Введение. 3 страница

После исторического и этнографического обзора детских игр перейдем теперь к выяснению значения их с физиологической точки зрения. Заметим здесь прежде всего, что согласно принятому нами выше воззрению, всякая игра есть своего рода работа, хотя не задающаяся какою-либо определенною, практическою целью, а детская игра кроме того есть своего рода подготовительная работа, требующая иногда немало предварительных упражнений, дабы впоследствиипутем различных приемов, выработанных в игре, шутя и забавляясь, с пользой и толком приложить эти приемы в практической жизни. Становясь на эту точку зрения, воспользуемся прежде всего мыслями «об упражнении» вообще, высказанными однажды в речи Проф. Дюбуа-Реймондом в собрании военных врачей в Берлине. «Под упражнением, - говорит Дюбуа-Реймонд[18], обыкновенно разумеют более частое повторение каких-либо довольно сложных действий тела при участии ума, или упражнение одного ума с тою же целью, чтобы действия эти лучше удавались. - В физиологических учебниках по большей части напрасно ищут учения об упражнении; если же где о нем упоминается, то это касается большей частью лишь так называемых телесных упражнений, которые представляют, как упражнения исключительно мускульной системы; поэтому нечего удивляться, что так думают не тольконесведующие в медицине учителя гимнастики и школьные учителя, но даже и врачи. Однако легко показать ошибочность такого мнения и доказать, что телесные упражнения, вроде борьбы, фехтования, плавания, езды верхом, танцев, беганья на коньках, - в то же время составляют еще большие упражнения для центральной нервной системы, головного и спинного мозга. Бесспорно, что для таких движений необходима известная доля мускульного напряжения. Но можно представить себе человека с мускулами Геркулеса Фарнезского и тем не менее однакож всетаки не могущего ни стоять, ни ходить, не говоря уже о более сложных движениях. Для этого нужно только вообразить, что у него отнята способность целесообразно распределять и соединять свои движешя, вообразить, что он нахлороформирован, или опьянен, подобно Полифему. - Итак ясно, что каждое действие нашего тела, как двигательного аппарата, зависит не менее, а даже более от правильного совместного действия мускулов, чем от силы их сокращении. Чтобы произвести сложное движение, например, прыжок, мускулы должны начать действовать в правильной последовательности, а энергия каждого отдельного мускула (в Гельмгольцевском смысле) должна прибывать, удерживаться и убывать по известному закону для того, чтобы в результате получилось правильное положение членов и соразмерная скорость по верному направлению центра тяжести. О том, как мы придаем энергии нашего мускула известную продолжительность, мы знаем еще мало, так как изыскания до нынешнего времени касались лишь сокращений от мгновенного раздражения и столбняка (Tetanus). Хотя из этих двух крайних случаев и не вытекает, но есть основание предполагать, что нормальный мускул всегда точно слушается нерва и его сокращенное состояние во всякий данный момент обусловливается незадолго предшествовавшим возбужденным состоянием нерва. Но так как сами нервы передают лишь импульсы, идущие от двигательных клеток ганглий, то ясно, что действительный механизм сложных движений имеет свое начало в центральной нервной системе и, следовательно, упражнения в этих движениях есть в сущности ничто иное, как упражнение центральной нервной системы. Она обладает неоцененным свойством часто повторявшейся в ней по известному закону ряды движений (называем это так) легко повторять в том же порядке, с тем же прибыванием и убыванием энергии и последовательной сменой, лишь только этого потребует направленный к этому единообразно ощутительный импульс воли. Итак все вышеперечисленные телесные упражнения представляют собою не только гимнастику мускулов, но даже и преимущественно гимнастику нервов, если мы для краткости будем разуметь под нервами всю нервную систему. Иоган Мюллер,разъяснения которого во втором томе «Учебника физиологии» являются для меня до сих пор лучшим изо всего, что было написано относительно учения о движении, конечно уже хорошо понимал эту двойственную природу телесных упражнений, хотя и не провел ее достаточно резко. Вместо этого он делает, как мне кажется, прежде всего замечание, которое окончательно подкрепляет справедливость нашего утверждения, а именно, что совершенствование в телесных упражнениях почти также часто заключается в устранении нецелесообразных, содружественных движений, как и в увеличении быстроты необходимых движений. Посмотрите на сильного мальчика, который первый раз взлезает по лестнице на руках. Хотя ему вовсе не нужно, но он с каждой переменой руки болтает ногами. Через несколько недель он уже держит бедренное, коленное и голеностопное сочленения тесно сжатых ног совершенно неподвижно. В подавлении содружественных движений, безсознательно для нас, кроется причина приятного явления обученного солдата, искуссного гимнаста и даже ловкого человека; с ослабления их начинается хорея (пляска св. Витта). О механизме подавления содружественных движений мы ничего не знаем, кроме того, что, где вследствие упражнения мускулы находились в покое, там результатом упражнения не было их укрепление. При продолжительных и сильных напряжениях, взлезании на горы, продолжительном беге и т.д., сердце начинает биться скорее и сильнее и получает ощущение недостатка в воздухе, одышки; по Иоганну Мюллеру, сердце при этом впадает в содружественное движение, - по сообщенному же мне предположению Траубе, оно раздражается при этом избытком выделяющейся в работающих мускулах углекислоты. Некоторые животные: лошади, собаки и всевозможная дичь, - сделались, по видимому, относительно мало чувствительными к этому влиянию, что, может быть, произошло от полового подбора; однакож во всяком случае несомненно то, что упражнение уменьшает сердцебиение после напряжений. Потение при напряжении можно рассматривать также, как содружественное выделение, как усиленное выделение слюны, при разговоре и жевании;что же касается незначителного потения наших привычных кузнецов, то это можно рассматривать, как следствие подавления содружественного выделения пота, сравнительно с таковым при обычном упражнении. Конечно, биение сердца и потение непроизвольны и еще вопрос, можем ли мы посредством упражнения противодействовать подавлениюэтих явлений. Привычка мозга к колебаниям движения крови, которое, по Волластону, составляет причину морской болезни, заслуживает здесь также упоминания в связи с тем обстоятельством, что теперь колебания движения крови объясняются соответствующими колебаниями в состоянии сокращения apтериймозга. В большинстве сложных движений кроме управления мускулами при помощи двигательной нервной системы входит в рассмотрение еще нечто другое. Зрение, чувство давления, мускульное чувство (так как, по Багинскому, полукруглые каналы лабиринта уха лишены своей статической функции) и наконецдуша должны быть в каждое мгновенье готовы понять положение тела, чтобы верно направить действие мускулов, как это особенно ясно выступает при фехтовании, биллиардной игре, пляске на канате, вольтижировании на движущейся лошади, прыжке на покатости горы. Итак, не только двигательная, но и чувствующая нервная система и душевные откровения способны к упражнению и нуждаются в нем, чем значение простой мускульной силы для гимнастики устанавливается еще глубже. Сказанное здесь на счете более грубых движений тела относится также и к искусствам как высшего, так и низшего рода. Хотя Лист и Рубинштейн немыслимы без железной мускулатуры, и даже исполнение смычком Иохима в продолжении одной симфонии потребует много килограммов, однако их виртуозность заключается в их центральной нервной системе. Ловкость токаря, механика, часовщика, выдувальщика и шлифовщика стекла, техника по анатомии и хирургии, писание и рисование, женские рукоделия, как вязание, плетениекружев, наконец едва заметные и более или менее искусственные отправления ежедневной жизни, одевание и раздевание, употреблениегубки, гребня, щетки, ножа и вилки—все это есть ничто иное, как приобретенные сочетания между действиями клеток и узлов, которые, после того как они приходили часто в определенном порядке, теперь с большой ловкостью являются в том же самом виде, захватывая при этом одно и другое, останавливаясь и опять прекращаясь».

Давно уже известно, что между телесным и умственным развитем существуете строгое соотношение; но весь смысл этой глубокой истины, во всей её полноте, сделался нам вполне понятным только в новейшее время, когда ученым физиологам и опытным врачам шаг за шагом удалось изучить покрайней мере главнейшие анатомогистологические и физиологопсихические свойства и особенности нервной системы в связи со свойствами и отправлениями различных частей организма. Точно также следует сказать, что именно только теперь, не ощупью и впотьмах, инстинктивно или на основании поверхностных наблюдений, как это было в древней Греции, но на основании уже достаточно осязательных и убедительных научных данных мы можем утверждать, что как игры, так и всякого другого рода физические упражнения способствуют не только укреплению и развитию внешней телесной силы, но не менее того и образованию ума, вследствие чего как те, так и другие имеют полное право войти в круг деятельности образовательной школы, смотря по nepиoдам развитая организма. За всем тем следует сказать, что именно уже в наше время должно быть признано краеугольным камнем всякого разумного воспитания, обязательное знакомство воспитателейпо крайней мере с основными познаниями в постройке и важнейших отправлениях человеческого организма, иначе говоря, чтобы они имели достаточные сведения из области анатомии и физиологии человека. Такого рода знания бесспорно более всего доступны врачам, а потому участие последних в деле воспитания должно быть в наше время значительно расширено или по крайней мере сравнено со всякого рода педагогами. Врачи же в свою очередь неустанно и энергично, словом и делом, везде, где только можно, должны разъяснять, пропагандировать и ходатайствовать о поощрении всякого рода физических упражнений, и в том числе, разумеется, и детских игр.

Значение детских игр с психологопедагогической точки зрения прекрасно разобрано проф. Сикорским вего книге о воснитании, откуда считаем не лишним привести здесь целый ряд мыслей, касающихся означенной точки зрения. Для этого, прежде всего, по примеру проф. Сикорского[19] весь обширный мир детских игр мы разделим на три большие группы.

Первая и самая большая группа состоит в очевидном соотношении с развитем отвлеченного мышлeния и служит для ребенка наглядным пособием в процессе обучения этому мышлению. Что ребенок схватывает различные предметы,рассматривает их, осязает, взвешивает в руках, исследует их с различных сторон, - все это общеизвестно; но поразительно то, что уже с самого раннего возраста у детей проявляется какой-то инстинктивный интерес к дробному, логическому анализу предметов, к изучению их свойствв разбивку, отдельно от объектов. Это тем более поразительно, что такое отвлеченное направление мышления не вызывается никакими непосредственными потребностями ребенка. Очевидно, что мы здесь имеем дело с прирожденными свойствами нервно-психической организации, которые проявляются в той же строгойзаконосообразностьюью, с какой развиваются координированные движения глаз - для смотрения, и движения ног - для ходьбы. Когда полугодоваму ребенку вы дадите в руки лист белой бумаги, то один раз его заинтересует ничтожный вес этого предмета; другой раз ребенок видимо забавляется шелестом бумаги и попеременно постукивает то по столу, то по бумаге, сравнивая разницу звуков, и в ту пору, когда он останавливается на звуке, он не думает более о других физических свойствах своей игрушки, напр., о её весе. Когда вы посадите ребенка в ванну и предоставите в его распоряжение игрушки, то вы легко убедитесь, что способ забавы его - не тот обычный, который за несколько минут вы видели, а совершенно особый, - ребенок делает попытки потопить плавающее предметы, а тяжелые заставить плавать; одним словом он изучает гидростатические свойства своих игрушек, и только эта идея интересует его теперь в игрушках.Еще пример: когда вы обращаетесь к ребенку через закрытую стеклянную дверь, то часто ваш крошечный собеседник забываетовас и всем своим вниманием сосредотачивается на странном длянего соотношении между прозрачностью стекла и его непроницаемостью и, постукивая по стеклу своими руками, маленький философ старается разрешить встреченный парадокс, а ваше лицо, рисующееся на его сетчаткеи в его мозговой коре, нимало не интересует его в эту минуту. Во всех этих случаях ребенок делается теоретиком, отвлекается от целого предмета и сосредотачивает свое внимание на одном каком-либо свойстве или признаке его, затем ищет сходных признаков в других объектах и ассоциирует их, совершая таким образом логический синтез. Эта наклонность к отвлеченному мышлению развивается у детей поразительно рано, уже на первом году, еще задолго до развитая речи, как на это справедливо указывает проф.Сеченов[20]. - Наклонность к отвлеченному мышлению проявляется нередко и в чисто осязательной форме, точно эксперименте, - на что проф. Сикорский в своей книге дает нимало примеров, заимствованных из наблюдений над своим собственным ребенком. – «Множество игр и предметов, которыми забавляется дитя, служат лишь внешними объектами или символами для зачинающихся идей, для отвлеченных представлений. В свою очередь потребность ознакомления со свойствами предметов внешнего миpa, с их видом, формой, весом, сопротивлением, гибкостью и другими качествами предполагает необходимость огромного количества моделей и бесконечно частого исследования их. Отсюда громадное разнообразие в предметах, служащих для игры, и в способах забавы игры разнообразны, как разнообразна человеческая мысль. Если от человека мы обратимся к животным, то уже aprioriлегко предвидеть, что слабое развитие в них отвлеченного мышления избавляет их от необходимости образовать много игр; и в самом деле игры их чрезвычайно однообразны. Если мы наблюдаем напр. котенка, то что мы увидим? Прыжки, беганье, примерные нападения на товарища и засады, т.е. род движений инстинктивных, повторение готового, прирожденного комплекса мышечных сокращений, - вот все, чем развлекается животное. - В сравнениис этим, какое богатство умственных операций представляет игра даже полугодовалого ребенка».

Вторая группа игр служит «для развития и укрепления чувства самосознания». В известную пору жизни ребенок не отличает себя от внешнего мира; но проходит некоторое время и юный человек начинает разграничивать впечатления внешнего мираот впечатлений, получаемых от собственного организма. Этому отделению себя от внешнего мира, - говорит проф. Сикорский, - способствует масса тех движений и действий, которые ребенок производит преднамеренно, и где внимание его приковывается не к самим предметам или явлениям, а к производящей их причине. Рассмотрим эту забаву ребенка. Он, напр. производит шелест бумаги, потом внезапно приостанавливается, выжидая, будут ли звук продолжаться в ту пору, когда сам он перестал действовать: Внимание ребенка, видимо, приковывается не к самим звукам, как к таковым, а к источнику их происхождения, к их зависимости от его собственных движений. Когда ребенок начинает постигать эту причинную связь, он обнаруживает большее удовольствие, проистекающее от чувства собственной силы, из сознания себя, как деятеля, как причины явлений, как живого, двигательного начала, независимого от всего окружающего. Это постоянное чувствование себя, как силы, и составляет одно из оснований или субстратов самосознания. Выяснение той истины, что развитие самосознания совершается таким путем, принадлежит Прейеру[21].

Третья категорияигр служит ребенку «для упражнения в процессе воспроизведения впечатлений или репродукции впечатлений. Взрослый человек может с изумительной ясностью и отчетливостью воспроизвести в своем уме любое впечатление, которое он раньше испытал. Что же касается ребенка, в известную пору этот процесс репродукции совершенно недоступен ему. Лицо матери, которое ребенок узнает на 4 - 5 месяце и при виде которой улыбается, - это самое лицо исчезнет из его памяти тотчас же, как ребенок перестает его видеть перед собою. Но с течешем времени память ребенка начинает удерживать до некоторой степени следы впечатления, но только под условием постоянного освежения их повторными возбуждениями, без этого же ребенок непременно и навсегда забудет то, что видел и слышал. Опыт показывает, что ребенок, сделавшийся глухим, непременно забудет и речь, т.е. сделается немым, потому что слова не освежаются более в его памяти с потерей слуха. Но взрослый, потеряв слух, не утрачивает речи. Это показывает, что воспроизведение впечатлений тесно связано с частотой их нового повторного восприятия. Значительная часть игр ребенка рассчитана на то, чтобы освежать и возбуждать в уме процесс воспроизведения, чтобы неугасимо поддерживать искру мысли».

«Задачи, преследуемые ребенком в его играх, имеют важное воспитательное значение для его мысли и по своей сущности представляют не забаву или развлечение, которого ребенок не знает, а напротив имеют все свойства учета и весь смысл умственного труда. Игры ребенка, это школа мышления, а творчество и фантазия, проявляемые в играх, ни что иное, как различныефазы в эволюции мыслительности. Легко понять, что то или другое содействие играм может чрезвычайно облегчить ребенку трудности умственного развития».

Кроме обучения мышлению ребенок с помощью игр приобретает многие важные конкретные знания, каковы: изучение движения предметов, величины расстояний, силы и координации собственных движений (беганье, прыганье, двиганье различных предметов и т.п.), изучение физических свойств предметов, напр. непроницаемости, делимости, легкости, тяжести, липкости, скользкости и т.д.

Но игры могутъ и утомлять ребенка «Окончательным последствием этого, - говорит проф. Сикорский.-обыкновенно бывает приостановка игры и переход к другой забаве или же сон, или наконец слезы. Утомление выражается изменчивостью в целях, которые преследует ребенок, рассеянности и часто поверхностным переходом от предмета к предмету. Легче уловимым и более объективным признаком утомления могут служить качества двигательной координации, т.е. собственно говоря, - та или иная точность двигательных представлений, обнаруживаемая ребенком. Пример лучше пояснит эту мысль. Положим, что ребенок старается поймать качающийся маятник или шарик, повешенный на нитке. Сначала движение носит характер довольно хорошо координированных актов, руки ребенка довольно точноследят за маятником и много раз бывают близки к достижению цели. Но после нескольких секунд (у более взрослого ребенка этот срок продолжительнее) этой забавы ребенок вдруг переходит к грубым, толкающим, сильным движениям руками и даже туловищем, а прежнего тонкого сочетания движений и следа нет. Вся картина имеет такой вид, как будто толчок к движению остался, а координация, вытекающая из представлений, не имеет более места. В самом деле внимательное взвешивание всех наблюдаемых при этом явлений приводит к заключению, что резкая перемена в характере движений зависит от утомления, но это утомление относится не к глазу, следующему за движущимся шаром, не к руке, преследующей шар, а более всего к тем внешим центрам, в которых происходит сочетание впечатлений (зрительных, мышечных и пр.) и превращение их в сознательно волевой толчок. Только таким образом можно удовлетворительно объяснить внезапный перерыв в сложной координации, мгновенное исчезание таких движений и замену их грубыми, размашистыми. Эти последния движения по своим свойствам напоминают импульсивные движения детства, т.е. акты, отличающиеся беспорядочным, грубым напряжением мускулатуры, примером которых могут служить утробные движения младенца, или движения новорожденных и маленьких детей. При утомлении, падающим на центры волевой координации, описанные импульсивные движения появляются вдруг. Что здесь дело идет об утомлении именно этих, а не других центров - это лучше всего доказывается тем фактом, что утомлениедругих центров (сетчатки, мускулатуры и пр.) обнаруживается постепеннее, мало по малу, между тем как утомление центров идейной и идеомоторной координации наступает вдруг и характеризуется непониманием качества работы, а полной приостановкой её, полными паузами, как это видно из работ Экснера[22]. Когда таким образом у ребенка вечно подвижного и деятельного (в мысленном отношении) наступает психическое утомление, то мышечная работа перестает быть точной или психически координированной, а становится грубой, импульсивной.

Степень интеллигенции ребенка с очевидностью проявляется в его играх. Интеллигентные дети, которые не раздражительны, мало плачут, имеют хороший сон - эти дети проявляют большее разнообразиев играх и необходимое увлечение забавою; их занятия отличаются тщательностью операций, постоянным прогрессом и новизною. У детей же раздражительных, с дурным питанием, часто можно заметить в играх рутину и повторяемость. Очевидно, что педагогические результаты игры оказываются у них недостаточно успешными, и их ум обнаруживает меньше творчества. Но, повидимому, уже довольно рано появляется у детей другая особенность, выступающая резче впоследствии, а именно - кажется будто некоторые забавы становятся привычными, шаблонными, неизменными, и на них ребенок останавливается лишь для препровождения времени, и не с целью ученияилипрогресса: как будто бы занятие ребенка теряет инструктивный характер игры и становится пустой забавой. Повидимому то самое свойство, которое впоследствии называется ленностью, является иногда довольно рано, на2-мъ, 3-мъ году и сказывается в отсутствии любопытства, живости и охоты к новым направлениям и оттенкам в сфере умственной и практической деятельности, на сколько она выражается в играх. Более частные причины её лежат в неудовлетворительном физическом состоянии ребенка, в недостаточном питании и отдыхе. Но она также нередко появляется при заброшенности ребенка, при отсутствии стимулов, возбуждающих его любопытство,фантазию и творчество.

Говоря о значении детских игр в педагогическом отношении, мы, конечно, оставили бы большой пробел, если бы наряду с изложенным не упомянули и не сопоставили еще несколько своеобразного взгляда на детские игры Фребеля, пользующегося, как известно, в этом отношении немалым авторитетом среди некоторых современных педагогов. «Игра, говорит Фребель, - должна быть всегда в соответствии с общей жизнью ребенка, в соответствии с природой, а никак не отделенной, оторванной. Тогда игра сама получает поучительную важность, глубоколежащее в жизни значение и высокую осмысленность, и жизнь в своем значении делается светлее. Дитя, которое хорошо и дельно играет, будет также хорошо и дельно учиться в сфере своих дарований и способностей и будет дельным человеком и мужем. Поэтому игра не должна быть подчинена слепому случаю или нечаянности; потому что дитя учится в ней и учится таким образом охотно и много. Игре такого рода принадлежит часть времени, как ученью и делу... веледствие своей высокой важности игра должна быть не только ведена воспптателем, но настоящая, дельная игра часто должна быть сперва изучена самим учителем[23]. Итак по мнению Фребеля, игра должна быть подчинена контролю учителя, им должна быть направляема и ведена до конца, в видах наибольшей пользы от неё для играющих. Соответственно этому воззрению, вмешательство учителя, по Фребелю, требуется очень рано, а именно уже с того самого времени, как только ребенок получит мало-мальски возможность брать какие-либо внешние предметы в руки. Первой игрушкой, по своей простоте, Фребель выбрал мячик, качавшийся на шнурке. Мячик кругл, мягок, по своей величине соответствует руке ребенка. Но Фребель желает, чтобы мячик кроме того с ранних пор содействовал и развитию внешних чувств ребенка, а именно, чтобы приближая и удаляя мяч от глаз можно было таким образом понемногу приучать его распознавать расстояние, а затем, окрашивая мячик в разные цвета, можно было приучать ребенка рано распознавать и цвета. Придерживаясь правила, что каждая игрушка должна иметь сходство с предыдущей, Фребель потом дает ребенку шар, куб и цилиндр. Шар по форме также кругл, как мяч, но, по твердости своей, он лучше катится. Куб также тверд, как шар, но не катится. Цилиндр может катиться и стоять. Далее Фребель советует давать кирпичики для постройки, устраивать плетенье и т.д. Везде здесь однако школа, учитель, научный характер и т.п. окружают ребенка, какъ неумолимыестихии. Рождается вопрос: желательно ли такое, ни на минуту не ослабевающее, научное давление учителя на ученика даже в игре? Выше мы говорили, что игра имеетъ громадное влияние на развитие фантазии и мыслительной деятельности ребенка, в ней одновременно с удовольствием, доставляемым ребенку, открываются склонности и характер его, и наконец при помощи игры эти особенности впервые начинают сильнее укрепляться в ребенке. Поэтому мы поняли бы еще пользу участия воспитателя в игре, если бы роль его могла ограничиваться напр. тем, чтобы он брал на себя почин в игре или, как говорят, заваривал бы игру, а затем при ведении последней наблюдал бы за аккуратным исполнением её правил, устранением излишнего своеволия, упрямства, заносчивости, разных других непозволительных шалостей, равно как всего того, что не соответствует целям разумной педагогии. Здесь же мы должны прибавить, что сами знаем немало детских простонародных игр, которые не можем рекомендовать для детских упражнений, как мало пригодные, и даже прямо вредные или в отношении здоровья, или в отношении приличия. Для всех подобных случаев, контроль и наблюдение воспитателя существенно необходимы, но за исключением таких случаев, в огромном большинстве игр детям должна быть предоставлена широкая свобода действий, посредством которых упражнялась бы и изощрялась бы их изобретательность, сообразительность, подвижность, поддерживалось бы бодрое, веселое расположение духа и наконец, известная доля развития самодеятельности и самостоятельности. Таким образом со стороны воспитателя, участвующего в игре, требуется иногда немалая доля такта; но зато, следует сказать, только при таких условиях из школы игр может выйти человек, действительно способный потом и к дальнейшему самосовершенствованию; при слепом же следовании системе Фребеля, наоборот, мы рискуем, во первых, в самой игре развить скуку и равнодушие; во вторых, рискуем сызмала подавить в детях всякое желание и способность к дальнейшему саморазвитию и совершенствованию и вместе с тем впоследствии подготовить из них людей без характера и воли, а только каких-то автоматов, которые среди других беспрестанно будут искать для себя нянек и учителей, беспрестанно будут подпадать под их неотразимое вождение на помочах и опеку; а в то же время сами легко могут чувствовать отвращение от всего нового и хорошего, если оно не одобрено другими, - не в состоянии выразить ни радости, ни удовольствия ни кчему, если не знают, что оно одобрено другими и т.д. Словом по этой системе легко воспитать куклу, а самую систему можно рекомендовать только разве для китайского, замкнутого в себе общества; между тем как в Европе некоторые педагоги по справедливости называют эту систему казарменной, а другие считают ее во всяком случае мало применимой целиком для разумного воспитания, которое, наоборот, требует для своего осуществления несравненно более широкой программы, чем ставит ее Фребель[24].

Второй недостаток Фребелевской системы воспитания вообще состоит в том, что он слишком настаивает на раннем приучении детей к размышлениюо их собственной деятельности, будет ли то игра, или другое какое либо действие их в жизни. Это так называемая «манияк размышлению и отдача отчета себе»(Refexionsmanie,как выражается Грубе); она идет только рука об руку с духом времени, с исканием критического самосозерцания, с ускорением развития ума, при ограниченном богатстве прославленной силы и знаний, при полном отравлении всего того, что составляет лучшие радости в жизни и вообще наполняет удовольствием эту жизнь[25].

Есть еще воззрения, практикующияся относительно воспитания в некоторой части публики и оказывающие немало вредного влияния на успех развития детских игр, - это именно родительский эгоизм вместе с ложно понятыми правилами о приличии. В силу этих воззрений, напр., быстрые, норывистые движения детей во время игры признаются невозможно грубыми, слишком провинциальными, мужиковатыми;-задушевное веселье в играх, к какому способны только дети, о которых сложилась даже поговорка «радуется как дитя», - считается совсем неуместным, неприличным, тривиальным; -простота в одежде, какая требуется большей частью для множества свободных детских игр, считается тоже недозволительной, унижающей ребенка до степени мастерового и т.д., а между тем именно разряженных детей, как кукол, по модному французскому журналу, - в кружевных манжетах, лайковых перчатках и нельзя посылать на игру, потому что такая одежда будетъ мешать и свободно бегать, и бороться и т.д. Высказываясь так о детской одежде, мы отнюдь не намерены проповедывать неряшества, наоборот первые скажем, что чистота и опрятность существенно необходимы для ребенка даже во время игр; но от простой чистоты до чопорной изысканности далеко, а мы именно об этой то чванливой чопорности, мешающей детям свободно резвиться, и говорим здесь. Тем не менее однако ж и дети, воспитанные в таких воззрениях, в свою очередь, мало помалу утрачивая свои естественные потребности в простой, безъискусственно, но разумно поставленной игре, наконец нередко уже и сами в состоянии смотреть свысока на играющих запросто мужицких и мещанских детей. - Когда же им случайно приходится принимать участие в игре с помянутыми выше детьми, то они нередко отличаются в них своей небрежностью и распущенностью, презрением и брюзгливостью, дикостью своих выходок, как совсем не воспитанные дети, делаются обидчивыми, никем и ничем недовольными и наконец бросают игру, как попало, когда вздумается, как это делают всякого рода капризные, необузданные, плохо направленные дети. В играх таких детей, очевидно, нет радостей, и детям такого рода, очевидно, нечего рекомендовать игр: точно также не следует рекомендовать их и вниманию их родителей и воспитателей, видящих в играх только одну бессмыслицуи преступление против их взгляда на вещи. А между тем от абсолютного воздержания детей от игр посмотрите - какие могут произойти печальные последствия: дети в таком случае не научатся, играя, множеству приемов, нужных и полезных в жизни, не научатся разумным отношениям к себе подобным, а в конце концов нередко выходят странными, неумелыми, зачастую возбуждающими только смех и глумление на счет себя. - Верно говорят, что «тот скорее обрежется ножом, кто с детства не выучится с ним обращаться; прирожденный же пентюх во всякомслучае будет вываливаться из кровати и натыкаться на свою вилку за обедом».

Дата добавления: 2014-11-29