Роль насилия в истории

Мечта о переустройстве мира — это всегда протест против действитель­ности. Вопрос в том, как его осуществить? Соблазнительная мечта, маня­щие идеи коммунизма оформились в марксизме как радикальная критика капиталистического строя. В ней, с одной стороны, обосновывалось, что перестроить капиталистическое общество в интересах народных масс ра­циональными методами невозможно. Это дает право пролетариату на исто­рическое творчество: через практическую (а не умственную) ревлюцион-

¹ В последующем В. И. Ленин в интересах большевистского движения в рамках социал-демократической борьбы в России пересмотрел данное положение. Он сде­лал вывод, ставший руководящим принципом социалистических преобразований XX века: победа социализма возможна первоначально в одной (нескольких) стра­не, причем менее экономически развитой. Но она обязательно должна стать про­логом мировой революции, что предопределяло мессианский и жертвенный ха­рактер социалистической революции в России.

ную деятельность преобразовать существующую действительность. С дру­гой стороны, социальная революция (локомотив истории) — скачок (пе­реломный момент), который резко меняет «естественный» (постепенный) ход социальных процессов — экономических, политических, идеологичес­ких и т. п. Социалистическая революция пролетариата призвана уничтожить эксплуататорскую формацию, ликвидировать частную собственность и по­давить сопротивление буржуазии. Следовательно она есть неизбежное зло, которое построено на насилии как повивальной бабке всякого старого общества, когда оно беременно новым (19, 20, 189).

Основоположники марксизма отмечали, что насилие является универ­сальной составляющей любого классово-антагонистического общества. В них различные формы принуждения выступают как сила, «подстегивающая» исторический процесс. Господствующие реакционные классы через насилие строят эксплуатационные экономические отношения неравенства. Угнетае­мые прогрессивные классы, наоборот, вынуждены прибегать к революцион­ному насилию как основной мере. В таком понимании насилие имеет матери­альную основу — экономическую, которая реализуется в рамках полити­ческих отношений (19, 20, 164). При этом создается и специальный аппарат насилия — государство, охраняющее эксплуатацию. Таким образом, марк­систский подход обосновывает материальную — экономическую основу на­силия и зависимость его форм от уровня развития способов производства¹. В частности, люди в результате социалистической революции начнут плано­мерно и вполне сознательно сами творить свою историю на основе обще­ственной собственности на средства производства и уравнительного спра­ведливого механизма распределения общественного продукта. Это и есть скачок человечества из царства необходимости (насилия) в царство свобо­ды — без насилия. Совершить этот освобождающий мир подвиг — историчес­кое призвание современного пролетариата (19, 20, 295).

Борьба пролетарита с капиталистическим строем, согласно марксизму, законна, необходима и справедлива. Она укладывается в теоретико-прак­тическое кредо Маркса: «Оружие критики не может, конечно, заменить критики оружием, материальная сила должна быть опрокинута матери­альной же силой...» {19, 1, 422). Победу в вооруженной борьбе с буржуази­ей за коммунизм основоположники марксизма не мыслили без обучения пролетариата военному делу. Поэтому они (особенно Энгельс) уделяют много внимания проблемам войны и армии, разработке военной программы социалистической революции, обоснованию классовой природы войны, армии и пролетарского патриотизма, правилам вооруженного восстания и т.п.

' Существование насилия в обществе было хорошо известно в социальной мыс­ли и до марксизма. Однако трактуется оно как присущее человеку от природы био­психологическое стремление порабощать другого, более слабого. В соответствии с такой схемой насилие переносится на всю общественную жизнь и создает эксплу­атацию. Так, в частности, считал критикуемый Энгельсом автор теории «насилия* В. Дюринг. При таком подходе насилие переносится с экономической почвы на почву морали, права, традиции.

Марксистский активизм вдохновляется иллюзией детерминистической предсказуемости мира. Он ориентирован па модель общественного устрой­ства с точным названием — коммунизм как своеобразный «рай» на земле. Отсюда инициируется стремление к «простому» решению данной соци­альной задачи: одним революционным ударом преодолеть несчастья и воп­лотить идеал в жизнь. Но, как говорил Данте, «благими намерениями уст­лана дорога в ад». Марксисты, став рабами изобретенной ими утопическо-мифологической модели, пытались внедрить ее в жизнь не считаясь с ре­альностью.Это неизбежно привело к насилию: насилию схемы над жиз­нью, завершившемуся кошмарными последствиями построения реально­го социализма в XX веке.

Страстная ненависть, апологетика насилия и разрушения существую­щего порядка в конечном счете обязательно приводят к торжеству и про­изволу абсолютной власти. История подтверждает, что из мрачного круга экстремизма не смогло выйти пи одно общественно-политическое движе­ние, опирающееся на насилие, разрушающее оплот духовного мира граж­дан. Прав Паскаль, сказавший, что «насилие и истина ничего не могут поделать друг с другом». Насилие является лишь политическим инструмен­том, к которому можно прибегнуть только в регламентированных полити­ческих и моральных рамках.

Учение о государстве

Основоположники марксизма исходили из установки, что в масштабе всемирной истории процессы генезиса классов и государства являются од­новременными. Государство имеет экономическую природу и является ос­новой политической организации общества, заключающей в себе отноше­ния господства и подчинения¹. Общественный прогресс базируется на раз­витии способа производства и всегда включает в себя изменение отноше­ний собственности, форм распределения общественного продукта и всей структуры жизнедеятельности людей. Данный процесс не проходит без при­нуждения, так как приходится преодолевать сопротивление тех, кто выс­тупает против сущестуюших порядков, отстаивая свои права и самостоя­тельность. Отсюда вытекает государство как форма организации классово­го общества, имеющее три основных признака:

1) наличие специального слоя людей (аппарат власти), осуществляю­
щих в интересах экономически господствующего класса публичную власть,
которая превращается в машину подавления угнетенных социальных сло­
ев и групп;

2) территориальная организация населения;

3) система взимания с населения налогов и регулирования долговых
механизмов.

При таком подходе государство видится как надстройка над экономи­ческим базисом и его происхождение связывается с результатами обще-

¹ Марксизм выступил альтернативой внеэкономическим концепциям природы государства: теологической — божественная природа; общественного договора — дисциплина страха; патерналистской — воспроизведение образа семьи; насилия — завоевание одними других.

ственного разделения труда, появлением частной собственности и раско­лом общества на классы. Оно возникает как организация подавления соб­ственниками несобственников, закрепляя господство первых над вторыми. Государство выступает как специальный аппарат насилия над подавляю­щим большинством населения, охраняющий общие внешние условия и регламентирующий посредством правовых норм соотношение равенства и принуждения. Поэтому основоположники марксизма видели в нем орудие, машину для эксплуатации и подавления одного класса другим (19, 21, 171).

Маркс трактует буржуазное государство как орудие концентрированно­го и организованного общественного насилия господствующего класса для ускорения процесса превращения феодального способа производства в ка­питалистический и создания «условий для существования капитала» (19, 46, ч. 1, 499). При этом марксизм отождествляет «буржуазное общество» и «гражданское общество». Последнее состоит из «частных собственников» с единственно реальной связью — отношениями, основанными на товар­но-рыночном обмене. Тем самым гражданскому обществу придается идео­логически негативный оттенок¹.

Марксизм обосновывает разрешение противоречия между государством и обществом на основе обобществления собственности, что уравнивает их и делает государство единственным инструментом защиты общества. Но из этого получается «огосударствление человеческой жизни»: общество жи­вет для государства, а человек для правительственной машины. Реализация марксистской установки привела к созданию «авторитарного социализма», то есть государственной системы, установившей контроль над обществом (неограниченная власть парт-госноменклатуры, идеолого-политический контроль над всеми сферами общественной жизни, массовый террор, дик­татура пролетариата и др.). Это обусловило тоталитаризм как политичес­кий режим, для которого характерны культ власти (личности), жестокий контроль над жизнью людей, неуважение к правам человека, поиск про­стых социокультурных решений.

Согласно марксизму, государство, воплощаясь в органах управления, формирует бюрократию — структуры бюрократической иерархии, кото­рые осуществляют руководство этим государством. Основной принцип бю­рократии; создание четко очерченной иерархии, в которой группы лиц за­нимают свой статус, составляя многоступенчатую пирамиду власти. Каж­дая из них неукоснительно подчиняется вышестоящим группам и, в свою очередь, требует неукоснительного подчинения себе нижестоящих групп лиц. При этом представители бюрократии (власти) полностью отстраняют

¹ Проблема дихотомии «гражданское общественно-политическое государство» ак­туальна для обществ, находящихся в состоянии трансформации в открытое, де­мократическое общество и правовое государство. Гражданское общество выражает интересы граждан (их права и свободы) и способствует функционированию граж­данских организаций (ассоциаций, объединений, движений и т. п.), оформляю­щих гражданскую самодеятельность. В этом смысле оно стало парадигмой развития современной России, определяющей возможное направление общественных ре­форм.

народ от участия в управлении государством. Служение чиновника основы­вается на отождествлении социальной действительности с существующим государством и порядком управления. Таким образом, бюрократия {госу­дарственная формализация) является социальным организмом-паразитом на протяжении исторического процесса (как результат социально-классо­вых антагонизмов), а чиновник — социальным злом.

Основоположники марксизма резко выступали против учений «буржу­азного парламентаризма», «надклассовое™ государства» и его постепен­ного реформирования как иллюзий «бодро — скромно — весело — свобод­ного врастания старого свинства» в социалистическое общество (19, 38, 105). Они обосновывали необходимость уничтожения буржуазного государ­ства как исторически отжившей и враждебной трудящимся массам маши­ны. Маркс писал по этому поводу: «Если ты заглянешь в последнюю главу моего «Восемнадцатого брюмера», то увидишь, что следующей попыткой Французской революции я объявляю: не передать из одних рук в другие бю­ро крати чес ко-военную машину, как бывало до сих пор, а сломать ее, и именно таково предварительное условие всякой действительной народной революции на континенте. Как раз в этом и состоит попытка наших геройс­ких парижских товарищей» (19, 33, 172). Сломать в первую очередь чиновни­чество и армию как противоядие против бонопартизма и контрреволюций.

Вместе с тем, Маркс и Энгельс создали учение о пролетарском государ­стве как экономически отмирающем государстве в коммунистическом об­ществе. Социалистическая революция ломает старые производственные отношения, перестраивает базис общества и коренным образом всю над­стройку — «разрушает угнетательские органы старой правительственной власти» (19, 17, 343). Поэтому, во-первых, она должна уметь себя защи­щать. Во-вторых, наличие переходного периода от капитализма к коммуниз­му обусловливает потребность в пролетарском государстве. «Между капи­талистическим и коммунистическим обществом лежит период ревоцион-ного превращения первого во второе. Этому периоду соответствует и поли­тический переходный период, и государство этого периода не может быть ничем иным, кроме как революционной диктатурой пролетариата» (19, 19, 27). Данная политическая форма должна стать слугой общества.

Главной задачей государства нового типа становится упразднение клас­сов и классового господства. Однако с победой пролетариата в переходный период классовая борьба не прекращается. Возникновение нового обще­ственного строя будет сопровождаться сопротивлением эксплуататорских классов, интересы которых проникнуты классовым эгоизмом. Поэтому на данной стадии классовой борьбы рабочий класс должен решительно осу­ществлять свою диктатуру и подавлять своих противников. Только через классовую борьбу возможно движение по пути уничтожения классов в об­ществе¹. Лишь в условиях коммунистического общества будет достигнуто

¹ Реализация данного принципа классовой борьбы привела в период гражданс­кой войны и строительства советского общества к беспреиедентному уничтожению в России целых социальных групп и классов: дворян, кулаков, офицеров, ремес­ленников, торговцев, священнослужителей.

действительное, полное экономическое и социальное равенство между людьми, которое приведет к исчезновению классов вообще, упразднению деления граждан по национальным и государственным признакам. Следо­вательно, всякая опирающаяся на насилие политическая диктатура как господство одной части общества над другой полностью отпадет и отойдет в прошлое. Наступит эра безгосударственного управления на базе Советов (опыт Парижской коммуны), профсоюзов, коопераций и других обществен­ных объединений. Однако некоторые формы, присущие государственному регулированию (авторитету) и регламентирующему принуждению (конт­ролю), будут сохраняться; планирование производства, обслуживание, воспитание, обучение и т. п.

Необходимо отметить, что марксизм не был пионером идеи мирового государства и космополитического уравнивания народов, создающих бла­гоприятные условия для создания «единства человечества». Предпосылкой уравнивания (слияния) народов было представление об их потенциальной однородности, которое оказалось весьма спорным. Первыми провозгласи­ли идею интернационализма и равенства народов киники. Впоследствии се подхватили стоики: осуществление идеи истинного мирового государства '(космополиса) они связывали с человечеством. Но эти идеи не оказали влияния на духовное развитие современного им общества. Слишком оче­видно было, что нет и не будет равенства положений и равенства возмож­ностей отдельных людей, стран и регионов. Об этом, в частности, свиде­тельствовала концепция «Запад — Восток», сохраняющая свою актуаль­ность и сегодня. По крайней мере, процесс слияния различных народов должен происходить по своим собственным законам. Государственное вме­шательство только мешает ему.

Кроме того, развитие цивилизации не подтверждает тенденций к «отми­ранию» государства. Напротив, как сложная саморегулирующаяся систе­ма, оно еще больше совершенствует свою структуру по принципу взаимо­действия независимых ветвей власти: законодательной, исполнительной, судебной, информационной и гражданского общества (негосударственные институты управления). «Безбумажные» технологии открывают невидан­ные возможности для эффективного управления. Соответственно, возрас­тает потребность в подготовленных, компетентных специалистах — «про­свещенных бюрократах» (меритократия) во всех сферах управления.

Судьба марксизма

К. Маркс и Ф. Энгельс — это мыслители-революционеры XIX века, раз­рабатывавшие методологические проблемы, которые оказали мировое вли­яние на социальную теорию и политическую практику. Силу своего ума и страсть души они посвятили выяснению и изменению принципов органи­зации общественной жизни, которые не позволяют всем людям жить «хо­рошо и счастливо». Их творческое наследие получило название марксизма. В его рамках общая социальная концепция — исторический материализм выступает в качестве философско-экономическо фундированной теории об­щества, претендующей на единственное представление науки об обществе. Однако сознательная классово-политическая и философско-мировоззрен-ческая ангажированность одной социальной группе — рабочему классу —

и диалектическому материализму не позволила историческому материализ­му стать социологической наукой.

Методологические пороки марксизма вели к примитизированным пред­ставлениям о социально-экономической сфере. Эти представления закреп­лялись в массовом сознании благодаря социально-политическим учению и программе коммунистическго рабочего движения. Положительная комп-лиментариость по отношению к трудящемуся населению, соединенная с мечтой об эгалитарном равенстве в этатистском (коммунистическом) об­ществе, придавала безотчетную симпатию теоретическим конструкциям основоположников марксизма. К последним можно отнести материалис-тическо-диалектический фатализм, воинствующий атеизм, трактовку час­тной собственности как основы всех людских мерзостей (индивидуальных, классовых, государственных, национальных и т. п.), диктатуру пролетари­ата, идеал общества без товарно-денежных (безрыночных) отношений и т. п. Вместе с тем, в марксизме, под неправильной утопическо-мифологи-ческой формой и в искусственной связи, имеют место постановка и разра­ботка смелых гипотез и отдельных тем: критика недостатков капитализма, развитие индустриальной цивилизации, социальные изменения, конфликт, идеология, роль народных масс в истории и др. Все это предопределило сложные отношения к марксизму.

Одни, предугадывая, что человечество не движется к социализму, и пред­видя к чему приведет его насильственная реализация, высказывали сомне­ние, опасение и негативное отношение к общей социальной концепции марксизма — историческому материализму.

Другие, являясь его адептами, боролись за чистоту марксизма и превра­щали законы исторического материализма в замкнутую, догматическую систему. С этих позиций преставители марксизма осмысливали важнейшие явления современной им действительности и боролись за претворение уто­пических проектов в жизнь. Реальная практика внедрения в жизнь социаль­ной концепции марксизма в странах социализма в XX веке подтвердила ак­сиому, что все теоретические битвы завершаются на грешной земле, и что нет ничего лучше, чем хорошая теория. Безобразия реального социализ­ма, как результаты государственных планов его построения перечеркнули «научную правоту» исторического материализма и научного коммунизма.

Вместе с тем, наличие социального неравенства и несправедливости в отношениях между людьми, странами, регионами, конфессиями обуслов­ливает тот факт, что хоть марксизм — это интеллектуальное движение прошлого, он остается источником «левого» сознания. Его носители заяв­ляют о том, что воплощение идей социализма было искажением (ленинс­ким, сталинским, маоцзедуновским и т. д.) первоначального замысла клас­сиков марксизма. Поэтому сегодня требуется вернуться к аутентичному марксизму как основе построения «социализма с человеческим лицом». На наш взгляд, в лучшем случае мы имеем дело с субъективно честным заб­луждением. На рубеже XX—XXI веков, 2—3 тысячелетий воплощение чело­веческой мечты о «земном рае» должно связывать не с марксизмом.

К. Маркс, Ф. Энгельс и последующие эпигоны их учения ставили роман­тически чистые и величественные, но утопические цели всемирного брат-

ства и всеобщего счастья, которые являются социальным миражом, сво­еобразным типом суеверия и помешстсльства на почве уравнительного благополучия. Разрабатываемые под эти цели изначально ошибочные тео­ретические конструкции и неверные установки опираются на конфликто­логическую (антагонистическую) концепцию общества, сыгравшую в ко­нечном счете роковую роль. Как стержень движения к грядущему — каби-нетно-интеллектуально и модели коммунизма — были предложены соот­ветствующие механизмы и технологии «революционного терроризма*, «сло­ма», «ликвидации», уничтожения» и т. п. существующей действительности. В результате марксизм предстал как первая форма критической радикаль­ной философии — инструмент социально-политической борьбы. Данные механизмы были положены во главу угла организации жизни социалисти­ческих государств Европы, Азии, Африки и Америки: подавление свобод и прав личности, народов и наций, принуждение их к эгалитарному равен­ству, искусственное (военно-полицейское) распространение идей социа­лизма и др. Деструктивный тоталитаризм боялся дать человеку свободу дей­ствий (laisscz faire). Результаты глобального и «великого» социального экс­перимента под флагом марксизма оказались катастрофическими. Нельзя делать зло во имя добра, ибо зло порождает только зло. Поэтому составля­ющие «насильственную» парадигму марксистской социологии — «истори­ческий материализм» и «научный коммунизм» оказались отторгнутыми со­циальным (историческим) опытом, неудачным, но полезным своими ошибками. Возникает вопрос; кто, что и от чего должно очищаться?

4. Течения «одного фактора»

Нельзя на одном языке описать никакое сложное явление.

Н. Бор

Сила вещей, дух народов и углубление конкретных наук во второй по­ловине XIX в. оказывали сильнейшее влияние на развитие социологичес­кой мысли. В период 70-80 годов оформляются два пути движения социоло­гии: а) антипозитивизм, приведший к парадигме марксистской и «понима­ющей» социологии; б) течения «одного фактора», продолжающие линию позитивного направления социологии. В конечном счете они расширяют и углубляют поле социологии, дополняют ее первоначальную проблематику.

Позитивизм, элиминируя все субъективное, вел к утрате субъективно­сти (активности сознания, психических свойств, творческого начала и т. п.), превращая человека и общество в «голый» научный факт. Акцентируя естественный (физико-биологический) процесс эволюции, позитивизм иг­норирует творческую деятельность человечества по преобразованию при­родной среды в культурную и возрастание значения последней для разви­тия социума. Кроме того, увлеченность поисками универсальных законо­мерностей влекла за собой недооценку региональной и национальной спе­цифики функционирования обществ и непонимание драматического зна­чения дилеммы «свое — чужое». Вместе с тем, противоречие между теми

государствами, которых в определенной мере удовлетворяло устройство мира, и теми, кто желал изменить его, стало главной причиной воору­женных конфликтов (франке-прусская, англо-франко-российская, коло­ниальные войны). Все это заставляет считаться с собой.

Течения «одного фактора» явились своеобразной реакцией на слабости и недооценки позитивизмом качественного разнообразия социального мира. В рассматриваемый период имеет место интенсивное развитие психологии, антропологии, этнографии, лингвистики и др. конкретных наук, которые нарабатывают новые методы исследований социальных явлений. В частно­сти, в психологии разрабатываются лабораторные, сравнительно-культур­ные (кроес-культурные) эксперименты, интеллектуальные тесты, позво­ляющие диагностировать интеллектуальные возможности различных сло­ев населения, народов. В антропологии нарабатываются полевые исследова­ния и техника антропометрических измерений. В использовании статистики также происходит переход от сбора и количественного описания эмпири­ческих данных к установлению постоянных корреляций показателей (ста­тистических закономерностей). А. Кетле ввел понятие «средний человек» (homme moyen) как среднестатистический показатель основных физичес­ких, интеллектуальных и моральных характеристик, которые помогают описать данное общество. При этом отдельные индивиды рассматриваются лишь в качестве искаженных выражений среднего типа. В результате откры­вается сложность и разнокачественность социума, множество этнических культур, вариабильность психических проявлений в различных этнических сообществах, социальных группах и т. п.

Обращение к полевым данным, собираемым с помощью наблюдения изучаемого объекта, инициируют формирование методики монографичес­кого исследования. В нем акцент переносится с исторических данных на углубленное изучение отдельного (одного) представительного объекта (про­цесса, проблемы), обеспечивающего возможность переноса результатов исследования на определенный класс объектов. Так Ф. Ле Пле (1806—1882), пионер данного вида исследования, сосредоточившись на проблеме инди­видуального счастья, обратился к семье как базовой единице социальной системы. Он рассматривает семью как главный фактор социального конт_г роля и социальных изменений: она преобразует сущностную природу че­ловека и формирует внутреннюю гармонию, влияющую на достижение счастья индивида. Ле Пле обратился к изучению таких признаков, как бюд­жет семьи, место проживания, род работы и др., через которые оказалось возможным выделить типологические особенности изучаемого объекта. Они оказались достаточными для идентификации и отнесения семьи к одному из базовых типов: патриархальному, нестабильному (нуклеарному) и про­межуточному (базовому). При этом различия семейной жизни у разных народов он связывал с особенностями географической среды и экономи­ки: а) степные, пастушеские районы воспроизводят патриархальные се­мьи; б) рыбацкие районы — базовые семьи; в) индустриальные районы — нестабильные семьи. В силу того,что не все аспекты семейной жизни имеют не только точные количественные и статистические показатели (доходы, расходы и т. п.), но и качественные, относящиеся к малой группе (отно-

шения, социализация и др.), в монографическом исследовании пришлось обращаться и к таким методам, как анализ документов, интервью¹.

Исследования представителей концепции «одного фактора» давали при­ращение нового знания, которое пытались использовать для глобального решения совокупности социальных проблем. Это обусловливало потреб­ность рационально-практического применения социологических знаний в новых социокультурных условиях. Однако политизированная атмосфера инициировала то, что многие социологи выступали не только как ученые, но и политические, государственные деятели (Р. Вормс, Ж. Гобино, А. Кет-ле, Ф. Ле Плс, Ж. Реклю, X. Чемберлен, А. Шеффле и др.). В силу этого их учения и социологические исследования наполняются «оценочными сужде­ниями», заключающими в себе социально-политические, национальные пристрастия. Они становятся частью идеологии, ориентирующей геополи­тику, классовую (партийную) борьбу. С одной стороны, это создавало по­чву для разных версий внутри самих течений «одного фактора». С другой — обусловило проблему научной объективности, ангажированности и ответ­ственности социолога за результаты своей деятельности.

Дело заключается в том, что между познанием истины и оценкой есть существенное различие. Первая, хотя и добывается субъектом, объектив­на и беспристрастна. Отвечая на вопрос «что есть вещь?», мы получаем познавательное суждение о «сущем». Оценка же выражает общественную ценность — значимость объекта для познающего субъекта, то есть не только знание об объекте, но и отношение к нему. В основе ее лежит социальный интерес, который обусловливает субъективность (партийность) оценки по поводу объекта. Отвечая на вопрос «что значит эта вещь?», мы занимаем определенную позицию и получаем оценочное суждение о «должном». Оно не поддается научной объективности и является зафиксированным субъек­тивным мнением (а не знанием)².

Познавательные и оценочные суждения оказываются контрарными. При этом оценочные суждения превращаясь в общезначимые, обретают власть над наукой в качестве ориентиров и критериев при постановке проблем, отборе фактов и их интерпретаций. В результате образуется разрыв между целью и средствами ее достижения по формуле: «Цель оправдывает сред­ства». Тем самым открывается возможность для фальсификаций, искаже­ний, нарушений этических и гуманистических аспектов в научной деятель­ности и использовании ее результатов, воздействии на сознание людей. От­сюда возникают вопросы: а) какова цена оценочных суждений для области политики? б) каковы могут быть последствия данных суждений для прак-

¹ Заслугой Ф. Ле Пле является также создание Международного общеста практи­
ческих исследований в социальной экономике, которое имело филиалы м некото­
рых европейских странах, В США бюро практических исследований возглавлял В.
Вильсон

² Данная проблематика составила в последующем содержание аксиологии — уче­
ния о ценностях, не имеющих онтологического бытия, но обладающих значимо­
стью, связанной с волей и целью, поставленной перед ней. Поэтому познание
ценностей связано с актом предпочтения.

тической деятельности? в) правомерно ли участие социолога в политичес­кой и государственной деятельности?

Формирование течений «одного фактора» имело неоднозначный резуль­тат для развития социологии. Эпигоны учений О. Конта и Г. Спенсера оста­ются в рамках натурализма, биологизма и продолжают традиции поиска естественных закономерностей социального развития, интеграции между передовым естествознанием и социологией. Они стараются привести к од­ному основанию реальное многообразие социального мира. Поэтому пред­ставители данных течений обосновывают приоритет определенного при­родного фактора в генезисе цивилизации. Мир у них имеет одну единствен­ную разгадку: поиск единственного «определяющего фактора» развития общества, который дает единственную истину.

Парадокс заключается в том, что представители каждого течения не­правы в отдельности, но они правы все вместе. В реальности мир — это не единообразно читаемая действительность, а мир версий (не универсум, а плюриверсум). В силу этого он может описываться разными, подчас взаи­моисключающими теориями (принцип дополнительности), раскрывающи­ми многофакторное влияние на исторический процесс. Концептуальная попытка выделения ведущих линий развития общества фактически закла­дывает основу для «теории многих факторов» — социологического плюра­лизма¹.

Обратившись к традиции монизма, последователи позитивизма создали условия для плюрализма как принципа системного действия разнообраз­ных факторов, которые нельзя описать на одном языке. Ведь каждый язык является интерпретацией, но нельзя в одной из них понять суть действи­тельно сложного явления. Нужно несколько интерпретации; надо постро­ить серию интерпретаций, чтобы возникла некая голограмма изучаемого явления.

Тогда мы получаем возможность видеть его с разных сторон, по-разно­му интерпретировать и понимать рассматриваемое явление. В конечном счете, идеи альтернативности (вариантности) познания оказываются прин­ципиально важными, помогающими преодолевать догмы монизма при ана­лизе сложных социальных явлений. Таким образом, концепции «одного фак­тора» создают моноплюралистическую картину разнородных факторов, вли­яющих на развитие социальных явлений и процессов.

Как результат, рождается многообразие течений в поиске истины. Мно­гие исследователи, занимающиеся конкретными науками, акцентируют внимание на разнообразных факторах развития общества, ранее воспри­нимаемых как вторичные — психологии, расах, нациях (народах), геогра-

¹ Термин «плюрализм» -был использован Г. Лейбницем в учении о множественно­сти субстанций, которое он противопоставил «монизму» Б. Спинозы — учению о единой субстанции. Плюрализм допускает одновременное существование конку­рирующих теорий (альтернативных «картин мира»), исследовательских программ, многообразие межтеоретических отношений на основе взаимной критики и сопер­ничества. Отсюда вытекает потребность ориентации на необходимость урегулиро­вания конфликтов и достижения консенсуса в науке.

фии и др.¹. Соответвенно, результаты научных изысканий в данных сферах воспринимаются как определяющие для общества. Доминация каждого из разрозненных факторов в качестве приоритетного, формирует теории «од­ного (моно) фактора» социальных изменений. То, что ими берется как исходный пункт анализа социальной жизни, образует суть различных тече­ний и направлений в социологии. В данной фрагментации социологии, где многие течения переплетены между собой, выражается еще неосознанное движение к «малым социологиям» (М. Еебер) и «социологиям среднего значения» (Р. Мертон).

Дата добавления: 2014-11-29