Ухтомский, А.А. Доминанта как фактор поведения / А. А. Ухтомский // Ухтомский А.А. Доминанта. – СПб, 2002. 5 страница

Эффективным средством формирования познавательной активности реципиента являются приемы, обнажающие те различия, которые существуют в опыте отправителя и получателя сообщения. Данные тактики (например, создание проблемной ситуации) требуют от человека, столкнувшегося с необходимостью или даже вероятностью совершения какого-либо поступка в будущем, достаточно активного поиска информации, способствующей когнитивному «выравниванию» индивидов [Фестингер 1999].

Работу механизма осуществления речевого воздействия можно проиллюстрировать на примере рекламного дискурса, который активно создает новые потребности или внедряет в сознание реципиентов псевдоценности (напр., потребность в улучшении социального положения, респектабельности, привлекательности, сексуальности, оригинальности, удовлетворении чувства голода и т.п.), предлагает ситуации (предмет и способы) удовлетворения этих потребностей (напр., использование мобильной связи, покупка шампуня, посещение казино или ресторана и т.п.). Многочисленные повторы рекламных роликов, включение в них воздействующих языковых выражений и т.п. способны обеспечить закрепление вызываемой установки.

Специфику фиксации установки с помощью суггестивных (неосознанно воздействующих) средств раскроем на примере радиорекламы ресторана «Тамерлан» [Катышев, Малахова 2002], представленной ниже следующим текстом:

М: Джаратай.

Ж: Рыба по-джаратайски.

М: Бульдурук.

Ж: Бульдурук из курицы.

М: Шубурган.

Ж: Печень индейки.

М: Шашлык ба-у-ран.

Ж: Шашлык из баранины.

Ж: Ресторан «Тамерлан» – (М) для тех, кто любит острые ощущения.

Ж: Настоящий гурман – (М) и только для настоящих гурманов, любителей много и вкусно поесть, уникальное меню.

Ж: Ресторан «Тамерлан».

М: Ресторан «Тамерлан» в центре Москвы.

Пречистенка, дом 30.

Данная реклама провоцирует желание изысканно поесть. Единственной ситуацией, которая может это желание удовлетворить, становится посещение ресторана «Тамерлан». Что же создает благоприятные условия для укоренения установки?

Сама реклама состоит из основного текста, адресных данных и музыкальной темы. Композиция основного текста двучастна (меню и остальной текст) и циклична: словосочетание «уникальное меню» отсылает к диалогу, идущему в начале радиорекламного ролика. На протяжении всего радиорекламного дискурса используется суггестия контраста, которая реализуется чередованием мужского и женского голосов. В диалоге перечисляются блюда меню: мужчина произносит экзотические названия блюд, а женщина раскрывает их суть. Например, шубурган – это печень индейки, джаратай – рыба по-джаратайски и т.д. Однако полностью не объясняется специфика блюда, что, во-первых, создает интригу: рекламодатель стремится заинтересовать, привлечь внимание потенциальных клиентов, - а во-вторых, экономит время, и это тоже важно.

Данный рекламный ролик длится 29 секунд, а критический порог восприятия такой информации равен 30 секундам, поэтому, если добавить еще несколько слов, рекламное сообщение не будет столь эффективным. Скорость подачи информации в данном радиорекламном дискурсе – 2 слова в секунду.

Диалог ритмичен. Мужчина произносит все слова по слогам, т.е. интонационно выделяет все элементы фразы. Это создает периодичность и способствует возникновению особого состояния сознания, при котором слушатель начинает относиться к воспринимаемой информации некритически.

Следует выделить лексические повторы, которыми насыщен текст. Это повтор одних и тех же или однокоренных слов: джаратай – по-джаратайски; бульдурук – бульдурук из курицы; настоящий гурман – для настоящих гурманов. Анафора (единоначатие) представлена троекратным повторением словосочетания «ресторан «Тамерлан», что служит запоминанию бренда (названия фирмы).

На фонетическом уровне заметен повтор сочетания звуков – [ан]: Рестор[ан] – Тамарл[ан] – гурм[ан]. Повторяющееся сочетание звуков [ан] имеет, если следовать традиционной методике измерения фоносемантического значения, величину ‘большой, мужественный, величественный, могучий’.

Чем не образ легендарного Тамерлана?

Музыкальная тема звучит дважды в радиорекламном тексте, она служит фоном для слов – ресторан Тамерлан и настоящий гурман. Следовательно, музыкальная тема объединяет два словосочетания, чем создается новый смысл для слова Тамерлан, т.е. Тамерлан – гурман, не полководец. Стало быть, образ Тамерлана вытягивает за собой ассоциации, раскрывающие не столько милитаристскую, сколько гастрономическую проблематику, окрашенную восточным колоритом. Не случайно текст начинается с перечисления названий восточных блюд. Этим изначально задан ориентир на «восточность».

Наш ассоциативный эксперимент подтвердил стремление создателей рекламы вытеснить из сознания реципиентов тему воинственности Тамерлана. Вот реакции на данный текст-стимул (реакции располагается в порядке убывания частотности):

необычное, непонятное, тайна,

Восток, экзотика,

изысканность, изящество, свечи, полумрак,

очень толстый посетитель и богатый изощренный клиент.

Так, образ великого полководца преобразуется в символ изысканного чревоугодия, лишний раз доказывая нам то, что для возбуждения плотских желаний, или «страстей» по Аристотелю, правда исторического факта не всегда бывает пригодной.

Существенна для воплощения речевого воздействия и фаза коррекции. Ее задача состоит в следующем: если результат речевого воздействия, выявленный в ходе ориентировки, не совпадает с субъективным образом результата воздействия, то коммуникант после сличения полученного результата с «моделью будущего» может скорректировать свои действия и / или повторить их.

2.2.5. Риторическая форма речевого акта. [4]Если модель речепорождения устанавливает общие представления о внутреннем механизме перехода мысли в слово («перетекание» мысли в слово является самым общим условием для осуществления речевого воздействия), если модель речевого воздействия уточняет исходную схему и вычленяет из нее тот принцип, который приводит к изменению поведения адресата, то риторическая форма речевого акта сводит идеи о речепорождении и речевом воздействии к таким категориям речевого общения, через которые внутренний мир продуцента передается во вне и становится достоянием слушающего / читающего. Традиционно структура речевого акта, представленная в работах Дж. Остина и его последователей (Г. П. Грайса, Т. Коэна, С. Левина, Дж. Лича и др.) [Левин 1990; Новое в зарубежной лингвистике ХVII 1986], включает в себя единство трех планов, согласно которым такой компонент коммуникации, как речевой акт, может быть рассмотрен с позиции единиц плана выражения и представления (того, что и как говорится / пишется – локуции), с точки зрения интенций как единиц смыслообразования (того, что совершается при говорении / написании – иллокуции), а также в аспекте тех прогнозов, которые учитываются в процессе речепроизводства, и тех последствий, которые вызываются конативным сигналом (того, что совершится посредством говорения / написания, т.е. в аспекте перлокуции). Как правило, именно третьему аспекту коммуникативного акта – аспекту, который в качестве составной части включает в себя и систему обязательств по «стратегическому приближению» к адресату – приписывается риторический статус (см, в частности, [Кобозева 1986: 14]). На самом деле, риторическая форма высказывания предполагает такую реализацию «образа реципиента», при которой автор высказывания не только уделяет внимание организации влиятельной речи, улучшению ее перцептивных качеств, но и вызывает к жизни целый комплекс языковых форм и психологических (интенциональных) состояний, в которых присутствует в качестве антропокомпонента адресат.

Иными словами, понятие риторической формы отождествимо как с такой организацией коммуникативного акта, при которой на передний план выступают «способы создания впечатления» [Шпет 1996: 200-202], так и с «конативной функцией», воплощающей и предполагающей в разнообразных единицах языка / речи концепцию адресата [Якобсон 1975: 200-201].

Включенность фигуры адресата в речевую активность продуцента – многоаспектная проблема, входящая разными своими гранями в различные направления научного поиска: лексикографию (толкование метатекстовых слов и слов с компонентом «адресат»), грамматику, теории речевого воздействия, речевых актов, текста.

Так, И. В. Труфанова [Труфанова 1997], пытаясь целостно представить образ адресата, выделяет в данной проблеме четыре аспекта, которые условно можно соотнести с указанными выше составляющими коммуникативного акта – локуцией, иллокуцией, перлокуцией [Новое в зарубежной лингвистике XVII 1986]. С точки зрения локутивного подхода, мы должны рассмотреть высказывание как наделенное языковыми средствами, отсылающими к подразумеваемому адресату. С точки зрения иллокутивного подхода, любое порождаемое высказывание содержит в себе образ адресата как предмет мыслей, желаний, чувств, надежд, целей и т.д. продуцента. Наконец, перлокуция высвечивает стратегический аспект организации риторически значимого высказывания. С локутивным подходом можно соотнести «метатектовый», «лексический» и «грамматический» образ реципиента, с иллокутивным – ту ипостась адресата, которая в качестве интенциональной проекции текста лежит в основе типа и формы речевого общения, с перлокутивным – образ адресата, свидетельствующий о конативных стратегиях и навыках продуцента.

I. С точки зрения метатекстовой реализации образа реципиента, высказывания строятся таким образом, чтобы способствовать адекватному восприятию их реальными потребителями информации. Все лингвистические средства (членение текста на абзацы, на главы и т.п., озаглавливание разделов, указание на порядок изложения мысли и жанр, подведение итогов и выводов из сказанного и т.д.), служащие облегчению восприятия информации адресатом и адекватной интерпретации им речевых действий и намерений говорящего / пишущего, относятся к метатекстовым [Вежбицкая 1978].

II. Конативность в грамматике и лексике (по И. В. Труфановой, второй аспект образа адресата) связана прежде всего с установлением перечня лексем, морфологических категорий и синтаксических конструкций, в содержание которых входит антропокомпонент ‘адресат’.

Детально описаны средства называния, обозначения адресата в языке: это обращения; местоимения второго лица; глаголы второго лица, в которых указание на реципиента производится окончанием глагола.

Обращение служит не только для называния адресата, оно передает отношение к нему автора – эмоциональное, оценочное или социально-этикетное.

У местоимений гораздо больше возможностей, чем у существительных, обозначить социальный статус получателя сообщения. Ю. Д. Апресяном перечислены социальные статусы реципиента, отраженные в значении местоимения ты:

1) ты близкое;

2) ты родственное;

3) ты детское (друг к другу и к старшим);

4) ты старшее;

5) ты хамское;

6) ты панибратское;

7) ты внедиалоговое (к Богу, объекту, субъекту мысли).

Точкой отсчета в статусах адресата явилось я продуцента и степень социальной, возрастной, интимной, родственной близости участников общения [Апресян 1988: 33].

Называние реципиента – это только часть второго аспекта проблемы, связанной с конативной функцией языка. Более важная его составляющая – слова, грамматические категории и синтаксические конструкции, не называющие адресата, но ориентированные на него, включающие в свое содержание данный антропокомпонент. Активное изучение местоимений привело к выводу, что некоторые из них в своем значении содержат этот компонент. Например, кое-кто, один обозначают, что референт известен говорящему, но неизвестен слушающему [Теория функциональной грамматики 1992: 250-251]. Побудительные и вопросительные высказывания содержат в своей семантике компонент ‘адресат’, так как предполагают обязательную его реакцию. Уточняющие конструкции так же, как и пояснительные, ориентированы на другого, поскольку именно для него делаются пояснения и уточнения при сообщении информации [Лекант 1986]. Экспрессивные средства языка предназначены для того, чтобы «заразить» реципиента эмоциями, оценками, взглядом на положение вещей, поэтому они также включают в свое содержание этот антропокомпонент [Апресян 1988: 33].

Более того, как показывают работы по теории речевых жанров (см., в частности, [Федосюк 1997]), образ адресата способен объективироваться самой формой высказывания. Так, похвала как жанр, выражающий положительное эмоциональное воздействие, содержит в себе явные указания на (а) того, кто хвалит, (б) характер похвалы, (в) того, кого хвалят, (г) те основания, по которым похвала воздается (например, на внутренние качества адресата, его внешние свойства). Ср.: (а) Мне (б) нравится (в) Ваше (г) отношение к делу.

III. Третий аспект заявленной проблемы был определен В. Н. Волошиновым, у которого, как и у античных теоретиков риторики (Аристотеля, Цицерона, Квинтилиана), необходимым элементом устроенности любого высказывания является «концепция адресата», она взаимосвязана с жанром высказывания и диктует форму высказывания как целого построения [Волошинов 1998]. Следует сделать акцент не только на неустранимости адресата из многих типов речевых актов, но также на неоднородности тех ролей, которые приходятся в них на долю данного участника общения. За ситуацией коммуникативного плана скрывается более сложная система поведенческих ситуаций – межличностных и социальных, в которых адресат предстает то как потенциальный исполнитель, то как жертва или «подсудимый», то как конфидент или просто «добрая душа», то как свидетель или контролер, то как ценитель или потребитель, то как подпевала, то, напротив, как контрагент [Арутюнова 1981; Бахтин 1979]. Поэтому иллокутивная формула слушателя / читателя должна учитываться при моделировании единиц, качественно отличных от предложения, т.е. при описании жанров (речевых актов). Образцом описаний подобного типа можно считать модели речевых жанров, предложенные А. Вежбицкой и Т. В. Шмелевой [Вежбицкая 1997; Шмелева 1997]. А. Вежбицкая, предлагая интенциональную структуру жанра, включает в нее (а) указание на социальную роль адресата (ты, вы, каждый и т.д.), (б) сферу его отражения во внутреннем мире говорящего. С точки зрения последнего условия, адресат в речевом жанре может выступать и как предмет мыслей продуцента, и как предмет желаний, эмоциональных отношений, убеждений, интуиции последнего, и как некий вербализованный образ и т.д. Так, жанр комплимента предполагает, что субъект:

(а) говорит об адресате нечто хорошее, создающее позитивный вербальный образ (адресат в таком случае равен «ты близкому»);

(б) интуитивно чувствует, что адресату будет приятно (адресат выступает здесь как предмет интуиции говорящего);

(в) хочет сделать приятное адресату (адресат в таком случае – объект желаний говорящего).

См. определение жанра, данное А. Вежбицкой [Вежбицкая 1997: 105]:

комплимент =

говорю: о тебе можно сказать нечто хорошее

чувствую, что тебе это будет приятно

говорю это, так как хочу, чтобы тебе было приятно.

В отличие от комплимента, повестка дня не предполагает личной близости к адресату – в этом жанре адресат равен «каждому», т.е. любому, к кому может обратиться мы-говорящий. Здесь слушатель выступает как предмет желаний. Ср.:

повестка дня =

мы говорим: это – вещи, которые мы хотим сделать, когда соберемся, чтобы говорить и этим образом делать разные вещи, и хотим это сделать в такой последовательности:…

мы говорим это (записывая), потому что хотим, чтобы каждый, кто мог бы там быть, знал об этом [Там же: 107].

Все это свидетельствует о неотделимости адресата от речевого произведения; при этом факторами, отвечающими за включенность данного антропокомпонента в структуру высказывания, следует считать:

1) игровой принцип речи, постоянно меняющий местами собеседников и создающий «инвентарного адресата»;

2) принадлежность речевого акта к сфере межличностных отношений [Арутюнова 1981: 361].

IV. Перечень направлений, по которым можно рассматривать включенность реципиента в акт общения, будет неполным, если «образ адресата» не будет раскрыт в перлокутивном аспекте [Там же: 361; Конецкая 1997: 164-178]. В каждом акте речевого общения продуцент стремится достичь некоторой неречевой / речевой цели, которая сводится к регуляции деятельности собеседника, к воздействию на его сознание, к управлению его сознанием. Как отмечает Т. Г. Винокур [Винокур 1993], для того чтобы осуществить воздействие на слушателя / читателя, необходимо владеть его языком, в первую очередь национальным, далее – той функциональной разновидностью языка, которая для него характерна – диалект, жаргон, просторечие, литературный язык и пр., теми социальными и психологическими ролями, которые разыгрываются в конкретной ситуации, то есть нужно построить в своем высказывании образ говорящего / пишущего, который по содержанию развивает тему симпатичным для слушающего / читающего образом и в выражениях, приемлемых для слушателя / читателя (об этом см. также: [Красных 1998: 169 - 172; Культура русской речи 1998: 58-68]). Ответственность за проектирование и реализацию риторически значимого высказывания берут на себя конативные стратегии, задающие в ходе коммуникации такой(ие) способ(ы) удовлетворения актуальной потребности, который(ые) отвечает(ют) характеру прагматического контекста. Логизированная схема, описывающая формирование и реализацию конативной стратегии, предусматривает фазу ориентировки и нахождения приема, способного воплотить в текущем прагматическом контексте коммуникативный замысел; исходя из этого, идеальный план стратегии должен содержать в себе указание на прагматическое предусловие (то, что описывает состояние адресата) и конвенциональное установление (то, что предписывает определенные формы поведения для ориентирующего состояния адресата) [Дейк 1989а: 20].

С учетом фактора конативной стратегии мотивация речевого действия, осуществляющаяся по алгоритму целевого понимания поведения, примет следующий вид:

Некто намеревается (желает, стремится) получить результат μ, обращаясь к адресату Х.

Для получения результата μ от адресата Х нужно совершить действия a_μ, b_μ, c_μ,…n_μ, учитывающие свойства Х.

Следовательно, некто должен совершить действия a_μ, b_μ, c_μ,…n_μ, учитывающие свойства Х.

Например,

Я должен изложить лекционный материал небольшой аудитории.

Для изложения лекционного материала небольшой аудитории нужно провести выступление в форме собеседования, быть умеренно эмоциональным, настроить аудиторию на размышление, встать к слушателям поближе и т.д.

Следовательно, я должен провести выступление в форме собеседования, быть умеренно эмоциональным, настроить аудиторию на размышление, встать к слушателям поближе и т.д.

Приведенный практический силлогизм показывает, что его вторая посылка содержит в себе указание на идеальный план конативной стратегии, принимающей в данном случае такой вид:

прагматическое предусловие	конвенциональное установление
< должно быть так, что если > аудитория небольшая	< то > я проведу выступление в форме собеседования, буду умеренно эмоциональным, настрою аудиторию на размышление, встану к слушателям поближе и т.д.

Так, в рамках современных риторических руководств поиск условий, предопределяющих эффективное (конативно ориентированное) протекание процесса публичного речевого воздействия, привел к учету разнообразных параметров аудитории, оказывающих существенное влияние на восприятие информации и, поэтому, требующих от оратора поиска общего со слушающим языка [Стернин 1993]. При организации выступления говорящий должен учитывать следующие характеристики «публичного адресата»:

1) однородность,

2) количественную представленность,

3) подготовленность,

4) специализированную направленность («гуманитарии» / «естественники»),

5) настроенность на восприятие данного оратора,

6) гендерную доминанту,

7) возрастные особенности,

8) интеллектуальную мобильность,

9) национальную специфичность,

10) наделенность различными уровнями понимания информации,

11) настроенность на восприятие данной информации,

12) умение понять смысл сообщения.

Например, установка на большую аудиторию обусловливает такие нормы поведения оратора, согласно которым:

«1) Говорить следует с возвышения, вас должно быть хорошо видно.

2) Необходима краткость. Большая аудитория – самая нетерпеливая, она не терпит длиннот и быстро устает.

3) Речь должна быть яркой, фразы должны быть броскими.

4) Ориентироваться следует на низкий уровень слушателей.

5) Предпочтительнее индуктивная подача материала.

6) Эмоциональность оратора должна быть выше средней.

7) Необходимо предлагать четко и просто сформулированные решения.

8) Излагать и развивать одну точку зрения, аргументировать одну мысль.

9) Говорить короткими фразами, афористично.

10) Не нужно много и тщательно аргументировать.

11) Не следует призывать аудиторию “Давайте подумаем”, следует сразу говорить, что надо думать» [Там же: 106].

Интересно, что при учете настроенности аудитории на восприятие конкретного оратора говорящий должен корректировать свое речевое поведение в зависимости от трех состояний публичного адресата:

1) При позитивном настрое аудитории выступающий должен:

(1) использовать одностороннюю аргументацию,

(2) не формулировать выводы эксплицитно, стремиться к тому, чтобы аудитория сделала их самостоятельно [Там же: 110].

2) При индифферентности аудитории рекомендуется:

(1) продумать увлекательное начало, которое позволяет сразу же захватить внимание,

(2) максимально использовать приемы захвата и поддержания внимания,

(3) говорить с повышенной эмоциональностью,

(4) чаще обращаться к аудитории и отдельным слушателям,

(5) показать аудитории возможные выгоды от прослушивания вашего выступления,

(6) говорить коротко,

(7) рассказывать случаи из жизни [Там же: 110].

3) При негативной настроенности аудитории оратор должен выбирать следующие тактики речевого поведения:

(1) не надо переубеждать всех, а только некоторых,

(2) при обострении обстановки стоит немедленно превращать речь из убедительной в информативную,

(3) необходимо использовать дедуктивную подачу материала,

(4) следует начинать выступление с бесспорного, с того, в чем вы сразу достигнете согласия,

(5) надо декларировать информационную цель выступления, выводы необходимо формулировать эксплицитно и подсказывать их аудитории [Там же: 111-112].

Приведенные в качестве иллюстрации конвенциональные установления демонстрируют нам тот факт, что для реализации перлокутивного аспекта речевого акта значимы разноуровневые конативные стратегии продуцента, в совокупности своей обеспечивающие преобразование замысла высказывания в текст (не случайно Т. А. ван Дейк, давая определение понятию воздействующей стратегии, указывал на то, что данные операции, будучи нацеленными на приемлемость для адресата, могут функционировать одновременно на нескольких речеобразующих уровнях [Дейк 1989б: 278]). Все они, по сути дела, могут быть сведены к реализации двух основных принципов конативно ориентированного общения – принципам понятности и выразительности, которые иногда могут взаимодействовать друг с другом в зависимости от ситуации общения. Вместе с тем, выдвижение на передний план какого-либо из них подчинено следующим закономерностям: продуцент при риторизованном речепорождении делает большую ставку на понятность, если у него с аудиторией больше различий, чем сходств, и на выразительность, если у него больше сходств, чем различий. В этом смысле любое конативное высказывание представляет собой в большей или меньшей степени камуфлированный диалог, в котором в качестве ведущих выступают ситуативно обусловленные формально-смысловые стратегии, обеспечивающие целостность, связанность и вместе с тем перцептивную выделенность речевого произведения.

Возьмем, к примеру, благодарственную речь Цицерона в сенате, которая была проанализирована в [Безменова 1991: 19-21] с помощью процедуры вопросно-ответной (прагматической) трансформации текста.

Цицерон, давно уже не державший речей в сенате, берет слово, чтобы поблагодарить Цезаря за прощение оклеветанного и впавшего в немилость Марцеллия. Оратор прекрасно осведомлен о крайнем недоумении, царившем среди сенаторов из-за его длительного молчания. И теперь воспользовавшись моментом, Цицерон произносит чрезвычайно лаконичную речь:

«Долго я хранил молчание. Но не из-за страха». «Мешала боль за друга». «Пока существует сострадание, нет места клевете». «Истина всегда торжествует».

По мнению Н. А. Безменовой, текст, вызвавший овацию римских сенаторов, оказывается почти непонятным читателю, если не восстановить ту систему внутреннего диалога, который оратор ведет со слушателями.

«Долго я хранил молчание». Это почти избыточная на первый взгляд фраза оказывается уместной не только как элемент вступления или констатация всем известного факта, но и как вызов на диалог для объяснения своего молчания, которое приписано его опасению оказаться неугодным Цезарю. Итак, аудитория вызвана на диалог, и ее первым вынужденным и спровоцированным молчаливым вопросом должен быть: «Почему?» В самом деле, почему оратор хранил столь долгое молчание? Ответ Цицерона скор и сверхкраток: «Но не из-за страха». Это «но» симптоматично: со всей силой отвергает оратор оскорбительное предположение публики о его боязни высочайшего гнева. Лаконичность ответа, поддерживающая напряженность момента, вызывает новый, уточняющий вопрос аудитории: «Почему же тогда?» Ответ на этот «мысленный» вопрос должен быть точен, чтобы не вызывать крайнее раздражение аудитории, не выдерживающей драматической ситуации. «Мешала боль за друга». Здесь Цицерон почти бросает вызов Цезарю, личным врагом которого был Марцеллий. Однозначность реконструкции внутреннего диалога в этом месте нарушается и далее можно предположить только вариант. По-видимому, аудитория должна отреагировать так: «Почему же сегодня заговорил?» «Пока существует сострадание, нет места клевете». На афоризм ответа, как известно, нет, хотя и здесь публика вправе спросить, о чьем сострадании идет речь: Цезаря, которого за амнистию Марцеллия призван публично поблагодарить Цицерон, или самого Цицерона, страдавшего вместе с другом? Однако сильное слово «клевета», брошенное почти как обвинение Цезарю, гонителю невиновных, снимает этот вопрос: сострадание жертве собственного злодеяния не может быть заслугой тирана. На какой же вопрос аудитории ответит следующая, финальная фраза речи Цицерона? По-видимому, вопрос этот должен быть таким: «Кто же, если не Цезарь, способствовал твоей радости и реабилитировал Марцеллия?» Цицерон отвечает утверждением, звучащим не банально в этой ситуации: «Истина всегда торжествует». Таким образом, не сенат, не Цезарь, а высшая справедливость – вот подлинный судья человеческих поступков. Не правда ли, удивительное похвальное слово Цезарю?

Данная речь организована по принципу свернутого диалога, что само по себе является достаточно выразительной конативной стратегией. Внешняя лаконичность и внутренняя открытость выступления Цицерона мотивированы значительным совпадением индивидуальных пространств участников коммуникативного события, наличием у них общих знаний. Именно погруженность общающихся в единый контекст позволяет Цицерону скрывать лишние детали и говорить намеками, т.е. выбирать способы, имеющие достаточно жесткие этико-стилистические ограничения. Но именно данные средства создают «позитивные предпосылки» для передачи целого спектра эмоций, чувств и мыслей, выражение которых в условиях определенной конфронтации с Цезарем требует полутонов. В конечном счете, речь Цицерона – это поиск компромисса между желанием быть откровенным и стремлением быть корректным. Иными словами, ориентировка в личном опыте собеседников, в их апперцепционных возможностях, проявляется в том, что продуцируется эмоционально насыщенный текст, не выходящий за рамки уместного речевого поведения.

Как уже отмечалось, перлокутивный аспект речевого акта предполагает рассмотрение речевого воздействия с точки зрения приемов, способов, стратегий убеждения, приводящих в соответствие вербальные (локутивные) и интенциональные (иллокутивные) формулы реципиента. Предполагается, что процесс изменения сознания реципиента, его поведения должен отвечать по меньшей мере двум основным правилам организации дискурса – правилу перерабатываемости (понятности, ясности, доступности) и выразительности (речь должна быть интересной, образной, привлекающей внимание, уместной). Принимая во внимание тот факт, что составляющими дискурсивного стиля являются тема, композиция и особенности использования комплекса лексико-грамматических, интонационных и паралингвистических (жестов, мимики, позы, пространственного расположения и т.д.) средств, можно утверждать следующее: в риторике, в узком смысле трактуемой в качестве учения о публичном высказывании, с самого начала разрабатывались и культивировались такие способы и средства воздействия, которые, соответствуя экспонентам трех стилистических уровней, отвечают критериям понятности и выразительности. Отсюда следует, что для риторики значим такой образ предмета речи, который, отвечая критерию содержательности, был бы интересен и понятен, т.е. экспрессивен. То же самое можно сказать и о других стилистических уровнях – композиции, а также лексико-грамматических и интонационно-паралигвистических показателях риторической формы. Все эти уровни, соотносясь с четырьмя частями риторического канона (тема речи – с inventio, композиция речи – с dispositio, лексико-грамматические показатели речи – с elocutio, интонационно-паралингвистические показатели речи – с actio), составляли основу идеоречевого цикла, следование которому обеспечивало целостную проработку перлокутивной составляющей высказывания.

Дата добавления: 2014-11-25