Наука логики 11 страница

не имеют основы внутри себя (in sich gegrundete), а положены проистекающими

из другого, из воды, т. е. идеальны. Назвав только что принцип, всеобщее,

идеальным, еще с большим правом дблжно назвать идеальным понятие, идею, дух,

и, говоря затем, что единичные чувственные вещи в свою очередь даны как

идеальные в принципе, в понятии, а еще больше - в духе, как снятые [в них],

необходимо предварительно обратить внимание на ту же двойственность, которая

обнаружилась у бесконечного, а именно, что один раз идеальным оказывается

конкретное, истинно сущее, другой раз - его моменты равным образом являются

идеальным, снятым в нем; на самом же деле есть только конкретное целое, от

которого моменты неотделимы.

Когда говорят об идеальном, имеют в виду прежде всего форму

представления, и идеальным называют то, что вообще имеется в моем

представлении или в понятии, в идее, в воображении и т. д., так что

идеальное вообще признается и фантазиями - представлениями, которые, как

предполагают, не только отличаются от реального, но по своему существу не

реальны. В самом деле дух есть вообще настоящий идеалист; в нем, уже как

ощущающем и представляющем, а еще более поскольку он мыслит и постигает в

понятиях, содержание дано не как так называемое реальное существование

(Dasein); в простоте "Я" такого рода внешнее бытие лишь снято, оно для меня,

оно идеально во мне. Этот субъективный идеализм, высказывается ли он и

устанавливается как бессознательный идеализм сознания вообще или сознательно

как принцип, относится лишь к той форме представления, согласно которой то

или иное содержание есть мое содержание. Систематический идеализм

субъективности утверждает относительно этой формы, что она единственно

истинная, исключающая форму объективности или реальности, форму внешнего

существования указанного содержания. Такой идеализм формален, так как он не

обращает внимания на содержание представления или мышления, и это содержание

может при этом оставаться в представлении или мышлении всецело в своей

конечности. С принятием такого идеализма ничего не теряется, и потому, что

сохраняется реальность такого конечного содержания, наполненное конечностью

существование, и потому, что, поскольку абстрагируются от него, оно в себе

не должно иметь никакого значения; с принятием этого идеализма ничего и не

выигрывается именно потому, что ничего не теряется, так как "Я",

представление, дух остаются наполненными тем же содержанием конечного.

Противоположность формы субъективности и объективности есть, разумеется,

один из видов конечности. Но содержание, как оно принимается в ощущение,

созерцание или же в более абстрактную стихию представления, мышления,

содержит полноту конечности, которая с исключением лишь указанного одного

вида, формы субъективного и объективного, еще совершенно не устранена и тем

более не отпадает сама собой.

Глава третья

ДЛЯ-СЕБЯ-БЫТИЕ (DAS FURSICHSEIN)

В для-себя-бытии качественное бытие завершено; оно бесконечное бытие.

Бытие, которое составляет начало, лишено определений. Наличное бытие есть

снятое бытие, но лишь непосредственно снятое. Оно, таким образом, содержит

прежде всего лишь первое отрицание, которое само непосредственно. Бытие,

правда, также сохранено, и в наличном бытии оба, [бытие и отрицание ],

объединены в простое единство, но как раз поэтому они в себе еще неравны

друг другу и их единство еще не положено. Наличное бытие есть поэтому сфера

различия, дуализма, область конечности. Определенность есть определенность,

как таковая, некая относительная, а не абсолютная определенность. В

для-себя-бытии различие между бытием и определенностью или отрицанием

положено и уравнено; качество, инобытие, граница, как и реальность,

в-себе-бытие, долженствование и т. д. суть несовершенные внедрения отрицания

в бытие, в основании которых еще лежит различие между обоими. Но так как в

конечности отрицание перешло в бесконечность, в положенное отрицание

отрицания, то оно есть простое соотношение с собой, следовательно, в самом

себе уравнивание с бытием - абсолютная определенность (absolptes

Bestiinintsein).

Для себя-бытие, есть, во-первых, непосредственно для-себя-сущее, "одно".

Во-вторых, "одно" переходит во множество "одних" - в отталкивание

(Repulsion), каковое инобытие "одного" снимается в его идеальности; это -

притяжение (Attraktion).

В-третьих, оно есть взаимоопределение отталкивания и притяжения, в

котором они погружаются в равновесие (Gleichgewicht) и качество, доведшее

себя в для-себя-бытии до кульминационной точки, переходит в количество.

А. ДЛЯ-СЕБЯ-БЫТИЕ, КАК ТАКОВОЕ (DAS FURSICHSEIN ALS SOLCHES)

Выявилось всеобщее понятие для-себя-бытия. Теперь дело идет только о том,

чтобы доказать, что этому понятию соответствует представление, которое мы

связываем с выражением "для-себя-бытие", дабы мы были вправе употреблять его

для обозначения указанного понятия. И, по-видимому, это так; мы говорим, что

нечто есть для себя, поскольку оно снимает инобытие, свое отношение и свою

общность с иным, оттолкнуло их, абстрагировалось от них. Иное существует для

него лишь как нечто снятое, как его момент. Для-себя-бытие состоит в таком

выходе за предел, за свое инобытие, что оно как это отрицание есть

бесконечное возвращение в себя. - Сознание уже как таковое содержит в себе

определение для-себя-бытия, так как оно представляет себе предмет, который

оно ощущает, созерцает и т. д., т. е. имеет его содержание внутри себя,

которое, таким образом, дано как идеальное; в самом своем созерцании и

вообще в своей переплетенности со своей отрицательностью, с иным, оно

остается самим собой. Для-себя-бытие есть полемическое, отрицательное

отношение к ограничивающему иному и через это отрицание иного -

рефлектированность в себя, хотя наряду с этим возвращением сознания в себя и

идеальностью предмета еще сохранилась также и его реальность, так как его

знают в то же время как некое внешнее наличное бытие. Сознание, таким

образом, охватывает лишь явления, или, иначе говоря, оно дуализм: с одной

стороны, оно знает о некотором другом, внешнем для него предмете, а с

другой, есть для себя, имеет в себе этот предмет идеальным, находится не

только при этом ином, а в нем находится также при себе самом. Напротив,

самосознание есть для-себя-бытие как исполненное и положенное; указанная

выше сторона соотношения с некоторым иным, с внешним предметом устранена.

Самосознание есть, таким образом, ближайший пример наличия бесконечности,

правда, все еще абстрактной бесконечности, которая, однако, в то же время

имеет совершенно другое конкретное определение, чем для-себя-бытие вообще,

бесконечность которого еще всецело имеет лишь качественную определенность.

а) Наличное бытие и для-себя-бытие (Dasein und Fiirsichsein)

Для-себя-бытие есть, как мы уже указали, бесконечность, погрузившаяся в

простое бытие; оно наличное бытие, поскольку отрицательная природа

бесконечности, которая есть отрицание отрицания в положенной теперь форме

непосредственности бытия, дана лишь как отрицание вообще, как простая

качественная определенность. Но бытие в такой определенности, в которой оно

есть наличное бытие, с самого начала также и отлично от самого

для-себя-бытия, которое есть для-себя-бытие лишь постольку, поскольку его

определенность есть указанное бесконечное. Однако наличное бытие есть в то

же время момент самого для-себя-бытия, ибо последнее содержит, разумеется, и

бытие, обремененное отрицанием. Так, определенность, которая в наличном

бытии, как таковом, есть некоторое иное и бытие-для-иного, повернута обратно

в бесконечное единство для-себя-бытия, и момент наличного бытия имеется в

для-себя-бытии как бытие-для-одного.

b) Бытие-для-одного (Sein-fiir-Eines)

В этом моменте выражено то, как конечное есть в своем единстве с

бесконечным или есть, как идеальное. Для-себя-бытие имеет отрицание не в

самом себе как определенность или границу и, значит, также не как

соотношение с некоторым другим, чем оно, наличным бытием. Обозначив этот

момент как бытие-для-одного, следует сказать, что нет еще ничего, для чего

бы он был, - еще нет того одного, момент которого он составлял бы. И в самом

деле, такого рода одно еще не фиксировано в для-себя-бытии; то, для чего

нечто (а здесь нет никакого нечто) было бы тем, что вообще должно было бы

быть другой стороной, есть равным образом момент, есть само лишь

бытие-для-одного, еще есть одно. - Следовательно, еще имеется

неразличенность тех двух сторон, которые можно усмотреть в бытии-для-одного.

Есть лишь одно бытие-для-иного, и так как есть лишь одно бытие-для-иного, то

последнее есть также лишь бытие-для-одного; оно лишь одна идеальность того,

для чего или в чем некоторое определение должно было бы существовать как

момент, и того, что должно было бы быть в нем моментом. Таким образом,

для-одного-бытие и для-себя-бытие не составляют истинных опре-деленностей в

отношении друг друга. Поскольку мы принимаем на мгновение, что имеется

различие, и говорим здесь о некотором для-себя-сущем, то само для-себя-сущее

как снятость инобытия соотносится с собой как со снятым иным, стало быть,

есть для-одного; оно соотносится в своем ином лишь с собой. Идеальное

необходимо есть для-одного, но оно не есть для иного; то одно, для которого

оно есть, есть лишь само же оно. - Следовательно, "Я", дух вообще или Бог

идеальны, потому что они бесконечны, но в своей идеальности они, как

для-себя-сущие, не отличаются от того, что есть для-одного. Ибо иначе они

были бы лишь непосредственными или, точнее, наличным бытием и

бытием-для-иного, потому что то, что было бы для них, было бы не они сами, а

некоторое иное, если бы им не был присущ момент бытия-для-одного. Поэтому

Бог есть для себя, поскольку сам он есть то, что есть для него.

Для-себя-бытие и для-одного-бытие - это, следовательно, не разные

значения идеальности, а сущностные, неразделимые ее моменты.

Примечание [Выражение: was fur ernes?]

Кажущееся сначала странным выражение немецкого языка при вопросе о

качестве, was fur ein Ding etwas sei, подчеркивает рассматриваемый здесь

момент в его рефлексии-внутрь-себя. По своему происхождению это выражение

идеалистично, так как оно не спрашивает, что есть эта вещь А для другой вещи

В, не спрашивает, что есть этот человек для другого человека, а спрашивает,

чтб это за вещь, за человек, так что это бытие-для-одного возвратилось в то

же время в самое эту вещь, в самого этого человека, и то, что есть, и то,

для чего оно есть, есть одно и то же - тождество, каковым должна

рассматриваться также и идеальность.

Идеальность присуща прежде всего снятым определениям как отличным от

того, в чем они сняты, каковое можно брать, напротив, как реальное. Но в

таком случае идеальное оказывается опять одним из моментов, а реальное -

другим; однако идеальность заключается в том, что оба определения одинаково

суть только для одного и считаются лишь за одно, каковая одна идеальность

тем самым неразличимо есть реальность. В этом смысле самосознание, дух. Бог

есть идеальное как бесконечное соотношение исключительно с собой, - "Я" есть

для "Я", оба суть одно и то же; "Я" названо два раза, но каждое из этих двух

есть лишь для-одного, идеально; дух есть лишь для духа, Бог лишь для Бога и

лишь это единство есть Бог, Бог как дух. - Но самосознание как сознание

вступает в различие между собой и некоторым иным, или, другими словами,

между своей идеальностью, в которой оно есть представляющее сознание, и

своей реальностью, поскольку у его представления определенное содержание,

которое имеет еще ту сторону, что его знают как неснятое отрицательное, как

наличное бытие. Однако называть мысль, дух. Бога лишь идеальными, значит

исходить из той точки зрения, согласно которой конечное наличное бытие

считается реальным, а идеальное или бытие-для-одного имеет только

односторонний смысл.

В одном из предыдущих примечаний мы указали принцип идеализма и сказали,

что при рассмотрении той или иной философии важно знать прежде всего то,

насколько последовательно она проводит этот принцип. О характере проведения

указанного принципа в отношении той категории, которая нас сейчас занимает,

можно сделать еще одно замечание. Проведение этого принципа зависит прежде

всего от того, остается ли [в данной философии] самостоятельно существовать

наряду с для-себя-бытием еще и конечное наличное бытие, а затем и от того,

положен ли в бесконечном уже сам момент "для-одного" - отношение идеального

к себе как к идеальному. Так, бытие у элеатов или субстанция у Спинозы - это

лишь абстрактное отрицание всякой определенности, причем в них самих

идеальность не положена. У Спинозы, как мы об этом скажем ниже,

бесконечность есть лишь абсолютное утверждение (Affinnation) той или иной

вещи и, следовательно, лишь неподвижное единство; субстанция поэтому не

доходит даже до определения для-себя-бытия и еще в меньшей мере до

определения субъекта и духа. Идеализм благородного Мальбранша более

развернут внутри себя; он содержит следующие основные мысли: так как Бог

заключает в себе все вечные истины, идеи и совершенства всех вещей, так что

они принадлежат лишь ему, то мы их видим только в нем;

Бог вызывает в нас наши ощущения предметов посредством действия, в

котором нет ничего чувственного, причем мы воображаем себе, что получаем от

предмета не только его идею, представляющую его сущность, но и ощущение его

наличного бытия (De la recherche de la v6rit6, eclairc. sur la nature des

idees etc). Стало быть, не только вечные истины и идеи (сущности) вещей, но

и их существование (Dasein) есть существование в Боге, идеальное, а не

действительное существование, хотя как наши предметы они только для-одного.

Этот недостающий в спинозизме момент развернутого и конкретного идеализма

имеется здесь налицо, так как абсолютная идеальность определена как знание.

Как ни чист и ни глубок этот идеализм, все же указанные отношения отчасти

содержат еще много неопределенного для мысли, отчасти же их содержание сразу

оказывается совершенно конкретным (грех и искупление и т. д. сразу

появляются в этой философии); логическое определение бесконечности, которое

должно было бы быть основой этого идеализма, не разработано самостоятельно,

и, таким образом, этот возвышенный и наполненный идеализм есть, правда,

продукт чистого спекулятивного духа, но еще не чистого спекулятивного

мышления, единствено лишь дающего истинное обоснование.

Лейбницевский идеализм находится в большей мере в рамках абстрактного

понятия. - Лейбницевская представляющая сущность, монада, в своем существе

идеальна. Процесс представления - это некое для-себя-бытие, в котором

определенности суть не границы и, следовательно, не наличное бытие, а лишь

моменты. Процесс представления есть, правда, и некое более конкретное

определение, но здесь оно не имеет никакого иного значения, кроме значения

идеальности, ибо и все вообще лишенное сознание есть у Лейбница то, что

представляет, воспринимает. В этой системе инобытие, стало быть, снято; дух

и тело или вообще монады не иные друг для друга, они не ограничивают друг

друга, не воздействуют друг на друга; здесь вообще отпадают все отношения, в

основе которых лежит некое наличное бытие. Многообразие лишь идеальное

внутреннее, монада остается в нем лишь соотнесенной с самой собой, изменения

развиваются внутри монады, они не соотношения ее с другими. То, что согласно

реальному определению берется нами как наличное сущее соотношение монад друг

с другом, есть независимое, лишь одновременное становление, заключенное в

для-себя-бытии каждой из них. - То обстоятельство, что существуют многие

монады, что их, следовательно, определяют и как иные, не касается самих

монад; это - имеющая место вне их рефлексия некоторого третьего; в самих

себе они не иные по отношению друг к другу;

для-себя-бытие сохраняется без всякой примеси находящегося рядом

наличного бытия. - Но в этом состоит в то же время незавершенность этой

системы. Монады суть такие представляющие монады лишь в себе или в Боге как

монаде монад, или же в системе. Инобытие также имеется, еще бы оно ни

находилось, в самом ли представлении, или как бы мы ни определяли то третье,

которое рассматривает их как иные, как многие. Множественность их наличного

бытия лишь исключена и притом только на мгновение, монады лишь путем

абстрагирования положены как такие, которые суть не-иные. Если некое третье

полагает их инобытие, то и некое третье снимает их инобытие; но все это

движение, которое делает их идеальными, совершается вне их. Однако так как

нам могут напомнить о том, что это движение мысли само имеет место лишь

внутри некоторой представляющей монады, то мы должны указать также на то,

что как раз содержание такого мышления внутри самого себя внешне себе.

Переход от единства абсолютной идеальности (монады монад) к категории

абстрактного (лишенного соотношений) множества наличного бытия совершается

непосредственно, не путем постижения в понятии (совершается через

представление о сотворении), и обратный переход от этого множества к тому

единству совершается столь же абстрактно. Идеальность, процесс представления

вообще, остается чем-то формальным, равно как формальным остается и тот

процесс представления, который возвысил себя до сознания. Как в приведенном

выше замечании Лейбница о магнитной игле, которая, если бы обладала

сознанием, рассматривала бы свое направление к северу как некое определение

своей свободы, сознание мыслится лишь как односторонняя форма, безразличная

к своему определению и содержанию, так и идеальность в монадах есть лишь

форма, остающаяся внешней для множественности. Идеальность, согласно

Лейбницу, имманентна им, их природа состоит в процессе представления; но

способ их поведения есть, с одной стороны, их гармония, не имеющая места в

их наличном бытии, - она поэтому предустановлена; с другой стороны, это их

наличное бытие не понимается Лейбницем ни как бытие-для-иного, ни, далее,

как идеальность, а определено лишь как абстрактная множественность.

Идеальность множественности и дальнейшее ее определение к гармонии не

становятся имманентными самой этой множественности и не принадлежат ей

самой.

Другого рода идеализм, как, например, кантовский и фихтевский, не выходит

за пределы долженствования или бесконечного прогресса и застревает в

дуализме наличного бытия и для-себя-бытия. Правда, в этих системах

вещь-в-себе или бесконечный импульс вступает непосредственно в "Я" и

становится лишь неким "для-Я", однако этот импульс исходит от некоего

свободного инобытия, которое вечно как отрицательное в-себе-бытие. Поэтому

[в такого рода идеализме] "Я" определяется, правда, как идеальное, как

для-себя-сущее, как бесконечное соотношение с собой, однако для-одного-бытие

не дошло до исчезновения того потустороннего или направления в

потустороннее.

с) "Одно" (Eins)

Для-себя-бытие есть простое единство самого себя и своего момента,

бытия-для-одного. Имеется лишь одно определение - свойственное снятию

соотношение с самим собой. Моменты для-себя-бытия погрузились в

неразличимость (Unterschiedlosigkeit), которая есть непосредственность или

бытие, но непосредственность, основанная на отрицании, положенном как ее

определение. Для-себя-бытие есть, таким образом, для-себя-сущее, и ввиду

того, что в этой непосредственности исчезает его внутреннее значение, оно

совершенно абстрактная граница самого себя - "одно".

Можно здесь заранее обратить внимание на трудность, которая заключается в

последующем изложении развития "одного", и на причину этой трудности.

Моменты, составляющие понятие "одного" как для-себя-бытия, в нем

разъединяются (treten auseinander). Эти моменты таковы: 1) отрицание вообще;

2) два отрицания; 3) стало быть, отрицания двух, которые суть одно и то же и

4) которые совершенно противоположны; 5) соотношение с собой, тождество, как

таковое; 6) отрицательное соотношение и тем не менее с самим собой. Эти

моменты разъединяются здесь оттого, что в для-себя-бытии как для-себя-сущем

привходит форма непосредственности, бытия; благодаря этой непосредственности

каждый момент полагается как особое (eigene), сущее определение; и тем не

менее они также нераздельны. Приходится, следовательно, высказывать о каждом

определении и противоположное ему; это-то противоречие при абстрактном

свойстве моментов и составляет указанную трудность.

В. "ОДНО" И "МНОГОЕ" (EINS UND VDSLES)

"Одно" есть простое соотношение для-себя-бытия с самим собой,

соотношение, в котором моменты этого для-себя-бытия совпали и в котором

для-себя-бытие имеет поэтому форму непосредственности, а его моменты

становятся налично сущими.

Как соотношение отрицательного с собой, "одно" есть процесс определения,

а как соотношение с собой оно бесконечное само-определение. Но ввиду

теперешней непосредственности эти различия уже не положены лишь как моменты

одного и того же самоопределения, а положены также как сущие. Идеальность

для-себя-бытия как тотальность превращается, таким образом, во-первых, в

реальность и притом в самую прочную, самую абстрактную реальность как

"одно". В "одном" для-себя-бытие есть положенное единство бытия и наличного

бытия, как абсолютное соединение соотношения с иным и соотношения с собой;

но, кроме того, появляется и определенность бытия в противоположность

определению бесконечного отрицания, в противоположность самоопределению, так

что то, что "одно" есть в себе (an sich), оно есть теперь только в самом

себе (an ihm) и, стало быть, отрицательное есть отличное от него иное. То,

что обнаруживает себя имеющимся как отличное от него, есть его собственное

самоопределение; его единство с собой, взятое как отличное от него,

низведено до соотношения и, как отрицательное единство, оно отрицание самого

себя как иного, исключение "одного" как иного из себя, из "одного".

а) "Одно" в самом себе (Das Eins an ihm selbst)

"Одно" вообще есть в самом себе; это его бытие не наличное бытие, не

определенность как соотношение с иным, не свойство;

оно состоявшееся отрицание этого круга категорий. "Одно", следовательно,

не способно становиться иным; оно неизменно.

Оно неопределенно, однако уже не так, как бытие; его неопределенность -

это определенность, которая есть соотношение с самим собой, абсолютная

определенность, положенное внутри-себя-бытие. Как то, что по своему понятию

есть соотносящееся с собой отрицание, оно имеет различие внутри себя - имеет

некоторое направление вовне, от себя к иному, направление, которое, однако,

непосредственно обращено назад и возвратилось в себя, так как согласно этому

моменту самоопределения нет никакого иного, к которому оно устремлялось бы.

В этой простой непосредственности исчезло опосредствование наличного

бытия и самой идеальности, исчезли, стало быть, всякие различия и всякое

многообразие. В нем нет ничего; это ничто, абстракция соотношения с самим

собой, отлично здесь от самого внутри-себя-бытия; оно положенное ничто, так

как это внутри-себя-бытие уже не простота [данного] нечто, а имеет

определением то, что оно как опосредствование конкретно. Ничто как

абстрактное, хотя и тождественно с "одним", однако отличается от его

определения. Это ничто, положенное таким образом как находящееся в "одном",

есть ничто как пустота. - Пустота, таким образом, есть качество "одного" в

его непосредственности.

b) "Одно" и пустота (Das Eins und das Leere)

"Одно" - это пустота как абстрактное соотношение отрицания с самим собой.

Но от простой непосредственности, от бытия "одного", которое также

утвердительно, пустота как ничто отличается совершенно, а так как они

находятся в одном соотношении, а именно в соотношении самого "одного", то их

различие положено. Но, отличаясь от сущего, ничто как пустота находится вне

сущего "одного".

Для-себя-бытие, определяя себя таким образом как "одно" и пустоту, вновь

достигло некоторого наличного бытия. - "Одно" и пустота имеют своей общей

простой почвой отрицательное соотношение с собой. Моменты для-себя-бытия

оставляют это единство, становятся внешними себе; так как через простое

единство моментов привходит определение бытия, то это единство низводит само

себя до одной стороны и, стало быть, до наличного бытия, и тем самым его

другое определение, отрицание вообще, также противопоставляется как наличное

бытие [самого] ничто, как пустота.

Примечание [ Атомистика]

В этой форме наличного бытия "одно" есть та ступень категории, которую мы

встречаем у древних как атомистический принцип, согласно которому сущность

вещей составляют атом и пустота. Абстракция, созревшая до этой формы,

достигла большей определенности, чем бытие Парменида и становление

Гераклита. Насколько высоко ставит себя эта абстракция, делая эту простую

определенность "одного" и пустоты принципом всех вещей, сводя бесконечное

многообразие мира к этой простой противоположности и отваживаясь познать и

объяснить это многообразие из нее, настолько же легко для представляющего

рефлектирования представлять себе вот здесь атомы, а рядом - пустоту.

Неудивительно поэтому, что атомистический принцип сохранялся во все времена;

такое же тривиальное и внешнее отношение сочетания, которое должно еще

прибавиться, чтобы была достигнута видимость чего-то конкретного и

некоторого многообразия, столь же популярно, как и сами атомы и пустота.

"Одно" и пустота суть для-себя-бытие, наивысшее качественное

внутри-себя-бытие, опустившееся до полной внешности; непосредственность или

бытие "одного" ввиду того, что оно отрицание всякого инобытия, положено так,

чтобы не быть уже определимым и изменчивым; для его абсолютной

неподатливости всякое определение, многообразие, всякая связь остается,

следовательно, всецело внешним соотношением.

У тех мыслителей, которые впервые выдвинули атомистический принцип, он,

однако, не остался чем-то внешним, а имел помимо своей абстрактности еще и

некоторое спекулятивное определение, заключающееся в том, что пустота была

признана источником движения, что, представляет собой совершенно другое

отношение между атомами и пустотой, чем одна лишь рядоположность этих двух

определений и их безразличие друг к другу. Утверждение, что пустота -

источник движения, имеет не тот незначительный смысл, что нечто может

вдвинуться лишь в пустоту, а не в уже наполненное пространство, так как в

последнем оно уже не находило бы свободного для себя места; в этом понимании

пустота была бы лишь предпосылкой или условием, а не основанием движения,

равно как и само движение предполагается при этом имеющимся налицо и

забывается существенное - его основание. Воззрение, согласно которому

пустота составляет основание движения, заключает в себе ту более глубокую

мысль, что в отрицательном вообще находится основание становления,

беспокойства самодвижения - в этом смысле, однако, отрицательное следует

понимать как истинную отрицательность бесконечного. - Пустота есть основание

Дата добавления: 2014-11-29