КАТЕГОРИИ: Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748) |
Антропология и моральная философия 15 страница
Утилитаризм включает как психологический тезис о наших движущих мотивах, так и этический тезис о том, как мы можем оценивать действие в качестве морально хорошего или плохого. Этический тезис подчеркивает важность следствий того, что мы делаем: приводят ли результаты наших действий к удовольствию и полезности для нас или для возможно большого числа других индивидов. Он не относится к личным качествам и состояниям агента - например, его состояниям сознания, т.е. мотивам и установкам. Таким образом, мы проводим различие между этикой следствий (консеквенциональной этикой) [см. Гельвеций и Бентам] и этикой доброй воли [см. Кант].
Утилитаризм [см. Гельвеций и Бентам] пытается установить объективный принцип для определения правильности или неправильности действия. Утилитаристы так выражали основой принцип философии удовольствия: действие является правильным в той мере, в которой оно способствует достижению наибольшего возможного счастья для максимально большого числа людей.
Обычным возражением против утилитаризма является то, что различные ценности (состояния счастья) являются несравнимыми. Как, например, мы можем объективно сравнивать удовольствие от чтения хорошей книги с удовольствием от вкусной еды? Но на практике утилитаризм прежде всего имел отношение, так сказать, к негативным ценностям, т.е. к предотвращению различных видов страдания и несчастья. Человека более заботит предотвращение страдания, чем получение наслаждения. Действительно, можно полагать, что на практике имеется общее со-
глашение относительно того, что следует рассматривать в качестве лишения и как соотносятся друг с другом его различные формы (например, недостаток протеина или свежего воздуха). При этом могут существовать расхождения по поводу того, что является наилучшей едой и наилучшим видом спорта. Подобный практический приоритет "негативного" может ослабить некоторые критические аргументы против утилитаризма, основывающиеся на несоизмеримости ценностей и невозможности достижения в отношении их консенсуса. Против этих аргументов можно было бы возразить, сказав, что существует, возможно, больше расхождений во взглядах и поэтому в ситуации "выбора десерта" гораздо труднее сравнивать ценности, чем в ситуации "отсутствия протеина". [См. точку зрения Поппера на приоритет "негативного" в его книге Открытое общество и его враги, сноска 2, Гл. 29].
Однако почему Я не являюсь более важным, чем другие? Или же счастье и боль любого индивида являются одинаково важными? Отвечая на эти вопросы, нам достаточно подчеркнуть, что утилитаризм как политическая идеология основан именно на эгалитаризме (философии равенства), который считает бесспорным то, что никто (в качестве индивида) не обладает уникальной и привилегированной позицией по сравнению с другими.
Против утилитаризма может быть выдвинуто и такое возражение. Мы не в состоянии всегда знать заранее, каким будет конечный результат действия. Если утилитаризм должен давать объективный критерий в ситуациях выбора, то прежде, чем мы начнем действовать, мы должны знать, какая альтернатива приведет к наилучшему долговременному результату. Однако мы не всегда обладаем таким знанием. На это можно было бы возразить, что здесь достаточно иметь хорошо обоснованное мнение агента. Но в таком случае мы отказываемся от объективности, которой требует утилитаризм. Ведь критерием хорошего действия начинает служить не объективный конечный результат, а оптимальные рассуждения (соображения) агента.
Можно также возразить, что утилитаризм и либерализм слишком сосредоточены на индивиде и упускают из вида важность сложного социального взаимодействия институтов и традиций. К тому же можно добавить, что модель рациональных агентов является одним из оснований и современной экономики (начиная со Смита) и современной социологии. В целом, ориентированные на индивида, либерализм и утилитаризм появились прежде, чем социальные науки достигли зрелости. В то же время эти направления послужили источником важных традиций внутри социальных наук.
Либерализм делает акцент на свободу самовыражения и свобо-ду слова. В этом моменте политический либерализм и философия Просвещения снова сходятся. Защита подобных либеральных цен-
ностей основывается не только на идее о том, что толерантность является ценностью ("добром"). Она особо подчеркивает [см. например, Джон Стюарт Милль], что открытые и свободные дебаты являются основным условием достижения подлинного постижения как в науке, так и в политике. Либеральность является условием рациональности, в том числе и нашей собственной рациональности. Это положение оказывается важным и для вопроса о том, чем является научное сообщество исследователей [см. Пирс, Поппер, Хабермас]. В то же время либеральность как условие рациональности важна и для демократии в плане формирования общественного мнения, а так же просвещенного совместного взаимоопределения (codetermination).
Монтескье - разделение властей и влияние окружающей среды
Французский адвокат Шарль-Людовик де Секондат, в дальнейшем барон де ла Бред и де Монтескье (Montesquieu, 1689- 1755), являлся одним из выдающихся политических теоретиков XVIII столетия. Наиболее известны два его творческих вклада: принцип разделения властей как условие свободы и теория о влиянии, которое оказывает на политику окружающая среда.
В работе О духе законов (L 'esprit des lois, 1748) Монтескье формулирует важное двуединое положение о законах. Он связывает концепцию естественного права, согласно которой различные законы являются формулировками одного и того же Закона, с социологическим тезисом о том, что эти формулировки определяются различными историческими и природными условиями. Таким образом, Монтескье избегает и релятивизма, который часто возникает в результате отрицания концепции естественного права, и бесплодного догматизма, который появляется при постулировании универсального естественного закона без объяснения того, как этот закон реализуется в конкретных условиях.
Дух законов, согласно Монтескье, заключается во взаимосвязи различных видов окружающей социальной и природной среды и соответствующих им особых формулировок универсального закона.
Концепция естественного права не нова, как и тезис о том, что мы распознаем универсальный закон при помощи обыденного разума. Однако относительно новым является то, что Монте-
скье рекомендует эмпирически исследовать взаимосвязи между конкретной средой и отвечающей ей формулировками законов. Но и этот подход не является совершенно новым, так как еще раньше его практиковали Аристотель и Макиавелли.
Не является полностью эмпирическим и исследование самим Монтескье воздействий окружающей среды. По большому счету, оно ограничено довольно общими соображениями о том, какое влияние оказывают на политику и законодательство - например, климат, почва, формы торговли, способы производства и традиции.
Кроме того, Монтескье дает классифицирующее описание трех форм правления (республика, монархия, деспотия) и трех соответствующих им принципов (достоинство, честь, страх). Подобное тройственное разделение, напоминающее Аристотеля, вероятно, диктовалось политическими идеалами самого Монтескье. Республика представала как идеализированное изображение Древнего Рима, деспотия рисовалась внушающей ужас картиной того, чем может стать Франция, а монархия оценивалась в свете отношения Монтескье к английской форме правления как идеалу для Франции.
Однако если сам Монтескье и не полностью преуспел в реализации требований к научному исследованию, выдвинутых им самим, он все же являлся видным поборником свободы, политического реализма и научного подхода. Он защищал английские учреждения и порядки и тем самым свободу. Монтескье полагал, что в Англии имеется разделение власти между судебными, исполнительными и законодательными учреждениями. В дальнейшем принцип разделения сыграл исключительную роль в истории политических идей и нашел свое воплощение в конце XVIII века как в Декларации независимости США, так и во Французской декларации прав человека и гражданина.
Принцип разделения властей является античной идеей. Мы находим его в платоновских Законах и аристотелевской Политике. В определенной степени он был реализован в средневековых империях. Этот принцип содержится в учении Локка. Однако именно Монтескье, как юрист, разработал тезис о разделении властей на три ветви и сделал акцент на необходимости системы правового контроля и разумного баланса различных ветвей власти. Принцип разделения власти должен быть применен к отношениям между судебной, исполнительной и законодательной властями.
Гельвеций - индивид и наслаждение
Клод Адриан Гельвеций (Claude Adrien Helvetius, 1715-1771) стремился объяснить человека исключительно с естественно-научной точки зрения. Это был ученый, который в конечном счете не признавал никаких иных объяснений, кроме "научных". Он был уверен, что наука способна полностью объяснить все явления, включая социальные и психологические.
Но в отличие от Гоббса Гельвеций начинает свои построения не с инстинкта самосохранения. Для Гельвеция движущей силой выступает личный интерес. Человек ищет удовольствия и избегает страдания. По определению удовольствие и страдание являются эгоистическими чувствами, присущими только отдельному индивиду. (Мы можем переживать вместе с другими, но не в состоянии разделить их чувства).
Гельвеций дает такое простое психологическое объяснение движущих сил функционирования человека: поведение людей объясняется тем, что они автоматически стремятся к удовольствию и избегают боли. При этом Гельвеций не пытается свести все к чистой механике. Но он не соглашается и с идеей свободной рациональности, требующей, чтобы действия могли быть объяснены на основе соображений, которые понимает человек и которым он стремится следовать. По Гельвецию, человек действует в соответствии с простым принципом, согласно которому каждый выбор действия основывается на нахождении средств, приводящих к наибольшему индивидуальному удовольствию. Таким образом, Гельвеций придерживается целевой (purposive) теории мотивации.
Он отрицает существование какого-либо не основанного на опыте вида знания. В этом смысле он является эмпирицистом. И это предполагает несогласие Гельвеция с тем, что возможно эпи-стемическое оправдание нормативных вопросов. (Соответственно, должна быть опровергнута концепция естественных прав. В явной форме ее опровержение на основе эмпирицизма сделано Юмом).
В качестве компенсации за отсутствие нормативного мерила Гельвеций развивает теорию о том, что образ действий, когда люди ищут удовольствия и избегают боли, является хорошим. Однако как эпистемологический эмпирицист, Гельвеций не имеет оснований для последнего утверждения. Поэтому он не может с полным правом утверждать, что ему известно, что нечто является "хорошим", то есть то, что он знает, что это нечто является нормативно всеобщим.
Как представитель эпохи Просвещения, Гельвеций думает, что людей нужно просветить только в отношении их личных интересов. Когда люди знают, что ведет к удовольствию и что ведет к боли, они будут искать только первое. Называемое нами "хорошим" есть не что иное, как удовольствие. И когда каждый ищет то, что является хорошим, результат будет хорошим для каждого.
Эта идея гармонии, взаимосвязи личного и общего интереса, была важной для либералистских утилитарианцев. Исходя из принципа, что целью общества является достижение наибольшего счастья для максимально большого числа людей, они могли отстаивать политические реформы, направленные на поддержку частной инициативы. Ведь согласно этой идее, максимизация индивидуального удовольствия автоматически привела бы к наибольшему универсальному благу. Помимо прочего, опираясь на этот принцип, Гельвеций выдвинул требование восьмичасового рабочего дня. Вместе с тем он не был искренним защитником либералистской политики.
Как видим, пользуясь нашей терминологией, мы можем назвать Гельвеция либералистом, поскольку для него исходным понятием служит индивид. Но при этом наиболее важным является максимальное удовольствие индивида, а не его самосохранение, как для Гоббса, или его неотъемлемые права, как для Локка. Гельвеций - это утилитарист, представитель философии полезности. Согласно ей, вопрос о правильности или неправильности действия обусловлен тем, ведет ли оно к полезным или вредным последствиям (т.е. получает ли индивид удовольствие или страдание в результате осуществления действия).
Рассмотрим более детально теорию Гельвеция как психологический вариант экономического либерализма. Мы можем схематично интерпретировать ее следующим образом:
1. Психологический тезис: каждый индивид фактически пытается максимизировать свое удовольствие.
2. Этический тезис: такое поведение индивида является хорошим.
3. Социологический тезис: когда каждый индивид стремится максимизировать свое удовольствие, мы приходим к наивысшему из возможных всеобщему благополучию.
4. Этический тезис: это состояние является хорошим.
В такой огрубленной формулировке все эти тезисы оказываются проблематичными.
Первый тезис является или эмпирически ложным или лишенным смысла. Если правильно использовать понятия, то мы можем легко установить, что существуют по крайней мере некоторые ин-
дивиды, которые время от времени действуют не так, чтобы максимизировать собственное удовольствие. Например, сжигая себя, буддистский монах добровольно лишает себя жизни. Следовательно, по отношению к этому монаху рассматриваемый тезис оказывается эмпирически ложным. Но если мы по определению используем понятия таким способом, что "действовать" означает "стремиться к удовольствию", то этот эмпирический контраргумент не имеет значения. Согласно этому определению, даже буддистский монах, сжигающий себя во время политической демонстрации, действует исходя из "удовольствия". Но такое определение превращает первый тезис в тавтологию вида "А = А", которую не в состоянии опровергнуть ни один эмпирический аргумент. В результате первый тезис оказывается лишенным смысла: он не утверждает ничего о чем бы то ни было. При этом используется отличное от обычного понятие "удовольствия".
Второй тезис является нормативным и как таковой, согласно эмпирицизму, вообще не имеет никакого эпистемологического значения. В той мере, в какой либералисты являются радикальными эпистемологическими эмпирицистами, они не имеют права оценивать этот тезис (в качестве истинного).
Третий тезис также или эмпирически ложен, или лишен смысла. Сильным контраргументом против него было развитие Англии в начале XIX века, характеризовавшееся обнищанием рабочего класса. (Результатом осмысления этого развития явилась эволюция английского либерализма в направлении социального либерализма).
Четвертый тезис можно критиковать таким же образом, как и второй.
Далее мы увидим, что точно так же можно критиковать и экономический (laissez faire) либерализм, заменяя "удовольствие" на "прибыль" [1].
1 Сказанное не противоречит тому, что, с научной точки зрения, возможно и во многих случаях плодотворно использовать модель "экономического человека" в качестве гипотетической предпосылки - иначе говоря, условно допускать в научном исследовании и экономической практике, что человек статистически действует на основе соображений экономической прибыли, не утверждая, что в этом состоит "внеисторическая сущность человека".
Античные греки придерживались представления об истории как круговороте, тогда как христианство принесло линейное представление истории. При переходе от XVII к XVIII веку возникает
новая секуляризованная версия представления истории как линейного процесса, направленного в будущее. В это же время в литературных салонах центр дискуссии смещается с поэзии на науку и технику. До тех пор, пока аудитория парижских салонов рассматривала в качестве наиболее важного предмета обсуждений литературу, не было смысла говорить о том, что история движется вперед.
"Является ли Расин (Jean-Baptiste Racine, 1639-1699) более великим поэтом, чем Гомер?" Пока основным предметом обсуждений оставалась литература, можно было одинаково легко говорить как то, что история движется "назад", так и то, что она движется "вперед". Но как только в центре внимания публики оказались такие вопросы, как скорость перемещения дилижанса между Орлеаном и Парижем, то появился смысл говорить о "прогрессе". Дилижансы двигались все быстрее и быстрее. Значит, и история движется вперед.
Это смещение интересов не было, конечно, случайным. Если индустриальное общество должно функционировать, то интеллигенция (образованные слои общества) обязана проявлять определенный интерес к технологическим достижениям и усовершенствованиям и хорошо в них разбираться.
Философы-просветители выразили эту веру в прогресс: просвещение ведет к развитию науки и материальному благосостоянию.
Анн Робер Жак Тюрго (Anne Robert Jacques Turgot, 1727-1781) предвосхитил учение Конта о трех стадиях исторического развития. Он оперирует с анимистической, спекулятивной и научной стадиями, а Конт - с теологической, метафизической и позитивной стадиями.
Мари Жан Антуан Кондорсе (Marie Jean Antoine Condorcet, 1743-1794) указал выгоды, которые принесет человеку основанный на разуме прогресс: достижение равенства между нациями, устранение классовых различий и общее повышение духовного и морального уровня. Кондорсе надеялся на уничтожение расизма, расширение свободы торговли, введение пособий по болезни и пенсий для престарелых, запрещение войн, ликвидацию бедности и роскоши, обеспечение равных прав для женщин и мужчин и создание всеобщей системы образования, которая обеспечит всем одинаковые возможности.
Эта вера в прогресс являлась смесью реализма и наивности. Реализм состоял в том, что все перечисленное, действительно, стало научно и технически возможным. Наивность заключалась в том, что помимо прочего философы-просветители недооценивали значение политических проблем. Оказалось, что одного только просвещения недостаточно для достижения всеобщего благосостояния.
После первой мировой войны, если не раньше, вере в прогресс был нанесен смертельный удар. Сегодня вряд ли найдется человек, который столь же оптимистически смотрит в будущее с той наивностью и простодушием, как это делали в XVIII столетии представители эпохи Просвещения.
К концу XVIII века новая буржуазия начинает утверждаться в Западной Европе - сначала в Англии, позднее во Франции и в XIX столетии в Германии. Это утверждение осуществлялось на нескольких уровнях: идеологическом, политическом и экономическом.
Параллельно становлению капитализма укреплялся политический либерализм (свобода вероисповедания и свобода собраний). Возникла тенденция к созданию конституционных форм правления, которые предполагали общественный контроль над правительством посредством регулярных выборов (даже если избирательное право и было ограниченным). При этом правительство обладало политической властью, гарантировавшей жизнь и собственность без вмешательства в экономическую деятельность.
Смит - экономический либерализм
Шотландец Адам Смит (Adam Smith, 1723-1790, Исследование о природе и причинах богатства наций, An Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations, 1776) считается основателем политической экономии как самостоятельной научной дисциплины. Однако из его работы Теория нравственных чувств (Theory of Moral Sentiments, 1759) следует, что он не рассматривал человека как исключительно экономическое создание.
Смит утверждает, что именно предметы потребления (товары) и их производство, а не количество золота и серебра, фактически определяют богатство нации. Он критикует экономический протекционизм: правительство должно как можно меньше вмешиваться в торговлю и промышленность. Экономика функционирует наилучшим образом, когда максимальна степень ее свободы. Если каждый промышленник и купец стремится максимизировать свою собственную экономическую прибыль, то и общее богатство будет наибольшим. Когда экономике позволяется функционировать без вмешательства со стороны правительства, то она следует естественным законам: каждый стремится максимизировать свою экономическую прибыль; цены становятся естественными, то есть
справедливыми; в стране возникает наибольшее из возможных богатство. Итак, Смит является либералистом, стоящим на позиции laissezfaire (невмешательства государства в развитие хозяйства) [1].
1 О словосочетании laissezfaire. Лозунгом экономического либерализма является выражение "laissez faire, laissez passer". Оно означает, что товары должны свободно производиться и свободно продаваться ("свободно", то есть "без правительственного вмешательства").
Смит рассматривает личный (частный) интерес индивида как подлинную движущую силу экономической жизни, тогда как Бентам считает такой силой стремление индивида к удовольствию.
Так называемая "проблема Смита" состоит в трудностях совмещения экономической и моральной философии. Как моральный философ, Смит отстаивает представление о том, что мы должны действовать на основе симпатии и заботы о других людях. Как экономист-теоретик, он утверждает, что бизнесмен должен руководствоваться только своими собственными интересами, стремиться к личному обогащению, которое часто происходит за счет других. Логика рынка, согласно Смиту, подразумевает, что с помощью невидимой руки рынка частные (личные) пороки могут привести к всеобщей пользе. С моральной точки зрения, это является достаточно спорным: хорошее не может возникнуть вследствие безнравственных действий, не породив при этом проблем.
Решение "проблемы Смита" состоит в том, что мы должны проводить различие между сферой рыночной экономики и повседневной жизнью. Смит также подчеркивает, что функционирование рынка должно регулироваться в соответствии с законом и справедливостью. Это означает, что Смит оперирует понятиями не только рыночной экономики, но и юридически-национальных факторов и сферы межличностного взаимодействия. В дальнейшем Хабермас будет трактовать "проблему Смита" как вопрос о взаимосвязи "системы" и "жизненного мира" (см. Гл. 30).
Атомистическая онтология Демокрита была весьма привлекательной тем, что она все упрощала и понятно объясняла. Тем же зачаровывал и экономический атомизм (индивидуализм), который все делал простым и ясным.
В принципе, индивид всегда и всюду ищет свою собственную экономическую выгоду. В принципе, для достижения этой цели индивид поступает строго рационально. Следовательно, мы можем вычислить, как поведет себя экономический человек в различных ситуациях. В этой модели человеческая вселенная понимается как своего рода социальный бильярд, в котором перемещаются и заключают друг с другом выгодные договоры стремящиеся к прибыли индивиды. При этом мы можем игнорировать "иррациональные" особенности, обнаруживаемые в человеке, в социальных учреждениях и во властных структурах. Иначе говоря, Смит предпринимает попытку объяснения всего на основе этой модели. Именно выдвижением таких базисных понятий Смит и другие либералистские экономисты внесли вклад в создание и разработку модели рационального взаимодействия нескольких индивидов (теория игры для экономического человека, homo economicus). Таким образом, Смит и другие либералистские экономисты принадлежат к числу основателей одной из первых социальных наук - политической экономии.
Другими словами, базисные понятия политэкономии Смита соотносятся с базисными понятиями классического либерализма. Однако Смит дополняет традиционные либералистские понятия теорией естественной цены. На рынке индивиды обмениваются друг с другом товарами, цена которых определяется отношением между спросом и предложением. Это предполагает свободный рынок, то есть невмешательство государства или других политических институтов в регулирование цен.
Данная модель объяснения ценового регулирования предполагает, во-первых, что мы являемся атомизированными индивидами, которые думают о своем собственном выигрыше. Во-вторых, считается, что различные товары не зависят друг от друга, и, в-третьих, каждый из агентов может отдавать предпочтение различным товарам и таким образом выбирать между ними. Помимо прочего, это является и моделью рынка, свободного от вмешательства государства и господства монополий.
Конечно, Смит знал, что на цены влияют не только спрос и предложение, но и такие факторы, как правительственные решения и старые привилегии знати. Смит применяет свою модель подобно тому, как Бентам использует свое исчисление удовольствий и для описания, и для критики. Так, он критикует факторы, препятствующие функционированию свободного рынка. Поэтому политическое учение Смита - это не только чистая теория, но и политическая программа: факторы, мешающие свободному рынку, должны быть устранены, потому что они противоречат естественному порядку.
Как и классические либералисты в сфере политической теории, экономист Смит полагал, что неограниченный индивидуализм в конечном счете привел бы к социальной гармонии, к самому большому из возможных материальному процветанию.
Кроме того, Смит развил и другую теорию регулирования цен, которая говорит о том, какая цена товара является справедливой. Эта вторая теория утверждает, что стоимость товара равна вложенному в него труду [1]. Если плотник работал над изготовлением стула десять часов, а фермер трудился пять часов для того, чтобы вырастить мешок картофеля, то стул стоит столько же, сколько два мешка картофеля. Если цены образуются подобным образом, то цена будет справедливой, так как каждый получает ровно столько, сколько отдает. Торговля, в ходе которой совершается такой обмен товаров, также будет честной, справедливой.
Однако, в общем и целом, весьма трудно определить стоимость труда, вложенного в некоторый товар. Затраченное время не может быть единственным определяющим фактором. Некоторые люди работают быстро, другие - медленно и лениво, некоторые обладают профессиональной подготовкой, а другие - нет. В определенном смысле эта теория цен противостоит теории цен, оперирующей спросом и предложением. Если в условиях свободного рынка цена определяется предложением и спросом, то цена одного и того же товара меняется в зависимости от соотношения между спросом и предложением, даже если остается постоянным труд, вложенный в этот товар. Поэтому было бы сложно обосновать в качестве справедливой цену, устанавливаемую на основе спроса и предложения, утверждая, что цена товара равна величине вложенного в его производство труда [2].
1 См. теорию стоимости Локка, Гл. 12. 2 Но откуда возникают спрос и предложение? Спрос должен, например, определяться желаниями тех, кто обладает на рынке покупательной способностью. Но он должен быть связан и с покупательной способностью, которой взамен своего труда обладает наемный работник. Это указывает на связь между предложением/спросом и трудом, вложенным в производство товара.
Давид Рикардо (David Ricardo, 1772-1823) и Томас Мальтус (Thomas Malthus, 1776-1834) развивают смитовский экономический неограниченный (laissez faire) либерализм. Но если Смит полагал, что свободный и "естественный" капитализм принес бы пользу всем слоям общества, то Рикардо и Мальтус считали, что рабочий необходимо должен существовать на уровне прожиточного минимума. Тем не менее, в противоположность Бентаму, Рикардо придерживается политики радикального (laissez faire) либерализма. В отсутствие правительственного вмешательства автоматически устанавливается наилучшая из возможных гармония личных интересов, даже если рабочий и вынужден, как это ни печально, всегда жить в большей или меньшей материальной нужде.
В основе этой теории лежат следующие соображения. Мальтус утверждал, что нищета низших классов является неизбежной, поскольку численность населения увеличивается в геометрической пропорции, тогда как производство продуктов питания растет только в арифметической пропорции.
Следовательно, рост народонаселения всегда будет опережать увеличение объема продуктов питания. Откровенно говоря, увеличение заработной платы ведет не к росту уровня жизни низших классов, а только к рождению большего количества детей. В силу этого до тех пор, пока отсутствуют моральные или социальные нормы [1], в определенной мере ограничивающие уровень рождаемости, основная масса населения вынуждена существовать на грани выживания.
Дата добавления: 2014-11-25; Просмотров: 433; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы! Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет |