83

Право, которое в качестве особенного и, следовательно, многообразного получает в противоположность своей в себе сущей всеобщности и простоте форму видимости, есть такая видимость частью в себе или непосредственно, частью полагается как видимость посредством субъекта, частью вообще как ничтожное; это непреднамеренное или гражданское неправо, обман и преступление.

Прибавление. Неправо есть, следовательно, видимость сущности, полагающая себя как самостоятельную. Если видимость есть только в себе, а не также и для себя, т. е. если неправо представляется мне правом, то это неправо непреднамеренно. Здесь видимость для права, но не для меня. Второй вид неправа — обман. Здесь неправо не есть видимость для права в себе, но проявляется в том, что я представляю другому видимость как право. Когда я обма­нываю, право есть для меня видимость. В первом случае неправо было видимостью для права; во втором — для меня самого, в ком воплощено неправо, право есть лишь видимость. И наконец, третий вид неправа есть преступле­ние. Оно есть неправо в себе и для меня: здесь я хочу

[138]

неправа и не прибегаю даже к видимости права. Тот, по отношению к которому совершается преступление, и не должен рассматривать в себе и для себя сущее неправо как право. Различие между преступлением и обманом сос­тоит в том, что в обмане в форме его совершения еще заключено признание права, чего уже нет в преступлении.

A. Непреднамеренное неправо

§ 84

Поскольку воля есть в себе всеобщее, вступление во владение (§ 54) и договор для себя и по их особенным ви­дам, представляющие собой ближайшим образом различ­ные проявления и следствия моей воли, суть основания права в отношении признания другими. Во внеположенности друг другу и многообразии оснований права заключено то, что они в отношении к одной и той же вещи могут при­надлежать различным лицам, каждое из которых, исходя из своего особого основания права, рассматривает вещь как свою собственность; из этого возникают правовые колли­зии.

§ 85

Такая коллизия, в которой изъявление притязания на вещь исходит из правового основания и которая составляет сферу гражданского правового спора, содержит признание права как чего-то всеобщего и решающего, так что вещь должна принадлежать тому, кто имеет на это право. Спор касается лишь подведения вещи под собственность той или другой стороны; это простое отрицательное суждение, в котором в предикате мое отрицается лишь особенное.

§ 86

У сторон признание права связано с противоположным особенным интересом и со столь же противоположным воззрением. Против этой видимости сразу же выступает б ней самой (предш. §) как представляемое и требуемое право в себе. Однако сначала оно выступает только как долженствование, ибо еще нет такой воли, которая осво­бодилась бы от непосредственности интереса и имела бы в качестве особенной воли своей целью всеобщую волю; она также не определена здесь как такая признанная действительность, перед лицом которой стороны отказа­лись бы от своего особенного воззрения и интереса.

Прибавление. То, что есть в себе право, имеет опреде-

[139]

ленное основание, и мое неправо, которое я считаю правом, я тоже защищаю, руководствуясь каким-либо основанием. По самой своей природе конечное и особенное неизбежно допускают случайности; следовательно, коллизии должны здесь возникать, ибо мы находимся на ступени конечного. Это первое неправо отрицает только особенную волю, ко всеобщему же праву уважение сохраняется; следова­тельно, это вообще самое незначительное неправо. Если я говорю, что роза не красная, то я все-таки признаю, что она имеет цвет, поэтому я не отрицаю род, а отрицаю лишь особенное, красный цвет. Так же и здесь признается право, каждое лицо хочет правого и добивается лишь того, чтобы с ним поступили в соответствии с правом; его непра­во состоит только в том, что оно считает правом то, чего оно хочет.

В. Обман

§ 87

Право в себе в его отличие от права как особенного и налично сущего определено, правда, в качестве требуемого как существенное, но есть вместе с тем в этом своем качестве только требуемое, с этой стороны нечто лишь субъективное, тем самым несущественное и только кажу­щееся. Так, всеобщее, низведенное особенной волей до чего-то только кажущегося — в договоре ближайшим об­разом в лишь внешнюю общность воли,— есть обман.

Прибавление. На этой второй ступени неправа отно­сятся с уважением к особенной воле, но не к всеобщему праву. При обмане особенная воля не нарушается, так как обманутого заставляют верить, что с ним поступают соот­ветственно праву. Следовательно, требуемое право поло­жено как субъективное и только кажущееся, что и состав­ляет обман.

§ 88

По договору я приобретаю собственность в виде особен­ного характера вещи и вместе с тем по ее внутренней все­общности частью по ценности, частью же из собственности другого. Вследствие произвола другого мне могут предста­вить в отношении этого ложную видимость, так что договор в качестве обоюдного свободного менового соглашения об этой вещи окажется правильным по ее непосредственной единичности, но в нем будет отсутствовать сторона в себе

[140]

сущего всеобщего. (Бесконечное суждение по его позитив­ному выражению или тождественному суждению.)42

§ 89

Чтобы против принятия вещи только как этой и против только мнящей, а также произвольной воли объективное или всеобщее было частью узнано в качестве ценности, частью имело силу в качестве права, частью же чтобы противный праву субъективный произвол снимался,— все это пока здесь также только требование.

Прибавление. За гражданское и непреднамеренное неправо не полагается наказания, ибо я здесь не хотел ничего противоречащего праву. Напротив, обман влечет за собой наказание, ибо здесь речь идет о нарушении права.

С. Принуждение и преступление

§ 90

В том обстоятельстве, что в собственности моя воля вкладывает себя во внешнюю вещь, заключается, что так же, как она в этой вещи рефлектируется, она берется вместе с ней и полагается под власть необходимости. Воля может в этой вещи частью вообще подвергаться насилию, частью может быть вынуждена насилием согласиться в качестве условия какого-либо владения или позитивного бытия на жертву или какое-либо действие — подвер­гнуться принуждению.

Прибавление. Подлинное неправо представляет собой преступление, в котором не уважается ни право в себе, ни право, каким оно мне кажется, в котором, следовательно, нарушены обе стороны, объективная и субъективная.

§ 91

Человека можно как живое существо принудить (bezwungen werden), т. е. подчинить власти других его физи­ческую и вообще внешнюю сторону, но свободная воля в себе и для себя принуждена быть не может (§5), разве только поскольку она сама не отступает из внешнего, в котором ее удерживают, или из представления о нем (§ 7). Принудить к чему-то можно только того, кто хочет, чтобы его принудили.

Дата добавления: 2014-10-31