Процесс свертывания нэпа и формирование командно-административной системы

Вопросы для повторения

1. Каково было состояние экономики Советской России в 1920-1921 годах?

2. Как повлияли крестьянские выступления и Кронштадтский мятеж на экономическую политику советского правительства?

3. Как проходил переход от продразверстки к продналогу?

4. Расскажите об основных формах государственного капитализма в период нэпа.

5. Как формировалась новая система управления в промышленности? Что такое «хозяйственный расчет»? Тресты и синдикаты, их место в экономике.

6. Расскажите о создании устойчивой денежной системы. Как проходила денежная реформа 1922-1924 годов?

7. Как проходило возрождение кредитной и банковской системы?

8. Каково было состояние внешней торговли в 1920-е годы?

9. Расскажите о перекосах в ценовой политике и кризисе хлебозаготовок.

ГЛАВА 11.Формирование экономичес- кой власти в СССР (1928-1940 годы)

Процесс свертывания нэпа начался постепенно, и вроде бы ничто его не предвещало. Экономическое развитие страны в 1924/1925 хозяйственном году еще не ощущало замедления темпов роста.

Но, как отмечалось в главе 10, к середине 1920-х годов пропорции обмена между промышленным и сельскохозяйственным секторами экономики стали заметно нарушаться. Промышленность не поставляла в деревню нужного количества своей продукции. Сельское хозяйство, в свою очередь, с перебоями снабжало города сырьем и продовольствием, а также сдавало недостаточное количество зерна на экспорт для закупок за границей необходимого промышленного оборудования. Таким образом, осенний кризис хлебопоставок, который произошел в 1925 году, был не случайным, а закономерным явлением.

Крестьянство не стремилось расширять свое производство, так как промышленные товары становились все дороже, и к тому же все явственнее ощущался их дефицит. В 1925/1926 хозяйственном году свыше 400 млн. пудов хлеба не было вывезено на рынок и оставлено в крестьянских амбарах. В 1926/1927 хозяйственном году предназначенного на продажу хлеба оказалось еще меньше, чем в предыдущем году, хотя государственные и кооперативные организации, казалось, до предела мобилизовали свои усилия по заготовке хлеба. Но его натуральные запасы в крестьянских хозяйствах все росли и уже приближались к 1 млрд. пудов.

Во второй половине 1926 года перед правительством встал вопрос, в каком направлении будет развиваться экономика страны дальше. Еще в конце 1925 года был созван XIV съезд РКП(б), где был утвержден «курс на индустриализацию». На этом съезде со своим мнением выступила «новая оппозиция» во главе с Г. Зиновьевым и Л. Каменевым. Эта группа приводила аргументы в пользу более резкого повышения налогов на зажиточные слои крестьянства. Она настаивала на возвращении к принудительным методам изъятия сельскохозяйственной продукции, заменив известный лозунг «лицом к деревне» на лозунг «кулаком по деревне». Через год их поддержал Л. Троцкий. Он считал, что единственным источником пополнения государственного бюджета служит крестьянство, которое следует облагать повышенными налогами, даже несмотря на то, что это может привести к разрыву «союза рабочего класса с крестьянством».

Другая часть руководства партии, так называемые правые уклонисты (Н. Бухарин, А. Рыков, М. Томский) все еще держались принципов «хозрасчетного социализма». «Программа 1925 года» Бухарина по отношению к крестьянству была сконцентрирована в его лозунге «Обогащайтесь!», что означало мирное, традиционное развитие экономики. «Правые» выступали за сохранение рыночных отношений между городом и деревней, предлагали поддержать индивидуальные хозяйства путем повышения закупочных цен на сельскохозяйственную продукцию и увеличения налогов на «кулаков», считали, что в первую очередь надо развивать легкую промышленность. Они были против ускоренных темпов индустриализации и принудительного кооперирования крестьян [73].

По словам Н. Валентинова, редактировавшего тогда «Торгово-промышленную газету», программа правых уклонистов имела сходные черты с программой П. Столыпина с той лишь разницей, что Столыпин был уверен, что его реформы рассчитаны на вечность, в то время как программа Бухарина подчеркивала временный характер частного хозяйства на земле.

Со всей очевидностью вопрос о методах проведения хлебозаготовок превращался из чисто хозяйственного в политический. От его решения зависела судьба нэпа, будущее «хозрасчетного социализма». Если бы правительство поддерживало развитие рыночных отношений, то следовало повысить закупочные цены на продукцию сельского хозяйства до равновесных и одновременно повысить налоги на крестьянство. Новые цены смогли бы стимулировать рост государственных закупок хлеба, а налоги - развивать производство. Но на практике эти экономические стимулы не были использованы. Государство постоянно повышало налоги на крестьянские хозяйства по сравнению с уровнем налогообложения на другие слои общества. Например, в 1925/1926 хозяйственном году крестьянин платил с 250 руб. такую же сумму налогов, как мелкий коммерсант с 1200 руб., а рабочий - с 3800 руб. А заготовительные цены на основные сельскохозяйственные продукты в течение нескольких лет оставались на уровне середины 1920-х годов. Если в 1913 году за проданный пуд ржи крестьянин мог купить 5,48 м хлопчатобумажных тканей, или 103 фунта соли, или 8,24 фунта сахара, то в 1927 году он мог купить за тот же пуд ржи, проданный государству, соответственно, 2,55 м ткани, или 61,9 фунта соли, или 3,93 фунта сахара.

Между тем с 1928 года наблюдался быстрый рост цен в розничной торговле на все промышленные и продовольственные товары. Кроме того, разрыв в ценах государственных и частных заготовок хлеба достигал 100%. Крестьяне предпочитали продавать зерно через частные каналы по более высоким ценам, что приводило к снижению объемов заготовок, поскольку государственные цены едва покрывали производственные издержки.

Заготовительный кризис, трудности с продовольствием позволили Сталину разгромить «новую оппозицию», а Зиновьева и Каменева - исключить из членов партии. При этом руководители страны фактически приняли их программу ускоренной индустриализации за счет крестьянства, и дальнейшее развитие страны осуществлялось в полном соответствии с рецептами «новой оппозиции» и троцкистов.

Постепенно государство возрождало чрезвычайные меры времен «военного коммунизма». С этой целью уже в конце 1927 года началась конфискация хлебных излишков, незаконные обыски крестьянских амбаров, установление постов на дорогах, препятствовавших привозу хлеба на городские рынки. К осени 1928 года повсеместно началось применение чрезвычайных мер по отношению к кулакам, а кое-где и к середнякам. Ситуация с хлебозаготовками в 1927 и 1928 годах становилась все более напряженной.

В деревни из городов были направлены тысячи членов партии для принудительного изъятия хлеба. На поиски спрятанного зерна привлекались воинские части, а также деревенские бедняки, которым полагалось при этом до 25% конфискованного хлеба за низкую плату или бесплатно.

Для активизации процесса хлебозаготовок и оказания давления на «держателей» хлеба во многих районах страны устанавливался так называемый общественный бойкот по отношению не только к кулакам, но и к середнякам. Этот бойкот принимал порой дикие и бесчеловечные формы: с домов срывали крыши, взламывали двери погребов, заливали печи водой, чтобы их нельзя было топить в морозные дни, забивали окна досками, лишая людей света, их не допускали к колодцам за водой, отказывали в приеме молока на молокозаводах, лишали медицинской помощи, исключали из школы детей, чьи родители подвергались бойкоту и т.д.

В открытых выступлениях 1928 года Сталин еще требовал отменить различные нарушения «революционной законности» по отношению к крестьянам, называя их «рецидивами продразверстки», и даже настаивал на некотором повышении заготовительных цен на хлеб. Но на закрытых пленумах ЦК Сталин требовал применения к кулакам жестких мер, ускорения процесса коллективизации, резко критиковал «некоторых товарищей», выступавших за развитие нормальных рыночных отношений в деревне. Он считал, что надо без колебаний демонтировать шатающийся механизм рыночной экономики, заменив его командными методами, которые полностью отвечали социалистическим идеалам. Начинать этот демонтаж Сталин предлагал с деревни, не дожидаясь, пока она снова поднимется против советской власти.

В итоге нэп был полностью свернут. «Союз пролетариата и крестьянства», который, по словам Ленина, являлся основным условием строительства социализма, превратился в систему внеэкономической эксплуатации деревни, неэквивалентного обмена, выкачивания ресурсов из сельского хозяйства в пользу гипертрофированного развития промышленности.

Итак, следует признать, что заготовительные кризисы 1926-1928 годов означали полное свертывание новой экономической политики, поскольку она вписывалась лишь в обстановку «гражданского мира». Командная же система могла существовать только в условиях чрезвычайного напряжения сил, путем устрашения, террора, всеобщего подчинения приказам [74], что противоречило сущности нэпа.

Следует задуматься, насколько командная экономика есть объективный этап исторического развития страны? Или все же это отклонение от нормального хода истории под влиянием чрезвычайных и субъективных обстоятельств?

Широко распространено мнение о том, что свертывание нэпа произошло в ответ на внешнюю опасность со стороны «капиталистического окружения», которая заставила проводить в СССР форсированную индустриализацию за счет других секторов экономики и снижения уровня потребления. Но в конце 1920-х - начале 1930-х годов угроза войны была относительно небольшой, поскольку западным странам в тот период было просто не по силам ввязываться еще в одну войну. Угроза войны была только предлогом для свертывания нэпа. На самом деле существовали более глубокие причины.

Свертывание нэпа было выгодно определенным влиятельным силам внутри страны, а именно бюрократическому аппарату, который имел собственные интересы, отличные от интересов рабочих и крестьян. Сразу же после революции аппарат стал жить в соответствии с этими интересами, стремясь к узурпации власти, подчиняя себе всю экономическую и политическую жизнь страны.

В период «военного коммунизма», когда существовала опасность военного поражения страны, бюрократический аппарат еще как-то сдерживал себя, поступался своими интересами во имя сохранения главного. После окончания Гражданской войны номенклатура была вынуждена согласиться с нэпом, хотя в этот период ее бюрократические полномочия были существенно ограничены. Политика свертывания нэпа продемонстрировала полную победу интересов номенклатуры над экономическими интересами всех других слоев общества, победу политики над экономикой.

Административная система не свалилась с неба, как снег на голову, она не являлась результатом злого умысла «вредителей». Эта система вызревала в недрах нэпа и стала следствием развития бюрократического аппарата без контроля со стороны общества.

Дело в том, что политическая система на протяжении 1920-х годов была шагом назад не только по сравнению с февралем 1917 года, когда российское общество переживало бурный период демократизации, но и по сравнению с дореволюционными годами (начиная с 1905 года). Многопартийность, просуществовавшая в стране более 20 лет, была уничтожена полностью именно в период нэпа, когда была запрещена деятельность всех оппозиционных партий и создана жесткая централизованная система, ядром которой стала Коммунистическая партия. Советы потеряли свою прежнюю роль, а все важнейшие вопросы в центре и на местах решались руководителями единственной партии. А если принять во внимание неразвитость демократических традиций, низкий уровень политической культуры большинства населения страны, то, можно сказать, все это сыграло роковую роль в судьбе нэпа.

Постепенно, с середины 1920-х годов увеличивался государственный и политический аппарат, и уже к 1928 году он насчитывал около четырех млн. чиновников. Но подобный аппарат не был готов управлять страной в условиях рыночной экономики из-за своей неповоротливости, неспособности принимать самостоятельные решения. К тому же зачастую советскими руководителями всех уровней становились не по профессиональному признаку, а по партийной принадлежности.

Целенаправленное свертывание нэпа в стране шло по всем направлениям. Уже в 1927 году для промышленных предприятий стал устанавливаться государственный производственный план. В конце 1929 года тресты потеряли хозяйственную самостоятельность и постепенно превратились в посредническое звено системы управления. В годы первой пятилетки они и вовсе прекратили свое существование.

Синдикатам, напротив, были переданы дополнительные функции в сфере планового регулирования деятельности предприятий. В том же 1929 году они были преобразованы в промышленные объединения (главки), которые так же, как и во времена «военного коммунизма», составляли жестко централизованную управленческую систему. Синдикаты уже больше не занимались оптовой торговлей, поскольку ее заменили централизованным распределением по фондам и нарядам. К концу 1930 года прямые договорные поставки между производителями и потребителями составляли только 5% от общего объема реализуемой промышленной продукции, тогда как всего год назад они составляли 85%. В 1932 году ВСНХ был преобразован в три наркомата: легкой, тяжелой и лесной промышленности.

В начале 1930-х годов происходит почти полное вытеснение частного капитала из различных секторов экономики. Так, если в 1928 году доля частных предприятий в промышленности составляла 18%, то в 1933 году - всего 0,5%. В сельском хозяйстве этот процесс имел такую динамику: с 97% в 1928 году до 20% в 1933 году, в розничной торговле - с 24% до нуля. К этому же времени были практически аннулированы все иностранные концессии.

В 1930 году прошла налоговая реформа. Вместо 63 различных налогов и платежей в бюджет, которые регулировали производственную деятельность предприятий, было введено два основных вида: налог с оборота и отчисления от прибыли (для колхозов устанавливался один вид - подоходный налог). Но поскольку предприятия функционировали на основе обязательных плановых заданий, то налоги уже не осуществляли свою регулирующую роль, а всего лишь обеспечивали доходы для государственной казны. Все остальные виды налогов стали ненужными, и их просто ликвидировали.

На протяжении 1930-1932 годов фактически было покончено с рыночными методами и в кредитной системе. Кредит как таковой (т.е. предоставление подлежащих возврату ссуд под определенный процент) был заменен централизованным финансированием. Был запрещен коммерческий кредит между предприятиями, отменялось вексельное обращение. Упразднялся долгосрочный кредит для государственных предприятий, ему на смену пришло безвозвратное финансирование на инвестиционные цели. Долгосрочное кредитование сохранялось только для колхозов, промысловой и потребительской кооперации. Ранее самостоятельные банки стали подчиняться наркомату финансов. Банки по своей сути уже больше не являлись кредитными учреждениями. На их счетах находились лишь собственные финансовые ресурсы государственных предприятий и бюджетные ассигнования, предназначенные для капитальных вложений, к тому же эти ресурсы можно было использовать только в строгом соответствии с планом.

В связи с ликвидацией кооперативных банков все операции по краткосрочному кредиту перешли к Госбанку, который сосредоточил у себя до 97% всего объема краткосрочного кредитования. Для оставшихся к тому времени немногочисленных частных предприятий стали просто недоступны какие-либо формы кредитов. К концу 1930-х годов в стране осталось всего семь банков: Госбанк, Внешторгбанк и пять банков долгосрочных вложений (в 1959 году эти пять банков влились в Стройбанк и, таким образом, в СССР осталось всего три банка).

Постепенно стало происходить расстройство денежной системы, созданной при наркомфине Г. Сокольникове в 1922-1924 годах. Если сначала государство еще поддерживало эту систему, то уже в 1925 году началась заметная инфляция. Денежная масса в обращении с февраля по октябрь 1925 года увеличилась на 52%, что привело к резкому росту цен на свободном рынке, которые государство не могло регулировать. В 1926 году приостановился свободный размен червонцев на золото. В том же году был наложен запрет на вывоз советской валюты за рубеж, а в 1928 году - на ввоз иностранной валюты в СССР. Также был ликвидирован частный валютный рынок. Госбанк начал широкомасштабную денежную эмиссию. Денежная масса, которая в 1926/1927 хозяйственном году составляла 1,3-1,4 млрд. руб., в 1933 году достигла 8,4 млрд. руб., а в 1937 году - 11,2 млрд. руб. Цены свободного рынка тут же отреагировали на эмиссию: в 1932 году по сравнению с 1927/1928 хозяйственным годом они выросли почти в восемь раз, в том числе на промышленные товары - более чем в пять раз, а на продукцию сельского хозяйства - почти в 13 раз.

Государство пыталось удержать цены в оптовой и розничной торговле на стабильном уровне, но это привело к острому товарному дефициту, вследствие чего со второй половины 1928 года вводится карточная система распределения [75]. Первоначально карточки были введены в некоторых, а потом и во всех городах страны, сначала на хлеб, затем - на основные продовольственные товары и далее - на промышленные товары широкого потребления.

В 1929 году, который был относительно благополучным, по карточкам каждый рабочий получал примерно 600 г хлеба в день, член семьи - 300 г; жиров - от 200 г до 1 л растительного масла в месяц, 1 кг сахара в месяц и т.д. К 1934 году карточное распределение из централизованных фондов распространялось на 40 млн. человек, еще 10 млн. человек снабжались из местных фондов. Но поскольку карточки отоваривались с большим трудом, в 1931 году стали распространяться еще и ордера, которые распределялись между работниками в зависимости от их производственных показателей. По ордерам можно было купить дополнительно некоторые дефицитные товары.

В стране существовала значительная разница в ценах на одни и те же товары. Можно назвать по меньшей мере шесть различных видов цен: 1) государственные, «нормированные» цены на товары, отпускаемые по карточкам; 2) цены так называемого коммерческого фонда на товары, которые отпускались в городах сверх карточной нормы; 3) «среднеповышенные цены» устанавливались на товары, продаваемые в рабочих районах; они занимали промежуточный уровень между государственными и коммерческими ценами; 4) цены на товары в «образцовых» магазинах были гораздо выше коммерческих. Этими магазинами пользовались различные категории руководящих работников; 5) цены в торгсинах [76]; 6) рыночные цены.

Самые высокие цены, естественно, были на рынках, причем рыночные цены росли гораздо быстрее, чем цены в государственной торговле. Так, если разрыв между ними в 1927/1928 хозяйственном году составлял 1,3 раза, то к 1932 году - 5,9 раза.

Что касается сельского населения, то здесь не было карточного распределения. Существовавшая на селе сеть магазинов снабжалась плохо, а цены в них устанавливались на уровне городского коммерческого фонда и даже на уровне рыночных цен.

В конце 1934 года было принято решение об отмене с 1 января 1935 года карточек на хлеб, муку и крупу. В октябре 1935 года была отменена карточная система на все продовольственные товары, а с 1 января 1936 года - на все прочие товары. Это мероприятие проходило под лозунгом повышения жизненного уровня населения в результате выполнения заданий первой пятилетки. Но в действительности все оказалось далеко не так. Одновременно с отменой карточек были ликвидированы «нормированные» и коммерческие цены, а введены «единые цены» на промышленные и продовольственные товары. Единые цены были значительно выше прежних нормированных, по которым люди платили за продукты по карточкам. Так, если в 1933 году нормированная цена за 1 кг хлеба была 60 коп., а коммерческая - 3 руб., то единая цена стала 1 руб. Цена сахара соответственно была 2 и 10 руб., а стала 4 руб. и т.д.

Средняя заработная плата рабочего в середине 1930-х годов равнялась 150-200 руб., пенсия - 25-50 руб., причем пенсии по старости получали далеко не все категории населения. К тому же рабочие и служащие ежегодно были обязаны подписываться на государственные займы в размере двух-четырехнедельного заработка.

Экономисты подсчитали, что среднемесячная заработная плата рабочего в 1913 году позволяла купить 333 кг черного хлеба, или 21 кг масла, или 53 кг мяса, или 83 кг сахара. В 1936 году рабочий мог купить на свою среднемесячную заработную плату гораздо меньше продуктов, а именно: 241 кг хлеба, или 13 кг масла, или 19 кг мяса, или 56 кг сахара. В годы нэпа рабочие тратили на питание примерно 50% своей заработной платы, а в 1935 году - 67,3% [77].

Квартирная плата составляла незначительную часть совокупных расходов семьи, поскольку основные затраты по содержанию жилищного фонда несли сами предприятия или городские коммунальные службы. В 1929-1932 годах население городов увеличилось почти на 43% - с 28 до 40 млн. человек. В эти же годы жилищный фонд увеличился на 22 млн. кв. м, т.е. на душу городского населения прибавилось менее двух кв. м, к тому же в основном рабочие жили в коммунальных квартирах с минимальными удобствами или совсем без удобств.

Итак, начиная с 1929 года в экономике утвердилась административная система управления, которая фактически вернула страну к политике «военного коммунизма», но уже в новых условиях. Директивное плановое распределение ресурсов и продукции окончательно вытеснило рыночные отношения. К концу первой пятилетки полностью сформировалась сверхцентрализованная экономика, которая с незначительными модификациями просуществовала в СССР до конца 1980-х годов.

Дата добавления: 2014-11-25