XXVIII. 8 страница

Итак, почти в самом начале развития учения о происхождении галлюцинаций было установлено, что для их возникновения необходимо особое состояние головного мозга. Такой вывод, однако, еще не решает вопроса и не исчерпывает его сущности: существующие теории связывают развитие галлюцинаций с деятельностью подкорковых узлов, с болезненным состоянием мозговой коры, с поражением тех или других отделов головного мозга и периферического нервного аппарата одновременно; справедливость этих теорий необходимо проанализировать и дать им сравнительную оценку. Особенно сильно связывает возникновение галлюцинаций с патологическим состоянием подкорковых центров Meynert***); из других авторов, этого предположения держится, напр., Hagen, отчасти Кандинский. Meynert принимает, что мозговая кора и область подкорковых узлов находятся между собою в отношении антагонистов; при состояниях раздражительной слабости, при "сумасшествии" вообще, функция истощенной мозговой коры понижается, между тем как антагонистические подкорковые центры обнаруживают явления повышенного раздражения; корковое возбуждение, говорит Meynert, не может быть переведено в картину внешнего мира, так как кора, слепая, глухая и бесчувственная, не может дать места чувственному восприятию; все чувственные восприятия образуются в подкорковых чувственных центрах, включая и пространственные восприятия; при тщательном анализе со-

*) Baillarger, 1- с. 348), р. 464-675.

**) Brierre de Boismont, 1. с. 345), р. 607.

***) Meynert, 1. с. 198). Русск. изд., стр. 48.

общений больных выясняется, что нередко отсутствуют признаки отнесения галлюцинаций к внешнему миру, - это так называемые психические галлюцинации (Baillarger). Состояние коркового истощения, обусловливающее возбуждение подкорковых областей и возникновение галлюцинаций, может наступать и у здоровых людей, чем и об'ясняется возможность у них галлюцинирования. Гипотезу антагонизма коры и подкорковых областей Meynert обосновывает анатомическим распределением кровеносных сосудов и их взаимоотношением.

Отрицая, по крайней мере активное значение мозговой коры в возникновении галлюцинаций, Meynert неправ по следующим соображениям: во-первых, антагонизм, коры и подкорковых областей существует лишь до известной степени; во-вторых, на анатомическом отношении сосудов обеих областей нельзя основывать учения об антагонизме, так как возможность активного расширения и сужения их сосудов, активного, а не только пассивного изменения их просвета, стоит в противоречии с учением об антагонизме; в-третьих, положение Meynert'a, что "сумасшествие" связано с состоянием истощения мозговой коры и, следовательно, возбуждением подкорковых областей, представляется произвольным и несправедливым; наконец, отрицание чувственной функции коры неправильно, но доказано это было позднее появления теории Meynert'a. На основании сказанного следует, что теория механизма происхождения галлюцинаций, предложенная Meynert'ом, с современной точки зрения представляется недостаточной и неправильно обоснованной, но в свое время она имела значение, как анатомо-физиологическая попытка обоснования галлюцинаторных явлений, вытекавшая из уровня научных взглядов времени Meynert'a.

Раз мы исключаем правильность периферической теории возникновения галлюцинаций и правильность отнесения возникновения галлюцинаторного процесса к области подкорковых узлов, конечно, остается только связать его происхождение с мозговой корой; но прежде чем будут приведены соответствующие соображения, остановимся еще на рассмотрении т. наз. центробежной теории происхождения галлюцинаций; эта теория представляет интерес не в смысле локализации галлюцинаторного процесса в подкорковых узлах или в мозговой коре, так как сторонники ее в этом отношении расходятся; но общее у тех и других существо теории заключается в допущении обратной проводимости по чувствительным путям от центра до их периферических окончаний, вернее, начал. Сторонники этой теории исходят в своих рассуждениях из следующих оснований: галлюцинация есть чувственное представление, чувственное восприятие; образы фантазии и воображения не обладают обычно яркой чувственной окраской, наши представления вообще лишены заметного чувственного элемента, который дается возбуждением периферических воспринимающих аппаратов; в процессе галлюцинирования должны развиваться условия, при которых наступает возбуждение периферического аппарата; откуда могут возникать эти условия? очевидно, они могут наступать только в том случае, если возбужденное состояние центральных органов нервной системы, мозговой коры или подкорковых узлов, распространяется на периферический воспринимающий аппарат; такое распространение возбуждения может возникать только при одном возможном условии, при распространении возбуждения по чувствительному проводнику в обратном, центробежном, направлении; лишь только при этом условии наступило возбуждение периферических воспринимающих аппаратов, - этим самым дано основание для чувственной окраски образов, до того ее не имевших; образы стали галлюцинаторными, приобрели характер реальной действительности. Как бы яркими ни были наши представления и образы фантазии, какой бы живостью они ни отличались, они остаются только таковыми и оцениваются переживающими их лицами, как чисто суб'ективные психологические процессы; если при известных патологических условиях возбужденное состояние, сопровождающее душевную деятельность, распространяется на периферию, то яркие образы фантазии приобретают чувственный элемент, становятся об'ективными, галлюцинаторными. Яркий образ фантазии, представление неожиданно всплывшее, с того момента, как оно приобрело чувственный компонент с периферии, - стало галлюцинацией.

Теории о необходимости участия в галлюцинаторном процессе периферического аппарата держится целый ряд авторов до последнего времени, признавая, следовательно, центробежное распространение возбуждения по чувствительным проводникам; к таким авторам принадлежат: Наgen*), Schule**), Krafft-Ebing***), Tamburini 370), Корсаков ****) и др. Не все авторы представляют обратное проведение раздражения одинаково; одни принимают эту гипотезу, как доказываемую разными соображениями, другие просто считают ее неизбежной, так как без нее не уясняют галлюцинаторного процесса, третьи придумывают особые способы для обратного распространения возбуждения; так, Hagen полагает, что в этих случаях дело идет о судороге чувствительных нервов; по его мнению, здесь имеется аналогия с распространением возбуждения от центра по двигательному проводнику, но с тою разницею, что передается возбуждение с чувствительного центра по чувствительному проводнику в центробежном направлении. По мнению Krafft-Ebing'a, для превращения образа воспоминания в галлюцинацию необходимо, кроме усиления его напряженности, функциональное сочувственное возбуждение (самовозбуждение) чувственного пути на всем его протяжении от центра к периферии; при этом чувственный аппарат приводится в состояние возбуждения, т. е., молекулярного колебания, внутренним психическим процессом; возникшее чувственное представление относится сознанием во внешнее пространство.

Остановимся подробнее на теории Tamburini, пользующейся распространением. Автор выдвигает положение, что галлюцинации являются последствием возбуждения чувственных центров мозговой коры; это положение вполне естественно вытекает из современного автору учения о корковой локализации, развившегося в связи с открытиями Нitzig'a, H. Munk'a и др. Нельзя ставить в вину Meynert'y, что он связал происхождение галлюцинаций с подкорковыми узлами, в его время кора признавалась слепой и бесчувственной; после открытия чувственных областей в коре, конечно, изменилась и локализация галлюцинаторных процессов; таким образом, в пользу указанной локализации говорят данныя физиологического эксперимента; клинические наблюдения также говорят за это: раздраженное состояние коры перед эпилептиформными приступами

*) Hagen, 1. с. 350), S. 49-85.

**) Schule, 1. с. 291), S. 139.

***) Krafft-Ebing, 1. с 4), стр. 135-141.

****) Корсаков, 1. с. 227), Т. II, стр. 171-174.

обычно сопровождается галлюцинациями; поражение корковых центров сопровождается галлюцинациями, исчезающими при их разрушении; без возбуждения корковых центров галлюцинации не могут развиваться; однако, для развития галлюцинации, для приобретения представлением признаков об'ективной реальности необходимо распространение возбуждения с коры на периферию подобно тому, как это допускают Hagen, Krafft-Ebing; возбуждение периферических окончаний отождествляет мнимые восприятия с действительными.

Какие соображения говорят в пользу теории обратного проведения возбуждения по чувствительному пути? Мы привыкли признавать действительно существующим во внешнем пространстве то, что мы воспринимаем при посредстве наших органов чувств; следовательно, если удается выяснить наличность аналогичных условий, т. е., развитие возбуждения в периферическом аппарате при галлюцинаторном процессе, то этим самым разрешается вопрос о реальном характере галлюцинаций и об отнесении галлюцинаторных образов во внешнюю среду. Нервное волокно, как таковое, может проводить возбуждение в обоих направлениях 378); нормальные условия деятельности нервной системы одно, а патологические, при которых раздражения сильнее, другое; наконец, ссылаются на биологические условия, на возможность возбуждать электрический орган Malapterus electricus 372) механическим или электрическим раздражением его концевой ветви.

Приведенные соображения нельзя признать достаточно убедительными, несмотря на то, что они представляются необходимыми для обоснования теории центробежной проводимости чувствительных проводников; во-первых, проведение возбуждения идет не по нервному волокну, как таковому, а по биологической единице, неврону; во-вторых, возбуждение должно передаваться по системе невронов, переходя с одного неврона на другой, при чем эта передача в обратном направлении не допускается современным знанием и противоречит теории динамической поляризации; передающие и воспринимающие окончания невронов приспособлены для восприятия и передачи раздражения в определенном направлении, во всяком случае, возможность передачи раздражения в обоих направлениях не представляется доказанной; относительно возбудимости электрического органа Malapterus с периферического конца Jendrassik 373) справедливо замечает, что в этом случае мы встречаемся не с обратной проводимостью, а с механической или электрической возбудимостью неврона; отсутствие чувствительных окончаний периферических нервов не препятствует развитию галлюцинаций (случаи периферической слепоты, глухоты, псейдомелии); при участии периферического аппарата в галлюцинаторном процессе галлюцинаторные образы должны были бы перемещаться вместе с движением глаз, поворотами головы; между тем, от них можно отвернуться, поворот головы не изменяет направления источника звука; наконец, прежде чем выдвигать гипотезу обратной проводимости нервного возбуждения, следует выяснить, действительно ли она безусловно необходима для уяснения механизма галлюцинаторного процесса, или он может быть понятным и без этого.

С того времени, как установлена наличность чувственных центров мозговой коры, нет основания локализировать галлюцинаторные процессы в подкорковых узлах, раздражение которых, повидимому, может дать само по себе лишь такие же элементарные явления, как и раздражение периферических воспринимающих аппаратов. Meуnert предложил свою теорию, основываясь на анатомических и физиологических предположениях своего времени; дальнейшие исследователи уже оставляют в большинстве случаев локализацию Meynert'a, связывая возникновение галлюцинаций с мозговой корой (Krafft-Ebing, Tamburini, Tanzi, Корсаков, Wernicke, Goldstein, Руднев и др.). К чувственным центрам коры головного мозга, содержащим группы воспринимающих периферические раздражения клеток, несется в течение жизни человека громадное количество центростремительных раздражений, в связи с которыми в психических областях коры возникает соответствующее количество впечатлений, представлений, понятий, развивается наш психологический запас. Чувственные центры с течением времени так совершенно приспособляются к своей функции, что приобретают возможность самостоятельной, аутохтонной деятельности; раздражение, возбуждающее чувственные области мозговой коры, оценивается нами так, как если бы мы подвергались действительному раздражению извне*); возникающие при этом впечатления должны носить такой же характер об'ективности, как если бы они развивались под влиянием периферических раздражений. Клинические наблюдения374), отмечающие развитие галлюцинаций при корковых поражениях различного качества и локализации, говорят в пользу приведенного положения. Исходя из указанных соображений, принимаемых новейшими исследователями, изучавшими галлюцинаторные явления (Goldstein, Jendrassik, Storring и др.), мы уясняем себе чувственный характер галлюцинаций, не прибегая к необоснованной гипотезе возбуждения периферических аппаратов чувствительных нервов посредством центробежного проведения возбуждения. Наши представления и понятия создаются в связи с возбуждением чувственных центров; надо допустить, что и при возникновении галлюцинаций патологическое состояние чувственных центров связывается с возникающими представлениями, физиологический субстрат которых также находящится в состоянии особой восприимчивости; вследствие этого те или иные представления приобретают чувственную окраску, и возникает галлюцинация; нередко содержание галлюцинации носит случайный характер, иногда оно черпается из области несознаваемой душевной деятельности, иногда же в содержание галлюцинаторных явлений входят преобладающие представления и идеи; это нетрудно об'яснить, допустив, что патологическое состояние чувственных областей, стимулируя психические центры, сообщает господствующим в них представлениям чувственную окраску. Если возбуждение чувственных областей представляется слабым, если оно недостаточно, чтобы сообщить психическим образам характер об'ективности, то возникают галлюциноиды. Предлагаемая теория весьма близка к теории, выдвигаемой Storring'ом**). Большое значение в отношении содержания галлюцинаций принадлежит, конечно, ассоциативному процессу. Кортикальная теория в приведенном смысле уясняет также и случаи появления рефлекторных галлюцинаций, которые могут возникать в зависимости от раздражения не только периферических аппаратов, но и других областей чувствительного пути при условии, что чувственные области мозговой коры находятся в таком состоянии, которое может сопровождаться развитием галлюцинаций. Приведенная нами теория есть теория кортикальная; для более

*) Goldstein, 1. с. 346), S. 650. Jendrassik, 1. с. 373), S. 1097.

**) Storring, 1. с. 109), стр. 46-54.

точного определения она может быть названа сенсорно-психической; она проще и понятнее об'ясняет явления галлюцинаторного процесса, чем при локализации его в психических областях 353) 372) 375).

В нашем изложении несколько раз упоминалось о возбуждении корковых центров, являющемся условием возникновения галлюцинаторного процесса; это слово "возбуждение" Goldstein заменяет термином "гиперестезия", можно еще воспользоваться термином hyperactivitas; существо дела сводится к наличности патологического процесса (интоксикация, аутоинтоксикация, гиперемия, давление, воспаление), повышающего возбудимость соответствующих областей. Принимая во внимание условия возникновения галлюцинаций и недоказанность антагонизма психических и чувственных корковых центров (Jendrassik, Руднев), вряд ли правильно отрицать это состояние повышенной возбудимости.

Идеи, привлекающие внимание преимущественно перед другими. Понятие о навязчивых идеях и влечениях; появление их у здоровых людей. История возникновения учения о навязчивых состояниях. Терминология. Определение Westphal'a. Навязчивые сомнения. Бесплодное мудрствование. Различные случаи навязчивых представлений. Примеры. Фобии. Пример. Различные фобии и некоторые своеобразные их разновидности. Навязчивые явления - психологически смешанные состояния. Понятие о насильственных и непреодолимых влечениях. Характерные свойства навязчивых явлений и возможность перехода их в бредовые идеи. Определение навязчивых явлений. Происхождение навязчивых явлений, мнение Janet, теория Freud'a о происхождении навязчивых явлений. При каких заболеваниях наблюдаются навязчивые явления. Дифференциальное распознавание навязчивых явлений от сходных с ними.

При обычных условиях нашего мышления оно направляется к определенной цели, которая является представлением или идеей, руководящей направлением мышления; в связи с целевым представлением и другими условиями мышления, развивается ассоциативный процесс, при котором одни ассоциации сменяются другими, привлекая наше внимание в большей или меньшей степени, задерживаясь в нашем сознании различное время; при этом у мыслящего лица развивается и сохраняется впечатление произвольного характера мышления, и если возникают посторонние представления, препятствующие плавному и спокойному течению мыслительного процесса, отвлекающие внимание, то такие представления, как не имеющие тесной ассоциативной связи с направлением и содержанием сознания в данное время, легко вытесняются другими, подавляются, погружаются в область несознаваемой душевной деятельности. Когда таким путем мышление приходит к целевому представлению, то устанавливается новое целевое представление, связанное с предшествующим отношением к одному общему вопросу, или возникает новое направление мышления, даже не имеющее связи с прежним, - старый вопрос решен, соответствующие представления и идеи оставлены в стороне, вытеснены из содержания сознания новыми. Чем больший интерес обнаруживается к обдумываемому вопросу, чем большей эмоциональной реакцией он окрашен, тем больше он связывает внимание и тем прочнее утверждается в сознании; так, особенно прочно удерживаются в сознании представления и идеи, связанные с разрешением научных задач или изобретений, которым посвящена деятельность мыслителя, с которыми связана его жизнь; такие представления снова и снова овладевают вниманием, иногда неожиданно появляясь в сознании в то время, когда оно бывает заполнено представлениями иного содержания, и снова направляют мышление на прежний, привычный путь; чрезвычайной силой в этом отношении обладают представления, связанные с выраженной аффективной реакцией положительного и, особенно, отрицательного свойства; человек, получивший обрадовавшее его известие, все время возвращается к мыслям, имеющим отношение к этому известию; испытавший горе, все время думает о событиях, послуживших источником этого горя; тяжелые заботы гнетут человека, - соответствующие мысли настойчиво его преследуют, они настойчиво заполняют его сознание, нередко всецело овладевая его вниманием, он не в состоянии от них освободиться, он подчинен им на некоторое время. Эти явления, заключающиеся в стойком задерживании в сознании при определенных условиях некоторых идей, часто вопреки желанию, известны и знакомы каждому, они свойственны здоровым людям, и представляются вполне естественными. Но наблюдаются случаи, когда в сознании человека совершенно неожиданно появляются представления или мысли, облеченные в форму отдельных слов или фраз, иногда бессмысленного содержания, совершенно не занимающие его в данное время, не имеющие никакого отношения к содержанию его мышления в это время, вне связи с его мышлением, между тем, они как бы насильственно врываются в его сознание, задерживаясь в нем неопределенное время; несмотря на все усилия, он не может от них освободиться, так как они не вступают в ассоциативную связь с элементами его мышления; они препятствуют течению его мышления, и если ему удается от них освободиться, то через короткое время они навязчивым образом вновь вторгаются в содержание его сознания и овладевают его вниманием; человек борется с этими не прошенными мыслями, при чем борьба не всегда оказывается легкой; обыкновенно через некоторое время такие навязчивые представления и мысли исчезают сами собой; так бывает у психически здоровых людей, находящихся в состоянии сильного утомления, вызванного бессонными ночами, чрезмерными занятиями или другими причинами; в жизни здорового человека такое явление может наблюдаться лишь как редкий эпизод, не имеющий существенного значения и даже не привлекающий к себе серьезного внимания.

Иногда навязчивые представления не остаются только таковыми, а соединяются с навязчивым влечением совершить определенный поступок, часто нецелесообразный и совершенно несоответствующий окружающей обстановке, напр., уронить из ложи бинокль или афишу в зрительный зал театра, крикнуть в многолюдном собрании, уколоть себя или другого находящимся в руках острым кинжалом. В громадном большинстве случаев такие внезапно и неожиданно возникающие влечения не выходят из пределов влечений - они не переходят в действие, не осуществляются; подобно навязчивым представлениям, навязчивые или насильственные влечения могут нередко наблюдаться у людей душевно-здоровых, встречаясь у них в качестве преходящего эпизода.

Однако, явление навязчивых представлений и влечений далеко не всегда выражается в такой легкой форме, напротив, часто они принимают вид более или менее резко выраженного патологического состояния, почти всецело заполняя содержание сознания больного, овладевая его вниманием и даже направляя его поступки.

Болезненные состояния, выражающиеся, главнейшим образом, в развитии навязчивых представлений и влечений, отмечены давно; они были известны уже Pinel'ю⁶⁰) и Esquirol'ю⁶¹) ³⁴⁴) и описывались этими авторами под названием manie sans delire (Pinel), monomanie (Esquirol), folie lucide (Trelat) и под другими наименованиями; попытка очертить точнее рассматриваемые явления была сделана Morel'ем³⁸²) в 1866 году; он описал навязчивые состояния под названием delire emotif, относя их к неврозам. Вообще, в шестидесятых и семидесятых годах внимание психиатров сильнее привлекалось изучением навязчивых состояний, особенно со времени описания Farlet³⁸³) (pere) и Legrand du Saulle³⁸⁴) болезненного состояния в виде навязчивых сомнений с боязнью прикосновения к разным предметам (la folie du doute avec delire du toucher); при этом Farlet подобно Esquirol'ю и другим авторам смотрел на это заболевание, как на разновидность мономаний, однопредметного или частичного помешательства (alienation partielle); впоследствии правильность выделения форм частичного помешательства была отвергнута, и они получили, иное освещение, значение и смысл которого будут рассмотрены позднее.

Постепенно начали появляться описания многочисленных частных разновидностей навязчивых состояний, характеризовавшиеся различными терминами: idees fixes (неподвижные, закрепившиеся идеи), obsessions (одержимость), impulsions conscienties (сознаваемые влечения), idees imperatives (повелительные идеи) и др. В 1867 году Krafft-Ebing^385-386)*) предложил для обозначения навязчивых явлений в форме представлений, идей, влечений и поступков термин, Zwangsvorstellungen, а позднее - Zwangishandlungen - насильственные представления, идеи, поступки; термин навязчивых представлений или идей был предложен Балинским**) и сразу укрепился в русской психиатрической литературе, удержавшись в ней до настоящего времени, подобно тому, как во французской литературе удержался, преимущественно, термин obsession, а в германской Zwangsvorstellunigen.

Основываясь на литературе вопроса и на собственных исследованиях, Westphal³⁸⁷) первый дал точное определение понятия о навязчивых представлениях; по его мнению, "под именем навязчивых следует подразумевать такие представления, которые появляются в содержании сознания страдающего ими человека против и вопреки его желанию, при незатронутом в других отношениях интеллекте и не будучи обусловленными особым эмоциональным или аффективным состоянием; их не удается устранить, они препятствуют нормальному течению представлений и нарушают его, больной; с постоянством признает их за нездоровые, чуждые ему мысли, и сопротивляется им в своем здоровом сознании; содержание этих представлений, может быть очень сложным, часто, даже большей частью, оно бессмысленно, не находится ни в каком очевидном соотношении с прежними содержаниями сознания, но даже самому больному оно кажется непонятным, как бы прилетевшим к нему из воздуха". Определение Westphal'я приведено в дословном переводе, так как оно представляется первой попыткой точного определения рассматриваемого явления, и несмотря на то, что в настоящее время его правильность в заметной степени пострадала, тем не менее оно имело весьма существенное значение в развитии учения о навязчивых состояниях, не утратившееся и до сих пор.

Прежде чем отнестись критически к определению Westphаl'я и выяснить, как оно должно быть изменено сообразно современным воззрениям, обратимся к тому клиническому материалу, который послужил для обоснования учения о навязчивых состояниях; основным материалом в этом отношении явились описания Falret, Legrand du Saulle и Griesinger'a³⁸⁸).

Из описания состояний навязчивого сомнения, выражающегося в том, что больного преследуют мысли о правильности его поступков, напр., мысли о том, запер ли он дверь, выходя из своей квартиры, запер ли он свой письменный стол, не перепутал ли он писем, вкладывая их в конверты с надписанными адресами и т. д., видно, что подобные состояния постоянных сомнений связаны с мучительными переживаниями и волнениями, с состоянием страха, обусловленного известными положениями и обстоятельствами, с рядом поступков, вызванных навязчивыми мыслями, и иногда с развитием сильных, с трудом преодолимых и даже непреодолимых влечений. Таким образом, они не должны рассматриваться, как явления, происходящие исключительно в области интеллектуальных процессов, потому что их развитие и течение с очевидностью соединены и с поражением эмоциональных и волевых процессов душевной жизни.

Болезненное состояние, описанное Griesinger'ом, находится в весьма близком соотношении к навязчивому сомнению³⁹¹) и отмечено автором под названием Grubelsucht, т. е., стремление к мудрствованию или бесплодное мудрствование; выражение grubeln (мудрствовать) было применено для характеристики своего состояния одним из больных Griesinger'a; Janet пользуется термином умственной жвачки; термин душевной жвачки принадлежит Legrand du Saulle; явление заключается в возникновении в сознании больного одного за другим ряда вопросов нередко случайного происхождения, не имеющих практического и целесообразного значения и часто неразрешимых; вопросы возникают навязчивым образом, и больной, несмотря на все усилия, не в состоянии от них освободиться; по выражению Меschede ³⁸⁹), вопросы проникают в сознание подобно ввинчиванию бесконечного винта.

Напр.: почему земля вертится в определенном направлении, а не в противоположном? Что было бы, если бы она вертелась в обратном? Так же жили бы на ней люди? Не были бы они другими? Как бы они выглядели? и т. д. Или: почему этот дом четырехэтажный? Если бы он имел три этажа, жили бы в нем те же самые жильцы или другие? Принадлежал ли бы он тому же самому хозяину? Был ли бы он того же самого цвета? Стоял ли бы он на той же самой улице? и т. д. Одна молодая дама в наблюдении Legrand du Saulle спрашивала себя, проходя по улице: не упадет ли кто-нибудь из окна к моим ногам? будет ли это мужчина или женщина? Не убьется ли этот человек? Расшибет он голову или ноги? Будет ли кровь на тротуаре?......Не обвинят ли меня в этом и не оставят ли меня мои ученицы? и т. д.

Развитие и течение подобных состояний иногда сопровождается сильным волнением больных, особенно при безуспешных стараниях избавиться от навязчивых вопросов; иногда эти непрерывные вопросы, которых они не в силах остановить, доводят их до изнеможения, они краснеют, обливаются потом. Нередко такие состояния повторяются приступами, пароксизмами; по миновании приступа больной на некоторое время освобождается от навязчивых мыслей.

Иными овладевает навязчивое стремление к точности, они вспоминают имена своих знакомых, государственных людей, артистов, лошадей, взявших призы на скачках, - ономатомания (Сharcot et Magnan), считают окна домов, ступеньки лестниц, перекладины перил, складывают цифры номеров трамвайных билетов, считают книги на столе, число пуговиц на платье - аритмомания. Иногда в сознание больных врываются назойливые ассоциации по контрасту (см. гл. XVIII), что бывает особенно тяжело, когда это приводит к хульным мыслям, к оскорблению священных предметов не только мысленному, но и бранными словами, сильными ругательствами - копролалия. Навязчивые представления могут быть неожиданного и крайне неприятного содержания: напр., одного больного преследовало и доводило до отчаяния навязчивое представление человеческого испражнения; другого, наряду с довольно невинными представлениями, - что ему мешает лежащая на столе ниточка, что засорился у него зуб, что если он встанет, то непременно заденет головою висящую на стене картину, сильно и мучительно преследовала мысль о том, что в его мозг врезались осколки разбитой бутылки, которую он видел на улице.

Для иллюстрации переживаний человека, страдающего навязчивыми идеями, и отношения его к ним приведу описание, представленное мне больным, которого мучила мысль о неправильном развитии его тела (dysmorphophobia); в этом описании заслуживает внимание и вызывающий момент, с которым связывается начало болезни.

Еще мальчиком во время борьбы я повредил себе в паху или, как говорят, надорвался. Внешние признаки болезни у меня совершенно прошли, но мысль о повреждении осталась. Когда я стал приходить в зрелый возраст, и пробудились во мне инстинкты, я стал думать, что левый пах у меня не отправляет своих функций в половом отношении, а от этого у меня может развиваться только одна правая половина организма. Сама по себе эта мысль меня не пугала, но пугало то, что у меня нарушится симметрия лица и всякий будет замечать это. Когда такая мысль засела в голове, я действительно стал чувствовать боль в правой половине лица, а потом и всей головы. Пришлось обратиться к докторам. Там меня убедили, что паховое повреждение никоим образом не может отразиться на голове; значит, это от мнительности. На время я успокоился и стал надеяться, что все пройдет, раз я не буду думать уже о болезни. Но следы болезни уже остались на моем лице. Не думать я не мог, так как замечал это, а болезнь от думы. Я стал бояться и избегать мысли о ней, но чем сильнее я отгонял ее, тем более приходилось думать о ней. Я попал в заколдованный круг; одно и то же является причиной, и следствием другого; боюсь мнительности, а мнительность сильнее от боязни. Итог - увеличивающееся повреждение лица*).

Дата добавления: 2014-11-20