Сравнительные показатели социально-экономического развития народов Северного Кавказа

Этносы	Числен-ность, всего	Сель-ское на-селение, %	Трудо-способ-ное насе-ление	Из них занятые, человек	Из них занятые, %	Из них специалисты
					%	в материаль-ной сфере	физиче-ским трудом	умствен-ным трудом	человек	%
Осетины		36,2			86,5	70,7	63,7	36,3		25,5
Лакцы		37,7			86,6	67,5	62,0	38,0	-	-
Балкарцы		41,3			78,9	69,1	68,8	31,2		22,5
Кумыки		52,7			81,5	71,1	68,9	30,1	-	-
Кабардинцы		56,9			78,0	74,4	69,8	30,2		22,0
Лезгины		62,0			79,5	74,2	71,2	28,8	-	-
Ингуши		64,6			63,0	76,1	71,7	28,3		17,2
Адыгейцы		66,6			83,0	69,6	61,4	38,6		19,0
Табасараны		66,9			78,3	77,1	76,6	23,4	-	-
Черкесы		69,9			89,0	76,7	68,8	31,2		20,1
Даргинцы		68,5			80,1	78,0	78,2	21,8	-	-
Аварцы		69,2			81,5	75,4	75,7	24,3	-	-
Карачаевцы		70,0			82,1	80,4	73,1	26,9		15,8
Чеченцы		75,0			71,3	78,0	78,2	21,8		13,7

развития экономики региона. Так, например, в 1996 г. по данным Федеральной службы заня­тости уровень безработицы в Кабардино-Балкарии составлял 3,6%; в Республике Дагестан – 7,4; в Республике Ингушетия – 22,9, в то время как средний по России уровень безработицы составлял 3,4%. Иными словами, статистические данные относи­тельно уровня безработицы в республиках Северного Кавказа за последние годы подтверждает существенные диспропорции, сло­жившиеся в регионе и иерархию экономического потенциала сре­ди республик СК.

Рыночные реформы, которые проводятся в России в последнее десятилетие на региональном уровне усилили различие социально-экономического развития как народов, так и субъектов федерации. Так, по интегрированному экономическому показателю – валовому продукту на душу населения – северокавказские субъекты РФ отличаются друг от друга в 2–3 раза[111]. Более того, экономический кризис в регионе обнажил явление, скрываемое ранее статистическими данными: созданная в различных республиках региона промышленность мало изменила исторически сложившийся тип хозяйственного уклада этносов. Промышленные центры были ориентированы на запросы союзной экономики, формировались преимущественно из завезенных кадров промышленных рабочих и инженеров, и были оторваны от нужд местного населения. Поэтому рыночные преобразования в регионе привели к свертыванию индустриального сектора экономики, усилению ее сырьевой направленности, углублению внутрирегиональной стратификации и обнажению этноэкономики. Экономисты характеризуют этноэкономику как господство традиционных форм аграрной деятельности, преимущественно натурального характера, т.е. обособленностью хозяйств, неразвитостью обмена.

Анализ экономического развития региона в пореформенное десятилетие позволил экономистам сделать вывод о значительной дифференциации региона на Азово–Черноморский сегмент (Краснодарский, Ставропольский края и Ростовскую область) и сегмент северокавказских республик. Последний «в хозяйственном отношении отличает выраженная доминанта первичной сферы, заметная роль этноэкономики»[112]. Сами же республики по данным экономической статистики распадаются на две группы: более экономически стабильную и развитую в настоящее время северо-западную (Адыгея, Кабардино-Балкария, Карачаево-Черкесия, Северная Осетия-Алания) и отстающую в экономическом отношении восточную, с доминирующим горным ландшафтом (Дагестан, Чечня, Ингушетия).

§3. Формирование единого социокультурного простанства

Основное большинство народов Северного Кавказа к моменту их включения в состав Российской империи не имело собственных государственных форм организации. С точки зрения социальных наук, существует принципиальное различие между обществами традиционного типа, которые имеют локальный характер, и «большим обществом» (термин А.Ахиезера), отличающимся государственной формой организации, правом, развитой формой денежного обращения и т.д. Северокавказские народы к моменту их присоединения к России представляли собой локальные общества. Имперская политика России в этом регионе препятствовала становлению здесь самостоятельных государственных форм и интеграции народов региона в территориально–культурную целостность. Она была направлена на ассимиляцию народов, которую царские чиновники стремились достичь разными средствами, сначала – попыткой введения единых принципов управления, затем системой образования.

Однако перехода на этом пути к принципам «большого общества» у народов региона не произошло. По замечанию историков «большое общество не тождественно локальным. Оно возникает не из механического суммирования локальных, а несет в себе новое качество. Это новое качество–...и есть тот самый порог, который отделяет догосударственного человека от человека исторического»[113]. Разработка принципов общества, формирующего государство и, одновременно, формируемого им, в тот период не отвечала потребностям внутренней жизни народов региона. Анализируя форму организации социальной жизни кабардинцев, известный историк-кавказовед В.Кажаров, показывает, что все их попытки объединиться оказывались неэффективны до тех пор, пока Россия не перешла к активным действиям, направленным на покорение Кабарды, колонизации ее территории, административную отмену родовой организации жизни, раскол кабардинского общества по сословному признаку. Эта ситуация заставила кабардинских князей искать общую «платформу» и средства для интеграции.

Переход кабардинской аристократии к формированию «большого общества» определялся необходимостью сохранить даже не независимость, а самобытную культурную форму организации жизни. Царское правительство на первых порах здесь пошло не по пути интеграции верхушки кабардинского общества в дворянское сословие России, а по пути подрыва ее могущества на ее же родовых территориях (вытеснение с территорий, переманивание крестьян, снижение авторитета у соседних вассальных народов и пр.). Ответом на это и стало стремление князей к единению и созданию политических форм, отвечающих задаче сохранения социальных и культурных позиций кабардинцев. Однако в массе крестьянства эта идея не получила широкой поддержки: они не видели необходимости в формировании собственных (этнических) форм политической организации. Косвенно об этом свидетельствует и большое число беглых кабардинских крестьян в русских крепостях.

Похожий процесс историки отмечают и у чеченцев. Так, известный осетинский историк В.Дегоев, анализируя социокультурный смысл Кавказской войны, дает характеристику социально-политического обустройства чеченцев к началу военных событий. Он подчеркивает самодостаточность естественной изоляции горских общин. Ограниченность связи горских общин «препятствовала складыванию этнического единства и самосознания, отсутствие которых восполнялось самосознанием коллективным и общинным». И далее автор подчеркивает: «Нет оснований предполагать, что эта устойчивая, естественная и органичная среда жаждала преобразований»[114].

В качестве интегрирующей силы в регионе был видвинут ислам, нейтральный по отношению к внутренним распрям, но вместе с тем служивший идеологией, на базе которой можно было достичь единства и на уровне родов, и на уровне сословных различий, а также противостоять колонизаторам. Попытку объединения народов Северного Кавказа на базе ислама предпринял Шамиль, чья политическая деятельность была направлена на реформирование локального, традиционного общества и создание теократического государства «с классической структурой восточной деспотии, беспрецедентным территориальным охватом и небывалой по силе армией». Такая цель предполагала решение задачи достижения «единства племен и дальнейшего укрепления личной власти». В.Дегоев отмечает, что эту задачу Шамиль навязал чеченским общинам, но «еще до завершения гунибской драмы (1859) горские общины вернулись в свое дореформенное, патриархальное состояние. Социальные и культурные привычки народа оказались сильнее диктатуры Шамиля, которой не удалось их искоренить даже за четверть века» [115].

Таким образом, самостоятельного «большого общества» народы региона не сформировали, а в составе империи эта задача оказалась принципиально нерешаемой. Принципы организации и функционирования общества с государственными формами совершенно другие, нежели традиционного. Как подчеркивают культурологи, большое общество не может строиться как сумма локальных. Этот социальный переход (от локального к государственному) предполагает разрыв с традицией. Но если под этим углом зрения посмотреть на политику России в регионе, то нельзя не признать, что она, как правило, имела обратный эффект. Административный запрет на функционирование традиционных социальных институтов – родовых организаций, обычного права и т.д., – только усиливал ценностное отношение к ним. История развития региона показывает, что силовая политика здесь всегда терпела поражение, так как главная цель – преодоление этнокультурного обособления и блокирование воспроизводства этнических границ – была недостижима. Напротив того, адресная нацеленность силового воздействия (например, депортация определенного народа) создавала дополнительный маркер для закрепления и воспроизводства этнокультурной обособленности.

Мирные меры, направленные на культурную ассимиляцию, были менее болезненны для населения и имели двусторонний позитивный результат: местное население они выводили за границы культурной провинциальной ограниченности, активно способствовуя его включению в процессы мировой истории; центральной власти они обеспечивали лояльность местного населения и относительную стабильность в регионе, закладывали основу для комплиментарного взаимодействия различных народов. В качестве мер, имевших позитивный результат, можно сослаться на образовательную политику первого наместника на Северном Кавказе, М.С. Воронцова, а также на результативность культурно-образовательной политики в годы советской власти [116].

Предпринятые на протяжении конца XIX–XX вв. меры, направленные на интеграцию народов Северного Кавказа в состав российского государства – наращивание численности русского населения, строительство в регионе промышленных предприятий, образовательная политика с активным изучением русского языка и российской культуры, создание широкой прослойки национальной интеллигенции и управленческих кадров, – вызвали формирование основ общества гражданского типа. Вместе с тем народы Северного Кавказа по прежнему отличаются высоким уровнем традиционности. Иными словами, даже в составе России, многие из них сохранились как локальные общества с традиционными формами организации жизни. Эта позиция не просто признается, но и отстаивается учеными Северного Кавказа [117].

Подводя итог сказанному можно отметить, что декларированная в прошлом веке многими политиками России цель – ассимиляция население региона – не была достигнута. Более того, целый ряд негативных исторических фактов, прежде всего Кавказская война и массовая депортация населения в 40-х гг. ХХ в., способствовали формированию отрицательного отношения к российской государственности, рассмотрению ее в качестве института подавления культурного своеобразия народов. В этом отношении можно говорить даже об альтернативе «большого» и «локального общества», где предпочтение отдается негосударственным формам организации. С таким запасом социально-исторического опыта северокавказские народы вступили в процесс модернизации, активно захвативший их в конце ХХ в. Стихийно разворачивающаяся модернизация предполагает не столько реорганизацию традиционного локального общества, сколько его разрушение, что проявляется в настоящее время как размывание традиционных норм, регулирующих отношения между половыми и возрастными группами, в семье и на уровне поселенческих общностей. Реакцией на этот процесс и выступает стремление к возрождению этнической культуры, под которой понимается усиление институтов традиционного общества, транслирующих нормы и ценности традиционного общества.

Рассматривая процесс формирования Северного Кавказа как социокультурного региона России, следует подчеркнуть сложность, противоречивость и незавершенность этого процесса. При наличии объективных предпосылок этот процесс получил свое реальное развитие только при включении народов региона в состав России за счет целенаправленной интеграционной административной политики ее властных органов. Значительными препятствиями на пути формирования интегрированного региона выступили обособленность и даже замкнутость локальных этнокультурных обществ, которая в значительной степени воспроизводится и в настоящее время с акцентом на силовые методы и краткосрочность решения поставленных задач.

ВЫВОДЫ

1. Северный Кавказ с древности формировался как поликультурный регион, что определялось его географическим расположением и функцией «моста» между Европой и Азией. Выгодное географическое положение и политическая неоформленность большинства горских обществ сделало Северный Кавказ уже с XVI в. объектом притязаний крупных государств (Ирана, Османской, Британской и Российской империй). Со второй половины XIX в. Северный Кавказ формируется как административный регион России.

2. Особенностью исторического развития региона в составе России является противоречие историко-культурной близости народов региона (близкие кровно-родс­твенные и общинно-поселенческие формы самоорганизации, одно­типные культурные обычаи, сходный полупатриархальный-полуфеодальный социально-экономический уклад жизни, близкие фор­мы материальной культуры, этикета и ценностей и др), с одной стороны, и отсутствие регионального единства и сплоченности народов на уровне административного управления, с другой.

3. Культурной и политической раздробленности способствует территориальная «чересполосица» расселения народов, которая предопределила формирование границ административных районов (а позже – республик), несовпадающих с границами расселения этносов, и тер­риториальные претензии их друг к другу; а также экономическое неравенство, объясняющееся расселением народов на территориях, неравных по степени хозяйственной пригодности (на горах и на равнинах).

4. Неравное экономическое развитие горных и равнинных районов Северного Кавказа предопределило не только неравное развитие современных республик, но и неодинаковое экономическое развитие народов, локализованных в горах и на равнинах. Этот факт объясняет формирование экономических субрегионов на Северном Кавказе, развитие экономической активности преимущественно на субрегиональном уровне и нарастающее стремление к самодостаточности субрегиональных рынков. По уровню экономического развития на Северном Кавказе выделяются три субрегиона: Азово-Черноморский (Ростовская область, Краснодарский и Ставропольский края), Северо-Западный (Адыгея, Карачаево-Черкесия, Кабардино-Балкария), восточный (Дагестан, Ингушетия, Чечня).

5. Процесс интеграции народов Северного Кавказа в политическое, экономическое и социокультурное пространство России имел свои позитивные и негативные результаты. К числу позитива можно отнести созданное единое языковое и образовательное пространство, преодоление экономической отсталости, развитие тенденции формирования у народов региона социальной структуры современного общества, формирование основ промышленности. Негативные результаты вызывало чрезмерное и ускоренное административно-силовое давление центральной власти на народы региона. Такая политика приводила к консервированию архаичных структур локального общества и сохранению тенденции к обособленности народов региона.

Вопросы для самоконтроля:

1. Используя справочную литературу охарактеризуйте этнический состав населения Северного Кавказа.

2. В чем состоит специфика истории Северо-Кавказского региона?

3. Каковы основания для утверждений о социокультурной целостности Северного Кавказа?

4. Сохраняются ли сегодня социокультурные различия горских и равнинных народов в регионе?

5. Дайте экономическую характеристику Северо-Кавказского региона. Представляет ли он единый экономический комплекс?

6. Отличается ли экономическое развитие республик Северного Кавказа от экономического развития народов его населяющих? Чем это объясняется?

7. Как формировалось социокультурное пространство региона и каковы тенденции этого процесса?

Лекция 7

Этносоциальные процессы в Северо-Кавказском регионе

В предшествующей лекции было показано, что юридическое включение Северного Кавказа в состав Российской империи, а затем социально-политическая трансформация народов региона в составе СССР были сопряжены с распространением здесь социальных процессов, свойственных «большому обществу». Речь идет об индустриализации, формировании политических институтов, распространении просвещения, развитии урбанизационного процесса. В регион они привносились преимущественно извне, вызывая неравномерные изменения среди различных народов. Одна из важных причин этой неравномерности – различный географический ландшафт, горная часть которого «погашала» импульсы новых тенденций и способствовала замкнутому образу жизни сельских общин. Вместе с тем привнесенные новации сами выступали источником дальнейших трансформационных процессов.

Ряд факторов, в число которых входят: неравномерность темпов социального развития, аграрная структура занятости населения и сохранение традиционных форм организации жизни и социального регулирования, - вызвали развитие этносоциальных процессов, отличающих Северный Кавказ от других регионов России. К ним относятся:

· институционализация этничности,

· формирование этносоциальной стратификации,

· развитие этнической миграциии.

Рассмотрим подробно эти процессы.

§1. Институционализация этничности [118]

Присоединение Северного Кавказа к России проходило нелегко. По окончанию Кавказской войны были разработаны специальные правовые документы для осуществления политики империи в регионе – положения «О Кав­казском управлении» (1865) и «О Кавказском военно-народном управлении» (1880). Система военно-народного управления сочетала общероссийскую систе­му управления (наместничества, губернии) с тра­диционным местным самоуправлением и судопроизводством. Разработанная схема управления, сочетавшаяся с государственной поддержкой распространения и укоренения на Северном Кавказе ислама, способствовала постепенной интеграции региона в единое политическое пространство империи. Но одновременно правовое признание необходимости специфических форм управления народами региона и введение специальных территориальных органов для этого явилось первым шагом для легитимизации этничности со стороны империи.

Советская Россия с момента своего политического рождения провозгласила политическое право наций (читается как этнос) на самоопределение, которое было утверждено в одном из первых правовых актов Советской власти – «Декларации прав народов России» (2 ноября 1917 г). Согласно этой декларации советская государственность мыслилась как федерация народов. Данный правовой документ был реализован в политической практике России после гражданской войны. В 1920 г. на съ­езде народов Дагестана и Терека были провозглашены две автономные национальные советс­кие республики - Дагестан и Горская Республика, обе учреждались как полиэтничные и имели административ­ное деление на округа по этническому признаку. В Горскую республику были преобразованы бывшие национальные округа Терской области, которые составили 6 административных округов: Чеченский, Назрановский (позже переименован в Ин­гушский), Владикавказский (переименован в Осетинский), Кабар­динский, Балкарский, Карачаевский. Сами названия обозначали ведущий принцип организации этих округов. И хотя они не имели правового статуса автономии, но содержали некоторые ее эле­менты. Дагестанская Республика состояла из 14 округов (Аварского, Ан­динского, Ачикулакского, Гунибского, Даргинского, Дербентского, Казикумухского, Буйнакского, Кайтаго-Табасаранского, Киз­лярского, Кюринского, Махачкалинского и Хасавюртовского), организованных также по этническому принципу, чему способствовало компактное территориальное расселение этнических групп в Дагестане.

Горская республика просуществовала недолго и была упразднена в 1924 г. из-за острых межэтнических проти­воречий. Каждый из округов в разное время был преобразован в автономную область, позже – в республику (или в одну республику соединялись две области, как Кабардино-Балкарская). В данном случае важно подчеркнуть, что все эти действия были не чем иным, как учреждением политических институтов этноса.

Не менее важное значение для институционализации этноса имело создание национальной школы. В дореволюцонной России на протяжении первых десятилетий освоения Северного Кавказа наблюдались колебания в образовательной политике, связанные со степенью включения в образовательные программы изучения национальных языков. Но уже с 1881 г. система образования в регионе окончательно приняла унифицированную форму российской школьной системы. Она была нацелена на руссификацию народов. Иная образовательная политика была у Советской России. 31 октября 1918 г. было принято постановление Наркомпроса РСФСР «О школах национальных меньшинств», согласно которому национальности пользовались правом обучения на родном языке в школах обеих ступеней. В 20-х гг. проводилась большая работа, направленная на создание национальной письменности, которая вызвала острую борьбу с муллами, отстаивающими необходимость сохранения и изучения арабской письменности. В итоге до 1960 г. в республиках Северного Кавказа обучение в начальной школе велось на родном языке с преподаванием русского языка как предмета. Иными словами, развитие образования предполагало формирование национальной письменности и сохранение национального языка, а, следовательно, система образования в советский период также выступала институтом, воспроизводящим этничность.

Важным фактом институционализации этничности были правовые акты, например, закрепление этнической принадлежности в паспорте. Но значительно более мощным по степени воздействия на сознание и закрепление этничности как важной характеристики личности в регионе стали трагические события в истории ряда народов – депортация 1944 г. На Северном Кавказе ей подверглись балкарцы, карачаевцы, немцы, ингуши и чеченцы. Сам факт депортации по национальному признаку закрепил в общественном сознании всех народов региона этничность как принцип, конституирующий общность и определяющий жизнь носителя этнической культуры.

Таким образом, можно констатировать, что помимо традиционных институтов, воспроизводящих этнические характеристики (язык, семья, поселенческая община, обычаи, формы материальной культуры), за последнее столетие в регионе сложились специальные организации, поддерживающие воспроизводство этнических признаков. К ним можно отнести формы государственной организации, систему образования, правовые акты. Такие организации в социологии определяются как социальные институты. Они упорядочивают и закрепляют определенный характер общественных связей, которые формируют принципы деятельности человека. В своем функционировании институты постоянно культивируют, воспроизводят и восстанавливают ткань общественных (в данном случае специфически этнических) отношений. Не случайно Э.Дюркгейм определил социальные институты как «фабрики по производству социальных отношений».

В послевоенный период в СССР политика, направленная на интитуционализацию этничности, продолжалась. Она выразилась в создании во всех союзных и автономных республиках (на Северном Кавказе в том числе) историко-этнографических и филологических научно-исследовательких институтов, нацеленных на изучение истории, языков и культуры народов, населяющих республики. В системе управления существовали юридически не закрепленные, но четко соблюдаемые нормы квотного представительства коренного населения. Административно устанавливались также квоты для представителей коренного населения при поступлении в высшие учебные заведения.

Институционализация этничности привела к ее осмыслению в качестве базовой ценности у народов региона и закреплению в общественном сознании в качестве важного критерия дифференциации на социальные группы.

Дата добавления: 2014-11-18