Статья Белкина. Обычаи и обыкновения. 33 страница

Если КС установит, что национальный парламент вышел за пределы этих самых принципов, он признает такой закон неконституционным. Хотелось бы в РФ видеть хотя бы одно решение КС с т.з. оценки того, насколько законодатель остается в рамках общих принципов.

Другой пример – Италия. Италия тоже очень сильно децентрализованное государство. Многие вопросы распределения компетенции, также как и в Испании, закреплены в Конституции непосредственно, в этом отношении Италия и Испания могут рассматриваться в качестве государств, где децентрализация гораздо сильнее, чем ее можно было в принципе представить в унитарном государстве. Это государства, которые настолько мало похожи на унитарное, что кроме формы, больше от унитарного характера ничего не остается.

Что касается федераций, то мы можем взять в пример США. Кстати, США, как и ряд других федераций, пережили на определенном этапе исторического развития этап конфедеративного устройства. Американская конфедерация, конфедерация штатов Северной Америки была определенным этапом развития и это накладывает определенный отпечаток на само конструирование федеративных отношений в США. Если у нас в большей степени федерация строилась путем делегирования, спуска, децентрализации полномочий центрального уровня на уровень регионов, то там, наоборот, это явственно видно в Конституции, конструирование общего государства было результатом договора, объединения самостоятельных политических единиц, которые сохранили серьезную степень самостоятельности. Конституция защищает штаты от вмешательства со стороны федеральных органов власти, со стороны Конгресса в частности, который может издавать законы только по определенному, достаточно ограниченному кругу вопросов. «Конгресс наделяется полномочием регулировать коммерцию с иностранными государствами, между штатами и с индейскими племенами». По сути дела эта норма, это положение Конституции подвергалось очень сложным истолкованиям, из нее выводилось как достаточно широкое полномочие Конгресса регулировать все, что может повлиять на взаимодействие между штатами, так и достаточно узкое, где, как раз, федеральная власть ограничивалась в части возможности принимать какие-то решения, вторгающиеся в компетенцию штатов. Считается, что период Великой депрессии, в первой половине 20 века, даже есть специальное понятие - «Локнеровский» период в практике Верховного Суда США - ВС признавал неконституционными много законов, которые, предполагалось, вторгались в полномочия штатов и выходили за пределы того, что разрешает 1 статья. В частности, например, разного рода меры социальной защиты, разного рода те требования, те ограничения, которые устанавливались на федеральном уровне. Например, ограничение в продолжительности рабочего дня, или условия труда отдельных категория работников. Как только федерация пыталась принять какой-то акт по этому вопросу, то этот акт признавался неконституционным ВС. До «локнеровского» периода, и, отчасти, после «локнеровского» периода был период когда ВС, напротив, достаточно лояльно оценивал возможности Конгресса, и считал, что многие акты более или менее связанные с защитой прав граждан и направленные на некоторые общие вопросы, они могут считаться конституционными. Со второй половины 90-х гг. 20 века считается, что снова маятник качнулся в сторону защиты независимости штатов, и целый ряд законов, которые принимались Конгрессами, были впоследствии признаны неконституционными, в т.ч. закон о запрете ношения оружия в школах. Эта тема для США очень болезненная, соответственно, там несколько раз предпринимались попытки эту проблемы решить на общегосударственном уровне, в 1997 году одна из таких попыток была признана неконституционной.

Если говорить о непосредственном распределении предметов ведения. То это (на слайде) примерный перечень тех основных предметов ведения, которые относятся к общефедеральному уровню.

А это перечень тех предметов ведения, который относится к уровню штатов.

То, что для нашей страны выглядит совершенно дико, странно, неприемлемо, в США вполне нормально, когда в разных регионах не только принципиальные вопросы, например, вопрос о применении смертной казни по-разному решается в разных штатах. Там степень самостоятельности настолько велика, что даже особенности правовой системы как таковой могут отличаться от штатов к штатам. Скажем, в некоторых штатах правовая система тяготеет к англо-саксонской, в других – к романо-германской системе, это достаточно известный факт, он признан как особенность федеративного устройства США. Мы затрагивали вопрос организации выборов в США, это тоже достаточно показательно. Казалось бы избрание федеральных органов государственной власти – это самый что ни на есть государственный вопрос, который можно было бы считать компетенцией федеральных органов. Ничего подобного, та система, которую критикуют много десятилетий – системы выборщиков, как способ избирания главы государства в США существует не случайно, он защищает компетенцию штатов. Он защищает право штатов самостоятельно выбирать выборщиков в коллегию выборщиков, обеспечивая возможность регулировать основную часть избирательных процедур и организовывать выборы отдельно на уровне каждого штата.

То, что касается РФ, то у нас 71-73 ст. Конституции разграничивают предметы ведения между РФ и субъектами.

73 содержит общий принцип, о том, что все, что не попало в 71 и 72 может считаться исключительной компетенцией субъектов.

71 устанавливает исключительную компетенцию федерации.

72 предметы совместного ведения.

Здесь Белов попытался, чтобы было проще, сгруппировать те предметы ведения, которые перечислены в 71 статье.

71 статья лучше поддается структурированию, чем 72, в ней больше концептуального единства, общей идеи, нежели в 72 статье. Предполагается, что те вопросы, которые относят к исключительному ведению РФ – это вопросы, которые не могут и не должны решаться на региональном уровне. Они, конечно, касаются той общей политики, которая не может, по мнению большинства политиков, решаться в нашей стране по-разному, в зависимости от регионов. Скажем, вопросы экономической политики должны решаться везде одинаково. Принципы организации власти должны быть везде одинаковыми. И хотя некоторая самостоятельность регионов сохраняется, но достаточно велика степень централизации при прочтении тех исключительных предметов ведения, которые закреплены в 71 статье.

Что касается 72 статьи, то, во-первых, нужно сказать, что мы в прошлый раз говорили о кооперативном и конкурентном федерализме, к предметам совместного ведения это применимо непосредственно, это можно считать определенной юридической чертой того механизма, который закреплен в Конституции. Если вдуматься о том, что значит совместное ведение. Это значит, что сообща, органы, объединяя свои усилия и ресурсы, органы федеральные и органы власти субъектов должны осуществлять государственную власть в обозначенных предметах ведения.

Ничего подобного, совместная компетенция – это по факту конкурирующая компетенция, это та компетенция, которую постоянно перетаскивают с одного уровня на другой, оспаривают в некоторых случаях. В некоторых случаях, наоборот, пытаются ее от себя отодвинуть. В этом отношении, конечно в 72 ст. Конституции заложена определенная идея. Предполагалось, что субъекты федерации будут стремиться забрать себе как можно больше полномочий. В Конституцию, скорее, заложены механизмы, предотвращающие компетентностную экспансию субъектов, нежели стремление отказаться от того или иного предмета ведения. В жизни оказалась ровно наоборот, в реальности субъекты федерации не только не пытались захватить побольше компетенции, они наоборот говорили, раз это совместная компетенция, то финансируйте эти расходы за счет средств федерального бюджета. В результаты, та схема, которая была заложена в Конституции, она подверглась изменению на уровне 184 закона.

Если читать буквально Конституцию, то можно увидеть, что разграничение предметов ведения и полномочий может осуществляться только двумя способами: это непосредственно Конституцией и с помощью федеративного и иных договоров. Про это прямо и недвусмысленно написано в 11 статье Конституции. Такой подход разработчиков Конституции был весьма логичен. Уровень регулирования должен быть такой, чтобы возможность распределения полномочий между одним уровнем власти и другим не зависело от самих заинтересованных в этом лиц, т.е. одного из этих уровней власти. Если федерация будет принимать решение о распределении предметов ведения и полномочий, то она себе все заберет, а субъектам ничего не даст, и наоборот. Так думали разработчики Конституции, в реальности все оказалось иначе, и причин этому было несколько.

Одна из причин: субъекты федерации во многих случаях, когда речь шла об образовании, о социальных вопросах, о тех предметах ведения, которые относятся к совместному ведению РФ и субъектов, они стали говорить, что это совместное ведение, почему мы должны нести бремя оказания помощи гражданам, обеспечения государственными услугами граждан, почему мы должны нести бремя осуществления этих полномочий, в первую очередь финансовое бремя. Соответственно, федерация с т.з. конституции имела только один выход – принять это все на себя. Все эти социальные расходы начать финансировать из федерального бюджета. Естественно, федерация такой перспективе не обрадовалась и решила, что Конституцию можно прочитать не только так, но и по-другому. И можно как-нибудь обосновать, что может быть еще один способ распределения предметов ведения и полномочий – законодательный. Помимо договорного и конституционного, непосредственно указанных в Конституции. Сделано это было в 184 законе. В 184 законе появилась, поправками 2003 года, «Глава 26.Прим», из которой сама важная статья – статья «26 прим.3». В этой статье перечисляются все полномочия в рамках предметов совместного ведения РФ и субъектов, которые субъекты РФ должны осуществлять за свой счет, т.е. за счет собственных доходов. Экономически это очень условно – собственные доходы, в РФ около 9 субъектов РФ относятся к числу субъектов-доноров, все остальные субъекты получают финансовую помощь из федерального бюджета, но, тем не менее, юридически закреплены собственные источники доходов, обеспечивается минимальная бюджетная обеспеченность тех расходов, которые возложены на субъекты федерации, предполагается, что тот перечень.который в этой статье закреплен, он проводит определенную границу в рамках общего предмета совместного ведения. Вот это обязанность взять на себя субъектам федерации, федерация их заставляет, навязывает с помощью законодательного регулирования взять эти предметы ведения. Все остальное, то, что туда не попало, то, что относится к предметам совместного ведения – все остальное федерации.

Статья 26 прим. 3 предполагает, что в ней осуществляется разграничение полномочий, сформулированных, относящихся к предметам совместного ведения РФ и субъектов. То есть, в образном виде 72 статья разрезана на 2 части, и одна часть – это одна половинка перечислена в ст. 26 прим. 3.

Это разграничение оказалось недостаточным для федерации, потому что возникла необходимость на субъекты переложить еще. То, что федерация в рамках общего разграничения полномочий оставила за собой, но на определенных условиях хочет возложить на субъекта федерации. В некоторых случаях, это возложение предполагает, что федерация предоставит для этого необходимые ресурсы, всегда предполагает, что федерация будет осуществлять контроль и нести ответственность за реализацию этих полномочий, но тяжесть, бремя осуществления государственной власти в этих сферах будет переложено на субъектов федерации.

Появилось в законе еще два случая, когда, во-первых, кроме разграничения, может быть передача с помощью ФЗ тех полномочий, которые принадлежат РФ. Это или полномочия по предметам исключительного ведения федерации, или полномочия федерации по предметам совместного ведения, они могут передаваться федеральным законом для осуществления органом государственной власти субъекта. Но кроме этого может еще возникать ситуация, когда органы государственной власти субъекта привлекаются для осуществления полномочий РФ, это тоже случай, который требует принятия ФЗ.

Найти разницу между этими тремя ситуациями практически невозможно. Правда, нужно признать, что терминологически часто в ФЗ определяется, о чем именно идет речь. Если мы смотрим на 26 прим. 3, то это первый случай, если мы читаем в законе, например, закон о записи актов гражданского состояния. Это полномочие отнесено к полномочиям федеральных органов власти, но передано для осуществления на уровень субъектов федерации. Передано для осуществления органами государственной власти субъектов федерации. И в закон прямо так и написано, что оно передается для осуществления органами власти субъектов. Предполагается, что ответственность и контроль остаются на федерации. Третий случай, третий пример, пример третьего механизма – это закон о защите населения и территории в ситуации чрезвычайного характера. В этих случаях органы власти субъектов федерации могут временно привлекаться для осуществления полномочий федеральных органов власти. Здесь речь идет не о системном, а скорее, ситуативном привлечении в тех случаях, когда это необходимо исходя из конкретной потребности.

В этом, наверное, можно увидеть определенную разницу. Не пытаться найти разницу с т.з. источника финансирование. Потому что, и в первом, и во втором, и даже в третьем случае финансирование может быть возложено на региональные бюджеты.

С точки зрения природы самих отношений, самого взаимодействия получается, что федерация с помощью законодательного регулирования сама делит, что мое, что не мое. И это очень странно с т.з. тех принципов, которые заложены в Конституцию.

Еще боле странно, что договоры, прямо предусмотренные в Конституции как способ разграничения предметов полномочия по предметам совместного ведения, этот способ сегодня законом ограничен настолько сильно, что от него почти ничего не остается.

Речь идет о тех договорах, которые уточняют перечень предметов совместного ведения, делают то же самое, что делает 184 закон, они разграничивают, разделяют, распределяют общие полномочия, попадающие в предметы совместного ведения РФ и субъектов РФ.

В 90-е гг. почти с каждым субъектом федерации был заключен договор о разграничении предметов ведения и полномочий. Такие договоры предполагали, что они, учитывая особенность каждого конкретного субъекта федерации, создадут более гибкое регулирование в части распределения полномочий. Оказалось все не совсем так. Оказалось, что особенности культуры и политики в РФ привели к тому, что эти договоры отражали степень влияния региональных лидеров в федеральных кругах, грубо говоря, показывали, кто, сколько смог себе отстоять, выпросить. В этом отношении, равенство субъектов федерации не защищалась. После этого, при принятии 184 закона, ситуация поменялась с точностью наоборот, сегодня договоров нет вообще. Вернее, есть один договор, и тот перезаключался на новый срок в 2007 году – это договор с Республикой Татарстан. Он претерпевал очень большие трудности при его повторном заключении, потому что возражения СФ, которой должен был ратифицировать специальный закон о договоре с Татарстаном, возражения сводились к тому, почему Татарстану можно, а всем нельзя. Ну в итоге, оказалось, что Татарстану можно, а всем нельзя. В итоге, один договор есть.

В отношении всех остальных субъектов федерации считается, что нет таких особенностей (экономических, географических, культурных, политических и проч.), которые позволяли бы субъекту федерации заключить договор о специальном разграничении полномочий, отличном от общей схемы, закрепленной в 184 законе. Особенности Татарстана оказываются более особенными, чем особенности Камчатского края, Чукотской области и т.д.

С точки зрения права статья 26 прим. 3 закрепляет такие условия, такие ограничения, которые делают невозможным заключение договора.

Получается довольно интересная ситуация: в Конституции говорится о том, что разграничение может осуществляться Конституцией и договорами, а в реальности, оно осуществляется Конституцией и законами.

Кроме вопроса о разграничении предметов ведения и полномочий, есть еще один любопытный вопрос. Вопрос о разграничении нормотворческой компетенции. Многие субъекты именно за нормотворческие полномочия активно борются, потому что власть продемонстрировать в таком случае легко, а финансовых расходов ненужно. Проблема здесь, скорее, не в том, как распределяются полномочия между субъектами и федерацией, а в том, до какой степени федерация может вмешиваться, до какой степени федерация может распространять свое регулирование на вопросы, которые относятся к предметам совместного ведения. Начать нужно с 76 статьи Конституции, там сказано, что по предметам исключительного ведения РФ принимаются ФКЗ, ФЗ, они имеют прямое действие на территории РФ. Про подзаконные акты ничего не сказано, но поскольку субъектам федерации не предоставлено полномочий регулировать какие бы то ни было вопросы в рамках предметов исключительного ведения РФ, то вопрос о подзаконных актах вроде как не возникает.

По предметам совместного ведения принимаются ФЗ, принимаемые в соответствии с ними законы и иные нормативные правовые акты субъектов Российской Федерации. Здесь достаточно четко, на взгляд Белова, разумно определены те типы нормативных актов, которые могут издаваться по предметам совместного ведения. Здесь не предполагается (!) принятие на федеральном уровне подзаконных нормативных актах по предметам совместного ведения. Будь то Указы Президента, Постановления Правительства, Акты федеральных органов исполнительной власти, или акты палат Федерального Собрания, никакие подзаконные акты по предметам совместного ведения федеральные органы власти принимать не должны.

Обоснование этого подхода: представьте себе, что на уровне федерации издан, например, Приказ Министерства. Сначала ФЗ предоставил право издать какое-то Постановление Правительству, Правительство передало возможность урегулировать вопрос Министерству. Приказ министерства входит в конфликт с законом субъекта РФ. Как быть в этом случае? Что сильнее, чему должен отдаваться приоритет? С точки зрения конституционных принципов народовластия, принятие закона отражает непосредственно волеизъявление граждан, волю народа, волеизъявление того носителя власти, который может принимать решение в первую очередь. Что касается подзаконного регулирования, оно всегда должно быть на втором месте. Но получается, что конфликт подзаконного акта федерального уровня и закона субъекта оказывается все время оспариваемым с двух разных позиций. Это подзаконный акт, но федерального уровня, то нормативный акт субъекта федерации, но закон. Как именно между ними установить иерархию – вопрос неразрешимый. Это юридический тупик, такая коллизия, которую решить практически невозможно.

Чтобы предотвратить эти ситуации, Конституция предотвращает такие ситуации. Что происходит на самом деле? Региональные органы принимают законы, а федеральные органы принимают подзаконные акты по предметам совместного ведения.

Дело дошло до КС РФ, в 1998 году, когда рассматривалась конституционность Лесного кодекса РФ. Распоряжение природных ресурсов – предмет совместного ведения. КС был вынужден каким-то образом сформулировать решение, оценить ту практику, которая складывается.

В Лесном кодексе было прямо написано, что по вопросам регулирования отношений, связанных с использованием и охраной лесов могут приниматься подзаконные акты федерального уровня. КС начал читать 76 статью Конституции, прочитал ее так, с точностью до наоборот, как прочитали ее сейчас мы. КС написал в своей решении, что в 76 статье нет речи о том, какие нормативные акты должны приниматься. 76 статья посвящена другому. Нет никаких оснований считать,что 76 статья запрещает в том или ином виде издание подзаконных актов федерального уровня по предметам совместного ведения. Белову кажется, что Постановление неубедительно, КС в этом отношении не совсем прав. Он руководствовался принципом того, что федеральное всегда должно быть выше. Некий абсолютный приоритет федерального права вообще. Но никаких оснований в Конституции для такого приоритета нет, Конституция предполагает необходимость разграничения предметов ведения, предполагает возможность доминирования федерального права в ограниченных пределов. Эта позиция КС широко используется, и суды общей юрисдикции во многих случая принимают решение при противоречии законов субъекта федерации в пользу Постановлений Правительства, Актов министерств.

Есть еще один вопрос – вопрос о праве субъектов федерации принимать законы по предметам исключительного ведения РФ. Из Конституции следует, что субъекты вообще ничего не должны регулировать. Но в реальности субъекты регулируют, в одних случаях это касается воспроизведения содержания ФЗ. Довольно странно с т.з. юридической логики, зачем переписывать то, что написан в ФЗ. Оказывается, что для многих субъектов федерации это логично и понятно, зачем правоприменителю утруждать себя тем, чтобы смотреть два нормативных акта, все что нужно из ФЗ перепишем в закон субъекта, правоприменителю будет удобно. Закон оказывается не законом, а справочников. В этом случае, конечно, насколько оправданно считать это регулированием субъекта федерации – это вопрос риторический. Субъект воспроизводит нормы, но не регулирует их по существу.

Что же касается судебной практики, в этих случаях подобные законы рассматриваются как противоречащие Конституции и не подлежащие применению

Перед нами пример, который можно найти в практике ВС РФ. Но, при этом, есть еще один аспект этого вопроса. Как быть, если федеральный законодатель прямо предполагает право субъектов устанавливать какие-то нормы? В этом случае, ВС сослался на Определение КС, вроде как никаких проблем нет. Если федеральный законодатель считает возможным передать субъекту федерации регулирование какого-то отдельного вопроса в рамках предметов исключительного ведения РФ никаких проблем. Но, как кажется Белову, с Конституцией это тоже очень плохо согласуется.

Третий вопрос – это статус отдельных регионов, в т.ч. субъектов федерации в составе других государств.

Статус региона – вопрос,который связан с той общей проблемой, о которой мы говорили в прошлый раз: что такое вообще регион, или, например, субъект федерации. Если это государство, обладающее признаками государства, соответственно, у региона должны быть определенные элементы, характерные для государства. Такие элементы иногда признаются за регионами, в частности, предполагается, что у субъектов федерации, например, должна быть своя территория, защищенная от произвольного изменения центральных органов власти, свое население, свои органы власти. Соответственно, у административных единиц в унитарном государстве этого не предполагается.

Для того чтобы создать более общую, более универсальную схему, описывающую статус региона в составе государства, мы можем говорить о том, что есть, во-первых, нормативная основа закрепления этого статуса. Во многих случаях предполагается, что Конституция государства создает какие-то общие основы, общие принципы, дальше могут быть разные варианты. Например, в Испании могут приниматься специальные статусы, определяющие положение конкретного региона, заменяющие его статус. Позиция КС РФ относительно Конституции (Уставы) субъектов федерации, предполагает, что Конституция (Устав) субъекта федерации –учредительный акт, т.е. он определяется в т.ч. статус субъекта федерации. Странно немного, т.к. статус в РФ определяется Конституции и ФЗ. Но с точки зрения природы самого акта – это тот акт, в котором фиксируется то положение, которое занимает регион в составе сложного государства. В этом нормативном акте должно быть закреплено, до какой степени самостоятелен этот регион, это проистекает из особенностей территориального устройства, каким статусом обладают органы власти, каким образом формируется территория и население этого региона.

Когда мы говорим об унитарном государстве, на конституционном уровне вопросы статуса регионов затрагиваются незначительно. В качестве примера мы можем использовать Италию, где разграничение предметов ведения закрепляется, а другие элементы статуса в Конституции национальной не фигурируют. Предполагается, что вопрос о статусе, он относится к законодательному уровню регулирования и не требует каких-то специальных форм правового закрепления, которое бы гарантировало независимость и самостоятельность. Что касается статуса, то для регионов децентрализованного государства, может быть характерно и формирование законодательных органов. Мы говорили, что в унитарных государствах, как правило,не предоставляется законодательной компетенции на уровень регионов, но в некоторых случаях в децентрализованном государстве может так быть.

Что касается Испании, то по поводу статута – некий специальный акт, документ, закрепляющий статус региона, становится маленькой Конституцией для региона, определяет положение региона как субъекта, так и его органов власти.

Что касается федерации, в качестве примера мы можем взять ФРГ, где в разных статьях разные гарантии защиты самостоятельности, разные гарантии статуса земель федеральных как субъектов немецкой федерации закреплены. Предполагается, защита границ, защита суверенитета в той части, в которой речь идет о защите полномочий. Во многих зарубежных федерациях существует федеральное принуждение. Его можно было бы рассматривать отдельно, как формы конституционной ответственности. Федеральное принуждение подчеркивает самостоятельность регионов. По общему правилу вторгаться в вопросы, которые относятся к предметам исключительного ведения субъектов федерации, федерация не вправе. И только в исключительных случаях, в тех случаях, когда предполагается защита граждан от злоупотреблений органов власти субъектов федерации, в тех случаях, когда возникает необходимость срочного спасения экономики региона, принятие эффективных мер, в этих случаях может федерация вмешаться сверх тех полномочий которые ей предоставлены, в исключительных случаях, в экстраординарном порядке в компетенцию органов власти субъектов. Этот институт принято называть федеральным принуждением. В ФРГ он существует, и предполагает, что защита полномочий требует определенных условий применения федерального принуждения. Федеральное принуждение в унитарных государствах не существует как правовой институт в принципе. В РФ, с одной стороны, ФЗ в некоторых случаях дает основания считать, что мы имеем дело с чем то похожим на федеральное принуждение, но на самом деле, пределы полномочий РФ федерального уровня власти настолько широко распространяются на все вопросы, которые могут возникнуть в деятельности региональных органов власти, что о федеральном принуждении и говорить не приходится. Федерация так или иначе может вмешаться в любой вопрос, не очевидно посягая на полномочия субъектов федерации. Довольно странная и парадоксальная ситуация у нас сложилась. «В поисках исчезнувших исключительных полномочий субъектов РФ». Их нет. В Конституции они есть, а в реальности их нет.

Белов акцентирует внимание на том, что многие вопросы статуса субъектов РФ непосредственно закреплены в актах федерального уровня, а именно в 184 ФЗ. Это безобразие! Почему? Потому что субъекты федерации во многих случаях лишаются той самостоятельности, которая предполагается для них Конституцией. Уже никто буквально не читает 11 статью Конституции, где сказано, что государственную власть в субъектах осуществляют образованные ими органы государственной власти. Но даже в том, что касается создания органов власти, в Конституции, в 77 статье, написано, что система органов власти субъектов РФ определяется им самостоятельно с учетом общих принципов, установленных ФЗ. Открывает 184 закон, там написано: система органов власти субъектов федерации состоит из… и перечисляется. Достаточно очевидно, что даже терминологически здесь явно федерация вторгается в вопросы организации власти. То, чего Конституция не предполагает. Если почитать внимательно 184 закон, то там видно, что даже вопрос распределения полномочий между законодательной и исполнительной властью подробно и обстоятельно прописан в нормах 184 закона. Естественно, в этом случае у субъектов федерации никакой самостоятельности не остается.

В завершения разговора про территориальное устройство РФ, Белов несколько слов хотел бы сказать об особенностях организации власти в субъектах. Не особо углубляясь в это.

Дата добавления: 2014-11-09