Книга вторая 21 страница

Я подошел поближе. Чувствовалось, что покинули его совсем недавно, стоявшая там недопитая банка виноградной газировки была еще запотевшей и холодной на ощупь. Я не знал, что делать – может, он просто вышел в туалет и сию секунду вернется? – и уже собирался уйти, как вдруг заметил записку.

На томе Всемирной книжной энциклопедии лежал замусоленный, свернутый вдвое тетрадный листок, на обороте которого мелким корявым почерком было написано

«Марион». Я развернул его и быстро пробежал глазами:

Слушай Старушка

Что-то меня здесь задрало сидеть. Иду на вечеринку попить пивка. Покедова. Б.

Сложив записку, я тяжело опустился на подлокотник стула. Отправляясь на прогулку, Банни всегда покидал кампус в районе часа. Сейчас три. Он на вечеринке возле Дженнингса. Они упустили его.

Я спустился по черной лестнице к выходу цокольного этажа, дошел до Общин (фасад из красного кирпича распластался театральной декорацией на фоне пустого неба) и позвонил Генри из автомата. Трубку не брали. С близнецами та же история.

В Общинах не было никого, кроме пары изможденных уборщиц и тетки в рыжем парике, обслуживавшей коммутатор, – все выходные напролет она, скрючившись, сидела над вязанием, решительно наплевав на поступавшие звонки. Как обычно, в спину ей бешено мигали лампочки, но она обращала на них не больше внимания, чем тот злосчастный радист на «Калифорнийце» в ночь, когда «Титаник» пошел ко дну. Миновав парик, я направился к автоматам и уже со стаканчиком водянистого кофе вернулся позвонить еще раз. По-прежнему лишь длинные гудки.

Повесив трубку, я неспешно поднялся наверх и, достав из кармана подобранное на почте издание выпускников колледжа, сел в кресло у окна, чтобы спокойно выпить кофе.

Прошло пятнадцать минут, затем двадцать. Журнал нагонял на меня откровенную тоску. Складывалось полное впечатление, что лучшее, на что способны в жизни хэмпденские выпускники, это открыть магазинчик керамики на острове Нантакет или вступить в монашескую общину в Непале. Я отбросил журнал и уставился в окно. Освещение снаружи было очень необычным. Зелень травы почему-то становилась в нем до предела насыщенной, и раскинувшаяся внизу лужайка излучала неестественное, инопланетное сияние. На медном флагштоке посреди лилового неба хлопал американский флаг.

С минуту я сидел, разглядывая его, и вдруг, не в силах больше выносить ожидание, надел пальто и двинулся в сторону ущелья.

Лес был мертвенно тихим и как никогда враждебным. Черно-зеленые заросли, невозмутимые, словно вода в болоте, были насквозь пропитаны запахом прели и мокрой земли. Ни малейшего ветерка, ни одной птичьей трели, ни единого шороха. В ветвях кизила парили белые цветы – неподвижные и неземные под этим набухшим, погружающимся во мрак небом.

Я ускорил шаг – под ногами хрустели ветки, в ушах хриплым шумом отдавалось

дыхание, – и вскоре тропинка вывела меня на поляну. Я застыл, переводя дух, и только спустя секунду-другую осознал, что там никого нет.

Ущелье лежало по левую руку – ощерившийся, вероломный надрез, обнажавший острое каменистое дно. Стараясь не подходить вплотную, я осторожно заглянул через край. Стояла полная тишина. Я повернулся к зарослям, из которых только что вышел, как вдруг послышалась возня, и откуда ни возьмись появилась голова Чарльза.

– Здорово! – обрадованно прошептал он. – Как тебя угораздило?..

– Закрой рот, – оборвал его резкий голос, и мгновение спустя, как по волшебству, из подлеска навстречу мне вышел Генри.

Сердце билось в горле, я не мог вымолвить ни слова. Взгляд Генри обжег меня огнем. Он собрался что-то сказать, но тут раздался треск сучьев и, повернувшись на звук, я с изумлением увидел Камиллу в брюках защитного цвета, которая перелезала через поваленный ствол.

– Что происходит? – услышал я голос Фрэнсиса где-то совсем рядом. – Могу я наконец выкурить сигарету?

Генри не ответил.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он меня с непередаваемым раздражением.

– Сегодня на кампусе вечеринка.

– Что?

– Вечеринка. Он сейчас там… И он не придет.

– Вот видишь, я же тебе говорил, – удрученно произнес Фрэнсис, осторожно выбираясь из кустов и отряхивая ладони. Что характерно, он был одет самым неподобающим образом – на нем был хороший, пожалуй даже элегантный, костюм.

– Меня, как всегда, никто не слушает. А я ведь еще час назад сказал, что мы только зря теряем здесь время.

– Откуда ты знаешь, что он на вечеринке? – спросил Генри.

– Он оставил записку. В библиотеке.

– Пойдемте домой, – сказал Чарльз, вытирая тыльной стороной ладони грязный след на щеке.

Генри не обратил на него никакого внимания.

– Черт, – сдавленно выругался он, мотнув головой, словно стряхивая воду. – Я так надеялся, что мы покончим с этим сегодня.

Какое-то время никто не произносил ни слова.

– Я хочу есть, – нарушил молчание Чарльз.

– Умираю от голода, – рассеянно добавила Камилла, и вдруг глаза ее в ужасе округлились. – О нет!

– Что такое? – выпалили все хором.

– Ужин. Сегодня же воскресенье. Сегодня он должен прийти к нам на ужин. Повисла мрачная пауза.

– Я и думать про это забыл, – пробормотал Чарльз.

– Я тоже, – отозвалась Камилла. – А у нас дома ни крошки.

– Надо будет что-нибудь купить на обратном пути.

– Например?

– Не знаю. Что-нибудь, что можно быстро приготовить.

– Это немыслимо, – обрушился на них Генри. – Я же специально напомнил вам обо всем вчера вечером.

– Но мы забыли! – сокрушенным дуэтом воскликнули близнецы.

– Как вы могли забыть?

– Знаешь, если встаешь, планируя отправить кого-то на тот свет в два часа дня, уже как-то не думаешь, чем будешь угощать новоиспеченного мертвеца на ужин.

– Кстати, как раз сезон для спаржи, – участливо вставил Фрэнсис.

– Сомневаюсь, что она есть в «Фуд-кинге».

Генри вздохнул и направился к зарослям.

– Куда ты? – с тревогой спросил Чарльз.

– Выкопать парочку папоротников. После этого можем возвращаться.

– Ох, выкинь это из головы, – прикуривая сигарету, сказал Фрэнсис и, отшвырнув спичку, добавил: – Серьезно, ну кто нас увидит?

Генри обернулся:

– Кто-нибудь. И если это случится, я хочу иметь убедительный ответ на вопрос: что мы тут делали? И подбери спичку, – отчитал он Фрэнсиса.

Пустив клуб дыма, тот ответил ему злым взглядом.

Темнело, и с каждой минутой становилось все холодней. Я застегнул пиджак и, усевшись на сырой камень, с которого открывался вид на ущелье, уставился на грязный, забитый листвой ручеек, вяло бежавший по дну. За спиной близнецы спорили о вечернем меню, но вникать в их разговор мне не хотелось. Фрэнсис курил, прислонившись к дереву, потом затушил окурок о подошву и присел рядом со мной.

Время текло. Небо стремительно наливалось багрянцем. Светлый островок берез на другой стороне ущелья качнулся под порывом ветра, и я поежился. Сзади лились потоком реплики близнецов. Всякий раз, когда они были чем-то рассержены или расстроены, их можно было принять за Траляля и Труляля.

Внезапно зашелестел подлесок, и на краю поляны, вытирая запачканные ладони о брюки, появился Генри.

– Кто-то идет, – тихо произнес он. Близнецы мгновенно прекратили спорить:

– Что?!

– Там, с другой стороны. Послушайте.

Мы молчали, обмениваясь тревожными взглядами. По лесу промчался вихрь, и на поляну вылетел ворох белых лепестков кизила.

– Ничего не слышу, – сказал Фрэнсис.

Генри приложил палец к губам. На секунду все снова замерли, напряженно вслушиваясь. Наконец я с облегчением выдохнул и открыл было рот, но тут и вправду услышал – хруст веток, шаги.

Мы переглянулись. Генри прикусил губу и быстро осмотрелся. Края ущелья были голыми – спрятаться негде, перебежать через поляну и скрыться в лесу, не наделав большого шума, нам бы никак не удалось. Он хотел что-то сказать, но вдруг совсем близко затрещали кусты, и он поспешно убрался с открытого места меж двух деревьев, словно нырнув с людной улицы в темный подъезд.

Остальные озирались, окаменев посреди поляны, и как один повернули голову к Генри, скрывшемуся в тенистом убежище. Он досадливо замахал нам рукой. Неожиданно я услышал скрежет гравия и, не соображая, что делаю, судорожно отвернулся, притворившись, что внимательно изучаю ствол стоящего рядом дерева.

Шаги приближались. Чувствуя на коже затылка покалывание бесчисленных иголочек, я почти уткнулся лицом в ствол, стараясь сохранять видимость глубокого научного интереса: серебристая, прохладная на ощупь кора, черная, блестящая цепочка муравьев, марширующих из укромной трещинки.

Вдруг, и едва ли не раньше, чем я успел это осознать, шаги остановились прямо за моей спиной.

Я оторвал взгляд от коры и заметил Чарльза. Побелев, с искаженным лицом, он уставился в пространство перед собой. Я хотел спросить его, в чем дело, но в этот момент внутри у меня что-то оборвалось и изо всех шлюзов хлынуло ощущение нереальности происходящего – у меня над ухом загремел голос Банни:

– Вот это да, с ума сойти! Что это у нас тут такое? Никак, сборище юных натуралистов? Я обернулся. Это был Банни собственной персоной – в гигантском желтом дождевике,

доходившем ему почти до пят, он возвышался надо мной всем своим внушительным ростом.

Наступила жуткая тишина.

– Привет, Бан, – пролепетала Камилла.

– Привет вам в ответ.

В руке у него была бутылка пива – «Роллинг-рок», забавно, что я это помню, – и, запрокинув ее, он приложился к горлышку и сделал долгий булькающий глоток.

– Фу-ух… Вы, народ, че-то частенько стали шнырять по лесу в последнее время, – сказал он и добавил, слегка ткнув меня в бок: – Кстати, я тут все тебе названивал.

Мое сознание не справлялось с оглушительным фактом внезапного появления Банни. Я лишь ошарашенно смотрел на него – как он снова сделал глоток, как опустил бутылку, как вытер ладонью рот, – он стоял так близко, что я чувствовал тяжесть его густого, отдающего пивом дыхания.

– А-а, хорошо, – выдохнул он и, откинув волосы, рыгнул. – Так что, истребители оленей? Что вы затеяли? Неужто просто так вот взяли и выбрались сюда понаблюдать за флорой и фауной, а?

У края поляны раздался шорох и осторожное покашливание, словно бы вежливый слушатель выражал несогласие с оратором.

– Не совсем, – произнес ровный, бесстрастный голос.

Банни изумленно повернулся – я тоже, – и в этот момент от тени леса отделилась фигура Генри. Он подошел к нам и радушно оглядел Банни. Руки у него были в земле, в одной из них он держал садовый совок.

– Привет, – сказал он. – Вот уж не ждали тебя здесь увидеть. Банни ответил ему пристальным недобрым взглядом:

– Господи! Чем это ты тут занимаешься, хоронишь, что ли, кого? Генри улыбнулся.

– В самом деле, очень удачно, что ты оказался поблизости.

– Это что, какое-то совещание?

– Ну, в общем-то да, – помолчав, любезно согласился Генри. – Думаю, при желании можно сказать и так.

– При желании, – передразнил его Банни. Генри закусил нижнюю губу.

– Вот именно, – сказал он абсолютно серьезным тоном. – Хотя лично я употребил бы иное слово.

Вокруг царило невероятное спокойствие. Откуда-то издалека, из чащи, донесся приглушенный бессмысленный хохот дятла.

– Скажи-ка мне лучше, – произнес Банни, и мне показалось, что я впервые уловил в его глазах искорку подозрения. – А все-таки какого такого черта вы все тут делаете?

Лес молчал, ни единого звука.

– Да так… Папоротники ищем, – с улыбкой ответил Генри и сделал шаг к Банни.

Дионис […] был Владыкой иллюзий, по желанию которого из корабельной доски могла вырасти виноградная лоза и который, в целом, даровал своим почитателям способность видеть мир в его несуществующих обличьях.

Дата добавления: 2014-11-16