Индивид и массовое поведение

Масса меняет индивидуальное поведение. При этом существенно, что масса, вовлекающая в себя значительное число людей, не только стирает групповые различия между ними. Она в значительной мере транс­формирует всю индивидуальную психику, подчиняя себе индивидуальное сознание. Еще Г. Лебон отмечал, что в массе стираются индивидуальные различия отдельных людей и, тем самым, исчезает их своеобразие. Однако масса не только «отнимает» что-то у индивиду­альной психики — она еще и придает входящим в нее людям новые качества.

Во-первых, «в массе, в силу одного только факта своего множества, индивид испытывает чувство неодо­лимой мощи, позволяющее ему предаться первичным позывам, которые он, будучи одним, вынужден был бы обуздывать»[157]. Тем более, что особой необходимости обуздывать себя нет — принадлежность к массе гаран­тирует анонимность отдельного индивида. Масса нико­гда не несет ответственности сама, а принадлежность к массе избавляет от индивидуальной ответственности. Психологическим результатом этого является возрас­тающее ощущение власти у включенного в массу ин­дивида, связанное еще и с ощущением своей безнака­занности.

Во-вторых, индивидуальная психика меняется в силу особой заразительности массы. Эффект психиче­ского заражения «есть легко констатируемый, но не­объяснимый феномен, который следует причислить к феноменам гипнотического рода... «В массе «зарази­тельно каждое действие, каждое чувство, и притом в такой сильной степени, что индивид очень легко жерт­вует своим личным интересом в пользу интереса об­щего. Это — вполне против оположное его натуре свой­ство, на которое человек способен лишь в качестве составной части массы»[158]. Масса заражает индивида. Индивид же, заражаясь массовыми мыслями, чувства­ми и переживаниями, начинает подражать тому, что делает масса. Изучая несколько иные феномены мас­совой психологии (например, моду — в том числе, и «политическую») Г. Тард говорил, фактически, об об­ратной стороне той же самой медали: о законах под­ражания, свойственных поведению человека в массе, Масса заражает индивида, а индивид, заражаясь, под­ражает массе.

В-третьих, важнейшей причиной, обуславливаю­щей появление у объединенных в массу индивидов особых общих качеств, противоположных качествам отдельного, «изолированного» индивида, является «внушаемость, причем упомянутая заражаемость яв­ляется лишь ее последствием», — считал Г. Лебон[159].

«Следовательно, главные отличительные призна­ки находящегося в массе индивида таковы: исчезно­вение сознательной личности, преобладание бессозна­тельной личности, ориентация мыслей и чувств в одном и том же направлении вследствие внушения и зараже­ния, тенденция к безотлагательному осуществлению внушенных идей. Индивид не является больше самим собой, он стал безвольным автоматом».

Одним лишь фактом своей принадлежности к мас­се человек «спускается на несколько ступеней ниже по лестнице цивилизации. Будучи единичным, он был, может быть, образованным индивидом, в массе он — варвар, то есть существо, обусловленное первичными позывами. Он обладает спонтанностью, порывисто­стью, дикостью, а также и энтузиазмом и героизмом примитивных существ»[160].

З. Фрейд писал: «Импульсы, которым повинуется масса, могут быть, смотря по обстоятельствам, благо­родными или жестокими, героическими или трусливы­ми, но во всех случаях они столь повелительны, что не дают проявляться нс только личному интересу, но даже инстинкту самосохранения. Ничто у нее не бывает преднамеренным. Если она и страстно желает чего-нибудь, то всегда ненадолго, она неспособна к посто­янству воли. Она не выносит отсрочки между желани­ем и осуществлением желаемого. Она чувствует себя всемогущей, у индивида в массе исчезает понятие не­возможного»[161].

Влияние массы на индивида протвиоречиво. В мас­се человек способен на все. Известно, что масса людей может совершить такие преступления, на которое каж­дый из составляющих ее индивидов по отдельности никогда не способен. Масса способна на убийство, при­чем потом никакие расследования не могут обнаружить того, кто конкретно бил, стрелял или орудовал, скажем, сaпepнoй лопаткой. Помимо уже названных изменений индивидуального сознания под влиянием массы, суще­ствует еще один феномен — так называемой ретроградной амнезии, частичной потери памяти на прошедшие события. Обычно человек просто не может в деталях вспомнить, что он делал в той или иной массе. Он вполне искренне забывает детали произошедшего. Его воспоминания обычно носят отрывочный, фрагментарный характер. Амнезия сопровождается упадком сил после сильного эмоционального стресса, что соответствует состоянию «физиологического аффекта». Согласно уго­ловному кодексу ряда стран, такое состояние даже смяг­чает правовую ответственность за действия, «совер­шенные в состоянии внезапно возникшего сильного душевного волнения».

Однако все обстоит далеко не только так ужасно. С одной стороны, разумеется: «Для правильного сужде­ния о нравственности масс следует принять во внима­ние, что при совместном пребывании индивидов мас­сы у них отпадают все индивидуальные тормозящие моменты и просыпаются для свободного удовлетворе­ния первичных позывов все жестокие, грубые, разру­шительные инстинкты, дремлющие в отдельной осо­би...». Однако это только одна сторона медали. С другой стороны, «массы способны и на большое самоотрече­ние, бескорыстие и преданность идеалу»[162].

Как уже отмечалось, индивид обычно исходит из понимания личной пользы. В массе побуждение выгоды обычно отсутствует. З. Фрейд даже считал, что в отдель­ных случаях можно говорить о повышении нравствен­ного уровня отдельного человека под воздействием мас­сы. Это зависит от того политико-психологического «стержня» (события, мнения, чувства), вокруг которого сложился тот или иной вариант массовой психологии и, соответственно, возникла некоторая масса людей. По­нятно, что массы, совершавшие Великую французскую революцию, явно обладали несколько иной психологи­ей, чем, скажем, массы турок, устроивших геноцид ар­мянам в начале XX века. Хотя в обоих случаях действо­вали во многом аналогичные механизмы массового поведения, оно было окрашено совершенно различны­ми политико-идеологическими ценностями и идеалами.

Особенности поведения массы зависят от индиви­дуальности лидеров, их типов и от их психологических качеств. Это, безусловно, люди особого склада. «Нет надобности, чтобы число этих апостолов было очень велико для выполнения их задачи. Надо вспомнить, какое небольшое число ревнителей было достаточно для возбуждения столь крупного движения, как кре­стовые походы — событие, быть может, более чудесное, чем насаждение какой-либо религии, так как миллионы людей были доведены до того, что бросили все, что­бы устремиться на Восток, и возобновляли не раз это движение, несмотря на самые крупные неудачи и жес­точайшие лишения»[163].

В отличие от Г. Тарда, считавшего, что масса сама находит себе лидеров, выталкивая их из себя, большее распространение получили взгляды Г. Лебона. Он опи­сывает четыре основных типа таких «вожаков». Пер­вый — убежденные проповедники, апостолы неких верований (независимо, религиозных, социальных или сугубо политических). «Загипнотизированные порабо­тившей их верою, они готовы на все жертвы для ее распространения и кончают даже тем, что исключи­тельно целью своей жизни ставят воцарение этой веры. Эти люди находятся как в полубреду, изучение их требует патологического исследования их умствен­ного состояния, но, несмотря на это, они всегда игра­ли в истории громадную роль». Такой «апостол всегда представляет собой религиозно настроенный ум, одер­жимый желанием распространить свое верование; но вместе с тем и прежде всего это ум простой, совершен­но не поддающийся влиянию доводов разума. Его ло­гика — элементарна. Законы и всякие разъяснения совершенно недоступны его пониманию». Г. Лебон особо подчеркивал внешнюю «простодушную наивность» этих людей. Ничто их не затрудняет. Для них ничего нет легче, чем перестроить общество. «Подда­ваясь все более и более гипнозу двух или трех непре­станно повторяемых формул, проповедник-социалист чувствует жгучую потребность распространять свою веру...»[164]. В структуре поведения этого типа личности особенно выделяется жажда разрушения: «По-видимо­му, почти во все времена имел силу общий психологический закон, по которому нельзя быть апостолом чего-либо, не ощущая настойчивой потребности кого-либо умертвить или что-либо разрушить»[165].

Второй тип лидеров массы — фанатики одной идеи. «Повседневно встречаются очень умные люди, даже выдающиеся, теряющие способность рассуждать, когда дело касается некоторых вопросов. Увлеченные тогда своей политическою или религиозною страстью, они обнаруживают изумительное непонима­ние и нетерпимость. Это случайные фанатики, фанатизм которых становится опасным лишь тогда, когда его раздражают»[166]. Это «помощники апостолов», час­то движимые яростью (манией) преследования.

Третий тип лидеров массы «принадлежит к об­ширной семье дегенератов. Занимая, благодаря своим наследственным порокам, физическим или умствен­ным, низкие положения, из которых нет выхода, они становятся естественными врагами общества, к которому они не могут приспособиться вследствие своей неизлечимой неспособности и наследственной болез­ненности. Они — естественные защитники доктрин, которые обещают им и лучшую будущность, и как бы возрождение». У данного типа мало фанатизма, нет ув­лечения одной идеей и даже особой стойкости веры. Тут все решает личная заинтересованность.

Наконец, четвертый тип лидеров массы, обычно приходящий на смену предыдущим «вожакам» и овла­девающий массой после того, как фанатики ее сфор­мировали и основательно «разогрели» — обычный тиран или диктатор. Он может сочетать в себе некото­рые черты предшествующих «проповедников», но не это главное. Он умеет заставить массу полюбить себя и возбудить боязнь к себе. «За Суллою, Марием и междоусобными войнами выступали Цезарь, Тиберий, Нерон. За Конвентом — Бонапарт, за 48-м годом — На­полеон III»[167].

Г. Лебон довел свой анализ до конца XIX века. Ана­лизируя происходившее в России в начале XX века, Н.А. Бердяев писал: «В России появился новый антропо­логический тип, новое выражение лиц. У людей этого типа иная поступь, иные жесты.... Этот новый душевный тип оказался очень благоприятным плану Ленина, он стал материалом организации коммунистической пар­тии, он стал властвовать над огромной страной».

Однако только к концу XX столетия стало понят­но: «Большевики открыли истину, секрет которой за­ключался в весьма простых посылках: масса требует не идей, а лозунгов, не логики, а обещаний, не призы­вов к размышлениям, а угадывания ее настроения. Тогда она превращается из аморфной массы в разрушительную материальную силу. И XX век использовал искренность в качестве способа достижения цели, поевратившись в самое неискреннее столетие. Отпа­ла необходимость в проповедниках и правдолюбцах — их место заняли Троцкие, Муссолини, Гитлеры. Куми­ры и вожди масс, способные истерической неистово­стью управлять настроением множества людей, дово­дя их до искренней жажды разрушения»[168].

В свое время подобные анализы производили впе­чатление тенденциозности и социальной ангажирован­ности их авторов. Однако, если вспомнить, например, хотя бы многократно описанный фанатизм поведения А. Гитлера, известный из мемуаров современников моноидеизм В.И.Ленина или природную ущербность, сухорукость и лицо в оспинах И.В. Сталина, то многое представляется достаточно убедительным.

Фундаментальным политико-психологическим фактом является то, что всякий раз в истории во главе масс стояли особого типа лидеры, не обычные, а во многом аномальные индивиды. Подчеркнем, что прак­тически все они, за единичными исключениями, были исключительно лидерами массы. Исчезала или реструктурировалась масса — исчезали, уходили в поли­тическое небытие эти лидеры. В свою очередь, если случалось что-то с ними — быстро растворялась или видоизменялась ведомая ими масса.

Дата добавления: 2014-11-18