II.. Библия как дело рук и ума человеческого

Библия, как было сказано выше, кроме своей божественности, носит на себе еще печать человечности. Прежде все­го, она написана не на каких-либо неведомых для нас — на­пример ангельских — языках⁸⁴, а на обыкновенных челове­ческих. Иначе и быть не могло. Если бы Бог открыл нам Свою волю не чрез обычные способы общения и понима­ния человеческого, то мы никогда бы не узнали, в чем она заключается. Разве только ключ был бы приложен к ее по­ниманию. Отсюда вытекает первая обязанность для жела­ющего изучать и толковать Слово Божие — знать ори­гинальные языки Библии.

• Оригинальные языки Библии

Книги Священного Писания написаны на трех языках: еврейском (древнем), арамейском (иначе халдейском⁸⁵, или сирохалдейском) и греческом, так называемом «об­щем», языке, η κοινη ⁸⁶. Необходимость изучения этих язы­ков для берущегося толковать Библию открывается из глу­бокого различия, прямо-таки пропасти, лежащей между миросозерцанием и образом мышления семита (или даже грека) и европейца. Нужно через очень и очень частое, еже­дневное чтение привыкнуть к чрезвычайной образности языка ветхозаветной (и даже новозаветной) Библии, к ее поразительным метафорам, чтобы научиться хотя немного понимать мысль ее авторов и находить наслаждение в кажущихся странными на первых порах выражениях. Не постигнув духа языка библейского, мы ничего не пой­мем в Библии. Выражения и мысли ее даже с внешней сто­роны будут для нас дики, нелепы, неприемлемы, иногда прямо безнравственны. Это сказывается уже в нашем рус­ском переводе. Так, вместо того, чтобы сказать мирный (че­ловек), Христос говорит «сын мира» (Лк. 10, 6); при входе в дом Иаира Он «видит молву»* (* Пример взят из славянской Библии. — Прим, составителя.) (Мк. 5, 38); по Иову, вме­сто совести укорять человека должно «сердце» (Иов. 27, б)⁸⁷. Некоторые из подобных выражений фигурального ха­рактера явились когда-то и являются до сих пор для мно­гих камнем преткновения или соблазна. Например, слова Христа: «Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь... не может Мой быти ученик» (Лк. 14, 26). Но дело просто. Это — гебраизм, происходящий оттого, что в еврейском языке (а также и в сирохалдейском, на котором говорил Господь Иисус Христос),

-103-

хотя и есть отдель­ные слова для выражения любви и ненависти, но для выра­жения оттенков этих чувств терминов не имеется. Поэтому Господь, чтобы выразить мысль, что не должно предпочи­тать Ему своих отца и матери, высказался вышеуказан­ным образом. Но св. Матфей, переводя на греческий язык не буквальные слова Христа, а только мысль, заключающу­юся в них, говорит уже иначе, что совершенно понятно и для нас (Мф. 10, 37).

И таких выражений немало. Все это надо понимать. И «если некоторые изречения Свящ. Писания, — скажу вместе с одним славным отшельником Древнего Египта, аввою Сереном⁸⁸, которого цитирует преп. Иоанн Кассиан⁸⁹, — не будут уточнены аллегорическим изъяснением и умягчены испытанием духовного огня, то без причине­ния расстройства никак не послужат спасительною пищею для внутреннего человека, и от принятия их последует больше вред, нежели какая-либо польза, каковы следую­щие: да будут чресла ваши препоясаны и светильники горящи (Лк. 12, 35). У кого нет меча, продай одежду свою и купи меч (Лк. 22, 36)⁹⁰. Кто не берет креста своего и следует за Мною, тот недостоин Меня (Мф. 10, 38)». «Некоторые весьма строгие монахи, — прибавляет св. отец, — имеющие ревность Божию, но не по разуму (Рим. 10, 2), понимая это просто, сделали себе деревянные кресты и, нося их посто­янно на плечах, всем видящим доставили не назидание, а смех». В наше время то же действие вызвал во многих своим переводом Евангелия Л. Толстой. Незнание им гре­ческого языка заставило его наделать при переводе Еван­гелия множество ошибок (иной выразился бы даже — глу­постей), которые, может быть, и в состоянии произвести впечатление своей либеральностью на неграмотных и на ищущих «свободы» и «независимости» в суждениях, но знающих дело заставляют только краснеть за человека, которого почитают столь умным⁹¹. Другие лица споткну­лись на иных вещах, пытаясь разбираться в Библии по русскому переводу, да притом еще не зная даже и русской грамматики. Но известно, что никакой перевод, хотя бы и самый совершенный, не может в точности передать ге­ния чужого языка, тем более языки романские — духа вос­точных.

-104-

Необходимость изучения Священного Писания в подлиннике открывается и с положительной стороны. Нами должна руководить не только боязнь впасть в ошибки ере­тиков и попасть на путь заблуждения и непонимания священного текста, но и желание читать его таким, каков он есть, а не чрез посредство перевода, который сам по себе есть уже род толкования и понимания божественной мыс­ли, а не подлинная она сама.

А сколько новых понятий в Библии, основных в христи­анстве, на которых зиждется наше спасение: евангелие (Мк. 1, 15: (το ευαγγελιον), оправдание (Рим. 8, 4: (το δικαιωμα), ис­купление (Еф. 1, 7: Ю (η απολυτρωσιν), благодать (Ин. 1, 16: (η χαρις) и так далее. Все это новые слова, и они имеют не тот смысл, какой имели раньше в классическом языке. Приме­ром может служить отрывок из Деяний святых апостолов (25, 3), где слово η χαρις как раз сохранило свои оба (раз­ные) значения: в русском переводе — основное, языческо-классическое, а в славянском — производное, христианско-богословское. Поэтому на желающем серьезно размышлять и любомудрстововать над Библией лежит обязанность ос­новательного изучения языка со стороны построения, про­исхождения, образования слов и тому подобное.

Вообще на эту тему можно много говорить, а вывод из всего этого один и таков: если не знаешь в совершенстве языков семитических и классических — не берись за толко­вание Библии, а если и знаешь их, тоже не берись, пока не приобретешь духовного разума. Достаточно тебе для спасе­ния уже существующих толкований святых отцов.

Перейдем теперь к изучению иных вспомогательных средств, необходимых для правильного изучения и пони­мания Свящ. Писания с его литературной стороны.

• Контекст

Контекстом называется логическая и грамматическая связь между отдельными мыслями и предложениями, со­ставляющими с разбираемым и толкуемым местом одно целое. Второе важное правило библейской ерминевтики требует, чтобы толковник не выхватывал отдельные поло­жения из священного текста по своему усмотрению и про­изволу, а брал их всегда в контексте, в связи со всем преды­дущим и последующим. Это же требование он должен предъявлять и ко всякому новому, чужому толкованию, то есть должен сверяться, не противоречит ли оно, это предложенное толкование, контексту.

-105-

Это предохраняет от очень важных и серьезных ошибок и бед. Например, из слов апостола праведнику закон не лежит (1 Тим. 1, 9) или несте под законом, но под благодатшо (Рим. 6, 14) че­ловек с сектантским образом мыслей, хлыстовского на­правления, пожалуй, выведет для себя толкование, оправ­дывающее его худой образ жизни и свободное удовлетворе­ние своих страстей, однако контекст, то есть состав речи всего места в Рим. 6, 12-15, грозно его обличает.

Важность принятия во внимание контекста речи выяс­няет такой величайший знаток и толкователь Свящ. Писа­ния, как св. Иоанн Златоуст⁹². Взяв в рассмотрение нароч­но очень трудное и противоречивое место из Библии (Иер. 10, 23), он, начиная его толковать, говорит, между прочим, следующее:

«Мы исследуем не только это изречение: несть человеку путь его, но и весь ход речи, — о ком оно сказано, кем, ко­му, для чего, когда и как. Недостаточно сказать о чем-ни­будь, что оно написано в Писаниях, и не должно прямо, вы­хватывая слова и отрывая члены от тела богодухновенных Писаний, брать их отдельно и без взаимной их связи и про­извольно и безотчетно искажать их. Таким образом вошли в нашу жизнь многие неправые мнения, по действию диавола, который научает людей беспечных превратно толко­вать заключающееся в Писаниях и, прибавляя или убав­ляя, помрачать истину. Потому недостаточно сказать о чем-нибудь, что это написано в Писании, но должно чи­тать в целой связи речи, потому что если мы будем разры­вать совокупность и связь изречений между собою, то про­изойдут многие дурные мнения».

Чтобы наглядно выявить и выпукло представить от­дельные части известной книги библейской или какого-ли­бо отдела ее с внутренним, связанным логически содержа­нием, мы должны предписать себе к неуклонному руковод­ству и исполнению следующие правила:

1. Не забывать, что логическое, контекстуальное содер­жание отдельных так называемых пассажей, то есть подле­жащих изъяснению мест Свящ. Писания, очень часто не совпадает с его формальным делением на книги, главы и стихи.

2. Выяснить значение этих мест по отношению ко всему отрывку и раскрыть их логическое и грамматическое взаи­моотношение, то есть рассмотреть,

-106-

являются ли они предпосылками и обоснованием для дальнейших умозаключений священного автора или же сами служат выводом для преды­дущих рассуждений последнего; может быть, также эти мес­та служат чисто вводной частью, независимой от главной мысли и доказательства, которое еще нужно отыскать.

3. Помнить, что логика Божественная не обязана следо­вать непременно правилам построения силлогизмов и со­ритов аристотелевской логики, особенно как они изложе­ны в гимназических и семинарских учебниках, и вдохно­венный, энтузиастический, порывистый строй и ход мыс­лей горящего духом или пламенеющего умом какого-либо пророка, апостола или даже самого Христа нельзя уклады­вать в прокрустово ложе наших рассудочных схем и грубых дебелых способов мышления согласно формальной логике. Господь часто давал Свои ответы не на предлагаемые во­просы, а на мысли предлагавших их. Примеры: Мф. 8, 20; 11, 7; 12, 48; Лк. 7, 24; Ин. 7, 6; Мк. 12, 18-27 (в вопросе ст., 23 содержится как бы вера даже в воскресение)⁹³. Посему употреблять бессильные и напрасные потуги так называемого здравого смысла для обязательного придумывания связи между отдельными речами или частями их у священ­ных авторов не стяжавшими разума духовного не всегда рекомендуется и возможно⁹⁴.

4. При расчленении (анализе) и разделении Свящ. Пи­сания на составные части можно, конечно, пользоваться и внешними данными строения речи библейских авторов синтаксического, хронологического и другого характера, потому что предыдущим правилом законы человеческого мышления ведь не отрицаются и не отменяются, но только ограничиваются в своем формальном применении (Лев. 2, 1,4;Ис. 14, 27, 28; Дан. 12,5).

• Параллелизм

Выше было замечено вскользь, что Свящ. Предание по­могает усваивать темные места и недомолвки Свящ. Писа­ния. Теперь покажем, как само Писание может помочь ис­следующему его в понимании и отыскании правильного смысла. Это достигается посредством применения и соотнесения параллельных мест. Святые отцы и учители Церкви (Климент Александрийский, Ориген, Августин, Златоуст и др.), так любившие Свящ. Писание и глубоко изучившие его, говорят об этом согласно и определенно. Я здесь приведу свидетельство лишь св. Василия Великого⁹⁵,

-107-

который, толкуя слова пророка Исайи сребро ваше неиску­шено (Ис. 1, 22), говорит: «Что сребром пророк называет слова веры, это доказывается многими местами, особливо же следующим: словеса Господня, словеса чиста, сребро раз-жжено, искушено земли (Пс. 11, 7)». Иными словами, святой отец пользуется для подтверждения известной мыс­ли параллелизмом текстов.

Впрочем, нарушу свое обещание и выпишу еще несколь­ко слов из блаж. Августина, имеющих общее руководящее значение. «Что может быть более достойно важности Свящ. Писания и премудрости Промысла Божия, который дал оное, — восклицает знаменитый отец Западной Церкви, - как не то, чтобы одни и те же слова могли быть понимаемы и изъясняемы посредством различных способов, за досто­верность которых ручалось бы то же самое Писание в дру­гих своих местах, более ясных и определенных?»⁹⁶.

Параллелизм бывает нескольких родов. Прежде всего, его нужно отличать от цитации⁹⁷.

Цитация. Нередко случается, что один священный ав­тор заимствует буквально или не буквально слова у дру­гого библейского писателя. Нужно не упускать случая сравнивать эти цитаты, ибо они иногда сопровождаются пояснительными словами, из которых мысль обеих цитат выглядит яснее. Но только нужно помнить, что ведь люди различны: и еретики, и нечестивцы могут цитировать Свящ. Писание. Поэтому обратим внимание на то, кто ссылается на слова какого-либо священного автора: духоносный, богодухновенный человек или нет? Потому что в последнем случае от приводящего цитату можно ожи­дать, что он исковеркает ее, поймет или истолкует непра­вильно, лукаво, злостно. Книжники и фарисеи постоянно, кажется, цитировали и толковали Свящ. Писание таким образом (Мф. 17, 10; 19, 7; Ин. 7, 41, 52; 12, 34). И Господь обличал их или разъяснял им истинный смысл.

Если цитату приводит священный, богодухновенный автор или Сам Господь Иисус Христос, то и тут не нужно успокаиваться на этом, но следует тщательно исследовать, приведены ли ими слова чужого автора ради доказательст­ва, в подтверждение какого-либо положения или сказаны просто мимоходом, для пояснения своей мысли или ради ее отграничения. Например, употребления цитат Самим Иисусом Христом в проповеди па горе Блаженств (Мф. 5, 21-22, 27-28, 31-32, 33-34) и в назаретской синагоге (Лк. 4, 17-18, 21), всякому видно, разнятся сильно между собою.

-108-

Параллелизм в собственном смысле. Так как каждое сло­во состоит из двух частей — внешней оболочки, самого слововыражения, и внутреннего ядра, его смысла и значения, то и параллелизм бывает двух видов: один определяется внешним сходством слов, а другой — сходственным содер­жанием мыслей.

Первым пользуются особенно тогда, когда для извест­ного слова имеется в Библии одно или несколько подоб­ных же выражений, но с пояснительным добавлением. На­пример, чтобы понять, в каком смысле апостол Павел в Рим. 9, 33 назвал Иисуса Христа Камнем, преткновения (λιθον προσκομματος), стоит только привести параллельное место с большим объемом содержания из Первого Послания апостола Петра (2, 7-8). Из сравнения обоих мест будет ясно видно, что Господь является камнем пре­ткновения и соблазна для тех, которые противятся Его уче­нию и не хотят веровать в Него. Другой пример: 2 Кор. 1,21 (= 1 Ин. 2, 20, 27), где объяснено, в чем состоит помазание, χρισμα.

Второго вида параллелизм (по мыслям, предметам и действиям) приносит большую пользу при разграниче­нии буквального и переносного смысла Божественного Писания. Так, из соотнесения Мф. 10, 38 с 2 Тим. 3, 12 вид­но, что в первой цитате слово крест надо понимать в пере­носном смысле; наоборот, в 1 Кор. 1, 18 то же слово надо понимать уже в буквальном смысле, как это показывают Ин. 19, 17-18 и Мф. 27, 39-44. Еще примеры: Деян. 2, 4 (= Мк. 16, 17); Мф. 8, 11 (о характере и форме загробного бла­женства = Рим. 14, 17).

Пользование параллельными местами, сходными по предметам, лицам и действиям, помогает по нескольким данным отрывкам и словам одной священной книги вос­становить цельную историческую картину со всеми по­дробностями, заимствуя недостающие подробности из дру­гой книги. Это объясняется тем, что библейские писатели, имея намерение дать рассказ о каком-либо священном со­бытии и будучи знакомы с предыдущими трудами в этой области (Лк. 1, 3; 2 Петр. 3, 15-16), дополняют свое изло­жение новыми чертами относительно данного события, именно такими, которые опущены предшествовавшими авторами.

-109-

Так поступил, например, и св. апостол Иоанн Бого­слов, когда последним приступил к составлению своего евангелия: он прочел всех остальных евангелистов и изло­жил в своей книге, главным образом, то, что было ими про­пущено и не изложено⁹⁸. Благодаря всему этому теперь есть возможность, пользуясь вышеуказанным сравнитель­ным способом, восстанавливать по разным малым штрихам или из отрывков, рассеянных по поводу какого-либо одно­го и того же обстоятельства у разных лиц, полную картину сего последнего. Этою возможностью и пользуются соста­вители так называемых четвероевангелий, многочислен­ный ряд которых начинается с первохристианских авторов Татиана (Δια Τεσσαρων), св. Феофила Антиохийского, про­ходит чрез все средние и новые века (на Западе: G. de Perpignan (+ 1312), Ch. de Gerson (Monotessaron), Buisson, Barradas, Salmeron, Coleridge, Pillion, Mechineau, Azibert, Lightfoot, Bengel, Robinson, Tischendorf, Wright и многие другие) и кончается у нас трудами Грегулевича и еп. Фео­фана Затворника («Евангельская история о Боге Сыне»⁹⁹).

Но бывает и наоборот. Иногда библейские авторы в сво­ем изложении при встрече и упоминании о каком-либо со­бытии не считают нужным много о нем распространяться, как уже об известном для всех достаточно и записанном по­дробно у других священных авторов. Однако это самое умолчанное событие может иметь у них громадное значе­ние по истекающим из него богословским и нравственным выводам. Поэтому надо постараться найти в другой книге опущенное первым автором, чтобы этим пояснением вос­пользоваться для получения упомянутых выводов. По­следние, повторяю, могут быть для современников этого писателя ясны, и факты, на которые он намекает, общеиз­вестны, но для нас, без помощи иных данных, являются темными и непонятными. Например, если читающий Биб­лию не воспользуется главой 19 книги Судей, то он никог­да не поймет, что это за бездна нравственного развращения, в которую израильтяне впали после смерти Иисуса Навина и на которую пророк Осия решился только намекнуть сло­вами: «Глубоко упали они, развратились, как во дни Гивы...» (Ос. 9, 9). Еще примеры: Мф. 12, 41-42 (с кратким поясне­нием библейских мест Самим Иисусом Христом); Лк. 10, 12 = Втор. 19; Лк. 10, 13 = Ин. 23; Иез. 26-28.

-110-

Параллелизм, о котором идет речь, служит, наконец, к точному очерчиванию библейских понятий и установле­нию определенных границ при раскрытии смысла некото­рых сжатых выражений Свящ. Писания или, наоборот, слишком широких по своим мыслям. Ввести мысль биб­лейского автора в точные рамки общей идеологии Библии можно с помощью параллелизма этого рода. Например, возьмем слова св. апостола Петра из его Второго послания (1, 19): Мы имеем вернейшее пророческое слово. Их нельзя понимать в буквальном узком смысле единственного про­рочества о «силе и пришествии Господа нашего Иисуса Христа», каковые апостол возвещал выше (ст. 16), но, взяв их под углом зрения иных мест Библии, например Первого послания того же апостола (1 Петр. 1, 10-11), Мф. 2, 6; 12, 18—21 (= Ис. 42, 1-4), мы легко найдем, что смысл выше­приведенных его слов должно распространить до пределов значения пророческих речений о Христе вообще. Наоборот, места 3, 17 и 12, 47 у Иоанна Богослова суживаются и огра­ничиваются в своем идейном содержании словами того же евангелиста (3, 18 и 9, 39), и надо немало духовного разума и богословского развития, чтобы установить истинное зна­чение указанных мест даже при наличии этих определяю­щих параллельных текстов (Ин. 3, 18 и 9, 39).

Здесь мы наталкиваемся на антиномический паралле­лизм (так назову я его), или противоречия (антилогии). Дело заключается в том, что при сравнении двух или не­скольких мест в Библии как будто имеется существенное разногласие у священных авторов в изложении одного и того же предмета или события, что, конечно, и недостой­но их, и невероятно. Если принять во внимание, что такие противоречия встречаются нередко как раз в самых доро­гих для каждого верующего местах Свящ. Писания, и при­том в отношении предметов часто великой догматической важности, то попятно будет смущение неопытного и ко­леблющегося ума, пускающегося исследовать Слово Бо-жие. Очень многие из сомневающихся, а главное гордых, людей не выдержали этого искушения и не только пошат­нулись (это еще не велика беда — редко ведь кто проносит теперь по базару жизни свой светильник веры непоколеблемым под напором сильных ветров неверия и страстей), но и пали, и даже погибли.

Бесконечная цепь душ, погибших в бездне сомнений или бесполезно-гордостных попыток разрешить самостоятельно библейские противоречия, тянется на протяжении всей истории христианства.

-111-

Нет нужды приводить имена этих обольщенных и обольстившихся людей, приведем лучше имена тех авторов, которые выступали против них в защиту подлинности и достоверности критикуемых мест Писания и так или иначе отстаивали истину христианства. Вот некоторые из них: Татиан (t 180 г.), св. Феофил Анти-охийский (+ 181 г.), св. Ириней Лионский (+ 202 г.), Тер-туллиан (+ ок. 211 г.), Климент Александрийский (t 217 г.), Ориген (+ 254 г.), св. Мефодий Патарский (+ ок. 312 г.) и много других отцов, которых имена и даже самые сочине­ния настолько известны, что не нуждаются в упоминании.

Специальных трудов и имен русских библеистов и экзе­гетов новейшего времени по данному вопросу — каковых сочинений следовало бы ожидать по причине все более и более усиливающегося неверия, — к стыду и осуждению нашему (на Страшном Суде), еще не появлялось. Из като­ликов на эту тему писали: Macri¹⁰⁰, Schenk¹⁰¹, A. de Saint-Robert¹⁰², Juvet¹⁰³, Jaugey¹⁰⁴, Mangenot¹⁰⁵ и многие другие.

Продолжим прерванную речь.

Противоречия, которые мутят и раздирают только соб­ственные умы у гордецов, последние приняли за противо­речия Писания. И случилось это от того, что чрез кривое (от греха) зеркало души, да еще закопченное мраком страс­тей, захотели они увидеть чистое Солнце Правды и Исти­ны — Христа, Его прекрасный Лик. Они забыли апостола Павла, который сам — а он ум Христов имел (1 Кор. 2, 16) — оставил в своих писаниях нечто противоречивое и неудобовразумителъное (2 Петр. 3, 16) и сам же воскли­цал в изумлении и немом благоговении пред неисповеди­мыми тайнами Промысла: «О, бездна богатства и премуд­рости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11, 33.) Они забыли это и потому подвергаются тому суду, который изрек на них св. апостол Петр в приведенной выше цитате. Но нам нестыд­но и небесполезно будет послушаться гласа того, который сам в молодости испытал бурю сомнений, страстных вол­нений и глубоких падений в бездну порока, душевных кру­шений при искании веры, смысла и ценности жизни, при занятии философией и учениями современных ему ученых и сектантов и который, наконец, после столь бурно­го плавания вынесенный Промыслом и всемогущею

-112-

Десницею Божиею на обломках своей жизненной ладьи и по­ставленный на твердый берег Церкви Христовой и ее спа­сительных догматов и таинств, в конце своей жизни, как квинтэссенцию своего горького опыта, написал эти крат­кие слова:

«Должно думать и верить всегда, что все, заключающее­ся в Писании, хотя иногда темное для нас, лучше и вернее всех наших мудрований»¹⁰⁶.

Противоречия Библии — мнимые противоречия. Св. Дух, глаголавший в пророках (ср.: Евр. 1, 1), не может ошибаться. Если бы и нашлись явные ошибки, то их надо относить к людям (переписчикам, толкователям). Проти­воречия находятся не в Писаниях, а в наших развращенных душах и растленных грехом умах. Кривое правило и прямое кривит, — говорит ветхозаветный мудрец. Даже внешняя ученость и образованность помогает во многом не видеть противоречий там, где недоучка или окончивший только среднюю школу вязнет в них по колена. Когда кто-либо в моем присутствии не только из простых сектантов, но и так называемых интеллигентов, воспитанных на одной светской литературе, начинает с самоуверенностью обви­нять Библию в непоследовательности, то он производит на меня такое впечатление, как будто (да и на самом деле, ко­нечно, так) человек, которого вы до сих пор считали ум­ным, порядочным и прилично одетым, стал вдруг перед ва­ми показывать всю свою внутреннюю гнусность, начал раз­деваться и совать к вашему носу свое нечистое и грязное белье и всеми силами доказывать, что все это, происходя­щее на ваших глазах, не сон, а настоящая реальность, так что вы, мол, не сомневайтесь, я, дескать, действительно та­ков, а раньше было одно ваше «воображение». Думается - да я и слыхал это от специалистов, — что такое именно впе­чатление получается у последних, когда больной сапожник или скучающая барыня начинают учить врача, как ему должно поступать, или когда ремонтный рабочий начинает критиковать действие инженера-путейца и тому подоб­ное¹⁰⁷. Им просто становится стыдно за невежество чело­века. Как это происходит, трудно объяснить, но невежество это бывает иногда и у ученых — положение, на которое я не раз принужден указывать в своих «Основах». Впрочем, от этого есть польза: смиренные люди становятся еще сми­реннее, а гордецы имеют случай выслушать правду,

-113-

которую им пли стыдятся высказать в лицо, или не высказыва­ют потому, что не ведают ее. Так или иначе, они имеют слу­чай пораздумать и тоже смириться.

Итак, говоря вообще, в большинстве случаев даже про­стое (противополагается мною мистическому постижению истины) глубокое изучение предмета помогает человеку разрешить то или иное противоречие. Три - четыре правила, преподанные на этот счет, помогут начинающему разо­браться самому в каком-либо месте Библии, вызывающем его сомнение своим несогласием с другими текстами отно­сительно того же предмета. Покажу частные способы р приемы научного разрешения антилогий.

1. Прежде всего, при встретившемся несогласии между двумя параллельными текстами необходимо исследовать, действительно ли то же самое событие описывается в текс­те, возбуждающем наше сомнение. Может быть, оно только похоже, и тогда па самом деле существует разница между взятыми под подозрение местами Свящ. Писания. Напри­мер, читаем у Луки (18, 35-43) про исцеление Иисусом Христом в Иерихоне одного слепого, а у Матфея (20, 29-34) про двух. Спрашивается, в чем дело? Внимательное исследование текста показывает, что здесь два разных со­бытия, совершившиеся в одном и том же городе: при входе в Иерихон (Лк. 18, 35) Господь исцелил одного слепца, а при выходе (Мф. 20, 29) — еще двух других. Но у Марка (10, 46) и у Матфея (20, 29-34) одно событие, а что Марк, рассказывая, по-видимому, о последнем случае, говорит только об одном слепце, да и называет его еще по имени, может объясняться тем, что святой евангелист именно его одного знал в лицо, как самого известного в городе. Другие примеры: Мк. 14, 3-9; Лк. 7, 36-50; Ин. 12, 3-8 - Исх. 20, 5; Иез. 18, 20; Втор. 24, 16 - Притч. 4, 23 и Мф. 15, 19.

2. Затем требуется выяснить внутренний мотив описываемых действий и главную мысль двух, якобы про­тиворечивых, мест. Возьмем два текста: «И было после сих происшествий, Бог искушал Авраама» (Быт. 22,1) и «Бог не искушается злом и Сам не искушает никого» (Иак. 1, 13). Очевидно, здесь необходимо точно определить, что называ­ется, собственно, искушением? Понятие это не имеет ус­тойчивого значения и определяется в зависимости от того, кто является действующим и кто — страдательным лицом. Если Бог посылает «искушение»,

-114-

то оно уже не искушение, а испытание кого-либо в какой-нибудь добродетели (на­пример, Иова или, как здесь, Авраама), и страдательным лицом в этом случае является обычно праведник — человек, который в силах понести с радостью это искушение (Иак. 1, 2) и с честью выйти из испытания. Если же искушение приходит со стороны диавола (Мф. 4, 1), или, не вернее ли и ближе к делу сказать, от нашей собственной похоти (в широком смысле, Иак. 1,14), то оно является в собствен­ном (то есть общепринятом) смысле искушением, гранича с чистым соблазном и склонением ко всему срамному, гре­ховному, безнравственному. Действует в данном случае это искушение обычно среди грешников, которые им и прель­щаются. Радоваться здесь, конечно, уже нечему, а надо пла­кать и умолять Бога о прощении. Однако не без попущения Божия происходит и этот вид искушения, ибо, хотя оно и выросло на почве наших личных страстей, но Господь по­пускает ему раскрыться для упражнения нашего в смире­нии и терпении и для сего подает нам силы, чтобы при всей нашей слабости мы могли его побороть (1 Кор. 10, 13). Так что и в этом последнем случае, хотя мы во всем виноваты сами и сами залезли в грязь, но при помощи Божией можем еще выкарабкаться и очиститься. Следовательно, и здесь никак Бога нельзя винить ни в соблазнении нас (ср. запрет­ное древо райское)¹⁰⁸, ни как причину зла, нельзя и оправ­дывать себя, поэтому и сваливать с себя вину на кого-либо другого. Из того же, что одно и то же искушение для одно­го является только испытанием и средством приобрести венцы победные, а для другого рвом погибели¹⁰⁹, следует, что само по себе, по существу, оно не есть искушение, то есть опять-таки приходим к той же самой мысли, что ни Бог не искушает, ни диавол; ничто не может соблазнить и довести человека до погибели, если он сам не пойдет ей навстречу и сознательно не откажется от помощи Бога, хо­тя бы в виде к Нему краткой (и обязательной) молитвы (Мф. 6, 13).

Это кратенькое замечание¹¹⁰ об искушении с выяснени­ем того, в чем существенная разница между двумя одинако­выми по внешности понятиями, может служить примером читателю, как нужно поступать ему и в иных случаях.

3. Необходимо еще принять во внимание цель, которую преследовал священный бытописатель при своем изложе­нии. Может оказаться, что ею исключается описание таких сторон предмета, которые как раз, если бы были налицо, сгладили бы и уничтожили данную противоречивость.

-115-

На­пример, известное место — Мф. 1, 25, которое считается соблазнительным и противоречащим верованию всей Церкви и самому Евангелию (Лк. 1, 26-35), легко объясня­ется, если мы примем во внимание, что святой евангелист Матфей писал свою книгу для иудеев¹¹¹ с целью доказать им плотское происхождение Господа Иисуса Христа как обетованного праотцам Мессии-Богочеловека («Эмману­ила») от семени Авраама — в частности, Его рождение от девы (Мф. 1, 23). Евангелисту нужно было доказать, что до рождения Мессии-Христа все происходило так, как гово­рили пророчества; а что было после Его рождения, об этом он и не имел намерения писать и нелогично было бы об этом у него посему вычитывать¹¹². Другие примеры: Мк. 5, 19 и 8, 26 (здесь как будто противоречит Себе Сам Хрис­тос). Тоже: Мф. 5, 39 и Ин. 18, 23. Еще: Мф. 27, 44 и Лк. 23, 39; Мф. 8, 28 и Мк. 5, 1.

4. Не нужно также забывать и того, что библейский текст на протяжении нескольких веков прошел через тыся­чи рук копиистов и переписчиков. Поэтому множество соб­ственных имен получило теперь иное, сравнительно с пер­воначальным, произношение; цифры (то есть буквы в под­линных текстах; ср. наши славянские) в некоторых местах заменились сходственными другими и т. п. Например, ска­зано в еврейском подлиннике (2 Пар. 22, 2), что Охозии бы­ло 42 года («бэн арбайм ушетайм шана»), когда он воцарил­ся по смерти отца, чего никак не может быть, потому что отец его Норам умер сорока лет (2 Пар. 21, 20). Ошибка (исправленная в русском синодальном переводе) произош­ла очевидно оттого, что переписчики вместо «כב» (22) по­ставили по недосмотру «מב» (42).

Однако строить догадки («конъектуры») относительно того или иного первоначального чтения текста Библии - оружие обоюдоострое. Правда, это излюбленный прием иностранных толкователей ее, у которых списывают* (* См. все русские магистерские диссертации и хотя бы толкова­ния Библии, где постоянно приводятся в пример чужие догадки и поправки еврейского текста и критика его другими авторами (гебраистами). Дело, конечно, лишнее для рядового читателя и к тому же застав­ляющее его краснеть за человека, который хочет хвалиться чужими трудами и знанием — и что самое главное, не понимая в них ни аза.)

-116-

и русские экзегеты (так как, в общем, еврейского языка как следует они не знают), но церковным людям на это льститься не следует. Не нашего ума (разумеется главным образом духовного) это дело. Особенно это относится к восстановлению якобы испорченного текста в тех местах, которые имеют богословское значение, а не касаются того или иного начертания имени или хронологической даты. Ибо если и в самых ясных местах текст Свящ. Писания в настоящее время повсюду возбуждает споры и недоуме­ния, то что можно ожидать и что получится, если будет поз­волено каждому заменять всякое непонятное выражение Библии своим собственным, «более» понятным и ясным?! Впрочем, в отрицательной богословской литературе мы можем видеть, до каких пределов может доходить разнуз­данность научной фантазии и в какую бездну погибели низводить своих обладателей.

5. Наконец, в заключение, нужно помнить самое важ­ное, что есть противоречия — и даже должны быть!¹¹³ — ко­торые мы не в состоянии никогда, живя на земле во грехах, разрешить. Только когда человек достигнет бесстрастия и узрит Божественный Свет¹¹⁴, то есть стяжает ум Христов (1 Кор. 2, 16), тогда они перестанут казаться ему таковыми, но и то не вполне (1 Кор. 13, 12).

Вот примеры догматических антиномий: Рим. 2, 6-9; 2 Кор. 5, 10 (загробное воздаяние всем по делам) и Рим. 4, 5; 9, 11-12; 11, 6 (свободное прощение искупленных благодатию). В Рим. 8, 19-23; 11, 32; 1 Кор. 15/28 как будто го­ворится о всеобщем восстановлении и блаженстве, а на са­мом деле в других местах разъясняется и определяется дво­який конец (Рим. 2, 5-12) и несомненная погибель (2 Кор. 2, 15-16) и вечные муки для тех, кто это заслужил. Мф. 25, 41, 46 — Мс}). 7, 13-14; 1 Кор. 9, 27 (где подчеркивается не­обходимость личного подвига для спасения) и Рим. 9, 16 (где говорится, что спасение не зависит от подвига). Еще: 1 Ин. 3, 6, 9 и 1 Ин. 1,8; Ин. 9, 39 и 12, 47 и другие.

Поэтический параллелизм. Этот вид параллелизма встречается в поэзии и притом составляет существенней­шую ее принадлежность. Так, Притчи Соломона, Псалтирь и другие библейские книги переполнены параллелизмами. Этот род параллелизма, в свою очередь, сам делится на не­сколько видов.

Прежде всего, но связи членов различают:

1. Параллелизм синонимический. Здесь вторая его половина заключает ту же самую мысль, что и первая, и даже в выражениях сходственных. Например,

- 117-

Се бо Бог помогает ми,

И Господь — Заступник души моей. (Пс. 53, 6)

2. Параллелизм антитетический. Здесь вторая полови­на содержит мысль, противопоставляемую той, которая за­ключается в первой половине.

Добродетельная жена — венец для мужа своего;

А позорная — как гниль в костях его (Притч. 12, 4)

3. Параллелизм синтетический. При этом параллелизме второй член раскрывает шире и дополняет мысль, содержа­щуюся в первом члене. Например:

Якоже держай за ошиб пса,

Тако председательствуяй чуждему суду. (Притч. 26, 17)

(Мысль: вмешивающийся в чужую ссору — все равно что хватающий внезапно пса за хвост. Результат понятен.) Затем по числу членов бывает:

4. Параллелизм двустишный, то есть состоящий из двух стихов, или членов, как мы это видим, например, во всех приведенных выше случаях.

5. Параллелизм трехстишный — из трех членов. Например:

Как сбивание молока производит масло,

Толчок в нас производит кровь,

Так и возбуждение гнева производит ссору.

(Притч. 30, 33; ср. церк.-слав.)

Здесь два первых члена составляют синонимический параллелизм, а третий — синтетический.

В заключение прибавлю, что умелое и достодолжное употребление библейских параллелей оказывает незамени­мую услугу миссионерам в их собеседованиях с сектанта­ми. Пользование библейским параллелизмом в разных ви­дах едва ли здесь не единственное средство доказать их ложное понимание и толкование текстов.

-118-

Практическими пособиями при сем служат общие и специальные руководства¹¹⁵ и в особенности — симфонии и конкорданции. Прав­да, наши святые отцы и учители Церкви наизусть знали Свящ. Писание (конечно, не естественною памятью сохра­няли его в уме, а с помощью благодати, о чем у них самих есть разъяснение), и имен таковых можно было бы привес­ти довольное количество, если бы они не были и так хоро­шо многим известны, но нынешнее слабое поколение нуж­дается в помощи таких пособий, как симфонии. Это — ос­новные и краеугольные камни, на которых каждый может основывать свою защиту против извращаемых сектантами мест Свящ. Писания и без помощи специальных пособий. Симфонии помогают и экзегетам, и библеистам, и всем, кто интересуется Словом Божиим и нуждается в скором отыс­кании полузабытых текстов¹¹⁶.

• Обстоятельства происхождения священной книги

Много помогает уяснению истинного смысла того или иного речения какой-либо библейской книги знание тех обстоятельств, которые обусловливали ее происхождение. Кто написал книгу, зачем, почему, когда и так далее., до всего этого надо докапываться и допытываться. «Если кто несведущий станет рыть землю, содержащую в себе ме­таллы, — говорит св. Иоанн Златоуст¹¹⁷, — то золота не до­будет, а только, перемешав все без разбора, понесет труд бесполезный и даже во вред себе. Так и не знающие поряд­ка мыслей в божественном Писании, не вникающие в его особенности и законы, а все невнимательно и безразлично пробегающие, смешивая золото с землею, никогда не най­дут скрытого в нем сокровища... Поэтому надо раскапывать и расчищать это место, чтобы дойти до истинного его смысла».

Здесь следующие восемь пунктов требуют от читающе­го Писание серьезного рассмотрения и всестороннего изу­чения:

1. Писатель. Поскольку Библия есть творение рук чело­веческих, постольку на ней, естественно, должны отражать­ся личные качества ее авторов — их характер, добродетели, образование, возраст, национальность, язык, стиль, способ мышления, настроение духа и тому подобное. И конечно, все это надо принимать во внимание при исследовании ка­кого-либо текста. Таким образом, для нас будет понятно, почему, например, у одного только св. евангелиста Луки на­ходятся такие точные описания болезней, которые он дает, и притом медицинскими терминами (Лк. 4, 38; 22, 44; Деян. 13, 11 — в русском переводе это не всегда видно)¹¹⁸.

-119-

2. Цель. Много помогает уяснению содержания какой-либо книги Свящ. Писания или ее отдела и единичных вы­ражений знание цели, с какою написана эта книга или ска­заны известные слова. Это понятно. Священные авторы, имея намерение доказать то или иное положение, конечно, в зависимости от поставленной цели употребляют те или иные доводы или выражаются таким-то образом. «Мы должны не просто слушать то, что говорится, — учил этому правилу св. Иоанн Златоуст¹¹⁹ своих слушателей, — но вникать в мысль и намерение говорящего, в то, чего он ста­рался достигнуть, о чем и всегда умоляю любовь вашу. Ес­ли мы с таким размышлением будем принимать каждое слово, то ни в одном не встретим затруднения».

Иногда библейские авторы сами указывают в своих пи­саниях, какую цель они преследовали (Лк. 1, 4; Ин. 20, 31). Но если этого нет, нужно быть осторожным, чтобы не при­писать им того, чего они и не думали доказывать.

3. Предмет книги, послания и пр. Содержание книги находится в тесной зависимости от цели ее и, как послед­няя, должно быть изучаемо прилежно. Тогда мы поймем скорее, что значит то или иное речение и в каком смысле его понимать. Ибо писатель, конечно, подбирает выраже­ния, придает им известный смысл, об одном распространя­ется больше, о другом меньше, смотря по тому как этого требует излагаемый предмет. Как и в предыдущем случае, иногда писатели сами указывают в начале книги тему, на которую собираются писать (Исх. 15, 1; Пс. 44, 2; 77, 2-3; Лк. 1, 1-3; Деян. 1, 1-2), но обычно ее приходится вычиты­вать из их писаний не без труда, который надо приложить, чтобы иметь надежду на положительную пользу от своих толкований.

4. Повод. Затем важно знать еще внешнее обстоятельст­во, побудившее священного автора взяться за перо. Оно кладет свой отпечаток на весь ход мыслей последнего. Зная наперед, что ап. Павел свое Послание к Филимону (почтен­ному и благородному гражданину г. Колосса, вспомощест­вовавшему апостолу в трудах его — ст. 1) был вынужден на­писать обращением к нему Онисима, проворовавшегося, по-видимому (ст. 18), раба (ст. 16)¹²⁰ Филимона, мы, читая это послание, на многое будем смотреть совсем иными гла­зами, чем если бы не знали этого обстоятельства.

-120-

5. Время. Знание эпохи или времени, когда писана кни­га, помогает уяснению дела в двух отношениях. Во-первых, благодаря этому нам становятся яснее мысли самого писа­теля. Зная время написания книги или послания, мы можем вывести заключение на основании хотя бы и скудных науч­ных данных о языке, на котором говорили в ту эпоху, о ге­браизмах или грецизмах того времени, об обычаях, нравах, государственном и общественном строе и тому подобное. Все это, без сомнения, отражалось на писателях Библии как сынах своего века, и, следовательно, их слова, образ мышле­ния и выражения должны быть и могут только быть пони­маемы при рассмотрении их под углом зрения современной священным бытописателям эпохи. Во-вторых, перестают быть загадочными и соблазнительными многие обстоятель­ства и факты, которые, может быть, кажутся таковыми с точки зрения современных понятий (или, скорее, новоза­ветных), но вполне допустимы и терпимы были в свое вре­мя¹²¹(Быт. 16, 2-4; 30, 4-5; Мф. 19, 7-8).

Важность принятия в расчет времени написания той или иной книги при исследовании Свящ. Писания с раз­личных точек зрения (отличных от вышеприведенных мною) вскрывают такие великие толкователи Библии, как святые Василий Великий¹²², Иоанн Златоуст¹²³ и другие.

По краткости места не могу привести их духовных и глубоко богословских наставлений.

6. Место. Знание места, где происходили те или иные события или разговоры, имеет такое же значение, как и зна­ние времени в предыдущем случае. Это видно даже на ме­лочах. Кто не знает священной географии, тот никогда не поймет таких, например, выражений Христа, как: «Вот, мы восходим (αναβαινομεν) в Иерусалим» (Мф. 20, 18). Или когда Его звали в Иерусалим на праздник: «Вы взойдите ¹²⁴(αναβητε) на праздник сей, а Я еще не взойду ¹²⁴(αναβαινω) на сей праздник... Сие сказав им, остался в Гали­лее» (Ин. 7, 8-9). Выражения станут вполне понятными, когда мы посмотрим на карту: Галилея лежит ниже горис­той Иудеи. Еще пример из известной притчи о мытаре и фарисее: «Два человека вошли в храм помолиться» — по-гречески все тот же глагол ανεβησαν — буквально «взо­шли», поднялись, потому что храм Иерусалимский стоял на горе.

-121-

7. Род произведения. Для толкователя небезразлично, какой характер носит та или иная священная книга: исто­рическая, поэтическая, пророческая ли она и проч. Ибо иное значение и смысл имеют слова у священного автора, пишущего историю каких-либо событий, именно — звучат они у него просто и естественно (Лк. 2, 1-7; Деян. 27, 1 след.); по-иному употребляет их поэт, именно — образно и изысканно (Пс. 18, 2-7; вся Песнь Песней); по-иному строит свою речь пророк, вливая в свои слова огонь ревно­сти, скорби, обличения, воодушевления (Ис. 28, 1; 29, 1; Иер. 9, 1-2; 51, 13; Откр. 22, 17-21), и еще по-иному - пи­сатель-моралист или догматист, излагающий свои мысли точно и определенно (Ин. 1, 1-17; Рим. 12,1-21). Благора­зумие и рассудительность помогут и научат каждого, как применить все это в надлежащих случаях.

8. Лица, к которым обращены книги. Положение, зва­ние, образование, степень духовного развития, близость к автору, пол, возраст, национальность адресата и прочее — все это должно влиять и влияло на написание священных книг и на форму выражения мыслей (1 Кор. 3, 1-2; Евр. 5, 11). Посему в обстоятельных толковательных трудах по­дробно разбираются данные о тех лицах, к коим направле­ны послания¹²⁵

• Переводы, таргумы и парафразы

Специальное понятие об этих предметах будет дано по­сле. Л сейчас я сделаю замечание о них только постольку, поскольку они касаются нашей темы и поскольку служат для выяснения подлинного смысла Свящ. Писания.

1. Переводы. Речь, конечно, идет о древних. Прежде все­го, они помогают восстанавливать еврейский подлинный текст, видоизмененный в некоторых местах па протяжении веков переписчиками, в первоначальном виде. Дело в том, что такие переводы, как перевод Семидесяти (LXX), Акилы, Вульгата и прочие, своею древностью превосходят все дошедшие до нашего времени древние манускрипты еврей­ского текста Библии и потому являются важнейшими па­мятниками из древнейшего периода в истории библейско­го текста¹²⁶.

Затем, вследствие того что перед авторами этих перево­дов лежал подлинный чистый текст Библии, перевод их за­ставляет относиться к себе с великой внимательностью и уважением, как наиболее чисто отображающий в себе мысль подлинника.

-122-

Наконец, ввиду того что во всяком переводе, как бы он ни был буквален и точен, невольно высказывается то или другое понимание переводимого текста, древние переводы имеют значение как памятники, свидетельствующие об из­вестном понимании библейского текста в период их появ­ления¹²⁷.

2. Таргумы. То же самое, с некоторыми поправками, нужно сказать и о них.

3. Парафразы. Этим наименованием, как известно, на­зывается пересказ какого-либо места (текста) Свящ. Писа­ния своими словами таким образом, чтобы мысли подлин­ника по существу оставались бы целыми, а по форме и внешнему содержанию — легко доступными. Особенно ценны такие парафразы в толкованиях святых отцов, пото­му что благодать Св. Духа, действовавшая в них, ручается за то, что их то или иное понимание текста Свящ. Писания высказано без повреждения мысли подлинника.

Наши русские ученые-экзегеты нередко пользуются простыми парафразами вместо толкования в собственном смысле или в качестве его пропедевтического введения или заключительной части. Некоторые догадались это сделать графически, что дает особую наглядность и отчетливость в разграничении мыслей, входящих в состав парафразы. Так стал делать, например, М. Муретов, за ним о. П. Фло­ренский. Для образца приведу из трактата последнего «Не восхищение непщева...»¹²⁸ оригинальный парафраз на труднейшее место всего Свящ. Писания — Флп. 2, 6-8.

«'Ος,, то есть Христос Иисус.

`Εν μορφη Θεου υπαρχων — пребывая, то есть поелику, так как ибо пребывал в сущности Божественной (и, следова­тельно, не нуждался в возвышении, не нуждался в том, что­бы взять Себе, усвоить Себе сущность Божественную),ουχ αρπαγμον — mo не видел в этом Своем равенстве Богу экстатического акта, или другими словами, в равенстве Своем Богу не усматривал для Себя того возвышения над Своею природою, которое мечтают получить чрез экстаз мистики (ибо - можно повторить мысль предыдущего предложения — ибо не для чего было Христу добиваться экстатически того, что было Его неотъемлемым свойством онтологически, а именно пребывать в сущности Божест­венной). `Αλλα εαυτον εκενωσεν — но Себя умалил, или:

-123-

но, совершенно наоборот, то есть вопреки тому, что обычно бывает в экстазе, где человек хочет подняться над своею природою, Христос Себя умалил. Чем же? – Μορφην δουλου λαβων — взяв зрак раба, то есть тем, что взял на себя существо рабье в отношении к Его собственной Божествен­ной природе, — тем, что восприял естество тварное (взял — значит не переставал пребывать,υπαρχειν, - εν μορφη Θεου, не оставил, да и не мог оставить сущности Божественной. Умаление, κενωσις, в том и состояло, что Господь взял еще зрак рабий, а не в укорочении или ослаблении зрака Боже­ственного).

Εν ομοιωματι ανθρωπων γενομενος— так что стал подоб­ным человекам (в прямой противоположности экстатичес­кому преображению ума, ибо там, если бы кто, будучи че­ловеком, захотел отдаться экстазу, то он искал бы равенст­ва Богу и полагал бы в сердце своем: "Будете, как боги". В данном же случае Христос, будучи Богом, чрез κενοσις стал подобен человекам). Και σχηματι ευρεθεις ως ανθροπος- и, следовательно, внешний вид Его оказался, как вид че­ловека. И т. д.»

Библейские комментарии и данные различных наук

Ничьим мнением не должно пренебрегать, а из всего по­стараться извлекать пользу по пословице: один ум — хо­рошо, а два — лучше. В первую голову здесь, конечно, надо поставить святоотеческие толкования, затем наших отече­ственных православных ученых-богословов, а потом и всех прочих, начиная с еретиков, занимавшихся Свящ. Писани­ем, и ученых, не занимавшихся им.

Здесь мы сталкиваемся с вопросом, насколько можно и должно пользоваться учеными изысканиями и техничес­кими сведениями внешних наук. К этому приводят все вы­шеизложенные пункты, которые не иначе теперь разраба­тываются, как научным путем. Об этом я уже говорил¹²⁹, еще буду говорить¹³⁰ и теперь скажу несколько слов. Уж очень остро переживается современными людьми вопрос о дозволительности пользования внешними науками.

Вся же искушающе, добрая держите (1 Фес. 5, 21), - говорит апостол. Если мы по своему званию, состоянию, положению, наконец, Промыслом или попущением Божиим познакомились с премудростью мира сего в ее луч­ших или худших сторонах, то все употребим на пользу исследования Свящ. Писания — и науку, и литературу, и ис­кусство.

-124-

Смиримся и оплачем свой образ жизни, столь не похожий на образ жития святых, которые смогли отречь­ся от всякого образа мира сего, ибо он преходит (1 Кор. 7, 31), и вдаться в чистое изучение божественных словес без всяких подпорок и подмог человеческого знания и разумения, которые смели открытым лицом взирать на славу Божию (2 Кор. 3, 18). Нам, которым постоянно при­ходится иметь дело с неверующими и сомневающимися, которым всегда нужно быть готовыми, чтобы дать надле­жащий ответ и слово о своем уповании (1 Петр. 3, 15), при неимении чудодейственной благодати, довлеет идти путем делания, растворенного смирением. Вырвем ору­жие из рук этих людей и поразим их им же, покажем несо­стоятельность их мнений, заимствуя доказательства их неправомыслия и своей истины в их же сочинениях. Да потом, занятия внешними науками и отыскивание в них зерен истины или принятие их в готовом виде в спе­циальном сочинении для душ, еще неокрепших, слабых, недавно еще ставших ходить или еще не отвыкших от ко­стылей мирской образованности, эти отборные сорта той духовной пищи, которой они привыкли питаться, будут приятны. «Твердая же пища свойственна совершенным, у которых чувства навыком приучены к различению доб­ра и зла», а для нас, «младенцев», «нужно молоко, а не твердая пища» (Евр. 5, 12, 14). Священное Писание и да­же творения святых отцов часто бывают слишком глубо­ки и таинственны в самых простых вещах для еще недав­но к ним обратившихся. Им полезно говорить об его (Пи­сания) истинах на том языке и в тех формах, к которым они уже привыкли. После этого, когда таким образом мы, достаточно изучив эти внешние данные науки, исчерпаем и поймем их до дна (впрочем, для того чтобы узнать вкус вина в бочонке, не требуется весь его выпить) и, не утолив жажды, захотим, наконец, припасть запекшимися от жара страстей устами к чистому и непосредственному Источ­нику живой веры и нетленной жизни, тогда сами собой для нас сделаются приятны и необходимы прямые изрече­ния святых отцов и самого Писания. Тогда душа сама уди­вится, как она могла находить удовольствие во всех укра­шениях этого внешнего мирского знания, такого голого и пустого, и как она не видела сладости в чистых невозму­тимых водах Божественного Слова.

-125-

Посему, пока мы не пришли еще в совершенство, будем изучать науку без увлечения и в меру, никак не выпуская из своих глаз и серд­ца главной цели — спасения своей души и того, что ей придется дать на Страшном Суде ответ за каждое свое слово; лучше будем изучать предметы научные на пользу богословия (лучше бы сказать Церкви), чем предметы страстей на погибель свою и других.

Исходя из этих соображений, читающий Библию мо­жет привлекать к уяснению ее, кроме всех наук чисто бо­гословских, и философию (с соподчиненными: метафизи­кой, психологией, логикой, этикой и прочими), и историю с археологией и географией (историю в собственном смыс­ле, теорию и философию истории и географии, египтоло­гию, ассириологию и прочее), и филологию (с входящими в нее лексикологией, этимологией, морфологией, фонети­кой и прочим, главным образом, еврейского, арабского, си­рийского, клинописного, греческого, латинского и других языков), и математику (дифференциальное и интеграль­ное исчисления, теорию вероятностей), и физику, и химию, и геологию с палеонтологией (доисторической археологи­ей, антропологией, этнографией), и медицину (с анатоми­ей, физиологией, гигиеной, патологией, гинекологией), и литературу, и прочее и прочее.

Но «не на всем по порядку надобно останавливаться умом, — говорит св. Василий Великий¹³¹, — ибо и пчелы не на все цветы равно садятся, и с тех, на какие сядут, не все стараются унести, но, взяв, что пригодно на их дело, прочее оставляют нетронутым. И мы, если целомудренны¹³², со­брав из сих произведений, что нам свойственно и сродно истиною, остальное будем проходить мимо... Поэтому в са­мом начале нужно рассмотреть каждую из наук и приспо­собить ее к цели».

Для самого ученейшего из ученых, Василия Великого, как рассказывает о нем его ближайший друг св. Григорий Богослов¹³³, «науки словесные были посторонним делом, и он заимствовал из них то одно, что могло споспешество­вать нашему любомудрию»¹³⁴. Равным образом «из астро­номии, геометрии и науки об отношении чисел изучив столько, чтобы искусные в этом не могли приводить его в замешательство, отринул он все излишнее, как бесполез­ное для желающих жить благочестиво»¹³⁵. Изучал и меди­цину, тем более, говорит св. Григорий Богослов, что изуче­ние этой науки «соделали для него необходимым и собственные телесные недуги, и хождение за больными».

-126-

Но опять-таки и здесь сумел извлечь то, что относилось и к «любомудрию»¹³⁶. И вместе с этим нельзя было назвать познания его дилетантскими, поверхностными. «Каждую науку изучил он до такого совершенства, как бы не учился ничему другому. Так изучил он все, как другой не изучает одного предмета»¹³⁷.

Так обстоит дело. Но как определить для каждого границу глубины в изучении наук и одновременно критического отношения к ним, сказать здесь невозможно. Это зависит от многих скрытых (промыслительных) и внешних причин. Ведь и данный пример из жизни св. Ва­силия Великого не является, в сущности, доказательством дозволительности всем и каждому заниматься наукой во всех ее разветвлениях. И тот же св. Василий, который с та­ким жаром и прилежанием изучал науки, когда был студен­том афинской Академии, писал в зрелом возрасте, уже бу­дучи епископом, своему бывшему учителю, профессору и тогдашнему светилу красноречия Ливанию, что он бро­сил уже занятия изящной классической литературой и сме­нил их на более достойные. «Я теперь, — пишет Васи­лий¹³⁸, — беседую с Моисеем, с Илиею и с подобными им блаженными мужами, которые пересказывают мне свои мысли на грубом языке: и что у них занял, то и говорю. Все это верно по мыслям, но не обделано по слогу, как видно и из сего самого письма. Ибо если и выучился я чему у вас, то забылось это со временем». Таким образом, занятия Свящ. Писанием были для Василия Великого и для бес­численного сонма всех иных подвижников славнейшим де­лом, пред которым ничто вся наука¹³⁹.

Итак, закончу тем, с чего начал. Если кто может отка­заться от образования в пользу чистого созерцания, то есть подвигов и молитвы, — честь и хвала ему. (Не за неграмот­ность, тьму и невежество я стою, но за замену их непосред­ственно светом Христова Разума и явлением духовной си­лы, 1 Кор. 2, 4, 16. Различать!) Если кто не может — пусть занимается премудростью мира сего, но только пусть по­свящает труд свой Христу и Церкви, выискивая в кучах культурного мусора блестки духовного золота¹⁴⁰. А кто в силах совместить то и другое — но, кажется, нет в нынеш­нем веке таких людей! — тот выше всякого определения, не только моего.

-127-

Дата добавления: 2014-10-15