Студопедия

КАТЕГОРИИ:


Архитектура-(3434)Астрономия-(809)Биология-(7483)Биотехнологии-(1457)Военное дело-(14632)Высокие технологии-(1363)География-(913)Геология-(1438)Государство-(451)Демография-(1065)Дом-(47672)Журналистика и СМИ-(912)Изобретательство-(14524)Иностранные языки-(4268)Информатика-(17799)Искусство-(1338)История-(13644)Компьютеры-(11121)Косметика-(55)Кулинария-(373)Культура-(8427)Лингвистика-(374)Литература-(1642)Маркетинг-(23702)Математика-(16968)Машиностроение-(1700)Медицина-(12668)Менеджмент-(24684)Механика-(15423)Науковедение-(506)Образование-(11852)Охрана труда-(3308)Педагогика-(5571)Полиграфия-(1312)Политика-(7869)Право-(5454)Приборостроение-(1369)Программирование-(2801)Производство-(97182)Промышленность-(8706)Психология-(18388)Религия-(3217)Связь-(10668)Сельское хозяйство-(299)Социология-(6455)Спорт-(42831)Строительство-(4793)Торговля-(5050)Транспорт-(2929)Туризм-(1568)Физика-(3942)Философия-(17015)Финансы-(26596)Химия-(22929)Экология-(12095)Экономика-(9961)Электроника-(8441)Электротехника-(4623)Энергетика-(12629)Юриспруденция-(1492)Ядерная техника-(1748)

Наука логики 4 страница




что это начало есть нечто безусловно известное, что каждый непосредственно

находит в себе и что он может сделать исходным пунктом дальнейших

размышлений; в своей абстрактной сущностности указанное чистое "Я" есть

скорее нечто неизвестное обыденному сознанию, нечто такое, чего оно не

находит наличным в себе. Тем самым обнаруживается скорее вред иллюзии, будто

речь идет о чем-то известном, о "Я" эмпирического самосознания, между тем

как на самом деле речь идет о чем-то далеком этому сознанию. Определение

чистого знания как "Я" заставляет непрерывно вспоминать о субъективном "Я",

об ограниченности которого следует забыть, и сохраняет представление, будто

положения и отношения, которые получаются в дальнейшем развитии "Я",

содержатся в обыденном сознании и будто их можно там найти, ведь именно

относительно него их высказывают. Это смешение порождает вместо

непосредственной ясности скорее лишь еще более кричащую путаницу и полную

дезориентацию, а уж в умах людей посторонних оно вызывало грубейшие

недоразумения.

Что же касается, далее, субъективной определенности "Я" вообще, то верно,

что чистое знание освобождает "Я" от его ограниченного смысла,

заключающегося в том, что в объекте оно имеет свою непреодолимую

противоположность. Но как раз по этой же причине было бы по меньшей мере

излишне сохранять еще эту субъективную позицию и определение чистой сущности

как "Я". Следует, однако, прибавить, что это определение не только влечет за

собой указанную выше вредную двусмысленность, но, как оказывается при более

пристальном рассмотрении, оно остается и субъективным "Я". Действительное

развитие науки, которая исходит из "Я", показывает, что объект имеет и

сохраняет в ней постоянное для "Я" определение иного, что, следовательно,

"Я", из которого исходят, не есть чистое знание, поистине преодолевшее

противоположность сознания, а еще погружено в явлении.

При этом необходимо сделать еще следующее важное замечание: если "Я"

действительно могло бы быть в себе определено как чистое знание или

интеллектуальное созерцание и признано началом, то ведь для науки главное не

то, что существует в себе или внутреннее, а наличное бытие внутреннего в

мышлении и та определенность, которую такое внутреннее имеет в этом наличном

бытии. Но то, что в начале науки имеется от интеллектуального созерцания или

- если предмет такого созерцания получает название вечного, божественного,

абсолютного, - от вечного или абсолютного, может быть только первым,

непосредственным, простым определением. Какое бы ему ни дали более богатое

[содержанием] название, чем то, которое выражает лишь бытие во внимание

может быть принято только то, каким обозом такого рода абсолютное входит в

мыслящее знание и в словесное выражение этого знания. Интеллектуальное

созерцание есть правда, решительный отказ от опосредствования и от

добывающей; внешней рефлексии. Но то, что оно выражает помимо простой

непосредственности, есть нечто конкретное, нечто содержащее в себе разные

определения. Однако выражение и изображение такого конкретного есть, как мы

уже указали, опосредствующее движение, начинающее с одного из определении и

переходящее к другому определению, хотя бы это другое возвратилось к

первому; это-движение, которое в тоже время должно быть произвольным или

ассерторическим. Поэтому в таком изображении начинают не с самого

конкретного, а только с простого непосредственного, от которого берет свое

начало движение. Кроме того, если делают началом конкретное, то недостает

доказательства, в котором нуждается соединение определений, содержащихся в

конкретном.

Следовательно, если в выражении "абсолютного" или "вечного", или "Бога"

(а самое бесспорное право имел бы Бог начинать именно с него), если в их

созерцании или в их мысли имеется больше содержания, чем в чистом бытии, то

нужно, чтобы то, что содержится в них, лишь проникло в знание мыслящее, а не

представляющее; как бы ни было богато заключающееся в них содержание, все же

определение, которое первым проникает в знание, есть нечто простое; ибо лишь

в простом нет ничего более, кроме чистого начала; только непосредственное

просто, ибо лишь в непосредственном нет еще перехода от одного к другому.

Итак, что бы ни высказывали о бытии в более богатых формах представления об

абсолютном или Боге или что бы в них ни содержалось, в начале это лишь

пустое слово и только бытие. Это простое, не имеющее в общем никакого

дальнейшего значения, это пустое (Leere) есть, стало быть, просто

(schlechttun) начало философии.

Это воззрение само столь просто, что указанное начало, как таковое, не

нуждается ни в каком подготовлении или дальнейшем введении, и целью этого

нашего предварительного рассуждения о нем могло быть не введение этого

начала, а скорее устранение всего предварительного.

 

Всеобщее деление бытия

Бытие, во-первых, определено вообще по отношению к иному

Оно, во-вторых, определяет себя внутри самого себя. В-третьих, если

отбросить это предварительное деление, бытие есть та абстрактная

неопределенность и непосредственность, в которой оно должно служить началом.

Согласно первому определению бытие отделяет себя от сущности, показывая в

дальнейшем своем развитии свою тотальность лишь как одну сферу понятия и

противопоставляя ей как момент некоторую другую сферу.

Согласно второму определению оно есть сфера, в которую входят определения

и все движение его рефлексии. В ней бытие полагает себя в трех следующих

определениях:

I. как определенность, как таковая: качество;

II. как снятая определенность: величина, количество;

III. как качественно определенное количество: мера.

Это деление, как сказано во введении относительно всех этих делений

вообще, есть только предварительное перечисление. Его определения должны еще

возникнуть из движения самого бытия, дать себе через это движение дефиницию

и обоснование. Об отклонении этого деления от обычного перечня категорий, а

именно как количества, качества, отношения и модальности, которые, впрочем,

у Канта, надо полагать, служили только заглавиями для его категорий, а на

самом деле сами суть категории, только более всеобщие, - об этом отклонении

здесь не стоит говорить, так как все изложение покажет, каковы вообще наши

отклонения от обычного порядка и значения категорий.

Здесь можно отметить лишь следующее: определение количества обычно

приводят раньше определения качества, и притом это делается, как в

большинстве случаев, без какого-либо обоснования. Мы уже показали, что

началом служит бытие, как таковое, значит, качественное бытие. Из сравнения

качества с количеством легко увидеть, что по своей природе качество есть

первое. Ибо количество есть качество, ставшее уже отрицательным; величина

есть определенность, которая больше не едина с бытием, а уже отлична от

него, она снятое, ставшее безразличным качество. Она включает в себя

изменчивость бытия, не изменяя самой вещи, бытия, определением которого она

служит; качественная же определенность едина со своим бытием, она не выходит

за его пределы и не находится внутри его, а есть его непосредственная

ограниченность. Поэтому качество как непосредственная определенность есть

первая определенность, и с него следует начинать.

Мера есть отношение (Relation), но не отношение вообще, а определенное

отношение качества и количества друг к другу; категории, которые Кант

объединяет под названием "отношение", займут свое место совсем в другом

разделе. Меру можно, если угодно, рассматривать и как некоторую модальность.

Но так как у Канта модальность уже не есть определение содержания, а

касается лишь отношения содержания к мышлению, к субъективному, то это -

совершенно чужеродное, сюда не принадлежащее отношение.

Третье определение бытия входит в раздел о качестве, ибо бытие как

абстрактная непосредственность низводит себя до единичной определенности,

противостоящей внутри его сферы другим его определенностям.

 

 

РАЗДЕЛ ПЕРВЫЙ

ОПРЕДЕЛЕННОСТЬ (КАЧЕСТВО) (BESTIMMTHEIT (QUALITAT))

Бытие есть неопределенное непосредственное (unbestimmte Unmittelbare).

Оно свободно от определенности по отношению к сущности, равно как и от

всякой определенности, которую оно может обрести внутри самого себя. Это

лишенное рефлексии бытие есть бытие, как оно есть непосредственно лишь в

самом себе.

Так как оно неопределенно, то оно бескачественное бытие. Однако в себе

ему присущ характер неопределенности лишь в противоположность определенному

или качественному. Но бытию вообще противостоит определенное бытие, как

таковое, а благодаря этому сама его неопределенность составляет его

качество. Тем самым обнаружится, что первое бытие есть определенное в себе и

что, следовательно,

во-вторых, оно переходит в наличное бытие, есть наличное бытие, но это

последнее как конечное бытие снимает себя и переходит в бесконечное

соотношение бытия с самим собой,

переходит, в-третьих, в для-себя-бытие.

 

Глава первая

БЫТИЕ

А. БЫТИЕ (SEIN)

Бытие, чистое бытие - без всякого дальнейшего определения. В своей

неопределенной непосредственности оно равно лишь самому себе, а также не

неравно в отношении иного, не имеет никакого различия ни внутри себя, ни по

отношению к внешнему. Если бы в бытии было какое-либо различимое определение

или содержание или же оно благодаря этому было бы положено как отличное от

некоего иного, то оно не сохранило бы свою чистоту. Бытие есть чистая

неопределенность и пустота. - В нем нечего созерцать, если здесь может идти

речь о созерцании, иначе говоря, оно есть только само это чистое, пустое

созерцание. В нем также нет ничего такого, что можно было бы мыслить, иначе

говоря, оно равным образом лишь это пустое мышление. Бытие, неопределенное

непосредственное, есть на деле ничто и не более и не менее, как ничто.

В. НИЧТО (NICHTS)

Ничто, чистое ничто; оно простое равенство с самим собой, совершенная

пустота, отсутствие определений и содержания; не-различенность в самом себе.

- Насколько здесь можно говорить о созерцании или мышлении, следует сказать,

что считается небезразличным, созерцаем ли мы, или мыслим ли мы нечто или

ничто. Следовательно, выражение "созерцать или мыслить ничто" что-то

означает. Мы проводим различие между нечто и ничто; таким образом, ничто

есть (существует) в нашем созерцании или мышлении; или, вернее, оно само

пустое созерцание и мышление; и оно есть то же пустое созерцание или

мышление, что и чистое бытие. - Ничто есть, стало быть, то же определение

или, вернее, то же отсутствие определений и, значит, вообще то же, что и

чистое бытие.

С. СТАНОВЛЕНИЕ (WERDEN)

1. Единство бытия и ничто

Чистое бытие и чистое ничто есть, следовательно, одно и то же. Истина -

это не бытие и не ничто, она состоит в том, что бытие не переходит, а

перешло в ничто, и ничто не переходит, а перешло в бытие. Но точно так же

истина не есть их не-различенность, она состоит в том, что они не одно и то

же, что они абсолютно различны, но также нераздельны и неразделимы и что

каждое из них непосредственно исчезает в своей противоположности. Их истина

есть, следовательно, это движение непосредственного исчезновения одного в

другом: становление; такое движение, в котором они оба различны, но

благодаря такому различию, которое столь же непосредственно растворилось.

Примечание 1

[Противоположность бытия и ничто в представлении]

Ничто обычно противопоставляют [всякому ] нечто; но нечто есть уже

определенное сущее (Seiendes), отличающееся от другого нечто; таким образом

и ничто, противопоставляемое [всякому ] нечто, есть ничто какого-нибудь

нечто, определенное ничто. Но здесь должно брать ничто в его неопределенной

простоте. - Если бы кто-нибудь считал более правильным противопоставлять

бытию не ничто, а небытие, то, имея в виду результат, нечего было бы

возразить против этого, ибо в небытии содержится соотношение с бытием; оно и

то и другое, бытие и его отрицание, выраженные в одном, ничто, как оно есть

в становлении. Но прежде всего речь должна идти не о форме

противопоставления, т. е. одновременно и о форме соотношения, а об

абстрактном, непосредственном отрицании, о ничто, взятом чисто само по себе,

о безотносительном отрицании, - что, если угодно, можно было бы выразить

также и простым не (Nicht).

Простую мысль о чистом бытии как об абсолютном и как о единственной

истине впервые высказали элеаты, особенно Парменид, который в дошедших до

нас фрагментах высказал ее с чистым воодушевлением мышления, в первый раз

постигшего себя в своей абсолютной абстрактности: только бытие есть, а ничто

вовсе нет. - В восточных системах, особенно в буддизме, ничто, пустота,

составляет, как известно, абсолютный принцип. - Глубокий мыслитель Гераклит

выдвигал против указанной простой и односторонней абстракции более высокое,

целокупное понятие становления и говорил: бытия нет точно так же, как нет

ничто, или, выражая эту мысль иначе, все течет, т. е. все есть становление.

- Общедоступные изречения, в особенности восточные, гласящие, что все, что

есть, имеет зародыш своего уничтожения в самом своем рождении, а смерть,

наоборот, есть вступление в новую жизнь, выражают в сущности то же единение

бытия и ничто. Но эти выражения предполагают субстрат, в котором совершается

переход: бытие и ничто обособлены друг от друга во времени, представлены как

чередующиеся в нем, а не мыслятся в их абстрактности, и поэтому мыслятся не

так, чтобы они сами по себе были одним и тем же.

Ex nihilo nihil fit - это одно из положений, которым в метафизике

приписывалось большое значение. В этом положении можно либо усматривать лишь

бессодержательную тавтологию: ничто есть ничто; либо, если действительным

смыслом этого положения должно быть [высказывание о] становлении, то следует

сказать, что так как из ничего становится только ничто, то на самом деле

здесь нет речи о становлении, ибо ничто так и остается здесь ничем.

Становление означает, что ничто не остается ничем, а переходит в свое иное,

в бытие. - Если позже метафизика, особенно христианская, отвергла положение

о том, что из ничего ничего не происходит, то она этим утверждала, что ничто

переходит в бытие; как бы она ни брала последнее положение - в виде ли

синтеза или просто в виде представления, - даже в самом несовершенном

соединении имеется точка, в которой бытие и ничто встречаются и их различие

исчезает. - Положение: из ничего ничего не происходит, ничто есть именно

ничто, приобретает свое настоящее значение благодаря тому, что

противопоставляется становлению вообще и, следовательно, также сотворению

мира из ничего. Те, кто высказывает и даже горячо отстаивает положение:

ничто есть именно ничто, не сознают, что они тем самым соглашаются с

абстрактным пантеизмом элеатов и по сути дела также и со спинозовским

пантеизмом. философское воззрение, которое считает принципом положение

"бытие - это только бытие, ничто - это только ничто", заслуживает названия

системы тождества; это абстрактное тождество составляет сущность пантеизма.

Если тот результат, что бытие и ничто суть одно и то же, взятый сам по

себе, кажется удивительным или пародоксальным, то не следует больше обращать

на это внимания; скорее приходится удивляться удивлению тех, кто показывает

себя таким новичком в философии и забывает, что в этой науке встречаются

совсем иные определения, чем определения обыденного сознания и так

называемого здравого человеческого рассудка, который не обязательно здравый,

а бывает и рассудком, возвышающимся до абстракций и до веры в них или,

вернее, до суеверного отношения к абстракциям. Было бы нетрудно показать это

единство бытия и ничто на любом примере, во всякой действительной вещи или

мысли. О бытии и ничто следует сказать то же, что было сказано выше о

непосредственности и опосредствовании (заключающем в себе некое соотношение

друг с другом (aufeinander) и, значит, отрицание), а именно, что нет ничего

ни на небе, ни на земле, что не содержало бы в себе и бытие и ничто.

Разумеется, так как при этом речь заходит о каком-то нечто и действительном,

то в этом нечто указанные определения наличествуют уже не в той совершенной

неистинности, в какой они выступают как бытие и ничто, а в некотором

дальнейшем определении и понимаются, например, как положительное и

отрицательное; первое есть положенное, рефлектированное бытие, а последнее

есть положенное (gesetzte), рефлектированное ничто; но положительное и

отрицательное содержат как свою абстрактную основу: первое - бытие, а второе

- ничто. - Так, в самом Боге качество, деятельность, творение, могущество и

т. д. содержат как нечто сущностное определение отрицательного, - они

создают некое иное. Но эмпирическое пояснение указанного утверждения

примерами было бы здесь совершенно излишне. Так как это единство бытия и

ничто раз навсегда лежит в основе как первая истина и составляет стихию

всего последующего, то помимо самого становления все дальнейшие логические

определения: наличное бытие, качество, да и вообще все понятия философии

служат примерами этого единства. А так называющий себя обыденный или здравый

человеческий рассудок, поскольку он отвергает нераздельность бытия и ничто,

пусть попытается отыскать пример, в котором одно оказалось бы отделенным от

другого (нечто от границы, предела, или бесконечное, Бог, как мы только что

упомянули, от деятельности). Только пустые порождения мысли (Gedankendinge)

- бытие и ничто - только сами они и суть такого рода раздельные, и их-то

этот рассудок предпочитает истине, нераздельности того и другого, которую мы

всюду имеем перед собой.

Нашим намерением не может быть предупреждать все случаи, когда обыденное

сознание сбивается с толку при рассмотрении подобного рода логических

положений, ибо случаи эти неисчислимы. Мы можем коснуться лишь некоторых из

них. Одной из причин такой путаницы служит, между прочим, то обстоятельство,

что сознание привносит в такие абстрактные логические положения

представления о некотором конкретном нечто и забывает, что речь идет вовсе

не о нем, а лишь о чистых абстракциях бытия и ничто, и что только их

необходимо придерживаться.

Бытие и небытие суть одно и то же; следовательно, одно и то же, существую

ли я или не существую, существует ли или не существует этот дом, обладаю ли

я или не обладаю ста талерами. Это умозаключение или применение указанного

положения совершенно меняет его смысл. В указанном положении говорится о

чистых абстракциях бытия и ничто; применение же делает из них определенное

бытие и определенное ничто. Но об определенном бытии, как уже сказано, здесь

речь не идет. Определенное, конечное бытие - это такое бытие, которое

соотносится с другим бытием: оно содержание, находящееся в отношении

необходимости с другим содержанием, со всем миром. Имея в виду

взаимоопределяющую связь целого, метафизика могла выставить - в сущности

говоря, тавтологическое - утверждение, что если бы была уничтожена одна

пылинка, то обрушилась бы вся Вселенная. В примерах, приводимых против

рассматриваемого нами положения, представляется небезразличным, существует

ли нечто или его нет, не из-за бытия или небытия, а из-за его содержания,

связывающего его с другим содержанием. Когда предполагается некое

определенное содержание, какое-то определенное наличное бытие, то это

наличное бытие, потому что оно определенное, находится в многообразном

соотношении с другим содержанием. Для него небезразлично, имеется ли другое

содержание, с которым оно соотносится, или его нет, ибо только через такое

соотношение оно по своему существу есть то, что оно есть. То же самое имеет

место и в представлении (поскольку мы берем небытие в более определенном

смысле - как представление в противоположность действительности), в связи с

которым небезразлично, имеется ли бытие или отсутствие содержания, которое

как определенное представляется соотнесенным с другим содержанием.

Это соображение касается того, что составляет один из главных моментов в

кантовской критике онтологического доказательства бытия Бога, которую,

однако, мы здесь рассматриваем лишь в отношении встречающегося в ней

различения между бытием и ничто вообще и между определенными бытием или

небытием. - Как известно, это так называемое доказательство заранее

предполагает понятие существа, которому присущи все реальности и,

следовательно, также существование, каковое также было принято за одну из

реальностей. Кантова критика напирает, главным образом, на то, что

существование или бытие (которые здесь считаются равнозначными) не есть

свойство или реальный предикат, т. е. не есть понятие чего-то такого, что

можно прибавить к понятию какой-нибудь вещи. - Кант хочет этим сказать, что

бытие не есть определение содержания. - Стало быть, продолжает он,

действительное не содержит в себе чего-либо большего, чем возможное; сто

действительных талеров не содержат в себе ни на йоту больше, чем сто

возможных талеров, а именно первые не имеют другого определения содержания,

чем последние. Для этого, рассматриваемого как изолированное, содержания в

самом деле безразлично, быть или не быть; в нем нет никакого различия бытия

или небытия, это различие вообще не затрагивает его: сто талеров не

сделаются меньше, если их нет, и больше, если они есть. Различие должно

прийти откуда-то извне. - "Но, - напоминает Кант, - мое имущество больше при

наличии ста действительных талеров, чем при одном лишь понятии их (т. е.

возможности их). В самом деле, в случае действительности предмет не только

аналитически содержится в моем понятии, но и прибавляется синтетически к

моему понятию (которое служит определением моего состояния), нисколько не

увеличивая эти мыслимые сто талеров этим бытием вне моего понятия".

Здесь предполагаются - если сохранить выражения Канта, не свободные от

запутывающей тяжеловесности, - двоякого рода состояния: одно, которое Кант

называет понятием и под которым следует понимать представление, и другое -

состояние имущества. Для одного, как и для другого, - для имущества, как и

для представления, сто талеров суть определение содержания, или, как

выражается Кант, "они прибавляются к нему синтетически". Я как обладатель

ста талеров или как необладатель их или же я как представляющий себе сто

талеров или не представляющий себе их - это, конечно, разное содержание.

Выразим это в более общем виде: абстракции бытия и ничто перестают быть

абстракциями, когда они получают определенное содержание; в этом случае

бытие есть реальность, определенное бытие ста этих талеров, ничто есть

отрицание, определенное небытие этих талеров. Само же это определение

содержания, сто талеров, рассматриваемое также абстрактно, само по себе,

остается без изменений, одним и тем же и в том, и в другом случае. Но когда,

далее, бытие берется как имущественное состояние, сто талеров вступают в

связь с некоторым состоянием, и для последнего такого рода определенность,

которую они составляют, не безразлична; их бытие или небытие есть лишь

изменение; они перенесены в сферу наличного бытия. Поэтому, если против

единства бытия и ничто возражают, что, мол, не безразлично, имеется ли то-то

(100 талеров) или не имеется, то заблуждаются, относя различие между моим

обладанием и необладанием ста талерами только за счет бытия или небытия. Это

заблуждение, как мы показали, основано на односторонней абстракции,

опускающей определенное наличное бытие, которое имеется в такого рода

примерах, и удерживающей лишь бытие и небытие, так же как и, наоборот,

превращающей абстрактное бытие и [абстрактное] ничто, которое должно

постигнуть, в определенное бытие и ничто, в наличное бытие. Лишь наличное

бытие содержит реальное различие между бытием и ничто, а именно нечто и

иное. - Это реальное различие предстает перед представлением вместо

абстрактного бытия и чистого ничто и лишь мнимого различия между ними.

 

Как выражается Кант, "посредством существования нечто вступает в контекст

совокупного опыта". "Благодаря этому мы получаем одним предметом восприятия

больше, но наше понятие о предмете этим не обогащается". - Это, как вытекает

из предыдущего разъяснения, означает следующее: посредством существования,

главным образом потому, что нечто есть определенное существование, оно

находится в связи с иным, и, между прочим, также с неким воспринимающим. -

Понятие ста талеров, говорит Кант, не обогащается от того, что их

воспринимают. Понятием Кант здесь называет означенные выше изолированно

представляемые сто талеров. В такой изолированности они, правда, суть

некоторое эмпирическое содержание, но содержание оторванное, не связанное с

иным и не имеющее определенности в отношении иного. Форма тождества с собой

лишает их соотношения с иным и делает их безразличными к тому, восприняты ли

они или нет. Но это так называемое понятие ста талеров - ложное понятие;

форма простого соотношения с собой не принадлежит самому такому

ограниченному, конечному содержанию; она форма, приданная ему субъективным

рассудком и заимствованная им у этого рассудка; сто талеров - это не нечто

соотносящееся с собой, а нечто изменчивое и преходящее.

Мышлению или представлению, перед которыми предстает лишь какое-то

определенное бытие - наличное бытие, - следует указать на упомянутое выше

начало науки, положенное Парменидом, который свое представление и тем самым

и представление последующих поколений очистил и возвысил до чистой мысли, до

бытия, как такового, и этим создал стихию науки. - То, что составляет первый

шаг в науке, должно было явить себя первым и историческим (geschichtlich). И

единое или бытие в учении элеатов мы должны рассматривать как первый шаг

знания о мысли; вода 36 и тому подобные материальные начала, хотя, по мнению

выдвигавших их философов, представляли собой всеобщее, однако как материи

они не чистые мысли; числа же - это не первая простая и не остающаяся самой

собой мысль, а мысль, всецело внешняя самой себе.

Отсылку от отдельного конечного бытия к бытию, как таковому, взятому в

его совершенно абстрактной всеобщности, следует рассматривать как самое

первое теоретическое и даже практическое требование. А именно, если

поднимают шумиху вокруг этих ста талеров, утверждая, что для моего

имущественного состояния не безразлично, обладаю ли я ими или нет, и тем

более не безразлично, существую ли я или нет, существует ли иное или нет, то

не говоря уже о том, что бывают такие имущественные состояния, для которых

такое обладание ста талерами будет безразлично, - можно напомнить, что

человек должен подняться в своем образе мыслей до такой абстрактной

всеобщности, при которой ему в самом деле будет безразлично, существуют ли

или не существуют эти сто талеров, каково бы ни было их количественное

соотношение с его имущественным состоянием, как ему будет столь же

безразлично, существует ли он или нет, т. е. существует ли он или нет в

конечной жизни (ибо имеется в виду некое состояние, определенное бытие) и т.

д. Даже si fractus illabatur orbis, impavidum ferient ruinae, сказал один

римлянин, а тем более должно быть присуще такое безразличие христианину.

Следует еще отметить непосредственную связь между возвышением над ста




Поделиться с друзьями:


Дата добавления: 2014-11-29; Просмотров: 276; Нарушение авторских прав?; Мы поможем в написании вашей работы!


Нам важно ваше мнение! Был ли полезен опубликованный материал? Да | Нет



studopedia.su - Студопедия (2013 - 2024) год. Все материалы представленные на сайте исключительно с целью ознакомления читателями и не преследуют коммерческих целей или нарушение авторских прав! Последнее добавление




Генерация страницы за: 0.008 сек.