Эллинский шовинизм

Лекция 18. Греки и варвары

Зарождение у греков этнического самосознания, проявившееся как в возникновении широких этнокультурных понятий «Эллада» и «элли­ны», так и в противопоставлении «эллинов» «варварам», относится к эпохе архаики. Ещё в гомеровских поэмах, записанных в конце этой эпохи, было трижды употреблено слово «Эллада» (IL. II, 683; Od. I, 340; XV, 80) и по одному разу — «эллины» (IL. II, 684) и «панэллины» (Ibid. 530). Это обстоятельство дало основание В. Йегеру утверждать, что в поэмах Гомера нашёл своё выражение «панэллинский дух», кото­рый «заставил греков в первый раз осознать, что они являются наци­ей». Однако впервые слово «эллины», или «панэллины», как общее са­моназвание греков зафиксировано у Гесиода (Hes. Erg. 528) и Архилоха (Archil, fr. 54. Cf. Thuc. 1, 3; Strab. VIII, VI, б). Эти авторы, а также Ге­раклит (Heraclit. fr. 107 DK) стояли у истоков противопоставления эл­линов варварам, которое в классическую эпоху породило такое явле­ние, как эллинский шовинизм.

По-видимому, первоначально этноним «эллины» объединял греков исключительно по лингвистическому признаку, т.е. на основании вла­дения ими одним языком, общим для всех уроженцев Эллады. Проис­хождение понятий «варвар» и «варварский» носило вторичный, но тоже сугубо лингвистический характер. Уже в «Илиаде», где нет ни одного упоминания о «варварах», говорится о «варвароязыких» карийцах (П. II, 867. Cf. Od. VIII, 294). На раннем этапе формирования у греков этнического самосознания они называли «варварами» чужеземцев, ко­торые говорили «непонятно», т.е. либо вовсе не знали греческого язы­ка, либо недостаточно чисто и внятно на нём изъяснялись (Strab. XIV, II, 28).

Впоследствии к лингвистическому значению понятий «эллины» и «варвары» добавились этническое и культурное, которые с течением времени довольно тесно переплелись. Некоторые греческие авторы иногда вполне отчётливо дают понять, какой конкретно смысл они вкладывают в эти понятия. Так, например, Геродот совершенно опреде­лённо выдвигает на первый план то лингвистическое значение в ущерб двум другим (Herodot. II, 158), то этническое, за которым следуют линг­вистическое и культурное (Ibid. VIII, 144). Фукидид употребляет слово «варвары» в лингвистическом смысле (Thuc. II, 68), а Исократ, характе­ризуя эллинство, ставит на первое место культурный фактор (Isocr. Paneg. 50). Однако, как считает А. Тойнби, в большинстве случаев одно­значно определить конкретное идеологическое наполнение противопо­ставляемых друг другу понятий «эллины» и «варвары» практически не­возможно. По его мнению, к IV в. до н.э. оба понятия стали двузначными, т.е. употреблялись одновременно как в этническо-лингвистическом, так и в культурном смысле.

Как считает Г. Диллер, вначале употребление греками слов «варвар» и «варварский» не было глубоко продуманным и осмысленным. Ему не сопутствовала рефлексия, и понятия «варвар» и «варварство» не несли в себе никакого идеологического заряда. Лишь со временем, а именно в период греко-персидских войн, греки пришли к осознанному, идеоло­гически обоснованному и морально оправданному противопоставле­нию эллинов варварам. Впервые же оно появляется у Гекатея Милет­ского (см.: Strab. VII, VII, 1) и Геродота (Herodot. I, 60).

Период греко-персидских войн стал переломным в истории отно­шений греков с другими народами. Тогда «национальный» подъём пе­ред угрозой варварского нашествия, с одной стороны, породил идею «эллинского национального единства», а с другой — посеял в греках ненависть и презрение к варварам. В те времена такие этногеографические понятия, как Азия и варварский мир, в общественном сознании эллинов ассоциировались с Персией, победа над которой ознаменовала для них торжество эллинской цивилизации, т.е. культуры, идеологии, образа жизни и государственного устройства греков над варварством с его государственной идеологией, политическим строем, образом жиз­ни, обычаями и установлениями. Для греков это была победа света над тьмой, свободы над рабством, — победа, преисполнившая их чувством собственного превосходства, непримиримой враждебности и глубокого презрения к варварам.

Таким образом, если в эпоху архаики восприятие греками чужезем­цев было сравнительно беспристрастным, то в период греко-персид­ских войн ситуация коренным образом изменилась. Тогда в глазах гре­ков отождествились понятия «варвар» и «раб», а тезис о природном пре­восходстве эллинов над варварами стал активно использоваться представителями полисной интеллектуальной элиты в качестве идеоло­гического обоснования «справедливости» рабства. Греческое чувство превосходства закономерно вызвало представление о «неполноценнос­ти» варваров. Это представление, аргументированное такими «науч­ными» доводами, как «климатическая теория» (Псевдо-Гиппократ, Исократ, Аристотель и др.), надолго определило презрительное отно­шение греков к чужеземцам.

Итак, с первой половины v в. до н. э. в массовом сознании греков укореняется тот шовинизм, который достигнет своего апогея через сто с небольшим лет, в канун похода в Азию Александра Македонского. К тому времени лучшие греческие мыслители во главе с Аристотелем создали теорию неполноценности варваров, их рабской природы и неспособности к нормальной политической жизни. Эта тео­рия подводила идеологическую основу, с одной стороны, под развивав­шееся рабовладение, а с другой — под воинственные устремления сто­ронников войны с Персией.

В V— IVвв. до н. э. в общественном сознании греков постепенно формируется стереотип враждебного и презрительного отношения к варварам. Его формированию во многом содействовали представите­ли греческой культурной элиты. Как отмечает Э.Д. Фролов, уже Эври­пид «провозглашал принцип, исполненный столь же высокого патрио­тизма, сколь и самого откровенного и низменного шовинизма». Те же взгляды можно найти у Ксенофонта в «Греческой истории» и «Агесилае», у Исократа в «Панегирике» и «Ареопагитике», у Платона в «Госу­дарстве» и у Аристотеля в «Политике». В первой половине IV в. до н. э. рупором эллинского шовинизма был Исократ, приложивший немало усилий как к пропаганде идеи панэллинизма, так и к созданию из вар­варов в лице персов образа врага.

Итак, к середине IV в. до н. э. отношение греков к чужеземцам было проникнуто ярко выраженным шовинизмом, возникшим в итоге «дол­гой и сложной трансформации идеи исключительности греков». Од­нако необходимо отметить, что, во-первых, далеко не все греческие ав­торы эпохи классики были шовинистически настроены по отношению к варварам. К этим авторам относятся, в частности, Эсхил и Софокл, Геродот и Фукидид. Во-вторых, с враждебностью и презрением к варва­рам греческие мыслители нередко сочетали глубокий интерес к самым разным сторонам жизни чужеземных народов. Прежде всего об этом свидетельствует расцвет ионийской этнографии в v в. до н. э. Далее, такие «ксенофобы», как Ксенофонт, Платон, Аристотель и Исократ, об­ращаясь к проблеме единовластия, не могли не принять во внимание феномен восточной деспотии, который наиболее зримо для них вопло­тился в державе персидского «царя царей». Исократ и Платон идеали­зировали государственный строй древнего Египта, Аристотель дал вы­сокую оценку государственному устройству Карфагена, а Ксенофонт, воспевая аристократический этос в своей «Киропедии», использовал для этого факты из истории персидской державы. Кризис полисного строя стимулировал размышления греческих интеллектуалов о сильном властителе, который сумел бы сначала объединить под своей эгидой всю Грецию, а затем повести греков в поход против Персии. В результа­те стали предприниматься попытки создания своего рода «собиратель­ного образа» идеального правителя, одно из наиболее ярких воплоще­ний которого было осуществлено Ксенофонтом в фигуре Кира Старшего.

Наконец, греческой литературе издавна была присуща традиция идеализации первобытных народов, населявших периферию обитаемо­го мира. По словам В.И. Исаевой, «греки презирали варваров как су­ществ неполноценных, не достигших высот истинной культуры, и од­новременно идеализировали патриархальные устои, сознательно при­писывая отдельным этносам гораздо более низкий уровень развития, чем это было в действительности». Одной из причин возникновения у греков «культурного примитивизма» было «обаяние далёкого и необыч­ного, стремление представить и даже испытать некий образ жизни, ко­торый по меньшей мере отличался от всего столь привычного облика бытия, каким он до сих пор представлялся тому, чьё воображение или чья деятельность были сильно стеснены на родине». Кроме того, под знаменем культурного примитивизма, по меткому выражению Д.П. Каллистова, «осуществлялся поход против античной цивилиза­ции», — цивилизации со всеми её пороками, упадком нравов и соци­альной несправедливостью.

Традиция идеализации «благородных дикарей» восходит к поэмам Гомера и Гесиода. Со временем в рамках этой традиции оформились два направления, которые можно условно определить как «мягкий» и «жёсткий» примитивизм. Мягкий примитивизм представлял собой идиллические картины из цикла легенд о Золотом веке и являлся идеа­лизацией со знаком «плюс». В качестве примеров мягкого примитивиз­ма можно привести описание феаков, эфиопов и гипербореев в поэмах Гомера. Жёсткий примитивизм означал органичное вплетение в ткань рассказа о быте и нравах «благородных дикарей» целого ряда достовер­ных деталей, сообщая тем самым идеализированной характеристике варваров немало реалистических черт. Это была идеализация со знаком «минус». Примерами жёсткого примитивизма являются описания обы­чаев и нравов таких народов, как скифы, геты и германцы. Важнейшей составляющей культурного примитивизма был тезис о моральном со­вершенстве «благородных дикарей». К примеру, со времён Эфора, по­ложившего начало идеализации скифов, в античной литературной традиции бытовало расхожее представление об их «справедливости» и, как следствие, «непобедимости». Такие авторы, как Эфор, Феопомп и Эвгемер, идеализировали варваров прежде всего в целях морального воздействия на своих современников, нравы которых, по мнению гре­ческих моралистов IVв. до н. э., под влиянием многочисленных поро­ков, свойственных культурному образу жизни, пришли в полный упа­док..

Итак, «хорошая осведомлённость греков о быте и общественном ус­тройстве некоторых племён и твёрдая вера в приоритет эллинов не по­мешали появлению представления об идеальных примитивных обще­ствах с господством патриархальных устоев, поддерживающих равнове­сие как внутри себя, так и с окружающей средой. Конкретные, реально существующие племена превращались в собирательные образы». Идеализация «благородных дикарей» проводилась в русле критики издер­жек культурного образа жизни и, в частности, порчи нравов. Однако вместе с тем в античной литературной традиции всегда сохранялся ба­ланс между мифом об упадке цивилизации и мифом о прогрессе.

Таким образом, отношение греков к варварам в классическую эпоху было отмечено своеобразным дуализмом: с одной стороны, в массовом сознании и на бытовом уровне присутствовали враждебность и презре­ние, а с другой — в среде интеллектуалов нередко проявлялись интерес и уважение к древневосточным культурным традициям, а также тенден­ция к идеализации некоторых варварских народов.

Дата добавления: 2014-11-29