Теософия 2 страница

Знаменитый оккультист доктор Папюс (Жерар д’Анкос – 1865-1916) подчеркивал, что в действительности, ничего сверхъестественного в магии нет: «Повторяю ещё раз – силы, которыми пользуется маг, того же порядка, как и все прочие силы Природы, и подчиняются тем же законам. Особенность их лишь в том, что они происходят из преобразования психических сил в живой среде и сохраняют следы своего психического происхождения в виде некоторых признаков разумности. Невежда и фанатик усматривает в этих силах черта; современный ученый, которому они помешают спокойно воспитывать микробор, видит в них лишь бред тех, кто осмеливается заниматься задачами, не входящими ни в одну университетскую программу. Независимый искатель истины должен отдавать себе точный отчет во всех мельчайших деталях исследуемого вопроса и не должен боятся слов, откуда бы они не исходили».[158]

Как отмечал Рене Генон – «магия, какого низкого порядка она бы ни была сама по себе, есть тем не менее подлинная традиционная наука. Как таковая она может законно занять место среди приложений ортодоксального учения, пусть даже это будет подчиненное и второстепенное место, осответствующее её случайному, по существу, характеру».[159]

Главное в магии - умение мобилизовать внутренние силы мага, а ритуалы, заклинания, магические артефакты являются лишь средствами, позволяющими использовать силы Микрокосма, то есть – Человека, а через него и силы Макрокосма, то есть - Вселенной. Писатель-эзотерик Олег Маркеев приводит в данной связи показательный пример из жизни самого знаменитого мага XX века Алистера Кроули: «Однажды на заседании эзотерического кружка, где дамы и кавалеры с трепетом передавали друг другу древний папирус с заклинаниями египетских жрецов, Алистер Кроули во весь голос заявил, что всё это чепуха. Ценность свитка в одном - в астрономической сумме, заплаченной за него членами кружка. И взялся доказать, что познавшему истинный смысл магии древние каракули ни к чему.

Главное - вера. Кроули взял телефонный справочник и с пафосом и убежденностью, словно магический текст, стал читать его, но задом наперёд. Через пять минут он вошел в состояние транса и вызвал дух демона Асмодея».[160]

Однако, как подчёркивал Рене Генон - «культивировать магию ради нее самой, а также принимать в качестве цели изучение или производство «феноменов» любого рода означает замыкаться в иллюзии вместо того, чтобы постараться от нее освободиться». [161]

4. Основные этапы истории эзотеризма. Существуют различные подходы к определению основных этапов истории эзотеризма. Некоторые исследователи привязывают эзотерические ученья к эрам, соответствующим знакам Зодиака: «доовновские» эры, эра Овна, эра Рыб, вплоть до наступающей ныне эры Водолея. Эти авторы считают, что о «доовновских» эзотерических знаниях говорит достоверно - вряд ли возможно.[162]

Согласно теософии, эзотерические знания возникли в глубочайшей древности, во времена Лемурии,[163] то есть в эпоху Третьей Коренной Расы – расы лемурийцев, предшествовавшей расе атлантов – Четвёртой Коренной Расе,[164] и сохранялись Великими Посвященными на протяжении неисчислимых веков, вплоть до эпохи римского императора Константина, при котором христианство окончательно восторжествовало.

С этого времени, эзотерические знания, стали официально запрещенными. Основательница теософии Е. П. Блаватская пишет в данной связи: «Дни Константина были последним поворотным пунктом в истории, периодом чрезвычайной борьбы, закончившейся в Западном Мире удушением древних религий во славу новой, созданной на трупах. С тех пор началось насильственное и неукоснительное, всеми правыми и неправыми мерами проводимое, сокрытие от любопытства потомства перспектив в далекое прошлое, за пределы Потопа и Сада Эдема. Мудрость, ныне Тайная, была однажды главным родником, вечно текущим источником, напитавшим все ручьи – позднейшие религии всех народов – от первого до последнего. Период, начинающийся с Будды и Пифагора на одном конце и оканчивающийся Неоплатониками и Гностиками на другом, является единственным фокусом, оставленным в истории, где соединяются в последний раз яркие лучи света, льющиеся от основ прошлых времен и не затемненные рукой ханжества и фанатизма». [165]

Однако, как подчеркивает Е. П. Блаватская – «Несмотря на сверхчеловеческие усилия ранних Христианских Отцов вычеркнуть Тайную Доктрину из памяти человечества, они потерпели неудачу. Истина не может быть убита; отсюда и неуспешность полного стирания с лица земли всякого следа Древней Мудрости, так же как заточение и зажимание рта каждому, присягающему ей свидетелю». [166]

Тем не менее, религиозным фанатикам все-таки удалось уничтожить значительную часть источников Древних Знаний: «Пусть читатель подумает о тысячах, может быть, миллионах манускриптов, преданных сожжению, о монументах, с их слишком неосторожными надписями и начерченными символами, обращенных в пыль; о бандах ранних отшельников и аскетов, бродивших среди развалин разрушенных городов Верхнего и Нижнего Египта, в пустыни и в горах, долинах и нагориях, искавших и жаждущих уничтожить каждый обелиск, колону, свиток и папирус, на которые они могли бы наложить руки, если только они носили символ Тау или какой либо другой знак, заимствованный и присвоенный новою религиею – и тогда он ясно увидит, почему так мало осталось от рекордов прошлого. Истинно, враждебный дух фанатизма, раннего и средневекового Христианства и Ислама, предпочитал пребывать во тьме и невежестве и обе религии… приобрели своих приверженцев на конце меча; обе настроили свои церкви на достигающих неба гетакомбах человеческих жертв». [167]

Возрождение эзотерической традиции на Западе, после этого «тёмного века» шло по линии: ранние рыцарские и духовные ордена и союзы (типа «Рыцарей Круглого Стола» при короле Артуре) – тамплиеры – розенкрейцеры – алхимики – масоны - классики эзотеризма конца XIX - начала XX века - современные эзотерики.

На Востоке эзотерическая традиция не прерывалась, за исключением краткого периода Китая в эпоху империи Цинь, когда по приказу императора Цинь Ши Хуанди (259-210 гг. до н.э.) были сожжены произведения представителей всех философских школ, кроме легистов (законников), [168] а философы – казнены. Э. О. Берзин пишет в данной связи об императоре Цинь Ши Хуанди: «В стремлении к «унификации» государства он приказал сжечь все книги в стране (кроме книг по прикладным наукам – астрономии, агрономии и т. п.) и закопал живьем 460 конфуцианских ученых».[169]

Однако, как образно выразился Михаил Булгаков, устами Воланда - «рукописи не горят»,[170] и после падения империи Цинь, просуществовавшей всего лишь 13 лет (221-208 гг. до н. э.), уничтоженные книги были восстановлены по памяти.

На основе Восточной традиции, с привлечением восстановленного Западного эзотеризма возникли такие синкретические эзотерические ученья, как теософия Е. П. Блаватской и выделившаяся из нее антропософия Рудольфа Штейнера, а также «Агни-Йога» (Ученье «Живой Этики») Рерихов.[171] Одним из наиболее влиятельных современных эзотерических учений является также Традиционализм, основанный Рене Генон.[172]

5. Эзотерические традиции Востока и Запада. Эзотерические знания подразделяются на Западный эзотеризм, основывающейся на учении Гермеса Трисмегиста, картах Таро и каббале, и Восточный эзотеризм, основывающийся на учениях Махатм, буддизма (ваджраяна), тантризма, веданты (Индия), даосизма (Китай) и некоторых других. Западный и Восточный эзотеризм подразделяются на ряд направлений и школ.

Следует отметить, что в отношении Восточных учений о различии между экзотеризмом и эзотеризмом можно говорить лишь с определенными оговорками. Оноснователь Традиционализма Рене Генон писал в данной связи: «Экзотеризм и эзотеризм, рассматриваемые не как две различные и более или менее противоположные доктрины, что было бы совершенно ошибочным подходом, но как два облика одной и той же доктрины, существовали в некоторых школах греческой античности; они также достаточно отчетливо обнаруживаются в исламе; но ничего подобного не существует в более восточных доктринах. Применительно к последним можно говорить лишь о некой разновидности «естественного эзотеризма», который неизбежно существует в каждой доктрине и, в особенности, на уровне метафизическом, где всегда важно сообщить о невыразимом, что является даже самым существенным; ибо слова и символы не имеют другого назначения, кроме как помочь его постижению, создавая «опоры» для работы, которая может быть лишь строго личной. С этой точки зрения различие экзотеризма и эзотеризма не может быть ничем иным, кроме как различием между «буквой» и «духом»; о нем можно говорить также применительно ко множественности более или менее глубоких смыслов, которые являют традиционные тексты, или, если угодно, Священные писания всех народов. С другой стороны, само собой разумеется, что одно и то же доктринальное учение на разном уровне глубины понимается теми, кто его получает; среди последних, следовательно, есть те, кто, в некотором смысле, проникает в эзотеризм, тогда как другие придерживаются экзотеризма, потому что их умственный горизонт более ограничен».[173]

Условность различий между экзотеризмом и эзотеризмом в отношении собственно Востока Рене Генон подчёркивал и в других своих работах: «В Индии же нельзя говорить об эзотеризме в собственном смысле этого слова, потому что здесь нет доктрины с двумя ликами, экзотерическим и эзотерическим; речь может идти лишь о естественном эзотеризме – в том смысле, что каждый может больше или меньше углублять доктрину и идти более или менее далеко, в соответствии со своими собственными интеллектуальными способностями. Ибо для некоторых людей существуют пределы, задаваемые самой их природой, за которые они не могут выйти».[174]

Что касается Востока, то здесь с большими оговорками можно вести речь не только в отношении различий между экзотеризмом и эзотеризмом, но и в отношении самого понятия - «восточные религии». Так как «религия – если за этим словом хотят сохранить его собственный смысл – есть явление исключительно западное: невозможно прилагать это же понятие к восточным доктринам, не расширив его значение до такой степени, что становится невозможно дать его более или менее точное определение. Что же до философии, то она также есть исключительно западный способ видения и гораздо более внешний, нежели религия, а, следовательно, ещё более далекий от того, о чем в данный момент идет речь».[175]

Особое положение занимает исламский эзотеризм – суфизм, который нельзя однозначно отнести, ни к Западному, ни к Восточному эзотеризму. Однако, поскольку ислам, так же, как иудаизм и христианство, принадлежит к религиям семитического корня, авраамистическим, то есть, возводящим свои истоки к «праотцу Аврааму», то исламские регионы в религиозном отношении являются скорее Восточным сектором Западной цивилизации, чем собственно Востоком. Кроме того, как подчёркивал Рене Генон, религиозная философия ислама является «внешней философией арабов, в основной своей части, вдохновлённой греческим импульсом»,[176] то есть, так же, как и христианская религозная философия, исламская религиозная философия уходит своими корнями в древнегреческую философую. Однако если собственно религия ислама представляет собой в духовном отношении Восточный сектор Западной цивилизации, то исламский эзотеризм – суфизм, наоборот, в большей степени представляет собой Восточное, чем Западное явление.

Рене Генон писал в данной связи: «Ограничиваясь рассмотрением лишь главных цивилизаций Востока, в Китае мы обнаруживаем эквивалент индуистской метафизики в даосизме; с другой стороны, мы встречаем его также в некоторых эзотерических школах ислама (разумеется, следует вполне осознавать, что этот исламский эзотеризм не имеет ничего общего с внешней философией арабов, в основной своей части, вдохновлённой греческим импульсом). Единственное различие состоит в том, что повсюду, за исключением Индии, эти доктрины являются достоянием весьма узкой и закрытой элиты; и это как раз то, что имело место также и на средневековом Западе в отношении эзотеризма, во многих отношенях весьма сходного с исламским, и столь же чистого метафизически, что и последний. Но большинство современных людей Запада даже не подозревает о его существовании».[177]

Несмотря на то, что изначальной основой всех эзотерических Учений человечества является единая метафизическая доктрина - Вечная Мудрость (Sophia Perrenial) – и, как подчёркивает Рене Генон - «чистая метафизика по самой своей сути, пребывая за пределами всяких форм и привходящих определений, не является ни восточной, ни западной, она универсальна»,[178] тем не менее, исторически сложилось глубокое различие между духовностью Запада и духовностью Востока. Это обусловлено, в первую очередь, говоря словами Рене Генона, «прогрессирующей материализацией» Запада,[179] которая, в конечном итоге, привела к незнающей прецедентов в истории человечества, бездуховной, вырожденческой современной Западной денежно-технологической цивилизации.

Рене Генон писал о современной Западной цивилизации: «Специфически современным и беспрецедентным является возведение целой цивилизации на чисто негативных основаниях, на абсолютном отсутствии высшего Принципа. Именно эта всеобщность отрицания придает современному миру совершенно ненормальный характер, делает его воистину чудовищным… Иногда современный Запад называют христианским, но это совершенно неверно. Современное сознание является глубоко анти-христианским, поскольку оно сущностно анти-традиционно. А анти-традиционно оно по той причине, что оно анти-традиционно в самом широком смысле этого слова. И именно это качество является его отличительной чертой, делает из него то, что оно есть».[180]

Западная духовность изначально была основана на дуализме между Богом-Творцом и человеком-творением: с позиций Западной сакральности, человек не может стать Богом, он всего лишь «раб Божий», [181] хотя он и «богоподобен» - сотворён «по образу и подобию Божию». [182]

Восточная духовность не отрицает это различие в отношении «тварного» человека, но исследует «нетварное», истинно бессмертное начало в человеке – Высшее, Абсолютное «Я», между которым и Богом нет пропасти. Высшее, Абсолютное «Я» - это, говоря языком Восточной метафизики, тот самый Атман, который тождественен Брахману – «проекция» Абсолюта в конкретную точку пространственно-временного континуума, неуничтожимая божественная искра в человеке, его глубинная метафизическая сущность. Это именно и есть то «самое сокровенное», что человек должен, в соответствии со своим космическим предназначением реализовать в процессе духовного роста. На Востоке это называется «Богореализацией» – становлением человека Богом. Это божественное начало в человеке, его Высшее, Абсолютное «Я», является самим Богом. Тождество между Атманом – Высшим «Я», и Брахманом-Абсолютом подтверждено духовной практикой Востока. Бог познается здесь не опосредствованно, через религию, а непосредственно, путем мистического прозрения. В данном контексте можно говорить об относительной «безрелигиозности» высшего Востока, поскольку связь с Абсолютом осуществляется здесь не на религиозном, а на метафизическом уровне.

Богореализация, означающая полное отождествление с Богом, является высшим духовным идеалом на Востоке. Когда говорится о Богореализации, речь идет не о каких-либо степенях сходства и приближения между Высшим «Я» человека и Богом, а именно о полном тождестве, причём это потенциально касается каждого человека. Согласно Восточной доктрине «не-дуализма» - ученью о полном тождестве Атмана – искры Божьей в человеке, и Брахмана-Абсолюта, не человек является в своей потенции Богом, а тот, кого мы называем «человеком», в своей окончательной истине им не является, а есть не кто иной, как Бог, скрытый в оболочке человека. На Востоке человек рассматривается, как потенциальный Бог, отсюда, например, и тезис о необходимости в процессе Богореализации «убить Будду», то есть перестать поклоняться Будде, а стать Буддой самому. Поэтому с Восточной точки зрения, тайна «человека», как такового, заключается в том, что он по своей метафизической сущности «человеком» не является, поскольку в последней своей глубине не просто – «богоподобен», а именно и есть Бог. Так как на Востоке человек, в глубинной своей сущности, является Богом, то здесь его метафизическая цель состоит в том, чтобы эту свою глубинную сущность реализовать, то есть, действительно - стать Богом.[183]

На Западе высший духовный идеал ограничивается «спасением души», то есть сохранением её первоначального адамического статуса, что является гораздо более скромной метафизической задачей, чем Богореализация. На Западе человек лишь «богоподобен» и максимум на что он здесь может рассчитывать, в метафизическом отношении - это «попасть в Рай». На Западе, в отличие от Востока, человек рассматривается не как Бог, в глубинной своей сущности, а лишь как сотворённый «по образу и подобию Божию». Здесь человек фактически определяется лишь как некая, очень приблизительная, весьма условная, бесконечно далёкая от «оригинала» «копия» Бога, которая максимум на что способна, так это лишь - «спасти свою душу», то есть – сохранить её первоначальный адамический статус.[184] Ни о какой Богореализации при таком подходе не может быть и речи – в рамках Западной ментальности сама мысль об этом рассматривается, чуть ли ни как богохульство: на Западе человек – это «раб Божий», на Востоке – потенциальный Бог.

На Востоке человек, зная, что в последней своей глубине он является Богом и должен в себе Бога реализовать, обращает свои помысли, прежде всего, к Высшему, Абсолютному «Я». На Западе же человек, считая себя лишь бесконечно далёкой от «оригинала», крайне приблизительной «копией» Бога, о Богореализации не допускает и мысли. В рамках Западной ментальности человек низводится до уровня «твари дрожащей», которая вымаливает у Бога «радости жизни» и максимум на что рассчитывает, так это на «спасение души», вместо того, чтобы стремиться в процессе духовного роста достигнуть Богореализации и, таким образом - самому стать Богом.

Согласно эзотеризму, человеческое существование лишь одна из ступеней бесконечной лестницы космической иерархии – библейской «лестницы Иакова», по которой поднимается сущность, являющаяся на данном этапе её эволюционного развития «человеком». «Человеческую» ступень эволюции проходят все «боги», без исключения. Как подчеркивает Е. П. Блаватская - даже Логосы галактик, сущности непредставимого могущества, когда-то Манватары назад, были «людьми».[185]

«Комплекс раба», видящего в Боге своего полновластного «Хозяина», органически присущ человеку Запада. Поэтому человек Запада, считающий себя «рабом Божиим», ведёт себя, по отношению к своему Богу, так же, как раб ведёт себя по отношению к своему хозяину. Когда на раба вдруг обрушивается неправедный, как он считает, гнев хозяина, раб вопиёт в душе своей – «почему я наказан столь несправедливо»?! Аналогично ведёт себя и человек Запада по отношению к своему Богу, когда на него обрушиваются, не заслуженные, как он полагает, удары судьбы. При подобном «рабском» менталитете человек Запада в случае жизненных невзгод порой вообще теряет веру в Бога - на Западе крепость веры в Бога проверяется количеством несчастий, которые может вынести верующий, не разочаровываясь в своём Боге.

Молясь своему Богу, человек Запада в подавляющем большинстве случаев просит у него помощи в сугубо мирских делах, порой – весьма греховных, полностью уподобляясь, тем самым, худшим представителям «язычества». Известный русский религиозный (православный) философ И. А. Ильин писал в данной связи: «Нелепо молиться из греха о грехе – нелепо и кощунственно. Известный римско-языческий сатирик Персий Флакк (32-62 по Р. Х.) отмечает, что в Риме люди нередко произносили такие молитвы, которые по их низменности и неприличию можно было шепнуть самим богам только на ухо. Имея в виду такое извращение, еще Пифагор требовал, чтобы всякая молитва читалась громко… Кощунственно обращаться к Богу с такими просьбами: «Господи, помоги мне в моих злодеяниях и увенчай мои грехи успехом и счастьем!». Кто так молится, тот остаётся за пределами религии: он предаётся магии и призывает дьявола на помощь».[186]

Согласно эзотеризму, любая молитва, независимо от субъективной приверженности данного «богомольца», той, или иной конкретной религии, объективно всегда бывает обращена именно к тому Богу, чьей метафизической сущности она соответствует. При этом не имеет значения имя Бога, к которому формально обращена данная молитва, и религиозная принадлежность храма, в котором молятся – здесь важна не внешняя обрядовая форма, а внутренняя духовная суть самой молитвы. Человек Запада наивно полагает, что если он молится в христианском храме и обращается при этом к Иисусу Христу, Деве Марии, Святым, и т. п., то так оно и есть в действительности. На самом же деле, «рабский» менталитет человека Запада заставляет его подсознательно обращаться именно к тому «Хозяину», который, может ему помощь в его «суете мирской», часто нарушающей «законы Божеские и человеческие». А таковым «Хозяином» является «Князь Мира сего» - только он может, на определённых условиях, снизойти до подобных «богомольцев». Светлый Бог «тёмным молитвам» не может внимать по определению. Молясь своему Богу о ниспослании «радостей земных», нередко – весьма греховных по своей сути, человек Запада, сплошь и рядом, сам того не осознавая, молится, фактически – Дьяволу.[187] И если даже он при этом созерцает своим внутренним взором, как ему кажется - «Ангела света», то это вовсе ещё не означает, что кто-либо из представителей Высших Сил, действительно - внял его мольбам. Ведь, как сказал апостол Павел - «сам сатана принимает вид Ангела света». (2-е Коринф., 11:14). А способность распознования духов приобретается только на высших ступенях Посвящения. Даже Святой Симеон Столпник однажды чуть было не был обманут демоном, явившимся ему в виде ангела на огненной колеснице. Известный русский православный деятель XIX века, еписком Игнатий (Брянчанинов) писал в данной связи: «Если Святые находились в такой опасности быть обманутыми лукавыми духами, то для нас эта опасность еще страшнее. Если Святые не всегда узнавали демонов, являвшихся им в виде Святых и Самого Христа, то как возможно нам думать о себе, что мы безошибочно узнаем их?». [188]

Психотип «раба Божиего» преподносится Библией – главным Священным Писанием Запада – в качестве образца, на который должен равняться каждый «истинно верующий». Яркая тому иллюстрация – библейская история «многострадального Иова» – квинтэссенция мировосприятия жалкого и ничтожного «раба Божиего», полностью покорного воле Яхве, сделавшего его, на пару с Сатаной (которого Яхве принимал наравне с «сынами Божьими»), своего рода разменной монетой в заключённом между ними «пари».[189]

Этот образцовый «раб Божий» покорно принимает глумление над собой Сатаны, действующего по попустительству Яхве, решившего, таким образом, потешить своё «божественное самолюбие», дабы воочию убедиться, что «раб Божий» Иов, действительно – подлинный раб, который готов уподобиться затравленному псу, любящему своего хозяина тем сильнее, чем больше он над ним изгаляется, лишь бы хозяин бросал ему объедки со своего «барского стола». Аналогичным образом и «многострадальный Иов», в конце концов, пожинает плоды своей рабской покорности Яхве, удостоившись «Божией милости» за все свои страдания, в виде преумноженных «радостей земных». «Высшая справедливость» торжествует: «многострадальный Иов», наконец, блаженно погружается в дарованное ему Свыше, «свиное корыто» с «тошнотворными объедками», являющееся вожделенной наградой для всех жалких и ничтожных «рабов Божиих». [190]

Отметим, в данной связи, книгу известного русского религиозного философа Льва Шестова[191] «На весах Иова»[192] С. Н. Булгаков, пишет по поводу «трактовки образа» «многострадального Иова» Л. И. Шестовым: «богоявлением собственно заканчивается испытание веры и победа Иова. Но ветхозаветный писатель, чтобы восстановить и земную справедливость, прибавляет еще о возвращении Иову утраченного благополучия. Для Шестова как будто не существует эта победа веры и чудо богоявления, зато он останавливается на возвращении Иову его детей, бывшее стало не бывшим, согласно постулату его богословия. Иов все потерял, и все ему вернулось (хотя очевидно вернулись не те же, но новые дети), потому что «из глубины, из отчаяния он взывал, и стало ему по вере его». Есть ли это подлинный образ Иова?».[193]

С нашей точки зрения, С. Н. Булгаков совершенно необоснованно упрекает Л. И. Шестова в искажении образа «многострадального Иова». Для «раба Божиего», архетипическим образом которого как раз и является «многострадальный Иов», главное – это именно «радости земные», а отнюдь не «чудо богоявления». Если бы Иов страдал невыносимой духовной мукой по причине «богооставленности», «богопокинутости», «боголишённности», тогда, конечно, апофеозом для него стало бы «чудо богоявления». Но Иов страдал, прежде всего, по причине лишения его «радостей земных» - именно таким образом Яхве проверял «крепость веры» Иова, а вовсе не посредством его духовных страданий по причине «богооставленности». «Богооставленность», как сакральное понятие, для жалкого и ничтожного «раба Божиего» - это нечто весьма абстрактное, чисто духовное, «заоблочное», отвлечённое, а вот «радости земные» для любого раба, в том числе и для «раба Божиего» - это нечто совершенно конкретное и вполне доступное его разумению.

И «чудо богоявления» для Иова, это, прежде всего, не «явление Бога», а возвращение ему преумноженных «радостей земных», так как именно «чудо» данного рода, полностью соответствует «менталитету» «раба Божиего» Иова - «из глубины, из отчаяния он взывал, и стало ему по вере его».

Делая акцент именно на «радостях земных» во взаимоотношениях «многострадального Иова» с его Богом, Л. И. Шестов, тем самым, наглядно демонстрирует, что он понял суть данного библейского сюжета гораздо глубже, чем критикующий его С. Н. Булгаков. (Отметим, что сюжет «возвращения детей» «многострадальному Иову» имел для С. И. Шестова также и глубоко личное значение: его единственный, горячо любимый сын, погиб на фронтах Первой мировой войны).[194]

Отметим, что некоторые исследовали, в неприятии «многострадальным Иовом» мира, в котором Бог покинул человека (Иов, 7) – усматривают «одну из древних форм богоборчества». Так, например известный русский мыслитель, поэт-символист Вячеслав Иванов писал в данной связи: «Иван Карамазов говорит Алеше, что не Бога он отрицает, а м и р а Е г о н е п р и н и м а е т: И Алеша называет это неприятие мира – бунтом. Но не иначе «бунтует» и праведный Иов. Неприятие мира – одна из древних форм б о г о б о р ч е с т в а».[195] (Р а з р я д к а и курсив – В. Иванова).

Однако, Вячеслав Иванов отнюдь не случайно, в отношении «раба Божиего» Иова, определение «бунтует» береть в «кавычки». Ибо, сам же он и отмечает, что «бунт» Иова – это угодное Богу «правое богоборческое безумие», представляющее собой разновидность «религиозного экстаза»: «Богоборческое безумие, как всякий религиозный экстаз, может быть правым и неправым. Оно несет в себе награду непосредственного общения с божеством – и опасность божественной мести. Иов оправдан; и Иаков, боровшийся с Незримым, улучил благословение, хотя и остался хром. Прометей побеждает. Но сколько других богоборцев сокрушено! Титаны, Гиганты, «богоравные» гордецы, дерзнувшие мериться с богами, как Тантал и Танталида – Ниоба, безумцы и слепцы, не узнавшие божеского лика, как Пентей; у евреев – Каин и его потомство, строители вавилонского столпа, Люцифер. В Библии самая повесть о грехопадении людей приобретает черты богоборческие: «вы будете как боги (или: Бог – Элогим)».[196]

Таким образом, неприятие мира в котором Бог покинул человека «рабом Божиим» Иовом, это если и «бунт», то – «бунт на коленях». Этот «бунт» - лишь жалкий ропот раба, преданного своему хозяину душой и телом, которого, не смотря на всю его преданность, хозяин по прихоти своей лишил «радостей земных». К тому же, этот «ропот раба» представляет собой, по определению Вячеслава Иванова – разновидность «религиозного экстаза». Однако, в случае «многострадального Иова», этот «религиозный экстаз», приобретает какую-то садо-мазохистскую, извращённую форму.

Сакральное для Запада определение - «раб Божий», это один из тех архетипов, которые выражают глубинную суть «коллективного бессознательного» Западных народов и определяют психотип человека Запада. Человеку Запада и в голову не может придти, что ни Бог, ни Дьявол, ни кто-либо вообще не может полностью и окончательно определить его «метафизическую судьбу». Ибо она определяется одним из всеобщих космических законов - законом Кармы, согласно которому только собственные дела человека, совершённые им как в этом, так и во всех предыдущих его метаперевоплощениях определяют в конечном итоге его положение на библейской «лестнице Иакова» - лестнице космической иерархии.[197] Не случайно даже такой, сформировавшийся в лоне христианской культуры, но весьма просвещённый в эзотерическом отношении писатель, как Михаил Булгаков, сказал устами Воланда из «Мастера и Маргариты», что просто так, случайно, «кирпич ни с того ни с сего, никому и никогда на голову не свалится».[198] Кирпич падает лишь на того, на кого он и должен упасть, на того, кто заслужил именно такую смерть - умереть «не своей смертью» никто не может в принципе. Человек Восточной ментальности в этом абсолютно убежден. На Востоке это является бесспорной истиной: невиновные никогда не будут ввергнуты в пучину бед, поскольку, согласно Восточным представлениям, это противоречит одному из незыблемых всеобщих космических законов – закону Кармы.[199]

Дата добавления: 2014-11-28