I. Внимание. 14 страница

Представляются ли, однако, все эти соображения действительно достаточ­ными для такого заключения? Действительно ли волевые акты так свободны, протекают с таким характером произвольности, как это может казаться при суб'ективной их оценке?

Нельзя не согласиться с Оршанским ²³¹), подкрепляющим свои сообра­жения о свободе воли словами Wundt'a, что от нашего сознания скрыты все истинные мотивы и весь механизм того процесса, который приводит к из­вестному решению, голос самосознания нас обманывает и дает нам ложное сознание нашей цельной личной ответственности. Эти слова Wundt'a прекрасно оценивают, иллюзорность представления о свободе воли.

Действительно, первое ограничение представления о свободе воли дается установлением положения о головном мозге, как субстрате душевной деятель­ности; психические функции связаны с определенным анатомо-физиологическим субстратом, связаны его структурой вообще и индивидуальными особен­ностями в частности.

Выбор и решение определяются уже разобранными выше условиями кон­стелляции или группирования представлений и их комплексов, борьбой моти­вов, в которой по условиям констелляции получает перевес мотив, определяю­щий данное решение; представление произвольности, по мнению Wundt'a*), обусловливается выбором между разными мотивами, связанным с многообра­зием волевых побуждений, вызываемых этими мотивами. С внешним дей­ствием, осуществляющимся в направлении получившего перевес мотива, и свя­зывается чувство произвольно, свободно принятого и осуществленного решения. Большое значение имеет привычка к определенным поступкам, связанным с привычными решениями; известный привычный ход ассоциаций представляется одним из существенных условий констелляции. Не меньшее значение принадле­жит, конечно, и воспитанию, прививающему с детства определенные ассоциативно-эмоциональные комплексы, приобретающие характер привычных. Очень существенным условием является среда, обстановка, в которой протекает дей­ствие; она нередко буквально диктует условие поведения данного лица и, ко­нечно, грубо противоречит представлению о свободе воли. Чувство произволь­ности наших поступков, свободного выбора, обусловливается особенно отнесе­нием процессов выбора, решения, поступка к собственной личности, к тому комплексу представлений, который известен под названием нашего Я. Произ­вольный характер сообщает поступкам эмоциональная окраска (Ziehen**); наконец, совершенно основательно обращают внимание Munsterberg ***) и Ziehen ****); что характер произвольности или свободы сообщается дан­ному движению тем, что ему предшествует представление об этом движении; если мы хотим произвести движение, значит у нас имеется представление об этом движении, которое ему предшествует.

Итак, после приведенных соображений нельзя говорить о свободе воли, решая вопрос положительно; следует признать, что чувство свободы решений и поступков есть суб'ективно-психологическое переживание, равно как и са­мое понятие воли является понятием суб'ективно-психологическим.

Если воля признается несвободной, то какое же логическое основание име­ется для наказания? Во-первых, это основание заключается в том, что­бы установлением неприятных ассоциаций, связанных с известными поступка­ми, как возможное их последствие, удержать от их совершения; во-вторых, — в том, чтобы оградить и защитить общество от его антисоциальных элементов. Было бы логически правильно, если бы наказание преследовало принцип воспи­тательный; если бы в нем даны были условия прививания в сознание лиц, ему подвергающихся, таких эмоционально-ассоциативных комплексов, которые впоследствии, имея важное значение в процессе констелляции, способствовали бы при борьбе мотивов перевесу тех мотивов, которые, будучи связаны с по­ступками, не вступали бы в конфликт с установившимися этическими понятия­ми. Этот взгляд в настоящее время воспринят русским революционным за­конодательством и постепенно проводится в жизнь.

Ribоt²³²) и Бехтерев*****), отрешаясь по возможности от суб'ективно-психологических переживаний, предлагают для волевых движений тер­мин личных реакций, личных движений. Этот термин имеет известные преимущества, особенно потому, что заменяет термин “воля”, связанный с большим количеством опорных представлений.

Движения и действия, являющиеся завершением волевого процесса, пред­ставляются его внешним выражением; этому внешнему выражению пред­шествует, как видно из всего вышеизложенного, ряд более или менее сложных психических процессов, как возникновение мотива или мотивов, борьба моти­вов, выбор и решение; эти этапы представляют психический процесс, скрытый от глаз наблюдателя, они составляют в своей совокупности содержание внутренней части волевого акта в целом; таким образом, волевые акты разделяются на внешние и внутренние. К внутренним волевым актам относится деятельность внимания и т. наз. произвольного мышления, на­правление внимания, управление течением представлений, являющегося непре­менным условием интеллектуальной деятельности. Некоторые психологи, напр., Ziehen ******), внутреннюю часть волевого акта называют внутренним поступком, а двигательное проявление — внешним поступком.

Течение внутреннего волевого процесса нередко сопровождается рядом мышечных сокращений, небольшими движениями, т. наз. идеомоторными движениями. Движения, возникающие без борьбы мотивов, без про­цесса выбора, лишь в соответствии с одним господствующим мотивом, также иногда получают название идеомоторных движений; как на относящийся сюда пример, можно указать на импульсивные движения; привычные движения также могут носить идеомоторный характер.

Под вниманием подразумевается способность сосредоточения на каком-либо об'екте или группе об'ектов; состояние сосредоточенности мо­жет быть вызвано различного рода раздражителями, действующими на органы чувств извне, или раздражителями внутренними, напр., представлениями и другими психическими процессами, образами фантазии и воображения; не все впечатления, не все ощущения, переживаемые в данный момент, сознаются, как таковые; не все они проникают в область ясного сознания и становятся таким образом предметом нашего внимания, иначе говоря, не все они приобре­тают такую яркость, ясность, отчетливость, интенсивность, которые включили бы их в данный момент в центр нашей психической деятельности, сделав их об'ектом сосредоточения или внимания. Ebbinghaus выделяет следую­щие главные условия, наличность которых необходима для возбуждения вни­мания: известная сила возникающих впечатлений; возбуждение чувственного тона, особенно с характером удовольствия или неудовольствия: повторность и повторяемость впечатления; сходство нового впечатления с прежними, более ранними*). Не все впечатления становятся предметом нашего внимания суб’ективно одинаковым способом: одни привлекают внимание сами, напр., снег, упавший с крыши на нашем пути; на другие мы сами обращаем внимание, напр., размышляя о каком-нибудь интересующем нас вопросе. В первом слу­чае принято говорить о пассивном внимании, а во втором об актив­ном; выделение активного внимания обусловливается сопровождающим его развитие чувством активности, собственной деятельности, произвольного на­правления мышления на определенный, избранный нами об'ект, соответствен­но нашему желанию; при этом испытывается особое состояние напряжения, усилия воли, уже выше нами рассматривавшееся; особенно резко бывает вы­ражено такое усилие в случаях старания вспомнить что-нибудь, в случаях старания найти решение трудной задачи и т. под.

Психологический анализ процесса активного внимания показывает, что чувство активности и произвольного направления внимания может быть до­пускаемо лишь как суб'ективно-психическая сторона явления. Анализ же явления обнаруживает следующее: не все представления и группы представле­ний, ассоциативные комплексы, для нас одинаково ценны; представление, при­обретающее эмоциональную окраску, иначе, связанное с появлением некото­рого чувственного тона, становится для нас небезразличным; развивается суб'ективная реакция, которая характеризуется выражением “интерес”; эта эмо­циональная окраска, составляющая в связи с интенсивностью или отчетли­востью представления и ассоциативными процессами факторы констелляции, и определяет направление внимания. При настойчивом воспоминании какого-нибудь слова, напр., чьей-нибудь фамилии, обладатель которой, а в связи с этим и самая фамилия его возбудили наш интерес, происходит весьма энергич­ная работа ассоциативного процесса, продолжающаяся до тех пор, пока скры­тое представление не сделается явным и не будет признано соответствующим своему назначению. Свойство активности придается рассматриваемому про­цессу во-первых тем, что далеко не все текущие ассоциации сознаются нами, а во-вторых, тем чувством усилия или напряжения внимания, которым сопро­вождается это состояние.

Развитие чувства усилия, сопровождающего волевые процессы, было рас­смотрено выше; то же происхождение из мышечных сокращений присуще ему и в данном случае; состояние сосредоточения сопровождается сокращениями мимических мышц, конвергенцией глазных яблоков, ушных мышц и нек. др., независимо от того, является ли об'ектом сосредоточения какой-нибудь внеш­ний предмет или мысленный образ.

Таким образом, совокупность условий, имеющих место при развитии про­цессов т. наз. активного внимания, исключает представление о воле, как о пер­вичной способности по отношению к внутренним волевым актам, подобно тому, как это было установлено и для внешних.

Степень или сила сосредоточения внимания претерпевает колебания — она то наростает, то ослабевает; внимание вообще является функцией колеблю­щейся, перемежающейся, длительное сосредоточение его возможно лишь при чередовании его напряжения и ослабления, при повторении возбуждающих его моментов; у различных людей эти колебания весьма различны; по Meumann'у**), высший тип внимания заключается, не только в способности сосредоточения (Konzentrationsfahigkeit), но в сочетании сосредоточения с устойчивостью внимания. Newton говорил, что свои величайшие открытия он произвел, благодаря исключительно развитой способности сосредоточения; знаменитый философ Leibnitz иногда спокойно просиживал в кресле целыми днями, будучи поглощен всецело какой-нибудь одной проблемой.

Чем на большее количество впечатлений направлено внимание, тем слабее оно по отношению к каждому из этих впечатлений. Понятно, что при силь­ном сосредоточении на чем-нибудь одном целый ряд впечатлений не доходит до ясного сознания, — человек как бы не замечает окружающего; при неспо­собности к продолжительному и равномерному сосредоточению, когда возни­кающие впечатления легко отвлекают колеблющееся внимание, получается со­стояние, известное под названием рассеянного внимания, рассеяния; внимание как бы скользит с предмета на предмет, не задерживаясь сколько-нибудь зна­чительно ни на одном впечатлении.

Остановимся еще несколько на том психическом процессе, который со­знается, как произвольное мышление*).

Значение первой важности в этом процессе принадлежит ясно пред­ставляемой цели мышления, облеченной в эмоциональную оболочку, т. е., имеющей для нас известный интерес; к этой цели и направляется наше мышле­ние; наше внимание возбуждается этою целью, конечно, с небольшими коле­баниями то в сторону усиления, то в сторону ослабления; возникающие при этом ассоциативные группировки и процесс выбора служат развитию нашего мышления; материалом для мышления служит психический запас представле­ний и идей, накопившийся в течение жизненного опыта; при этом весьма круп­ное значение в систематичности мышления принадлежит той группировке, в которой упомянутый запас был нами усвоен, как при усвоении его из опыта практической жизни, так и при обучении и связанных с ним различного рода упражнениях; умение пользоваться при этом уже установившимися, привыч­ными ассоциативными путями, очень облегчает дело. Свойство нашего мы­шления, заключающееся в том, что при известной интенсивности внимания одни ряды ассоциаций как бы тянут за собою другие, Ziehen**) характе­ризует, как цепкость внимания. Характер произвольности мышления обу­словливается во-первых, ясным сознаванием цели, к которой оно направлено, в связи с чувственным интересом, нами переживаемым; во-вторых — тем чувством усилия и напряжения с его колебаниями, которое сообщает характер активности процессам сосредоточения, а следовательно, и мышлению, произ­вольный характер которого немыслим без наличности переживания чувства активного, произвольного внимания.

Сознание; его свойства. Условия проявления сознания. Несознаваемая душевная деятельность; ее значение; примеры и доказательства. Порог сознания и условия прохождения через него содержаний сознания. Термины для обозначения узнаваемого и несознаваемого. Апперцепция. Самосознание, сознание. Я, его развитие: органиче­ская основа, личность, изменяемость личности, Я; мнение James'a о составе лич­ности. Характер; учение о темпераментах. Классификация Ribot. Метод индук­тивного определения характеров Лазуревого.

В течение предлагаемого изложения мы пользовались неоднократно вы­ражениями сознание, сознательный; следует выяснить, что подра­зумевается под этими столь употребительными и распространенными термина­ми, что они обозначают. Однако, многочисленные попытки определить созна­ние точно и по существу нельзя признать удовлетворительными; по мнению Wundt'a*) это об'ясняется тем, что сознание, будучи неот'емлемым усло­вием всякого опыта, не может быть в своей сущности непосредственно познано из этого опыта; функция же сознания заключается в том, что мы имеем воз­можность находить и действительно находим и отмечаем происходящие в нас психические процессы и состояния, что мы узнаем свои психические пережи­вания, сознаем их, отдаем в них себе отчет. Наши психические процессы нельзя отделить от этого состояния сознательности, которое познается нами только в связи с этими процессами, составляющими содержание сознания. Понятно поэтому, что психология определяется некоторыми авторами (Munsterberg **), Lipps***) и др.), как наука о содержании сознания.

Сознание характеризуется некоторыми свойствами: его содержание в каждый данный момент представляется ограниченным, — так как в нем заклю­чается одновременно лишь некоторое число психических элементов, колеблю­щееся в количественном отношении в зависимости от индивидуальности и ряда суб'ективных условий, но не превышающее определенной величины; сознание имеет границы, известную емкость или об'ем. Этот об'ем не представля­ется большим, нескольких представлений оказывается достаточным для его заполнения; ниже мы еще вернемся к этому вопросу, выяснению которого в значительной степени способствовал эксперимент.

Другое чрезвычайно важное свойство сознания заключается в его един­стве; это свойство выражается в том, что все содержания сознания отно­сятся к одному общему, центральному пункту, сознаются, как ему принадле­жащие, в нем об'единяются; этот центральный пункт — наше Я. Содержание сознания об'единяется в нашем Я не только по отношению к содержанию дан­ного момента, но и те содержания, которые заполняли сознание в различное время, также принимаются, как принадлежащие нашему Я; Я различного вре­мени представляется нам тождественным: таким образом, содержания сознания об'единяются отнесением к нашему Я не только по отношению к дан­ному моменту, но и по отношению к прошлому, т. е., во временной последо­вательности. Единство сознания существует и во времени****).

Существует ряд условий, при которых обнаруживается наличность созна­ния; условия эти следующие: во-первых, для функции сознания, как и для пси­хической деятельности вообще, необходима известная степень развития био­логического субстрата, который дается в виде физико-химических процессов, протекающих в нашем организме и в особенности в центральной нервной системе*****). Во-вторых, самые психические процессы должны характеризо­ваться известной силой, яркостью и отчетливостью. В-третьих, необходимо возникновение впечатлений в связи с внешними и внутренними раздражения­ми органов чувств; этими впечатлениями питается наша душевная жизнь, от­сутствие их существенно отражается на психической деятельности вообще и на сознании в частности; в литературе описан случай (Strumpell ²³⁶)), в котором прекращение раздражений из внешнего мира вызывало сон: дело шло о больном, обнаруживавшем явления полной общей анестезии тела, утрату зрения на один глаз и слуха на одно ухо; достаточно было закрыть зрячий глаз и заткнуть слышавшее ухо больного, чтобы он впал в сон. Для налич­ности сознания необходима деятельность внимания, необходимо, чтобы оно поддерживалось теми или другими впечатлениями: однообразие и монотон­ность впечатлений, утомляя внимание, притупляют вместе с тем и сознание, нередко вызывая сон; весьма распространенный пример такого влияния встре­чаем в ритмических толчках и звуках, испытываемых при езде в железно­дорожных вагонах; эта ритмика несомненно влияет усыпляющим образом. Пятым весьма важным условием функции сознания является наличность про­цесса сочетания или ассоциации, протекающей по известным законам; без течения ассоциативного процесса не представляется возможным об'единение содержания сознания, не представляется возможным его единство, сочетание с Я; между тем, единство сознания есть одно из его основных свойств. На­конец, течение ассоциативного процесса, возникновение отдельных звеньев ассоциативной цепи, должно развиваться с определенной скоростью, хотя и колеблющейся в некоторых пределах, но не превышающей известных границ: чрезмерно большая скорость нарушает сознание, оно терпит ущерб и при замедленном течении ассоциаций; то и другое будет ясно видно при рассмотре­нии болезненных нарушений сознательной деятельности.

Далеко не вся наша душевная деятельность протекает так, что она созна­ется нами. Правда, можно говорить лишь о той душевной деятельности, ко­торая сознается, и казалось бы нельзя говорить о том, что не сознается; однако, имеется целый ряд совершенно убедительных доказательств, что суще­ствует несознаваемая обширная область, заполненная обширным несознавае­мым содержанием, и существует обширная несознаваемая душевная деятельность, душевная жизнь.

Из области несознаваемой душевной жизни представления и другие психи­ческие содержания вступают в область сознания, включаются в связь с запол­няющими сознание содержаниями и через некоторое время снова уходят из сознания. Человек производит целый ряд автоматических актов, связанных с более или менее сложной душевной деятельностью, о наличности которой мы судим по внешним проявлениям, но которая не сознается; весьма значи­тельное количество привычных действий протекает в такой обстановке, и вряд ли была бы возможна продуктивная душевная деятельность, если бы все наши действия должны были протекать при участии сознания; все двигательные процессы оказались бы замедленными до крайности, общие и широкие цели, руководящие нашей деятельностью, сменились бы мелочными и узкими; но здесь на помощь приходит упражнение: посредством упражнения, совершаю­щегося при участии сознания, вырабатываются т. наз. автоматические центры или области, которые могут получать толчек к возбуждению своей деятель­ности сознательным путем, дальнейшее же развитие их деятельности происхо­дит автоматически.

Сюда следует отнести, напр., такие акты, как ходьба, речь, письмо, чтение и т. под.*) Сколько сознаваемой душевной деятельности требуется от ребенка, когда он учится ходить, говорить, читать и писать! И как легко протекают все эти акты впоследствии. Однако, каждый может убедиться в их трудности — стоит лишь попытаться говорить или читать на каком-нибудь малознакомом иностранном языке, на котором самое произношение слов мо­жет оказаться крайне затруднительным, благодаря необходимости пользовать­ся новой, непривычной артикуляцией.

Ясно сознается то, что привлекает внимание, вызывает интерес; благодаря автоматичности чтения или письма представляется возможным, быстро пробе­гая страницу за страницей, усваивать содержание читаемого, или быстрым письмом излагать на бумаге свои мысли; при этом во время чтения обыкно­венно пропускаются опечатки, а некоторые лица не могут избегнуть граммати­ческих ошибок при скорописи. Обратно, при чтении корректуры, когда все внимание сосредоточено на правильности набора, на процессе чтения, который и заполняет сознание, смысл читаемого в значительной степени, а иногда и совершенно, ускользает от корректора.

Известны случаи, когда умственная работа, бесплодно производившаяся при ясном сознании, увенчивалась успехом, когда о ней переставали думать; напр., бесплодные усилия решить задачу, приводившие к отказу от ее решения, давали неожиданно правильное решение в то время, когда решавший задачу меньше всего о ней думал; в это время правильное решение как бы само со­бою всплывало в его сознании; очевидно, что в этом случае и других ему подоб­ных психическая работа продолжалась, не будучи сознаваемой; бывали случаи, что такая умственная работа продолжалась во сне и приводила к успешному результату.

Замечательная работа знаменитых счетчиков; о которой говорилось в XI главе, в значительной степени производится автоматически, не будучи сознаваемой ее авторами, в сознании которых появляются преимущественно готовые результаты этой работы. Немало аналогичных приведенным приме­ров можно найти у Karpenter'a ²³⁴). Несознаваемая душевная деятель­ность имеет важное значение в психопатологии, при изложении которой ей будет уделено надлежащее внимание.

Выше были указаны условия, необходимые для наличности сознания; если эти условия не выполнены, в большей или меньшей степени отсутствуют, от­сутствует и сознаваемая психическая деятельность. Необходимое условие на­личности сознания — объединение его содержания отнесением к Я; если един­ство сознания нарушено и указанного об'единения не происходит, то отсут­ствует и сознаваемая душевная деятельность, которая может протекать вне сознания, вне Я.

Сознание имеет известный об'ем; пример с чтением корректуры хорошо иллюстрирует ограниченность его емкости; оно имеет свои границы, отделяю­щие его от несознаваемой области душевной жизни; на границе сознания на­ходится т. наз. порог сознания; для того, чтобы сделаться сознаваемыми, психические процессы должны приобрести те свойства, хотя бы в минимальной степени, которые позволяют им переступить этот порог; к этим свойствам особенно относятся ясность и отчетливость представлений и других психи­ческих содержаний, степень которых может колебаться в зависимости от усло­вий констелляции.

Для обозначения сознаваемого и несознаваемого содержания душевной деятельности существует несколько выражений. Говорят о сознатель­ной и бессознательной душевной жизни, о сознательной и под­сознательной, внесознательной, о сфере частного и общего сознания, об области Я и вне Я; термин — бессознательный — нельзя признать удачным, так как им характеризуются и соматические состояния, при которых душевная жизнь отсутствует, как, напр. обморочные состояния; нами же рассматриваемая несознаваемая душевная жизнь имеет свое содер­жание и свои процессы, которые хотя и не сознаются нами, но о которых мы нередко можем судить по выразительным движениям и действиям. Поэтому мы считаем правильным, как делали и до сих пор, говорить о сознании или о сознаваемой душевной жизни, деятельности и о несозна­ваемой, или о сознаваемой и несознаваемой душевной области. Остальные термины также, конечно, могут применяться с достаточным основанием.

Область сознания можно сравнить с зрительным полем, содержащим впе­чатления различной яркости — мало отчетливые в периферии и наиболее от­четливые в центре. Для обозначения появления психических содержаний в центре сознания Wundt*) предлагает термин апперцепция; этот тер­мин предложен еще Leibniz'ем, и различные авторы придавали ему различное значение, вплоть до признания апперцепции, как особой активной способности, направляющей психическую деятельность и переводящей психические содер­жания из области общего сознания (перцепции) в Область ясного, центрального сознания. Против такого понимания апперцепции мы уже высказывались (см. гл. VIII). Состояние апперцепции есть состояние сосредоточения внимания, понятием внимания покрывается понятие апперцепции, a Wundt сам признает, что внимание и апперцепция суть два выражения для одной и той же психологической сущности; мы полагаем поэтому, что термин и понятие апперцепции не имеет особых преимуществ, но при желании им можно пользоваться в указанном смысле; можно говорить и об активной и пассивной апперцепции так же, как мы говорим об активном и пассивном внимании, под­разумевая при этом суб'ективное чувство деятельности, сопровождающее т. наз. активное внимание (resp. активную апперцепцию), и об'яснение про­исхождения которого было дано в предшествующей главе (см. гл. XIII).

Условия, необходимые для развития и сосредоточения внимания, необходи­мы и совершенно достаточны для развития апперцепции. По остроумной ха­рактеристике Munsterberg'a**) “апперцепция не является самодержав­ным властителем душевной деятельности, но представляет просто название конституции, по которой самоуправляется психический народец”. (Apper­ception ist dann nicht mehr ein autokratischer Herrscher, sondern ist einfach der Name fur die Konstitution, nach der das psychische Volkchen sich selbst regiert).

Выше было указано, что единство сознания обусловливается отнесением его содержания к нашему Я, к нашей личности, иными словами, к тому содер­жанию сознания, которое занимает в нем центральное, об'единяющее место; сознание своего Я характеризуется как самосознание.

Я возникает и развивается с раннего детского возраста; ребенок полу­чает ряд впечатлений при посредстве своих органов чувств из внешнего мира и со стороны внутренних органов своего тела; постепенно он научается от­носить эти ощущения к своему телу, рассматривать, сознавать свое тело, как ему самому принадлежащее; в сознании возникает комплекс чувственных ощу­щений и представлений, представляющий в значительной степени постоянное содержание сознания, и являющийся началом нашего Я, органиче­ским ²³⁵) Я или, лучше, его органическою основою. Эта органи­ческая основа с течением времени расширяется и дополняется присоединением к ней разнообразных более или менее постоянных психических содержаний интеллектуального и эмоционального характера, вырабатываются комплексы идей и чувствований, особенно высших (этическое чувство), которые становят­ся свойственными, присущими нашему Я, превращающемуся в личность с ее свойствами и особенностями, которые выражаются в ее поступках. Течение всей психической деятельности связывается нашим Я, с Я связываются и все волевые поступки и вообще вся волевая деятельность, осо­бенно благодаря чувству усилия и напряженности, сообщающему ей харак­тер активности, произвольности, и в то же время связывающему ее тесней­шим образом с органической основой нашего Я. В широком смысле слова к Я относится весь комплекс наших привычных, присущих нам переживаний, начиная со свойственных нам, выработавшихся у нас взглядов, и кончая тем платьем, которое мы привыкли носить и в котором привыкли себя видеть и чувствовать; нарушение этих привычных комплексов нередко воспринимается нами, как нечто неприятное, тяжелое, болезненное.

Я и являющуюся выражением его личность нельзя понимать, как нечто абсолютно постоянное и незыблемое; это постоянство лишь относительно: тело растет, меняется, развивается, увядает, сообразно с этим изменяется и органическая основа личности; строго постоянным остается самый факт са­мосознания, сознание принадлежности тела и его ощущений нашему Я, но органическая основа Я ребенка, взрослого человека и старика, конечно, раз­личны. Меняется и духовная личность человека: складываясь из данных опыта и будучи тесно связана со своей органической основой, она эволюциони­рует, совершенствуется, может регрессировать под влиянием различного рода неблагоприятных обстоятельств, в старости, под влиянием болезни. James*) предлагает делить Я на личность физическую, социаль­ную и духовную; к первой принадлежит наше тело, платье, домашний очаг, семья; в основе второй лежит то мнение о нас, которое образовалось в окружающем нас обществе и вызвало в нас соответствующие представления, наша добрая или худая слава; третья возникает из наших психических свойств и особенностей.

Сознавание Я является частным случаем сознания, самосознанием, оно всегда сознается нами, пока функционирует наше сознание, следовательно, его наличность должна определяться условиями, необходимыми для функции сознания изменение и нарушение этих условий отражается, конечно, и на самосознании. Из этих условий особенно ощутительно определяется самосознание при процессе т. наз. активного внимания или апперцепции в вы­шеуказанном смысле, при процессе активного мышления. При течении этих процессов обычно и неизбежно получается впечатление активной работы на­шего Я, значение которой было выше разобрано и оценено.

В неизбежной и неразрывной связи с учением о Я и о личности находится вопрос о характере: выражение “характер” известно всем, все им по­стоянно пользуются и значение его понятно; термины личность и ха­рактер в сущности аналогичны между собою; как личность, так и харак­тер выражаются в поступках, по поступкам судят о личности и характере человека, говорят о проявлениях личности и о проявлениях характера, но принято больше говорить о проявлениях характера, о тех и других чер­тах характера; так принято говорить, — оба термина имеют некото­рое различие в оттенках, но по существу различия между ними нет.

Учение о характерах выдвинуто в древности; основою его является учение Галена о темпераментах; под темпераментом подразумевался тот органический склад, который лежит в основе душевного склада того или иного лица и обусловливает основные свойства и особенности данного лица. Древняя медицина прочно держалась установленного Гиппократом учения о кразах и кардинальных жидкостях, соках нашего тела, различным соотношением которых определялись здоровье, болезнь, вообще свойства человека (см. гл. II). Выделено было четыре основных темперамента, свойства которых определялись соответственно свойствам, приписывавшимся кардинальным жидкостям (кровь, слизь, желчь), обусловившим и самые названия темпераментов. Таким обра­зом были установлены темпераменты: сангвинический, флегмати­ческий, меланхолический и холерический; впоследствии Kant’ом были предложены названия легкокровного, хладнокровного, тяже­локровного и теплокровного темпераментов**).

Дата добавления: 2014-11-20