ФЕВРАЛЯ (Бессмертие)

БУДДА

НЕДЕЛЬНОЕ ЧТЕНИЕ

ФЕВРАЛЯ (Закон)

Жизнь человеческая хороша только в той мере, в какой она есть исполнение закона жизни, закона Бога.

Зло, в виде смерти и страданий, видно человеку только тогда, когда он закон своего плотского, животного существо­вания принимает за закон своей жизни. Только когда он, бу­дучи человеком, спускается на степень животного, только тогда для него становятся страшны и смерть и страдания. Смерть и страдания, как пугала, со всех сторон ухают на него и загоняют на одну открытую ему дорогу человеческой жизни: исполнения закона Бога, выражающегося в любви. Смерть и страдания суть только преступления человеком этого закона. Для человека же, вполне живущего по закону Бога, нет смерти, нет страдания.

Что делать, когда все нас оставляет: здоровье, радость, при­вязанность, свежесть чувства, память, способность к труду, когда нам кажется, что солнце холодеет, а жизнь как будто теряет все свои прелести? Как быть, когда нет никакой надежды? Одурманиваться или каменеть? Ответ всегда один: слияние своей воли с волей Бога. Будь что будет, если чувст­вуешь спокойствие совести, если чувствуешь себя примирен­ным и на своем месте. Будь тем, чем ты должен быть, — ос­тальное дело Божье. И если бы даже не было Бога любви, а был бы только закон всего, долг был бы все-таки разгадкой тайны.

Амиель

Исполнение долга не имеет ничего общего с личным на­слаждением. У долга свой особый закон, свой особый суд, и если бы ты захотел смешать долг и личное наслаждение, чтобы жить этой смесью, то долг и наслаждение сейчас же сами собою отделились бы друг от друга.

По Канту

——————

Закон Бога мы знаем и из преданий всех религий, и из своего сознания, когда оно не затемнено страстями и обманами мысли, и можем узнать из приложения этого закона к жизни: все те требования закона, которые дают нам неотъем­лемое благо, все это требования истинного закона.

Две тысячи четыреста лет тому назад жил в Индии царь Судходана. У него было две жены, две родные сестры, но де­тей ни от одной, ни от другой не было. Царь очень огорчался этим, и вдруг, когда он уже перестал надеяться, старшая жена его, Майя, родила сына.

Царь не мог нарадоваться на сына и ничего не жалел для него, чтобы радовать, веселить и обучать сына всяким на­укам. Сидхарта — так назвали сына — был мальчик и умный, и красивый, и добрый. Когда Сидхарте минуло 19 лет, отец женил его на его двоюродной сестре и поселил молодых в ве­ликолепном дворце, среди прекрасных садов и рощ. Во двор­це и садах молодого Сидхарты было все то, чего только может желать человек.

Желая видеть своего любимого сына всегда счастливым и веселым, царь Судходана строго приказал приближенным и слугам Сидхарты не только ничем не огорчать его, но и скры­вать от него все то, что могло бы опечалить молодого наслед­ника или навести его на грустные мысли.

Сидхарта не выезжал из своих владений, а в своих владе­ниях он не видал ничего испорченного, нечистого, стареющегося. Слуги старались убирать все то, что могло быть не­приятно для вида, не только удаляя все нечистое, но и убира­ли и срывали с деревьев и кустов завядшие листья. Так что молодой Сидхарта видел вокруг себя только все молодое, здо­ровое, красивое и веселое.

Так прожил Сидхарта более года после женитьбы. Один раз, катаясь по своим садам, Сидхарта вздумал выехать из своих владений, чтобы посмотреть, как живут другие люди.

Сидхарта приказал своему вознице Чанне везти его в город. Все, что он увидал: улицы, дома, мужчин и женщин в различных одеждах, лавки, товары, все это было ново для Сид­харты и приятно заняло и развлекло его.

Но вдруг на одной из улиц он увидал такого странного че­ловека, каких он никогда не видел. Странный человек сидел скорчившись у стены дома и громко и жалобно стонал. Лицо этого человека было бледно и сморщенно, и он весь дрожал.

— Что с этим человеком? — спросил Сидхарта у возницы Чанны.

— Верно, болен, — сказал Чанна.

— Что значит болен?

— Болен — значит то, что тело его расстроилось.

— И что же, ему больно?

— Должно быть, больно.

— Почему же это сделалось с ним?

— Напала болезнь.

— И на всех так может напасть болезнь?

— На всех.

Сидхарта больше не спрашивал.

Немного дальше к колеснице Сидхарты подошел старик нищий. Дряхлый, с согнутой спиной, с слезящимися красны­ми глазами, старик насилу переставлял высохшие, трясущие­ся ноги и, шамкая беззубым ртом, просил милостыню.

— Это тоже больной? — спросил Сидхарта.

— Нет, это старик, — сказал Чанна.

— Что значит старик?

— Значит: состарился.

— Отчего же это сделалось?

— Жил долго.

— Все люди стареются? Это делается со всеми, кто долго живет?

— Со всеми.

— Сделается и со мной, если я долго проживу?

— Со всеми то же, — отвечал Чанна.

— Вези меня домой, — сказал Сидхарта. Чанна погнал лошадей, но на выезде из города их задержали люди. Они на носилках несли что-то, похожее на человека.

— Что это? — спросил Сидхарта.

— Это мертвый, — ответил Чанна.

— Что значит мертвый? — спросил Сидхарта.

— Мертвый — значит, что жизнь кончилась. Сидхарта слез с колесницы и подошел к людям, несушим мертвеца. Мертвец с открытыми, остановившимися, стеклян­ными глазами, оскаленными зубами и окостеневшими члена­ми лежал так неподвижно, как только лежат мертвецы.

— Отчего это случилось с ним? — спросил Сидхарта.

— Смерть пришла. Все умирают.

— Все умирают, — повторил Сидхарта и, вернувшись на колесницу, не поднимая головы, доехал до дома.

Целый день Сидхарта просидел один в дальнем углу сада и не переставая думал о том, что он видел.

«Все люди болеют, все люди стареются, все люди умира­ют, — как же могут люди жить, зная, что всякий час они мо­гут заболеть, что они с каждым часом стареются, обезображи­ваясь и теряя силы, и, кроме того, знают, что всякий час мо­гут умереть, наверное умрут рано или поздно. Как же можно чему-нибудь радоваться, что-нибудь делать, как же жить, зная наверное, что умрешь? Этого не должно быть, — сказал себе Сидхарта. — Надо найти избавление от этого. И я найду его. И когда найду, передам его людям. Но для того, чтобы найти это, надо уйти из этого дворца, где все развлекает мои мысли, уйти от жены, от отца и матери и пойти к пустынникам и муд­рецам и спросить их, как они понимают обо всем этом».

И, решив это, Сидхарта на следующую ночь позвал своего возницу Чанну, велел оседлать себе лошадь и отворить воро­та. Прежде чем уехать из дому, он вошел к своей жене. Она спала. Он не стал будить ее, но, мысленно простившись с нею, тихим шагом, стараясь не разбудить спящих рабов и ра­бынь, вышел навсегда из своего дворца и, сев на лошадь, один уехал из родного дома.

Проехав так далеко, как могла везти лошадь, он слез с нее и пустил ее, а сам, переменившись платьем с встретившимся монахом и обрезав себе волосы, пошел к браминским мудре­цам-пустынникам и просил их объяснить ему то, что он не понимал: зачем болезнь, старость и смерть и как избавиться от них. Один брамин принял его и передал ему браминское учение. Учение это было в том, что душа человеческая пере­селяется из одного существа в другие, что всякий человек был в прежней жизни животным и по смерти, смотря по своей жизни, переселяется в высшее или низшее существо. Сидхар­та понял это учение, но не принял его. Он прожил у браминов полгода и ушел от них в дремучие леса, где жили знаменитые учителя-пустынники, и прожил с ними шесть лет в посте и трудах. И он так много трудился и постился, что о нем про­шла слава в народе, и около него собрались ученики, и люди стали восхвалять его. Но и в учении этих пустынников он не нашел того, чего искал, и на него нашло искушение, и он стал жалеть о том, что покинул, и хотел вернуться к своему отцу и жене. Но он не пошел домой, а ушел от своих почитателей и учеников и удалился в место, где никто не знал его, и думал все о том же: как спастись от болезни, старости и смерти.

Долго он мучился, но один раз, когда он сидел под дере­вом и думал все о том же, ему вдруг открылось то, чего он искал: открылся путь спасения от страданий, старости и смерти. Путь спасения представился ему в четырех истинах.

Первая истина была в том, что все люди подвержены страданиям. Вторая истина в том, что причина страданий — страсти. Третья истина в том, что для того, чтобы избавиться от страдания, надо уничтожить в себе страсти. Четвертая ис­тина в том, что для того, чтобы уничтожить страсти, нужно четыре дела.

Первое — пробуждение сердца; второе — очищение мыс­лей; третье — освобождение себя от недоброжелательства и раздражительности; четвертое — пробуждение в себе любви не только к людям, но ко всему живому.

Умерщвлять свою плоть излишне, нужнее всего очище­ние души от дурных помыслов. Истинное же освобождение — только в любви. Только человек, заменивший любовью свои похотливые желания, порывает цепи невежества, страстей и избавляется от страдания и смерти.

Когда учение это открылось ему, Сидхарта оставил пус­тыню, перестал поститься и изнурять свое тело и стал ходить по народу и проповедовать открывшуюся ему истину.

Сначала ученики оставили его, но потом, поняв его уче­ние, опять присоединились к нему. И несмотря на то что бра­мины преследовали Сидхарту-Будду, учение его все более и более распространялось.

Учение свое Сидхарта проповедовал народу в десяти за­поведях.

Первая заповедь: не убивай, береги жизнь всего живого.

Вторая заповедь: не крадь, не грабь, не отнимай у людей произведения их труда.

Третья заповедь: будь целомудрен и в мыслях, и в жизни.

Четвертая заповедь: не лги, говори правду, когда нужно, бесстрашно, но любовно.

Пятая заповедь: не говори дурного о людях и не повторяй того дурного, что говорят о людях.

Шестая заповедь: не клянись.

Седьмая заповедь: не трать время на пустые речи, но го­вори дело или молчи.

Восьмая заповедь: не корыстуйся и не завидуй, а радуйся благу ближнего.

Девятая заповедь: очищай сердце от злобы, никого не не­навидь, а люби всех.

Десятая заповедь: старайся понять истину.

В продолжение пятидесяти лет Будда, переходя из места в место, проповедовал свое учение.

Последние годы Будда был слаб, но все еще ходил и про­поведовал. На одном из таких переходов он почувствовал приближение смерти и, остановившись, сказал: «Меня томит жажда». Ученики подали ему воды, он выпил немного, поси­дел и пошел дальше. Но около реки Харанеавата он опять остановился и, сев под дерево, сказал ученикам своим: «При­шла моя смерть. Помните без меня все, что я говорил вам». Любимый ученик его Ананда, слушая его, не мог сдержаться и, отойдя в сторону, заплакал. Сидхарта тотчас же послал за ним и сказал: «Полно, Ананда! Не плачь, не тревожься. Рано или поздно мы должны расстаться со всем, что нам дорого здесь. Разве на этом свете есть что-нибудь вечное? Друзья мои, — прибавил он, обращаясь к другим ученикам, — живи­те так, как я учил вас. Освобождайтесь от опутывающей лю­дей сети страстей. Идите по тому пути, который я указал вам. Помните всегда, что телесное все разрушается, только истина неразрушима и вечна. В ней ищите спасение».

Это были последние слова его.

Изложил Л.Н. Толстой

Нет ничего более несомненного, чем то, что смерть ожида­ет каждого из нас, а между тем все мы живем так, как будто ее никогда не будет.

Кончается ли наша жизнь со смертью, это вопрос самой большой важности, и нельзя не думать об этом. Смотря по тому, верим ли мы или нет в бессмертие, и поступки наши будут разумны или бессмысленны.

Поэтому главная наша забота должна быть в том, чтобы решить вопрос: совсем или не совсем умираем мы в плотской смерти, и если не совсем, то что именно в нас бессмертно. Когда же мы поймем, что есть в нас то, что смертно, и то, что бессмертно, то ясно, что и заботиться мы в этой жизни долж­ны больше о том, что бессмертно, чем о том, что смертно. Люди же обыкновенно поступают как раз обратно.

По Паскалю

Это ужасный мир, если страдания в нем не производят добра. Это какое-то злое устройство, сделанное для того, чтобы духовно и телесно мучить людей. Если это так, то мир невыразимо безнравственен, так как он делает зло не для бу­дущего добра, но праздно, бесцельно. Он как будто нарочно заманивает людей только для того, чтобы они страдали. Он бьет нас с рождения, подмешивает горечь ко всякой чаше счастия и делает смерть всегда грозящим ужасом. И, конечно, если нет Бога и бессмертия, то понятно высказываемое людь­ми отвращение к жизни: оно вызывается в них существую­щим порядком или, скорее, беспорядком — ужасным нравст­венным хаосом, как его следует назвать.

Но если только есть Бог над нами и вечность перед нами, то изменяется все. Мы прозреваем добро в зле, свет в мраке, и надежда прогоняет отчаяние.

Какое же из двух предположений вероятнее? Разве можно допустить, чтобы нравственные существа — люди — были поставлены в необходимость справедливо прокли­нать существующий порядок мира, тогда как перед ними выход, разрешающий их противоречие. Они должны прокли­нать мир и день своего рождения, если нет Бога и будущей жизни. Если же, напротив, есть и то и другое, жизнь сама по себе становится благом и мир — местом нравственного со­вершенствования и бесконечного увеличения счастья и свя­тости.

Эразм

Чем глубже сознаешь свою жизнь, тем меньше веришь унич­тожению в смерти.

Мы часто стараемся изобразить себе смерть и переход туда, но это совершенно невозможно, как невозможно изо­бразить себе Бога. Все, что можно, это то, чтобы верить, что смерть есть, как и все исходящее от Бога, — добро.

Что бы такое ни было то начало в человеке, которое чув­ствует, понимает, живет и существует, оно свято, божествен­но и потому должно быть вечно.

Цицерон

————————

Не верит в бессмертие только тот, кто никогда серьезно не думал о смерти.

Дата добавления: 2014-11-06