Г. Пауль

А.Н. Афанасьев

«Происхождение тех баснословных представлений и образов, из которых со­здались народные сказки, тесно связано с происхождением самого языка и началь­ных воззрений человека на природу. Первобытные языки, как убедительно доказано новейшими филологическими разысканиями, были исполнены метафор, и это условливалось самою сущностью человеческого слова. В эпоху своего создания слово являлось не техническим обозначением известного понятия, а живописующим, наглядным эпитетом, выражающим ту или другую особенность видимого предмета и явления... Всякий предмет рисовался в его наиболее характерных свойствах или в самом действии — не как отвлеченная мысль, а как живой образ...» (10, с. 3—4). Множество наблюдений этого рода мы можем найти в других трудах этого автора, например в (11).

А.Н. Веселовский

«В сущности, каждое слово было когда-то метафорою, односторонне-образно выражавшей ту сторону или свойство объекта, которая казалась наиболее характер­ною, показательною для его жизненности. Обогащение нашего знания объекта выяснением других его признаков совершалось на первых порах путем сопоставле­ния с другими сходными или несходными объектами по категориям образности и предполагаемой жизнедеятельности» (12, с. 355).

«Метафора — это нечто такое, что с неизбежностью вытекает из природы человека и проявляется не только в языке, поэзии, но также — и даже прежде всего — в обиходной речи народа, охотно прибегающей к образным выражениям и красочным эпитетам» (13, с. 114).

Я. Парандовский

«Метафора настолько вошла в кровь и плоть языка, что если бы ее внезапно изъять, люди перестали бы понимать друг друга» (14, с. 157).

Слово является необходимым средством формирования не только образа, но и понятия, т. е. логической классификационной и квали-

фикационной мысли, способной проникать в сущность отражаемых и познаваемых предметов (о понятии см. ниже).

Уже одной своей звуковой стороной, внешней формой, слово вызывает в сознании человека наглядно-чувственный образ обознача­емого предмета. Следовательно, и в своем формировании, и в даль­нейшем применении в качестве общеупотребительного знака слово, хотя и является, по И.П. Павлову, элементом второй сигнальной системы, не порывает с чувственными формами мышления и при условии закономерного развития в нем абстракции. Способность слова обозначать как чувственный образ, так и понятие, т. е. в зависимости от условий речи, задач общения иметь конкретное или отвлеченное значение, позволяет объективно отражать действительное положение вещей. Выражение конкретного и отвлеченного равно необходимо в общении, об антиномии конкретного и отвлеченного в языке Потебня писал следующее: «Отвлечения составляют, по-видимому, цель нашей мысли. Но так ли это на самом деле? Будет ли удовлетворена наша мысль, если она будет наполнена одними отвлечениями, такими как, например, план города, карта страны, схематическое изображение человеческой фигуры? Или, если представить себе, что кто-нибудь ограничивается только математической формой человеческой мысли, наиболее отвлеченной, каково будет состояние этого человека и отно­шение его ко всему, что вокруг него? Это трудно себе представить. Во всяком случае, это явление было бы в высшей степени уродливо. Отвлечению противопоставляют конкретные восприятия, из которых они получаются; но на одних конкретных восприятиях не может успокоиться мысль, потому что процесс обобщения присущ человече­ской природе.

Обобщение имеет для нас цену только в том случае, если под ним мы имеем конкретные восприятия, из которых оно получено. Одно обобщение есть познание слишком отдаленное...» (2, с. 512—513).

Эти два противополагающие друг друга процесса — конкретизация и отвлечение — равно необходимы для объективного познания дейст­вительности и общения и отвечают основным способам мышления современного человека — поэтическому (образному) и прозаическому (отвлеченному), научному мышлению, по терминологии Потебни: «Чередование приемов поэтической и прозаической мысли есть сред­ство не только создания языка, но и создания всей человеческой мысли, и постоянная смена их так же необходима, неизбежна, как вдыхание и выдыхание» (15, с. 18).

Если в слове образ создается на основе взаимодействия двух семантических величин: признака названия и значения, образующего­ся в результате восприятия обозначаемого предмета или явления, то во фразеологизмах, пословицах, поговорках, баснях и других более сложных произведениях языка образ создается путем использования многих слов. И здесь в создании образа взаимодействуют две семан-

тические величины: буквальный смысл единицы, содержащий моти­вирующие признаки, и ее функциональное значение. Эти единицы более сложные, семантически расчлененные, отсюда их образная ус­тойчивость. «Какая-нибудь пословица,— пишет Потебня,— живет ве­ка. Мы не можем представить себе количество случаев, к которым применялось и применяется, количество этих беспрерывных воплоще­ний. Дело не в полном соответствии какой-то определенной идеи и образа, а в этой бесконечной способности соответствовать новым и новым идеям, в этой возможности будить, объяснять бесконечный ряд явлений жизни. С какими только идеями не сочетался образ «Тише едешь, дальше будешь»? (15, с. 87).

Образ занимает большое место в христианской религии. Христос проповедовал миру свое учение в виде притч — небольших образных иносказательных повествований, отражающих понятные людям того времени обстоятельства жизни и одновременно выражающих в доступ­ной форме религиозную идею, нравоучительный смысл. Вся история христианства доказала поразительную жизненность образов притч, способных в разные исторические эпохи, в преходящих жизненных ситуациях наполняться конкретным содержанием и выполнять роль религиозных, нравственных правил христиан.

«Все сие Иисус говорил народу притчами, и без притч не говорил им. Да сбудется реченное через пророка, который говорит: «отверзу в притчах уста Мои, изреку сокровенное от создания мира» (Матф. 13, 34—35).

В иной форме многие образы притч нашли воплощение в различных видах литературного, изобразительного, музыкального творчества.

Важную роль играет образ в науке, несмотря, казалось бы, на тяготение науки к открытию законов, логическим обобщениям, отвле­ченным понятиям и категориям. Образ — ничем не заменимое средство языкового отражения и познания действительности во всех сферах деятельности человека. Поэтому для образа не существует каких-либо перегородок в пределах вербального мышления. О важности образа в научном познании действительности писали многие ученые прошлого и настоящего времени. Известный философ и математик, исследова­тель философских и методологических аспектов языка науки, специ­ально изучавший взгляды ученых на роль метафоры в научном творчестве. В.В. Налимов писал, что в науке при введении и объяснении новых теорий с помощью уже существующего научного языка и установившихся теорий и соответствующих им терминологий ученые в силу необходимости используют метафору, образы. Метафоричность языка науки создает напряженность мысли, приводит ее в движение, что в конечном счете способствует пониманию и усвоению в научном опыте новых теорий и нового знания (см. об этом (16, с. 132—134).

Надо думать, метафора, образ всегда были активной формой мысли в науке, и в ее истоках, а не только в настоящее время. Метафора,

полагают ученые, сама по себе была исходным методом научного познания действительности.Я. Парандовский, например, пишет: «Мо­жет быть, следует искать метафоры не только в истоках поэзии, но и науки, она разновидность первоначального, древнейшего метода на­учного исследования, состоящего в сближениях, установлениях связи, сравнения между собой разных явлений» (14, с. 203).

Дата добавления: 2014-12-16