Изменение международного статуса США в результате Второй мировой войны

План.

4.

3.

2.

1.

Режим Талибов в Афганистане.

Исламская республика Ирана.

4. Есть ли будущее у исламского фундаментализма?

Тоталитаризм знает такие свои разновидности как коммунизм и фашизм.

Последние десятилетия XX в. «подарили» нам новый вид тоталитаризма - тоталитаризм мусульманского фундаментализма, вдохновителями которого являются такие движения как Братья-мусульмане, а осуществлением – режим Талибов в Афганистане и в некоторой степени режимы аятолл в Иране, Пакистане и режим Саддама Хусейна в Ираке.

С чем связано появление данных диктаторских режимов?

Cо второй половины ХХ в., особенно в 70-80-е годы, началось разочарование широких масс мусульман в идеях светского национализма и связанного с ним мусульманского социализма, что объяснялось в первую очередь неспособностью их носителей, оказавшихся у власти после обретения независимости бывшими колониями, решить насущные социально-экономические проблемы. Кроме того, формальная независимость не привела к хозяйственной самостоятельности. Молодые суверенные государства Востока продолжали играть роль отсталой периферии таких центров развитого капитализма как Западная Европа и Северная Америка. Это остро ощущалось всеми народами Востока и прежде всего мусульманами как национальное унижение, как подчеркнутое стремление Запада к господству и неравноправию, в том числе – в области политики, духовной и религиозной жизни.

Таким образом, воинствующие мусульманские движения взяли на себя роль рупора интересов городской бедноты из-за повсеместного разочарования в марксизме-ленинизме и именно этим бросили вызов существующим режимам.

Чисто исламским государством со времени своего возникновения в 1932 г. является Саудовская Аравия. В Иране революция 1979 г привела к созданию исламской республики во главе с аятоллой Хомейни (1900—1989) — пример, которому позже последовали Судан и Пакистан. Весьма специфичная и даже экстравагантная интерпретация ислама стала основой для политики в такой стране, как Ливия Муамара Каддафи.

Ислам, однако, не является и никогда не являлся просто религией. Это скорее целостный образ жизни, определяющий нормы этического, политического и экономического поведения как людей, так и государств.

Политический ислам стремится к созданию теократического государства, в котором политические и всякие иные отношения были бы подчинены «высшим» принципам веры. Однако существуют самые разные его течения, подчас резко отличающиеся друг от друга, от непримиримого фундаментализма до форм, вполне совместимых с политическим плюрализмом.

Фундаменталистская версия ислама обычно ассоциируется с Ираном. Здесь до конца своей жизни во главе клерикального управления обществом стоял аятолла Хомейни, возглавлявший Исламский революционный совет — орган, представлявший пятнадцать высших лиц церковной иерархии страны. Хотя в стране был учрежден и всенародно избираемый парламент в виде Исламской консультативной ассамблеи, все законы подлежали одобрению Совета по защите конституции, следившего за их соответствием принципам ислама. После смерти Хомейни в 1989 г. его преемник Хашеми Рафсанджани перешел к более прагматичной и менее идеологизированной политике, шариатское право здесь до сих остается господствующим правовым и моральным кодексом.

С еще большей силой революционный фундаментализм заявил о себе в Афганистане, где режим Талибан в 1997— 2001 годах ввел чисто теократическое правление, исключив женщин из образования, экономики и вообще общественной жизни.

Не менее важную роль фундаментализм играет в Саудовской Аравии, где он также приобрел абсолютистские оттенки, хотя консервативный суннитский режим страны отличается куда более мягкими формами, нежели революционный популизм шиитского Ирана.

«Белая революция» сверху или курс шаха на ускоренное развитие Ирана по еврокапиталистическому образцу при участии государства, взявшего на себя львиную долю расходов и забот, привели в середине 70‑х годов к резкому обострению внутренних противоречий и к массовому недовольству в стране. Экономический бум, стимулированный увеличившимся потоком нефтедолларов (повышение цен на нефть позволило шаху с 1973 по 1975 г. более чем вдвое увеличить объем ассигнований на индустриализацию страны), привел к диспропорциям. В частности, возрастание денежной массы в руках работающих не было приведено в соответствие с товарной массой необходимых населению продуктов. Да и само это население (всего – ок. 50 млн.), особенно из числа недавно осевших в городах маргинальных слоев, не было еще готовым к столь быстрым темпам трансформации. Нужны были силовые методы, чтобы заставить людей энергичнее врастать в меняющуюся на глазах новую и непривычную для них структуру. И шах, как типичный восточный деспот, в средствах не стеснялся. Он не очень‑то считался с нормами конституции, ограничивал права и свободы, предоставив огромные полномочия охранке (САВАК), стремился зажать рот оппозиции и высылал из страны влиятельных ее руководителей.

В числе важных просчетов шаха были ставка на голую силу и пренебрежение к духовенству. Вместо того чтобы как‑то наладить контакт с шиитскими лидерами либо опереться на часть их, осыпав именно ее льготами, шах вступил в конфронтацию со служителями ислама. Одной из самых крупных его ошибок было лишение духовенства доходов (секуляризация их земель, вакуфов). Рассчитывая этим ослабить духовенство, шах на деле лишь восстановил его против себя. Вожди шиитского духовенства умело воспользовались ошибками шаха и начали против него ожесточенную кампанию. В ход пошло все: и вестернизаторские симпатии правителя Ирана, и его экономические просчеты, и вызывавшие недовольство чересчур быстрые темпы трансформации привычных норм бытия, и не в последнюю очередь отношение к служителям ислама. В результате идейное знамя ислама оказалось у противников шаха. Перед ними был ненавистный всем тиран, формально к тому же не имевший права господствовать над правоверными (напомним, что у шиитов глава государства не имеет сакрально освященного права на власть). Были поруганное духовенство и выбитый из привычной колеи жизни народ. И отсутствовала понятная людям идея, которая могла бы объяснить народу необходимость преобразований.

Можно прибавить к сказанному, что и образованные круги иранской интеллигенции, за которыми, в частности, шли студенты, тоже высказывались преимущественно за сохранение исламской традиции. Левые группировки влиянием в стране не пользовались. Таким образом, единственным по сути источником индоктринации оказался традиционный шиитский ислам со всеми его характерными чертами, включая фанатизм, непримиримость в борьбе за идею и следование за руководителями‑имамами, наиболее авторитетные из которых имели почетное звание аятоллы. Аятолла Хомейни в этой ситуации оказался тем, кто не только бросил открытый вызов шаху и поднял против него народ, но и сумел возглавить исламскую революцию и довести ее до успешного конца.

В обстановке небывалого подъема революционной активности народа вопрос о власти в начале 1979 г. был решен. Шах покинул Иран, в стране был проведен референдум, следствием которого было провозглашение 1 апреля 1979 г. Исламской Республики Иран. В декабре того же года была принята новая конституция страны, в которой было специально оговорено, что высшая власть в стране принадлежит духовенству в лице имама Хомейни (после его смерти – его преемнику), а гражданскую политическую власть осуществляют президент, меджлис и премьер.

Государственная, кооперативная и частная собственность – три сектора экономики новой республики. Вмешательство и влияние западных держав ликвидируются. Страна принципиально отвергает капитализм и коммунизм и противопоставляет им собственный, «исламский» путь развития. Что все это означает практически – не вполне ясно. Известно лишь, что развитие страны по тому пути, который был избран для нее шахом, приостановилось. Не то чтобы капиталистический свободный рынок вовсе был свернут. Нет, он продолжает существовать, как существует и мощнейший созданный усилиями шаха государственный сектор в экономике. Но в условиях резко обострившегося противостояния Ирана вначале чуть ли не всему миру, затем в основном странам Запада (в первую очередь – США) говорить о продолжающемся развитии капиталистических связей приходится с осторожностью и оговорками. Если они и продолжали существовать и более или менее активно развиваться, так только в тех сферах, которые были жизненно необходимы для страны, – в реализации иранской нефти и в закупках оружия, которое требовалось для войны.

Что же касается войны, то именно она с начала 80‑х годов стала основным содержанием внешней политики, а во многом и всего образа жизни новой республики. Не затрагивая в подробностях поводов, которые сыграли решающую роль в развязывании ирано‑иракской войны, стоит заметить, что война эта была необходима прежде всего Ирану, точнее тем, кто стал управлять страной. В войне духовные пастыри иранского народа видели едва ли не подарок Аллаха: где, как не в ожесточенной бойне за великое дело исламской революции может отстоять Иран свое право на существование, мобилизовав и сплотив весь народ, консолидировав власть новых верхов под неоценимым патриотическим лозунгом борьбы за правое дело? И хотя противником иранцев оказались их единоверцы‑мусульмане, в том числе и шииты (в Ираке свыше половины населения составляют шииты), это не изменило положения. Свыше восьми лет шла борьба, унесшая более миллиона жизней с обеих сторон и не давшая ни одной из них ощутимого результата. Но не добившийся успеха в войне и вынужденный в конечном счете согласиться на мировую Иран все же не проиграл. Точнее, не проиграли те, кто руководил страной. Власть имама Хомейни не только не была поколеблена, но даже как бы приобрела новый ореол, оттенок борца за великое дело со всем миром.

И это не пустые слова. Авторитет имама вплоть до его смерти в 1989 г. действительно был необычайно высок. Шииты в разных странах мира считали его своим духовным главой. От его имени и в его пользу действовали они, в частности, в Ливане, где шиитские группировки чаще других похищали людей (особенно представителей западных стран) и держали их в качестве заложников, пытаясь в нужный момент сыграть на этом при решении тех или иных политических проблем. Стоит напомнить, что и разоблачения, связанные с попыткой продажи Ирану американского оружия (события, связанные с этим, будоражили Америку и весь мир несколько месяцев, получив наименование «ирангейта»), во многом были связаны с тем, что руководящие деятели США пошли на сомнительную сделку с Ираном именно во имя спасения жизней заложников.

Таким образом, власть в ИРИ остается по характеру тоталитарной, поскольку те черты, которые определяют политическое содержание режима, практически не подверглись изменениям, (или изменились незначительно). Это - наличие харизматического лидера (рахбара), сконцентрировавшего в своих руках высшую духовную и светскую, в том числе и военную власть; господство одной, единой государственной идеологии; наличие “главной” партии Хезболла; наличие и активная деятельность “вооруженных охранных партийных отрядов - Корпуса стражей исламской революции; определяющая роль государства в экономике и т.д.

Будущее покажет, как будут развиваться события и сколь долго Иран сможет еще позволить себе активно противостоять миру капитализма, позиции которого в связи с крушением СССР заметно укрепились. Стоит напомнить, что выборы 1992 г. склонили чашу весов в пользу умеренной политики президента Хашеми Рафсанджани. Но пока эта страна все еще остается оплотом исламского фундаментализма и в нынешней ситуации, когда мусульманские республики бывшего Советского Союза ищут союзников и ориентиры, Иран, как, впрочем, и Турция, – один из возможных объектов выбора. Ясно, что миру этот выбор новых тюрко‑исламских государств не безразличен.

Гражданская война, которая началась в Афганистане в 1978 году и продолжается по сей день, ввергла страну в хаос. Разруха, деградация промышленности и деформация экономической системы, отсутствие стабильной политической власти, активное иностранное вмешательство во внутренние дела государства – лицо Афганистана начала 90-х.

Страна нуждалась в переменах. Той силой, которая произвела удивительные метаморфозы в афганском обществе стало движение Талибан, зародившееся в Афганистане в период государственного кризиса. Выходцы пакистанских медресе, моджахеды, боровшиеся против советских войск, объединились вокруг своего духовного лидера Муллы Омара с тем, чтобы провести радикальную перестройку афганского общества. Поборники «чистоты» религии, талибы провозгласили своей главной целью построение истинного исламского государства в соответствии с заветами Пророка и праведных халифов. Идея была проста и понятна для глубоко религиозного афганского населения, кроме того, большинство талибов были этническими пуштунами (представителями крупнейшего в Афганистане народа), что в свою очередь значительно способствовало благосклонности афганцев к движению.

Талибан впервые громко заявил о себе в 1994 году, когда члены движения завладели столицей афганского юга, Кандагаром. Не останавливаясь на достигнутом, талибы продолжили уверенно расширять сферу своего влияния: в 1995 году под властью движения находилась примерно треть страны, а к 1996 – уже около 70%. Решительные действия талибов смогли вырвать страну из состояния, напоминавшего средневековую феодальную раздробленность: разрозненные территории, находившиеся под властью полевых командиров, объединялись по кусочкам, как пазл, возвращая Афганистану целостность и полноценную государственность.

Захват Кабула в сентябре 1996 года стал точкой отсчета периода полновластного правления Талибан в Афганистане. Страна была провозглашена Исламским Эмиратом Афганистан, на территории которого новые хозяева начали незамедлительно устанавливать свои порядки.

В этой связи необходимо отметить, что первооснова всех опасностей, исходящих из талибского Афганистана, – талибская идеология, воплощенная в политике. Режим движения Талибан – это предельно идеологизированный режим. В основу его идеологии положены наиболее консервативные средневековые постулаты раннего ислама. Даже среди ныне существующих идеологизированных тоталитарных режимов коммунистической, религиозной или другой окраски, режим афганских талибов выделяется своим фанатизмом и воинственной непримиримостью. Так, талибы силой принуждают афганцев следовать своей и только своей экстремистской версии ислама. Следование другим течениям или школам ислама, не говоря уже об иных религиях или вообще об атеизме, карается смертью.

Все афганцы, находящиеся под строжайшим постоянным контролем талибов, обязаны подчиняться средневековым религиозным правилам, которые нельзя сравнить ни с чем в современном мире. Например, за проведением в жизнь талибских законов пристально следит религиозная полиция, находящаяся в подчинении Министерства добропорядочности и борьбы с пороками. Талибские инстанции контролируют личное поведение каждого человека с утра до ночи и с ночи до утра. Люди, пропускающие обязательные намазы или опаздывающие на них, подвергаются наказаниям, включая жестокую порку. Религиозная полиция следит также за соблюдением правил внешнего вида людей. Мужчины обязаны носить бороды строго определенной длины, головные уборы и одежду, как считают талибы, соответствующие исламским установкам, женщины – паранджу, скрывающую их с ног до головы. Репрессии талибов особенно жестоки по отношению к афганским женщинам и девочкам. Большинству девочек запрещено посещать школы. И за исключением некоторых женщин-врачей и медсестер (в основном гинекологов и акушерок), подавляющее большинство женщин не может работать за пределами дома. Женщинам запрещено появляться вне дома без сопровождения родственников (мужчин или пожилых женщин), управлять автомобилем, пользоваться косметикой и т. д.

За нарушения этих правил религиозная полиция подвергает людей различным суровым наказаниям вплоть до смертной казни. Кроме того, самые настоящие кровавые гонения развязаны в талибском Афганистане против шахмат, детских кукол, плюшевых мишек. Запрещены фотография, (прежде всего – съемка людей), музыка, кино, телевидение, практически все виды искусств. Талибский режим целенаправленно отбрасывает афганцев в раннее средневековье.

Все вышеназванное могло бы быть внутренним делом талибской группировки, захватившей власть в Афганистане (хотя, безусловно, с большими натяжками и допусками, – ведь вопиющее нарушение прав человека, еще невиданное с времен тоталитарных режимов, налицо), если бы не три очень важных момента: 1) талибы осуществляют экспорт своих идей в другие страны; 2) они в качестве и наемников, и добровольцев, и бесправных рекрутов принимают активное участие в террористической, антигосударственной деятельности многочисленных исламистских группировок в мусульманских странах региона, более того, Афганистан, благодаря талибам, стал центром международного терроризма; 3) они являются главными и основными производителями и экспортерами растительных наркотиков в мире. Именно наркотики – финансово-экономический фундамент талибского режима.

За пять лет руководства Афганистаном Талибан проявил себя в целом довольно неплохо. Главным результатом правления талибов стало то, что они сумели вернуть стране целостность, установить порядок в зоне своего влияния. Несмотря на то, что лидеры движения не могли похвастаться стопроцентным контролем над территорией Афганистана, в их руках были основные рычаги государственного управления и политическая воля для ведения самостоятельной внутренней политики. Неоспоримым достижением является успешная борьба с производством и распространением наркотиков, беспрецедентных результатов которой нынешнее правительство не смогло и вряд ли сможет достичь.

Но были у режима и слабые места. Талибы не смогли утвердиться на мировой арене и заставить мировое сообщество признать свое правительство. Легитимность режима Талибан признало только 3 государства: Саудовская Аравия, ОАЭ и Пакистан. Остальные страны продолжали считать отрешенного от власти президента Наджибуллу полноправным правителем Афганистана.

Нельзя сбрасывать со счетов и то, что Афганистан в 1996-2001 гг. был экономически слаб и зависим от помощи извне. Финансовые потоки из Саудовской Аравии и поставки оружия из Пакистана, а в первые годы еще и доходы от наркопроизводства, давали возможность талибам держаться на плаву. Экономическая зависимость не могла не повлечь за собой определенную зависимость в принятии политических решений. Талибам давали возможность управлять страной до тех пор, пока их политика не вошла вразрез с интересами их покровителей. В частности для США последней каплей стало предоставление лидерами Талибан убежища Усаме бен Ладену после трагических событий 11 сентября 2001 г. в Америке. В ответ на это американское правительство приняло решение о проведении операции «Несокрушимая свобода», которая положила конец правлению талибов в Афганистане. Войска НАТО планомерно очищали страну от присутствия талибов, наращивая военное присутствие для того, чтобы полностью взять страну под свой контроль. 7 ноября 2001 г. пал последний оплот движения – Кандагар, что стало концом Исламского Халифата Афганистан. Часть боевиков сумела сбежать в Пакистан, кто-то укрылся в горах (в их числе и мулла Омар), остальные сдались в плен войскам НАТО. Казалось, Талибан разгромлен. Но это было только начало жесткой и бескомпромиссной борьбы талибов против иностранных интервентов, которая не утихает и теперь. Залечив раны и восстановив потери, лидеры движения с новыми силами ввязались в схватку за власть в своей стране, выступая против правительства Карзая и американского военного присутствия.

Здесь мы подходим к весьма тонкой материи футурологических прогнозов. Несомненным фактом последних десятилетий является усиление позиций ислама и исламских государств в мировом сообществе. Этот процесс заметен и в Турции, казалось бы, давно покончившей с засильем ислама и вполне светской после реформ Ататюрка; ощущается он и в Египте, хотя там группа «братья‑мусульмане» – олицетворение фундаментализма – после убийства президента Садата была поставлена вне закона. Во многих других арабских странах, в том числе и в палестинской ООП, позиции сторонников фундаментализма еще более ощутимы. Об этом достаточно красноречиво свидетельствует и недавний взрыв фундаменталистского ислама во вполне, казалось бы, благополучном в этом смысле, долгие годы ориентировавшемся на социалистические ценности и идеалы Алжире. Не приходится напоминать об Иране, признанном центре наиболее жесткого и активного исламского фундаментализма. Влиятельные позиции у сторонников фундаментализма в Афганистане. Наконец, стоит упомянуть о тенденции к возрождению чистоты ислама в Пакистане, об исламских настроениях в тюркоязычных среднеазиатских государствах и Азербайджане, да и некоторых иных странах ислама, которых в мире свыше сорока. О чем говорит сегодня повышенный интерес к исламу? И что являет собой исламский фундаментализм, каковы его идеи и потенции? Частично об этом уже шла речь. Но пора посмотреть в корень проблемы.

Фундаментализм – это не просто возвращение к истокам, к чистоте подлинного древнего ислама, когда был жив великий пророк и не было еще деления правоверных на шиитов и суннитов, хотя и это очень важно для всех его сторонников. Фундаментализм – это прежде всего требование единства всех мусульман в качестве ответа на вызов современности. Тем самым выдвигается претензия на создание мощного консервативного политического потенциала. Фундаментализм в его крайних формах ведет речь, таким образом, об объединении всех правоверных в их решительной борьбе с изменившимся миром, за возврат к нормам очищенного от позднейших наслоений и искажений настоящего ислама, и в этом он чем‑то напоминает распространенные в прошлом веке идеи панисламизма.

Популярны ли подобные идеи и если да, то где именно и почему, в какой степени? Стоит сразу же заметить, что, если не считать небольших групп фанатиков, фундаментализм как всеобъемлющее и влиятельное течение мысли и тем более реальная политическая сила явно не грозит тем странам, которые уже успешно движутся по капиталистическому пути, будь то Турция, Египет или Пакистан. Пусть даже в этих странах движение за чистоту ислама станет заметным – оно не имеет в них серьезных шансов на успех по той простой причине, что здесь ненависть к чужим стандартам ушла в прошлое, а многие из этих заимствованных стандартов с успехом прижились и способствуют процветанию, чего не может не ценить население (опять‑таки если не принимать всерьез небольшие группы фанатиков). По той же причине нет условий для роста фундаменталистских идей и настроений в современных аравийских монархиях, при всем том, что здесь позиции ислама как такового крепки, как, может быть, нигде. Достаточно напомнить, что Саудовская Аравия с ее Меккой – признанный центр ислама, цель хаджа. Но при всем том и в Аравии, и в соседних с ней эмиратах высочайший современный технический и цивилизационный, капиталистический в своей технологической основе стандарт гармонично сочетается с ненарушенным привычным исламским, подчас исламо‑бедуинским образом жизни. Для такого рода гармонии нужны были большие деньги – эти деньги появились и сыграли свою благотворную позитивную роль, прежде всего в том смысле, что сняли внутреннюю социально‑политическую, экономическую и любую иную напряженность, рождаемую обычно нехватками и жизненными невзгодами.

Разумеется, эти рассуждения не абсолютны. Им можно противопоставить, например, ситуацию в Ливии, где все перечисленные факторы вроде бы действуют или, точнее, могли бы действовать так же, как в аравийских монархиях, но где тем не менее усилиями Каддафи все перевернуто с ног на голову и в результате для исламского фундаментализма созданы все условия. Спорить тут не с чем. Но Ливия все же исключение, отнюдь не отменяющее, скорее оттеняющее правило. Для анализа же важна именно норма, но не исключение, хотя и его нельзя не принимать во внимание.

Если исходить из предложенных реалий, то логично заключить, что в основе фундаментализма лежат неудовлетворенность успехами в развитии, социопсихологический дискомфорт основной массы населения и, как следствие, ностальгия по идеализированному прошлому. Этот комплекс достаточно распространен в разных странах и в разные времена, нечто в этом роде типично и для нашей страны в переживаемое сейчас тяжелое время. Он сыграл свою роковую роль в судьбах Ирана, определив характер, успехи и направленность событий 1979 г. и, как итог, взрыв исламского фундаментализма. Где еще он может сыграть аналогичную роль?

Практически, если иметь в виду современные страны ислама, мало где. Небольшие государства вроде Ливии явно не в счет – там негде развернуться. Из более или менее крупных государств Магриба и восточносредиземноморской зоны арабского мира всерьез заражен вирусом фундаментализма разве что Судан, одно из самых отсталых исламских государств. Теоретически фундаментализм имеет неплохие шансы также и в Алжире, Сирии и Ираке. Алжир, где революционное правительство потерпело неудачу со своими социалистическими экспериментами, чуть было не стал жертвой этих неудач – только решительные действия властей преградили путь фундаменталистам в 1991–1993 гг. Сирия и Ирак, находящиеся под властью баасистских режимов скорее национал‑социалистического, нежели религиозноисламского характера, в принципе достаточно энергично развиваются по капиталистическому пути, хотя и несколько ослаблены экспериментами того же социалистического характера. Слабости свои Ирак компенсирует нефтедолларами, а Сирия – дотациями от богатых нефтедолларами стран. Поэтому, строго говоря, почвы для серьезного недовольства жизнью и осознанного массового социополитического дискомфорта, для стремления в ностальгических поисках счастья обратиться к глубокому прошлому здесь пока что вроде бы нет. Однако эта почва при неудачном развитии событий и ухудшении ситуации, кризисных явлениях может, как то показывает пример Алжира, появиться. И в этом смысле Сирия, Алжир и богатый нефтью Ирак – это как бы резерв фундаменталистов, хотя реально рассчитывать на успех исламский фундаментализм в этих странах пока не имеет оснований. По сути, единственное государство, где такого рода основания имеются в избытке, это Афганистан.

Афганистан оказался неподготовленным к радикальным преобразованиям современного типа. У него нет и нефти, которая могла бы помочь. И главное, именно здесь оказались наиболее живучими восходящие к первобытным племенным нормам свободолюбие и горделивое стремление к независимости горцев, готовых сражаться за свой привычный образ жизни с кем угодно и сколько угодно. Идейной опорой этой позиции сегодня в Афганистане служит ислам. И этот ислам буквально на наших глазах перерастает в исламский фундаментализм, чему в немалой степени способствует тот комплекс, о котором только что упоминалось и все составные элементы которого в избытке представлены в современных афганских реалиях.

Разумеется, исламскому фундаментализму в Афганистане есть альтернативы. Могут быть найдены компромиссные варианты, которые позволят надежно объединить Афганистан не на фундаменталистско‑исламской основе. Но вероятность прихода к власти фундаменталистов здесь тем не менее достаточно велика, чтобы всерьез обратить на нее внимание.

Существен и вопрос о потенциях исламского фундаментализма в случае его успехов в Афганистане, а тем более в Средней Азии или Азербайджане. Здесь трудно строить прогнозы, но все говорит в пользу того, что эти потенции в любом случае достаточно ограничены. И хотя это слабое утешение, особенно для неисламского населения тех же бывших советских республик, которые имеются в виду, все же можно заметить, что условий для распространения и превращения в фактор мирового значения исламский фундаментализм сегодня не имеет. Рано или поздно, но он будет вынужден пойти по пути приспособления к мировым реалиям.

Задания к теме:

1. Дайте определение понятиям: тоталитаризм, мусульманский фундаментализм, талибы, аятолл, мусульманский социализм, суверенитет, марксизм-ленинизм, исламское государство, теократическое государство, плюрализм, клерикализм, шариат, сунниты, шииты, секуляризация земель, индоктринация, имам, меджлис, ИРИ, хезболла, медресе, моджахеды, намаз, боевик, футурология.

2. Составьте схему «Типы тоталитарных режимов».

3. Назовите общие для всех стран причины возникновения диктаторских режимов на мусульманском Востоке.

4. Заполните таблицу «Диктаторские режимы Востока».

Государство	Причины установления диктаторского режима	Годы существования	Основные мероприятия проводимой политики	Итог нахождения у власти, результат

5. Докажите, что политический режим в Исламской Республике Иран является тоталитарным.

6. Докажите, что политический режим в Афганистане при Талибах являлся тоталитарным.

7. Почему режим Талибов не признало мировое сообщество? Какие опасности для мира таило Афганское государство?

8. Почему исламское государство в Иране существует до сих пор, а в Афганистане уничтожено в ходе внешнего вмешательства?

9. Есть ли перспективы появления новых диктаторских режимов на Востоке? Аргументируйте ответ (сопоставьте с причинами, обусловившими их появление).

10. Подготовьте доклад о государстве Востока, в котором существовал/существует мусульманский тоталитаризм.

Тема 5: «Развитие США во второй половине XX в.».

Дата добавления: 2014-12-10