Философская герменевтика. Экзистенциализм в философии права

Экзистенциализм в философии права

В XX столетии заметно усилился интерес к использованию экзистенциализма в философии права, особенно в концепциях естественного права. Философы-экзистенциалисты (С. Кьеркегор, М. Хайдеггер, А. Камю, Ж.-П. Сартр, Г. Марсель, X. Ортега-и-Гассет, Н. Бердяев, Л. Шестов и др.) полагают, что в мире существуют только отдельные, конкретные личности с независимым от внешнего мира автономным сознанием, конфликтующим с безликой обыденностью жизни. Сознание человека свободно, его воля предопределяет жизненный путь. Наш выбор и определяет нашу суть, суть бытия отдельной личности. Смысл жизни − только в сфере свободы. Признание единственно подлинной действительности бытия человеческой личности является характерным для всех экзистенциалистских доктрин. Существенные черты данной теории впитали в себя многие подходы к праву. Специфика экзистенциальных естественно-правовых воззрений состоит, во-первых, в отрицании классических представлений о естественном праве. Экзистенциальные поиски «истинного права» связаны с пониманием права как правоотношений. Провозглашается конкретность, антинормативность, беспрерывное развитие «настоящего» права как индивидуальных правовых решений, перманентно возникающих в социальной жизни. При этом игнорируется принципиальное различие между «истинным решением законодателя и обыкновенного гражданина», ибо ценность решения первого не в том, что устанавливаются «мертвые» абстрактные нормы, а в том, что оно принято под воздействием сознания. Таким образом формируется принцип производности долженствования от бытия.

Исследования в области онтологических естественно-правовых концепций интерсубъективного подхода связаны с усилиями внедрения философской герменевтики. Объясняется это разочарованием в утвердившихся ранее ценностях и, как полагают многие представители философской герменевтики, возможностью смягчить трудности поиска истинного смысла человеческого бытия и путей разрешения противоречий современного мира поиском интерпретаций с активным использованием конвенционалистской семантики. Основная цель герменевтического метода − понять автора и его текст. Текст и речь превратились в альфу и омегу герменевтики. Один из основателей герменевтического метода В. Дильтей утверждает^[15]: то, что человек обнаруживает в другом, он находит в самом себе как переживание; то, что он сам переживает, − может найти в другом посредством понимания.

Таким образом, герменевтическое направление рассматривает право как текст, неразрывно связанный с духовным миром субъекта, его сознанием. Современная юридическая герменевтика − это применение в сфере права идей В. Дильтея и Ф. Шлейермахера, но прежде всего экзистенциально-феноменологической герменевтики М. Хайдеггера, Г.-Г. Гадамера, П. Рикера, Ю. Хабермаса и др. Принципиальное отличие их метода от позитивистского подхода к толкованию текста состоит в том, что позитивист стремится установить, что хотел сказать в тексте законодатель, тогда как герменевтика устанавливает смысл текста независимо от его автора, законодателя. Не человек говорит на языке, а язык (по М. Хайдеггеру, само бытие) − через человека. Язык имеет самостоятельное бытие относительно индивида.

Как подчеркивает В.А. Четвернин^[16], в практике толкования текста известны такие способы, как грамматический и логический (в последнем применяется понятие «смысл, или дух закона»). Здесь реализуется герменевтический тезис о том, что право − это само по себе высказывающее бытие. Теоретик философии права А. Кауфман убеждает, что герменевтический метод дает понимание «действительного» права, ибо основой его герменевтического поиска является нечто «онтологическое» (свобода как естественное состояние человека). Право невозможно извлечь непосредственно из абстрактной юридической нормы, и им судья не может «распоряжаться по собственному усмотрению». Оно − это «вещь – право». Оно − как сам человек в качестве «персоны» (правовая собственность). Человек существует как «персональные» отношения, а право − это то, что обусловливает сущность и содержание юридического дискурса (нахождение права путем высказывания). Таким образом, субъективно-объективные отношения превращаются в отношения между субъектами, то есть перемещаются в сферу переживаний субъектов.

4.11. Коммуникативная теория
обоснования справедливости

По своему характеру эта теория герменевтическая. Достаточно указать на то, что Ю. Хабермас^[17] под влиянием идей франкфуртской школы философии был одним из создателей герменевтической теории языка. Однако концепция Ю. Хабермаса отказывается от построения онтологии права. Тем не менее надо отметить бесспорность заслуг и К.-О. Апеля, и Ю. Хабермаса в разработке проблем, связанных с субъективно-ценностной стороной жизнедеятельности человека и, в частности, проблемы ценностно-смыслового основания права.

В качестве важнейшей правовой ценности сегодняшнего мирового сообщества является категория справедливости. Как отмечают многие исследователи права, в современном «дискурсе справедливости» органично объединяются этика, право и политика. Свою концепцию справедливости, главным образом политической, К.-О. Апель и Ю. Хабермас в рамках коммуникативной философии объясняют с позиции этики дискурса. Этому вопросу посвящены работа К.-О. Апеля «Дискурсивная этика: политика и право» и исследования Ю. Хабермаса «Моральное сознание и коммуникативное действие», «Демократия. Разум. Нравственность».

По Апелю и Хабермасу, справедливыми являются разумные решения, принятые с позиций этики дискурса. Аргументативный дискурс как высшая инстанция общественной жизни является условием принятия всех разумных решений. Данный дискурс оказывается возможным, если соблюдаются его основные процедурные нормативные права и общая ответственность всех возможных партнеров по дискурсу, которая является трансцендентно-прагматическим коррелятом идеи прав человека (естественное право).

В соответствии с позицией коммуникативной философии нормы права рефлексивно обосновываются практически в реальной коммуникации, имеющей процедурный характер. Однако этот дискурс должен соотноситься с идеальной коммуникацией (аналог «естественного права»), которая как регулятивная идея обозначает направленность рационального обоснования норм и служит критерием для установления «истинного консенсуса». Разрабатывая консенсусно-коммуникативную концепцию обоснования норм и ценностей, К.-О. Апель и Ю. Хабермас выступают против вульгарно-онтологического выведения их из «жизни», «бытия», понимая, однако, что рефлективно-свидетельствующие трансцендентально-нормативные условия аргументации принадлежат подструктуре человеческого бытия в мире.

Ю. Хабермас, поддерживая критику со стороны франкфуртской философской школы в адрес современного общества и роли средств информации в нем, создает новое проблемное поле исследований − сферу межиндивидуальных коммуникативных отношений. В границах этого поля он вычленяет ряд наиболее актуальных проблем современности, прежде всего проблему демократии, прав и свобод человека. Ю. Хабермас создал собственную коммуникативную модель общества. Ее позитивность состоит в том, что она дает новое понимание демократии как демократического дискурса. Такое понимание демократии предоставляет возможность осуществить аналитическое разделение политической власти на административную и власть, возникшую в процессе коммуникации и воплотившую в себе идею народного суверенитета.

По Хабермасу, право представляется условием возможности социальной интеграции на основе коммуникативного взаимодействия, то есть возможности коммуникации как общественной интеграции, владеющей обязывающей силой, а также как возможности власти разума, воплощенного в структуре общения людей, обмена мыслями.

Современный правовой порядок, обремененный напряжением между позитивностью и легитимностью права, по Хабермасу, должен выполнять две задачи:

во-первых, обеспечить фактическое взаимное признание гражданами прав (одних другими), во-вторых, обеспечить возможность легитимации правовых норм, где закон осуществляется «через уважение к закону». Критерием легитимности правовых норм является их соответствие коммуникативной рациональности, иными словами, то состояние, когда они заслуживают свободного признания со стороны каждого члена правового сообщества. Только процедура демократического законодательства, как полагает Ю. Хабермас, делает возможным реализацию этой идеи. Поэтому в правовом обществе процесс законодательства занимает центральную нишу в механизме социальной интеграции. В основе справедливого законотворчества, создающего закон, направленный на установление справедливого общества, лежит этический дискурс сообщества. К этому дискурсу Ю. Хабермас предъявляет следующие условия: полное духовное раскрепощение граждан, участие каждого взрослого человека в обсуждении сущности справедливости. В ходе дискуссий предусматривается установление консенсуса, который бы воссоздавал необходимость кооперации. При этом социальное условие солидарности мыслится здесь не как материальный критерий реализации справедливости, а как процедурное условие.

4.12. Синергетика и право.
Постнеклассический подход

Синергетика − одна из междисциплинарных моделей, которую пронизывает парадигма элевации: эволюционно ранние процессы рассматриваются с учетом эволюционно поздних, прошлое через призму будущего^[18]. Эволюционный процесс может быть преемственным и последовательным, благодаря способности неравновесных образований − продуктов самоорганизации − к активному сохранению посредством внешнего и внутреннего управления, конкуренции за свободную энергию, необходимую для антиэнтропийной работы и отбору в соответствии с потребностями экологической ниши.

В свою очередь, управление, конкуренция и отбор неотделимы от таких категорий, как субъект, цель, информация, ценность, оптимальность и проч. Согласно с тенденциями постнеклассической методологии, все категории подобного рода вовлекаются в интегральную системно-синергетичскую модель, и в современной версии синергетика как наука о самоорганизации превращается в науку об устойчивом неравновесии^[19]. Это полностью соответствует тезису о развитии как функции сохранения.

Синергетическая методология познания представляет собой комплекс исследовательских программ, приемов, инструментальных средств, позволяющих увидеть социальную реальность в достаточно новом ракурсе. Необходимо лишь суметь адаптировать идеи и принципы синергетики к специфическим нуждам философии и теории права, совместить языки этих двух дисциплин, верно очертить общее для них проблемное пространство. Синергетика как масштабная научная парадигма позволяет в сфере права свести воедино множество имеющихся теоретических наработок, пребывающих на сегодняшний день либо в разрозненном состоянии, либо же систематизированных с опорой на произвольно выбранные основания. Она дает возможность выстраивать достаточно продуктивные рабочие модели наличных знаний, обладающие высокой степенью обобщенности.

Множество традиционных правовых проблем обретают в результате синергетической транскрипции новые оттенки. Обнаруживаются такие грани, ракурсы, повороты, которые в пределах собственно юридического инструментария объявились бы еще не скоро.

Являясь самоорганизующейся системой, социально-правовая реальность способна сама себя строить и структурировать. И субъектам правотворчества важно учитывать тенденции ее саморазвития, чтобы воздействовать в такт с ними и тем самым порождать резонансные эффекты. Точно рассчитанные, резонансные воздействия на систему дадут наибольшую результативность, позволят ей развернуть все богатство скрытых до того возможностей.

Право как система складывается под воздействием двух разнохарактерных, но однонаправленных процессов самоорганизации. Первый − это положительная обратная связь со средой, позволяющая праву усложнять и совершенствовать свои структуры и одновременно устранять все чужеродное, избыточное. Второй − это отрицательная обратная связь права с социальной средой, способствующая упрощению его структур и нарастанию хаотичности. Постоянные противодействия этих двух противоположных тенденций формирует и обтачивает систему права, придает ей необходимую структурную конфигурацию и структурную устойчивость.

Синергетическое мировидение позволяет обратить внимание на такую особенность социально-правовой реальности, как бесчисленное множество неконтролируемых и непрогнозируемых неопределенностей. Именно они способны выступать в роли случайных факторов, чьи воздействия на события и обстоятельства, казалось бы неподвластны, в силу их непредсказуемости, механизмам тотальной регламентации. Синергетика неопровержимо доказывает, что мечты об обществе, которое было бы полностью подконтрольно властям и существовало бы исключительно в русле однозначных управленческих воздействий, − это утопические иллюзии. Но поскольку тотальный контроль и абсолютный социальный порядок в принципе невозможны и локальные ареалы свободы всегда будут существовать в различных социальных «нишах», то можно предполагать, что в этих не контролируемых законом «нишах» будут существовать и очаги не только слабых девиаций, но и масштабных проявлений аномии, включая преступность в ее различных формах^[20].

Синергетический подход заставляет взглянуть на нормативную реальность сквозь призму категориальной антитезы порядок − хаос. Правда, в данном случае эти две категории обретают более частный вид понятий социального порядка и социального хаоса. При этом порядок обычно связывают с наличием устойчивых законов и закономерностей, а хаос − с преобладанием непредсказуемых случайностей.

В свете антитезы порядка и хаоса социум предстает как целое, внутри которого сосуществуют, активно взаимодействуя и противодействуя друг другу, бастионы структур правопорядка и очаги социального возмущения. Последние распространяют вокруг себя беспорядок в самых разных видах, начиная со сравнительно безобидных нарушений норм этикета и вплоть до чудовищных уголовных и политических преступлений, повергающих общественность в смятение и ужас.

Эти две противоположные социальных сферы не отделены друг от друга сколько-нибудь явным барьером. Напротив, они активно контактируют, напоминая два рядоположенных мира, хотя социальная энергия и социальная информация и перетекают из одной сферы в другую. Порядок и беспорядок − это, скорее, два разных, присущих ему состояния. А это означает, что в принципе невозможно отсечь и уничтожить все очаги беспорядка, оставив лишь то, что отвечает критериям цивилизованного социального порядка.

Оба состояния, порядка и хаоса, организованности и дезорганизованности способны чередоваться, попеременно сменять друг друга. Эти смены могут иметь пульсирующий, маятниковый или волновой характер.

Синергетическое видение заставляет философию в целом и философию права в частности постоянно держать в одном ряду два типа проблем, связанных с социальным порядком и со всем тем, что противодействует его утверждению, то есть разнообразные проявления аномии, дисномии, девиаций, деликтов, преступности, и т.д.

Обычно в книгах по праву эти две проблемные сферы предстают в непропорциональном соотношении с явным доминированием внимания к социальным формам стабильного социального порядка. С позиций же синергетики противоположности права и неправа, закона и беззакония, номоса и аномии, правопорядка и преступности оказываются в одном ряду, в одной системе методологических координат.

Продуктивность синергетического подхода к социальной реальности очевидна. Современная эпоха, в силу ее переходного характера, весьма благоприятна для поиска и апробаций новых подходов к универсальной антитезе порядка и хаоса и к стоящим за ней вечным оппозициям добра и зла, добродетели и порока, законопослушания и вседозволенности.

Синергетическая теория несет в себе, кроме всего прочего, весьма характерный социально-этический смысл. Она представляет собой, по сути, довольно грустную теорию, ибо полностью развенчивает все остатки иллюзий о возможности «земного рая», «царства божьего» или «коммунистического благоденствия» с абсолютным порядком, добродетельным человечеством и всеобщим, безоблачным счастьем. Жизнь в природе и обществе была, есть и всегда будет сценой драматических противоборств сил порядка и хаоса, традиционно именуемых силами добра и зла.

С позиций синергетики хаос − не аномальное, а закономерное, естественное состояние, типичное для отдельных периодов существования всех социальных систем. Он время от времени настигает практически каждую систему. И эта неизбежность делает его скорее правилом, чем исключением в социальной жизни инидвидов и сообществ.

Согласно второму началу термодинамики или закону возрастания энтропии, все самопроизвольные процессы во Вселенной однонаправлены и сопровождаются разрушением упорядоченных структур, рассеиванием энергии в пространстве. В основе любого происходящего изменения скрыты возможности распада и хаоса, которые не имеют ни причин, ни целей, обеспечивая лишь непрерывное движение. В этом движении возможны различные направления, выбор которых диктуется случайностями.

Социальная энтропия − это динамика распада объективных и субъективных нормативно-ценностных структур, сопровождающаяся ослаблением или полной атрофии их социализирующих и регулятивных функций. В качестве возможности энтропия всегда присутствует в любой из социальных систем. Но активные, целенаправленные цивилизующие усилия индивидов, общностей, социума и его институтов не позволяют этой возможности переходить в действительность в полном объеме. Лишь в отдельные исторические моменты, при стечении целого ряда особых обстоятельств энтропийный процесс может охватить всю социальную систему. В подобных условиях начинается обвальное, лавинообразное разрушение существующих социокультурных структур − религиозных и воспитательных институтов, семейных связей, моральных и правовых. Изменения внешних условий начинают происходить с такой скоростью, что абсолютное большинство людей не успевают адаптироваться к ним и многие как бы выпадают из привычных социальных ячеек, что неизменно ведет к разрушению поведенческих стереотипов, падению нравов и росту преступности.

С позиций синергетики аномия представляет собой бифуркационный период в развитии социально-правовой реальности. Нормативно-ценностная система оказывается не просто разомкнута вовне: оказываются стерты все ее границы, и ее содержание начинает перемешиваться с содержанием или отторгаться вненормативным и анормативным.

Очаги беспорядка необходимы системе для поддержания ее же собственной жизнеспособности. Это объясняется тем, что полная, тотальная однородность и абсолютная упорядоченность делают систему хрупкой, понижают ее сопротивляемость перед внешними деструктивными воздействиями. Наличие же очагов аномии с характерными для них множествами разнообразных девиаций образует широкое пространство социальной свободы для активных действий и энергичного самоутверждения социальных субъектов. Именно эти очаги оказываются теми местами, где возникают нестанадартные жизненные модели, различные свежие находки и социальные новации− это форма сохранения «ниш» свободы даже в самых «закрытых» системах, где блоки социальных институтов предельно плотно пригнаны друг к другу. Чем жестче и тотальнее социальный контроль, тем интенсивнее протекает аномийное существование внутри этих «ниш».

Таким образом, синергетика представляется и как определенная методология и как соответствующая картина мира. Будучи интегративной доктриной, синергетика естественным образом включает в свою проблематику вопросы нормативного регулирования поведение людей, управления обществом, возникновения, функционирования и развития социальных институтов и не может не оказать воздействия на онтологию и методологию юриспруденции. Представляется, что эвристичекие возможности такого системно-нелинейного подхода к социально-правовым явлениям несомненны. Однако применение синергетического подхода в юриспруденции тормозится на наш взгляд следующими моментами: 1 – отсутствием понятийного аппарата, охватывающего достижения постнеклассической науки, и вследствие этого непонимание исследователей друг друга; 2 – (определяется первым) неумение применить достижения в других смежных, не говоря уже о естественных, науках приводит к ограничению эвристичеких возможностей юридической теории и практики.

Дата добавления: 2014-12-27