Иерусалим, 420-400 гг. до Р.Х

И Премудрость Божия

Человеческая мудрость

МУДРЕЦЫ ВЕТХОГО ЗАВЕТА

Афины, 315-200 гг. до Р.Х.

Первые стоики

Нравственная дилемма для стоиков удивительно проста. Им непонятна драма воли, которая в сво­их метаниях парализует разум. Для них бессмыс­лицей звучали бы слова апостола Павла: «То, что ненавижу, то люблю», ибо они считали, что разум желает только добра. В силу же разума они ве­рили беспредельно.

Стоицизм стал своеобразной формой бегства от мира. До конца последовательный стоик сво­боден от привязанностей, как йог или буддистс­кий монах. У него нет семьи, нет желания славы, нет жажды наслаждений. Удовольствие в его гла­зах — глупость. Он суров, трезв, ничему не удив­ляется, ничего не страшится. Он равноду­шен к любым превратностям жизни. «Ваше счастье — не нуждаться в счас­тье», — обращается он к людям.

Создать новый тип религии стоицизм был не в состоянии, да, в сущности, и не претендовал на это. Для большинства сво­их сторонников он оставался только «иде­ологией», а религия — это жизнь.

Книги Библии, написанные между 400 и 200 гг. до Р.Х., говорят о напряженной духовной жизни: о спорах, исканиях и но­вых поворотах религиозной мысли. Притчи, Иов, апокалиптические писания, Экклези­аст подобны пикам подводного хребта, под­ножие которого скрыто в глубинах вод. По ним мы можем хотя бы отчасти су­дить о том, чем жил тогда Израиль.

Рис. 129

Улица в Иерусалиме

Мудрецы спокойно делали свое дело: соби­рали древние притчи, слагали псалмы и поэмы, составляли антологии. Для них важнее всего было не опровергать кого-то, а делиться своими дума­ми о человеческой жизни и ее путях. Так воз­никла Книга Притчей Соломоновых.

Один современный писатель заметил: когда переходишь от чтения Пророков к Притчам, ка­жется, будто спускаешься с неба на землю. И в самом деле, эта книга содержит главным образом мысли о семейной жизни и воспитании детей, о занятиях горожан и земледельцев, о дружбе и честности, бедности и богатстве, трудолюбии и праздности.

За житейскими сентенциями книги стоит не­что гораздо большее, чем кажется на первый взгляд. На примере Притчей мы видим, как Откровение, не ломая естественного хода человеческой мысли, медленно проникает в ее не­дра и в конце концов приводит к познанию воли Творца.

У греков мудрость подчас сама по себе счи­талась добродетелью. В Книге Притчей, наобо­рот, именно добродетель почитается истинной мудростью, ибо мудр не тот, кто имеет много зна­ний о мире (что это в сравнении с самим ми­ром?), а тот, чья жизнь согласуется в велениями Божиими. Нарушение Его воли есть безумие или род самоубийства.

При этом мудрец вовсе не склонен считать добро «естественным» и легким. Он слишком хорошо знает предрасположенность человеческой натуры ко злу. Людям отнюдь не свойственно повиноваться голосу совести и разума.

Этот библейский реализм не позволяет муд­рецу искать источник нравственности в самом человеке. Опорная точка этики должна находиться выше, в сверхприродном мире. Выбирая между добром и злом, которые человек обнаруживает в себе, он должен следовать добру как закону, уста­новленному Творцом. Подлинная мудрость неот­делима от веры, от стремления выполнять запове­ди. Мудрость как исполнение велений Сущего противостоит греху и немощи в человеческом бытии.

Уже не первый раз в дни скорбей и сомнений обращался Израиль к Сущему. И вот снова он возвышает голос, чтобы говорить со своим Госпо­дом. Этот поразительный диалог мы находим в самой трагичной и героической книге Библии, книге, носящей имя Иова.

Дата добавления: 2014-12-16