Песни о богах 1 страница

Прорицание вёльвы [2]

Внимайте мне все

священные роды,[3]

великие с малыми

Хеймдалля дети![4]

Один, ты хочешь,

чтоб я рассказала

о прошлом всех сущих,

о древнем, что помню.

Великанов я помню,

рожденных до века,

породили меня они

в давние годы;

помню девять миров

и девять корней

и древо предела,[5]

еще не проросшее.

3 [6]

В начале времен,

когда жил Имир,

не было в мире

ни песка, ни моря,[7]

земли еще не было

и небосвода,[8]

бездна зияла,

трава не росла.[9]

Пока сыны Бора,[10]

Мидгард[11]создавшие

великолепный,

земли не подняли,

солнце с юга

на камни светило,

росли на земле

зеленые травы.

5 [12]

Солнце, друг месяца,[13]

правую руку

до края небес

простирало с юга;

солнце не ведало,

где его дом,

звезды не ведали,

где им сиять,

месяц не ведал

мощи своей.

Тогда сели боги

на троны могущества

и совещаться

стали священные,

ночь назвали

и отпрыскам ночи[14] –

вечеру, утру

и дня середине –

прозвище дали,

чтоб время исчислить.

Встретились асы

на Идавёлль‑поле,

капища стали

высокие строить,

сил не жалели,

ковали сокровища,

создали клещи,

орудья готовили.

На лугу, веселясь,

в тавлеи играли,

все у них было

только из золота, –

пока не явились

три великанши,[15]

могучие девы

из Ётунхейма.[16]

Тогда сели боги

на троны могущества

И совещаться

стали священные:

кто должен племя

карликов сделать

из Бримира[17]крови

И кости Блаина.

10 [18]

Мотсогнир старшим

из племени карликов

назван тогда был,

а Дурин – вторым;

карлики много

из глины слепили

подобий людских,

как Дурин велел.

Нии и Ниди,

Нордри и Судри,

Аустри и Вестри,

Альтиов, Двалин,

Бивёр и Бавёр,

Бёмбур, Нори,

Ан и Анар,

Аи, Мьёдвитнир,

Гандальв и Вейг,

Виндальв, Траин,

Текк и Торин,

Трор, Вит и Лит,

Нар и Нюрад –

вот я карликов –

Регин и Радсвинн

всех назвала.

Фили и Кили,

Фундин, Нали,

Хефти, Вили,

Ханар, Свиор,

Фрар и Хорнбори,

Фрег и Лони,

Аурванг, Яри,

Эйкинскьяльди.

Еще надо карликов

Двалина войска

роду людскому

назвать до Ловара;

они появились

из камня земли,

пришли через топь

на поле песчаное.

Это был Драупнир

и Дольгтрасир с ним,

Хар и Хаугспори,

Хлеванг и Глои,

Дори и Ори,

Дув и Андвари,

Скирвир, Вирвир,

Скафинн и Аи,

Альв и Ингви,

Эйкинскьяльди,

Фьялар и Фрости,

Финн и Гиннар;

перечень этот

предков Ловара

вечно пребудет,

пока люди живы.

И трое пришло

из этого рода

асов благих

и могучих к морю,

бессильных увидели

на берегу

Аска и Эмблу,[19]

судьбы не имевших.

Они не дышали,

в них не было духа,

румянца на лицах,

тепла и голоса;

дал Один дыханье,

а Хёнир[20]– дух,

а Лодур[21]– тепло

и лицам румянец.

Ясень я знаю

по имени Иггдрасиль,[22]

древо, омытое

влагою мутной;

росы с него

на долы нисходят;

над источником Урд[23]

зеленеет он вечно.

Мудрые девы[24]

оттуда возникли,

три из ключа

под древом высоким;

Урд имя первой,

вторая Верданди,[25] –

резали руны, –

Скульд[26]имя третьей;

судьбы судили,

жизнь выбирали

детям людей,

жребий готовят.

21 [27]

Помнит войну она

первую в мире:

Гулльвейг погибла,

пронзенная копьями,

жгло ее пламя

в чертоге Одина,

трижды сожгли ее,

трижды рожденную,

и все же она

доселе живет.

Хейд ее называли,

в домах встречая, –

вещей колдуньей, –

творила волшбу

жезлом колдовским;

умы покорялись

ее чародейству

злым женам на радость.

Тогда сели боги

на троны могущества

и совещаться

стали священные:

стерпят ли асы

обиду без выкупа

иль боги в отмщенье

выкуп возьмут.

В войско метнул

Один копье,

это тоже свершилось

в дни первой войны;

рухнули стены

крепости асов,

ваны в битве

врагов побеждали.

25 [28]

Тогда сели боги

на троны могущества

и совещаться

священные стали:

кто небосвод

сгубить покусился

и Ода жену

отдать великанам?

Разгневанный Тор

один начал битву –

не усидит он,

узнав о подобном! –

крепкие были

попраны клятвы,

тот договор,

что досель соблюдался.

Знает она,

что Хеймдалля слух[29]

спрятан под древом,

до неба встающим;

видит, что мутный

течет водопад

с залога Владыки,[30] –

довольно ли вам этого?

Она колдовала

тайно однажды,

когда князь асов[31]

в глаза посмотрел ей:

«Что меня вопрошать?

Зачем испытывать?

Знаю я, Один,

где глаз твой спрятан:

скрыт он в источнике

славном Мимира!»

Каждое утро

Мимир пьет мед

с залога Владыки –

довольно ли вам этого?

29 [32]

Один ей дал

ожерелья и кольца,

взамен получил

с волшбой прорицанья, –

сквозь все миры

взор ее проникал.

Валькирий видала

из дальних земель,

готовых спешить

к племени готов;[33]

Скульд со щитом,

Скёгуль другая,

Гунн, Хильд и Гёндуль

и Гейрскёгуль.

Вот перечислены

девы Одина,

любо скакать им

повсюду, валькириям.

Видала, как Бальдр,[34]

бог окровавленный,

Одина сын,

смерть свою принял:

стройный над полем

стоял, возвышаясь,

тонкий, прекрасный

омелы побег.

Стал тот побег,

тонкий и стройный,

оружьем губительным,

Хёд его бросил.

У Бальдра вскоре

Брат[35]народился, –

ночь проживя,

он начал сражаться.

Ладоней не мыл он,

волос не чесал,

пока не убил

Бальдра убийцу;

оплакала Фригг,

в Фенсалир[36]сидя,

Вальгаллы[37]скорбь –

довольно ли вам этого?

34 [38]

Сплел тогда Вали.

страшные узы,

крепкие узы

связал из кишок.

Пленника видела

под Хвералундом,[39]

обликом схожего

с Локи зловещим;[40]

там Сигюн[41]сидит,

о муже своем

горько печалясь, –

довольно ли вам этого?

Льется с востока

поток холодный,

мечи он несет, –

Слид[42]ему имя.

Стоял на севере

в Нидавеллир[43]

чертог золотой, –

то карликов дом;

другой же стоял

на Окольнир[44]дом,

чертог великанов,

зовется он Бримир.

Видела дом,

далекий от солнца,

на Береге Мертвых,

дверью на север;

падали капли

яда сквозь дымник,

из змей живых

сплетен этот дом.

39 [45]

Там она видела –

шли чрез потоки

поправшие клятвы,

убийцы подлые

и те, кто жен

чужих соблазняет;

Нидхёгг[46]глодал там

трупы умерших,

терзал он мужей –

довольно ли вам этого?

Сидела старуха

в Железном Лесу[47]

и породила там

Фенрира род;[48]

из этого рода

станет один

мерзостный тролль

похитителем солнца.

Будет он грызть

трупы людей,

кровью зальет

жилище богов;[49]

солнце померкнет

в летнюю пору,

бури взъярятся –

довольно ли вам этого?

Сидел на холме,

на арфе играл

пастух великанши,

Эггдер веселый;

над ним распевал

на деревьях лесных

кочет багряный

по имени Фьялар.

Запел над асами

Гуллинкамби,[50]

он будит героев

Отца Дружин;[51]

другой под землей

первому вторит

петух черно‑красный

у Хель чертога.

Гарм[52]лает громко

у Гнипахеллира,

привязь не выдержит

вырвется Жадный.[53]

Ей многое ведомо,

все я провижу

судьбы могучих

славных богов.

45 [54]

Братья начнут

биться друг с другом,

родичи близкие

в распрях погибнут;

тягостно в мире,

великий блуд,

век мечей и секир,

треснут щиты,

век бурь и волков

до гибели мира;

щадить человек

человека не станет.

Игру завели

Мимира дети,[55]

конец возвещен

рогом Гьяллархорн;[56]

Хеймдалль трубит,

поднял он рог,

с черепом Мимира[57]

Один беседует.

Трепещет Иггдрасиль,

ясень высокий,

гудит древний ствол,

турс[58]вырывается.

Что же с асами?

Что же с альвами?

Гудит Ётунхейм,

асы на тинге;

карлики стонут

пред каменным входом

в скалах родных –

довольно ли вам этого?

Гарм лает громко

у Гнипахеллира,

привязь не выдержит

вырвется Жадный.

Ей многое ведомо,

все я провижу

судьбы могучих

славных богов.

Хрюм[59]едет с востока,

щитом заслонясь;

Ёрмунганд[60]гневно

поворотился;

змей бьет о волны,

клекочет орел,

павших терзает;

Нагльфар[61]плывет.

С востока в ладье

Муспелля[62]люди

плывут по волнам,

а Локи правит;

едут с Волком

сыны великанов,

в ладье с ними брат

Бюлейста[63]едет.

Сурт[64]едет с юга

с губящим ветви,[65]

солнце блестит

на мечах богов;

рушатся горы,

мрут великанши;

в Хель идут люди,

расколото небо.

Настало для Хлин[66]

новое горе,

Один вступил

с Волком в сраженье,

а Бели убийца[67]

с Суртом схватился, –

радости Фригг[68]

близится гибель.

Гарм лает громко

у Гнипахеллира,

привязь не выдержит –

вырвется Жадный.

Ей многое ведомо,

все я провижу

судьбы могучих

славных богов.

Сын тут приходит

Отца Побед,[69]

Видар, для боя

со зверем трупным;[70]

меч он вонзает,

мстя за отца, –

в сердце разит он

Хведрунга сына.[71]

Тут славный приходит

Хлодюн потомок,[72]

со змеем идет

биться сын Одина,[73]

в гневе разит

Мидгарда страж,[74]

все люди должны

с жизнью расстаться, –

на девять шагов

отступает сын Фьёргюн,

змеем сраженный –

достоин он славы.

Солнце померкло,

земля тонет в море,

срываются с неба

светлые звезды,

пламя бушует

питателя жизни,[75]

жар нестерпимый

до неба доходит.

Гарм лает громко

у Гнипахеллира,

привязь не выдержит –

вырвется Жадный.

Ей многое ведомо.

все я провижу

судьбы могучих

славных богов.

Видит она:

вздымается снова

из моря земля,

зеленея, как прежде;

падают воды,

орел пролетает,

рыбу из волн

хочет он выловить.

Встречаются асы

на Идавёлль‑поле,

о поясе мира[76]

могучем беседуют

и вспоминают

о славных событьях

и рунах древних

великого бога.[77]

Снова найтись

должны на лугу

в высокой траве

тавлеи золотые,

что им для игры

служили когда‑то.

Заколосятся

хлеба без посева,

зло станет благом,

Бальдр вернется,

жить будет с Хёдом

у Хрофта[78]в чертогах,

в жилище богов –

довольно ли вам этого?

Хёнир берет

прут жеребьевый,

братьев обоих[79]

живут сыновья

в доме ветров[80] –

довольно ли вам этого?

Чертог она видит

солнца чудесней,

на Гимле стоит он,

сияя золотом:

там будут жить

дружины верные,

вечное счастье

там суждено им.

65 [81]

Нисходит тогда

мира владыка,

правящий всем

властелин могучий.

Вот прилетает

черный дракон,

сверкающий змей

с Темных Вершин;

Нидхёгг несет,

над полем летя,

под крыльями трупы

пора ей[82]исчезнуть.

Речи Высокого [83]

Прежде чем в дом

войдешь, все входы

ты осмотри,

ты огляди, –

ибо как знать,

в этом жилище

недругов нет ли.

Дающим привет!

Гость появился!

Где место найдет он?

Торопится тот,

кто хотел бы скорей

у огня отогреться.

Дорог огонь

тому, кто с дороги,

чьи застыли колени;

в еде и одежде

нуждается странник

в горных краях.

Гостю вода

нужна и ручник,

приглашенье учтивое,

надо приветливо

речь повести

и выслушать гостя.

Ум надобен тем,

кто далёко забрел, –

дома все тебе ведомо;

насмешливо будут

глядеть на невежду,

средь мудрых сидящего.

Умом пред людьми

похваляться не надо –

скрывать его стоит,

если мудрец

будет молчать –

не грозит ему горе,

ибо нет на земле

надежнее друга,

чем мудрость житейская.

Гость осторожный,

дом посетивший,

безмолвно внимает –

чутко слушать

и зорко смотреть

мудрый стремится.

Счастливы те,

кто заслужил

похвалу и приязнь;

труднее найти

добрый совет

в груди у других.

Счастливы те,

кто в жизни славны

разумом добрым;

неладный совет

часто найдешь

у другого в груди.

Нету в пути

драгоценней ноши,

чем мудрость житейская,

дороже сокровищ

она на чужбине –

то бедных богатство.

Нету в пути

драгоценней ноши,

чем мудрость житейская;

хуже нельзя

в путь запастись,

чем пивом опиться.

Меньше от пива

пользы бывает,

чем думают многие;

чем больше ты пьешь,

тем меньше покорен

твой разум тебе.

Цапля забвенья

вьется над миром,

рассудок крадет;

крылья той птицы

меня приковали

в доме у Гуннлёд.

Пьяным я был,

слишком напился

у мудрого Фьялара;

но лучшее в пиве –

что хмель от него

исчезает бесследно.

Осторожным быть должен

конунга отпрыск

и смелым в сраженье;

каждый да будет

весел и добр

до часа кончины.

Глупый надеется

смерти не встретить,

коль битв избегает;

но старость настанет –

никто от нее

не сыщет защиты.

Глазеет глупец,

приехавший в гости,

болтая иль молча;

а выпьет глоток –

и сразу покажет,

как мало в нем мудрости,

Знает лишь тот,

кто много земель

объездил и видел, –

коль сам он умен, –

что на уме

у каждого мужа.

Пей на пиру,

но меру блюди

и дельно беседуй;

не прослывешь

меж людей неучтивым,

коль спать рано ляжешь.

Без толку жадный

старается жрать

себе на погибель;

смеются порой

над утробой глупца

на пиршестве мудрых.

Знают стада,

что срок наступил

покинуть им пастбища;

а кто неумен,

меры не знает,

живот набивая.

Кто нравом тяжел,

тот всех осуждает,

смеется над всем;

ему невдомек,

а должен бы знать,

что сам он с изъяном.

Глупый не спит

всю ночь напролет

в думах докучных;

утро настанет –

где же усталому

мудро размыслить.

Муж неразумный

увидит приязнь

в улыбке другого;

с мудрыми сидя,

глупец не поймет

над собою насмешки.

Муж неразумный

увидит приязнь

в улыбке другого;

а после на тинге

едва ли отыщет

сторонников верных.

Муж неразумный

все знает на свете,

в углу своем сидя;

но не найдет он

достойных ответов

в дельной беседе.

Муж неразумный

на сборище людном

молчал бы уж лучше;

не распознать

в человеке невежду,

коль он не болтлив,

но невежда всегда

не видит того,

что болтлив он безмерно.

Мудрым слывет,

кто расспросит других

и расскажет разумно;

скрыть не умеют

люди в беседах,

что с ними случилось.

Кто молчать не умеет,

тот лишние речи

заводит нередко;

быстрый язык

накличет беду,

коль его не сдержать.

Насмешливых взглядов

не надо бросать

на гостей приглашенных

не спросишь иного –

он мнит, что разумен,

и мирно пирует.

Доволен глумливый,

коль, гостя обидев,

удрать ухитрился;

насмешник такой

не знает, что нажил

гневных врагов.

Люди друзьями

слывут, но порой

на пиру подерутся;

распри всегда

готовы возникнуть:

гость ссорится с гостем.

Рано поешь,

а в гости сбираясь,

есть надо плотно:

или голодным

будешь в гостях –

не сможешь беседовать.

Путь неблизок

к другу плохому,

хоть двор его рядом;

а к доброму другу

дорога пряма,

хоть далек его двор.

Гость не должен

назойливым быть

и сидеть бесконечно;

даже приятель

станет противен,

коль долго гостит он.

Пусть невелик

твой дом, но твой он,

и в нем ты владыка;

пусть крыша из прутьев

и две лишь козы, –

это лучше подачек.

Пусть невелик

твой дом, но твой он,

и в нем ты владыка;

кровью исходит

сердце у тех,

кто просит подачек.

Муж не должен

хотя бы на миг

отходить от оружья;

ибо как знать,

когда на пути

копье пригодится.

Не знаю радушных

и щедрых, что стали б

дары отвергать;

ни таких, что, в ответ

на подарок врученный,

подарка б не приняли.

Добра не жалей,

что нажито было,

не скорби о потере;

что другу обещано,

недруг возьмет –

выйдет хуже, чем

думалось.

Оружье друзьям

и одежду дари –

то тешит их взоры;

друзей одаряя,

ты дружбу крепишь,

коль судьба благосклонна.

Надобно в дружбе

верным быть другу,

одарять за подарки;

смехом на смех

пристойно ответить

и обманом – на ложь.

Надобно в дружбе

верным быть другу

и другом друзей его;

с недругом друга

никто не обязан

дружбу поддерживать.

Если дружбу ведешь

и в друге уверен

и добра ждешь от друга, –

открывай ему душу,

дары приноси,

навещай его часто.

Но если другому

поверил оплошно,

добра ожидая,

сладкою речью

скрой злые мысли

и лги, если лжет он.

Так же и с теми,

в ком усомнишься,

в ком видишь коварство, –

улыбайся в ответ,

скрывай свои мысли, –

тем же отплачивай.

Молод я был,

странствовал много

и сбился с пути;

счел себя богачом,

спутника встретив, –

друг – радость друга.

Щедрые, смелые

счастливы в жизни,

заботы не знают;

а трус, тот всегда

спасаться готов,

как скупец – от подарка.

В поле я отдал

одежду мою

двум мужам деревянным;[84]

от этого стали

с людьми они сходны:

жалок нагой.

Сосна, у дома

возросшая, сохнет,

корой не укрыта;

и человек,

что людям не люб, –

зачем ему жить!

Жарко приязнь

пылает пять дней[85]

меж дурными друзьями;

а пятый прошел –

погаснет огонь,

и дружба вся врозь.

Подарок большой

не всюду пригоден,

он может быть малым;

неполный кувшин,

половина краюхи

мне добыли друга.

У малых песчинок,[86]

у малых волн

мудрости мало;

не все мудрецы. –

глупых и умных

поровну в мире.

Следует мужу

в меру быть умным,

не мудрствуя много;

лучше живется

тем людям, чьи знанья

не слишком обширны.

Следует мужу

в меру быть умным,

не мудрствуя много;

ибо редка

Дата добавления: 2014-11-25