Градостроительство и архитектура периода эллинизма. 1 страница

Градостроительство и архитектура классического периода.

Семь дорических храмов, окружающих священное место, были построены из туфа с золотистыми прожимлками и первоначально покрыты слоем яркой полихромной штукатурки. Все они обращены фасадом на восток- так. Чорлобы вход и фигуры богов, стоящие перед ним, освещзались лучами восходящего солнца – симвла жизни. Из этих храмов лучше всего сохранился Храм Согласия. Его каннелированные колонны достигают 22 футов в высоту и немного наклонены внутрь. Построен в 5 в. до н.э.

Храм, посвященный Зевсу Олимпийскому и построенный в ознам енгваонивние побуды над карфагенянами в битве при Химере (480-479 гг. до н.э.), составляет главный предмет гордости агригенцев. Его огромные полуколонны, перемежавшиеся со статуями атлантов, создавали впечатиление, что несут на себье вес всей конструкции, подобно Атланту, приговоренному Зевсом за посомощь тиатанм держать на своих плечах весь мир. На пространстве храма могло поместиться 42 тыс. человек, во время осады войском карфагенян в 406 г. до н.э. все население города укрывалочсь в этом храме.

Агригент – многоцветный, благоуханный уголок Сицилии, омываемый лучами солнца и ласкаемый легкими ветерками, должен был казаться поселенцам с Родоса и Крита раем, и, вдохновленные такой красотой, они повели себя соотверственно, построив храмы, которые словно бросали вызов богам своим величием и высокомерно смотрели вниз, на мир простых смертных.

Несколько позже, в конце VI в. до н.э., был выстроен небольшой храм Афины в Посейдонии, считавшийся ранее храмом Цереры (14,54 х 32,88 м). У него уже была более современная структура, с четным числом опор на торцах (6 х 13 колонн); пропорции наоса очень просты – 1:2. Внутренняя организация пространства, с четырьмя колоннами пронаоса, выдает уже чисто ионийские черты. У наоса нет ни опистодома, ни сокровищницы, зато устроен очень широкий вход, отмеченный двумя колоннами, при котором имеются два лестничных марша, ведущих в верхние части здания (один наверх, другой вниз) – восточная черта, появившаяся теперь в храмах Агригента. В святилищах Сирии и Ливана есть гипетральные храмы, с проемом в крыше и лестницами, ведущими на неё или на устроенные там открытые террасы, предназначенные, как считают, для огненных ритуалов; такие лестницы, более поздние по времени, были открыты в Баальбеке и Пальмире. Из этого следует, что открытая кровля понимается как площадка, а сам храм – как субструкция для нее. Путь снизу наверх – тоже восточная идея, реализованная в зданиях типа шумерских зиккуратов.

У храма Афины сохранился фронтон, стоящий на высоком антаблементе, с дорийскими триглифами и метопами и с очень широким выносом карниза. Только здесь реально ощущается, сколь мощный груз давил на колоннаду и каким образом, путем чисто эстетического выражения тектоники масс и распределения их в пространстве, преодолевалась тяжесть «небосвода».

Храм Афины в Посейдонии?

Попытки сочетать дорийский ордер с ионийским предпринимались в Греции неоднократно. Данный случай – первый; самый же известный опыт такого синтеза даст Иктин, один из создателей Парфенона, в загадочном храме Аполлона в Бассах.

Древнейшим дорийским храмом метрополии считался храм Геры в Олимпии, построенный до 600 г. до н.э. Он стоял в северо-западном углу священного участка по имени Альтис («Роща»), против восточного холма Кроноса. Храм Геры – уже классический перистиль (длиной 49 м и шириной 17 м) – вытянутый в длину, ориентированный по сторонам света, с двумя обособленными входами, с востока и запада, без западной апсиды, которая теперь отмирает. Восточный вход, уже «правильный», с четным числом колонн по фасаду и, соответственно, без древней центральной колонны, загораживавшей вход, вел в целлу, а западный – в очень неглубокий опистодом, но, тем не менее, появление второго входа (и второго фасада) глубоко симптоматично для Греции. Интерьер олимпийского храма выглядел необычно для рядового перистильного здания. Он был разбит перпендикулярно выходящими из боковых стен перемычками (к каждой из которых была приставлена колонна) на компартименты – по четыре больших с каждой стороны, а у торцевой стены они образовывали общее неглубокое пространство, в котором, очевидно, и стояла культовая статуя богини. Перемычки гораздо более выразительно, чем выступы в самосском храме, делили пространство на ячейки – как бы внутренние капеллы, храмики, каждый из которых мог иметь индивидуальную предназначенность и, движение по которым, напоминало «ныряние» из одной пространственной зоны в другую. Тем самым путь к цели в храме Геры действительно напоминал плавание бога солнца в лоне праматеринского хаоса.

Космос в Олимпии символизировало священное дерево. В исторические времена им была олива, о которой, однако, не сохранилось столь достоверных сведений, как об акропольской; известно лишь, что её принес сюда Геракл из Гиперборейской страны. Может быть, до оливы здесь почитался белый тополь, потому что на главном алтаре разжигали огонь дровами из этого дерева, для чего существовал специальный священнослужитель. Во всяком случае, о почитании дерева говорит уважительное отношение к древним колоннам храма (6 х 16). Первично все деревянные, они постепенно заменялись каменными, так что Павсаний во II в. еще застал одну уцелевшую колонну из дерева. Подобный феномен любопытен для истории развития античного ордера. Вытеснение дерева камнем шаг за шагом, век за веком преображало облик древних святынь и обусловливало сосуществование в них разных идей, разных материалов и форм; древнейшие здания греков типа храма Геры в Олимпии могли позволить себе быть «нехудожественными» и «архаичными». Материалы храма так же были символичны: стены храма, сложенные из кирпича-сырца, стояли на каменном цоколе, колонны первоначально деревянные, постепенно вытеснялись каменными, перекрытие было из дерева, крыша выстлана глиняной черепицей и украшена большими (2,25 м в диаметре) акротериями из терракоты.

Древнее деление целлы на два нефа вытеснило новое – трехнефное. Вместе с тем принцип двоичности (расчленения хаоса на двух творцов) перешел на структурный уровень: целла стала делиться надвое поперечно.

Аналогичный феномен в законченном виде отмечен в храме Афины Полиады на Афинском Акрополе, именуемом Гекатомпедоном – Стофутовым. «Стофутовые» храмы типичны для греческой архаики – 100 футов было своего рода модульной мерой для «идеального» храма. Уже сильно сокращенный в длину (6 х 12 колонн), он был разделен поперечной стенкой на две равноценные части, посвященные двум супругам-богам. Восточная уделялась Афине, западная – Посейдону. В первую входили через восточный портик; перед посетителем открывался короткий трехнефный зал (3 х 2 колонны). Возможно, здесь стояла культовая статуя сидящей Афины с горгонейоном на груди, которой прежде, до строительства Парфенона, дарили новый пеплос на празднике Великих Панафиней. Западный вход вел в глубокий опистодом, из которого открывались два других входа в двойной адитон. Почему там были две ритуальные комнаты? Для Эрехтея и Кекропса, древнейших царей Аттики, почитавшихся на Акрополе и в классическое время? Или для других ритуальных фигур? Любопытно, что «мужская» часть выстроена, как и в храме Аполлона в Коринфе, по типу пути, а «женская» - по типу минойской эпифании, о которой шла речь выше в связи с моделью святилища из Арханеса: подошел к храму, открыл дверь и остолбенел – при чуде явления богини.

Храм Афины Афайи на острове Эгина. Ок.500-480 гг.до н.э.

Завершает линию развития дорийский храм Афины Афайи на острове Эгина. Он посвящен богине, эпиклеза которой считается равноценной критской Диктинне – одной из ипостасей Владычицы. Храм небольшой, выстроенный из бледно-серого ракушечного известняка, который сверху покрыт штукатуркой: он стоит на особом каменном постаменте из четырех ступеней и ориентируется, как большинство греческих святынь, на море (Саронический залив). Членение внутреннего пространства традиционно: пронаос, наос и опистодом, выдержанные в хороших пропорциях (5 х 12 колонн). Здание гораздо легче более ранних дорийских и даже парит – в ярком свете на фоне зеленых пиний оно гармонично воспринимается в среде. Его колонны высокие и тонкие, по пропорциям приближаются к колоннам Парфенона (отношение диаметра к высоте: 5,32, в Парфеноне – 5,48). Причем пластика капителей согласуется с их архитектоникой (что уже исчезнет в Парфеноне).

Появляется важное новшество. Трехнефная целла, в которой стояла культовая статуя богини, имеет двухъярусную колоннаду: на колоннах первого яруса стоят небольшие колонны второго. Соответственно на верхнем ярусе имеются две небольшие галереи вдоль северной и южной стен для обхода. Гармоничный вид храм имел и снаружи, и внутри, «где культовая статуя была вплетена в арабеск колоннады». Возведение двухъярусных опор в столь маленьком здании наводит на мысль, что это сделано по соображениям ритуала. Культовая статуя божества, поначалу небольшая, деревянная, периодически, из года в год передававшаяся от одного жреца к другому, в доме которого она хранилась (такие статуи делал аргосец Агелад), к этому времени постепенно приобрела большой размер. Монументальная культовая статуя теперь стояла в центральном нефе, обрамленном по сторонам двухъярусными колоннадами. Снизу наверх ведут две лестницы, так что, прогуливаясь по небольшим верхним галереям, можно было рассматривать статую сверху. Прежде созерцание культовой статуи или совсем запрещалось (золотая статуя Аполлона в адитоне дельфийского храма), или позволялось с уровня пола, теперь же открывался путь для восхождения человека; попадая в статус небожителя, он мог лицезреть священные объекты сверху вниз. Причем если в южноиталийских храмах типа Аполлониона или храма Афины в Посейдонии люди поднимались наверх, тоже по двум лестницам, и происходило общение символического неба с реальным (кровля храма – небосвод), то в эгинском храме все это лишь искусственно воспроизведено. Эгинский храм не гипетральный и без плоской крыши: он моделирует классический образ мироздания с тремя его частями. Поэтому достижение уровня малой колоннады означало достижение небес. Впрочем, идея была уже давно заявлена архаической темой «введения на Олимп» воскресшего бога – Геракла, Гиакинфа, Гефеста.

Итак, идея пути солнечного бога к смерти (к западной апсиде) и последующего возвращения к жизни (к восточному выходу из храма), воплощенная в геометрических сакральных зданиях, в архаике переосмыслена. Доминирующий маршрут оставался таким же: восток-запад-восток – и осуществлялся сначала только в горизонтальной плоскости – на уровне земли. Но сам путь сократился, момент его кульминации перестал выделяться архитектурно (исчезновение апсиды не только в целле, но и в петроме). Основной семантический узел перемещается внутрь и оформляется скульптурно - появляется культовая статуя, вокруг которой организуется пространство и оформляется идея «вечного возвращения».

Соответственно сокращению длины здания («земного» пути) развивается высота сооружения, и храмовое пространство осваивается в вертикальном срезе – снизу вверх. В архаике заметно лишь начало такого подхода к осмыслению здания, вдохновленного, с одной стороны, восточными постройками, с другой – собственными представлениями об идее храма, подготовленными длительной эволюцией, начало которой очевидно уже в тенденции развития «архитектурных» геометрических погребальных ваз в высоту. Вероятно, этой «вертикальной» тенденцией обусловлено и развитие фризовых и фронтонных скульптур – они стремятся пояснить тот процесс, который происходит в верхнем, божественном уровне мироздания.

В ионийских храмах с их глубокими колонными портиками сам наос воспроизводил бывшую апсиду, место «перехода», а пронаос с колоннами – путь к ней. В них пространство жизни (пронаос) отрезается от места смерти-возрождения (целлы). Вот почему ионийские пронаосы имели колонны, оформленные декором снизу, - их можно и нужно было рассматривать на земном уровне, тогда как имелись и декоративные фризы наверху – то был небесный уровень. Но в материковых, и отчасти южноиталийских, храмах намечается переход к поперечному делению целлы стеной – к смычке двух рядом стоящих храмов-близнецов с общей стеной при разных входах. В таких храмах ярко представлена идея божественной четы, Владычицы и Владыки, причем его целла, более длинная и традиционная, воплощает идею пути (изначальная идея геометрического храма), а ее, короткая и обрезанная, - неожиданной эпифании, столкновения с чудом. И хотя традиционная часть с восточным входом переходит к женщине, а новая с западным – к мужчине, это говорит о вытеснении матерью сына из прежней сакральной структуры и об уравнении их в правах: теперь и богиня-женщина, ставшая смертной, должна проходить в храме свой цикл возрождения. В тесном союзе с такими тенденциями идет стирание резких различий между двумя ордерами.

В первые десятилетия V в. в греческом обществе начали совершаться важные перемены, связанные с переходом полисов, самостоятельных городов-государств, от тирании к демократии. Власть народа постепенно забирала бразды правления у единоличных правителей-тиранов, хотя в некоторых авторитетных полисах, как, например, в Спарте к власти приходило правление немногих - олигархия. Эти два течения, резко обозначившиеся в греческой жизни рубежной поры, обусловили и две разные художественные позиции. Возможно они мало связаны с политической ориентацией, но олигархические города-государства в отличие от демократических имели незначительное влияние на общий ход развития художественной жизни.

Длительное противостояние греческих городов Персидской империи, победоносно завершившееся победой в трех сражениях на территории Балкан: Марафонском (490 г.н.э.), Саламинском (480 г. до н.э.) и Платейском (479 г. до н.э.), - не только подняло уровень самосознания греков, но и изменило соотношение дорийской и ионийской традиций.

На арене художественной и культурной жизни прочно и уже окончательно воцарилась Аттика. Расцветшие в архаике художественные центры продолжали действовать, но в целом, вся восточно-греческая территория – Иония – захваченная и разрушенная персами, вступила в полосу глубокого затяжного кризиса.

Выделив в классическом периоде три этапа: раннеклассический (470-450 гг. до н.э.), период высокой классики (450-400 гг. до н.э.) и позднеклассический (400-338 гг. до н.э.), исследователи отметили, что для ранней классики большой редкостью были храмы. Война мешала крупному строительству, только после победы началось активное строительство на месте общеэллинских святилищ.

План святилища Зевса в Олимпе.

Одним из важнейших среди них было святилище Зевса в Олимпии. Оно было связано с ритуальными праздниками, так называемыми «Олимпийскими играми», возобновившимися с 776 г. до н.э..

Священный участок Олимпии назывался Альтис – «Роща»; очевидно, подразумевалась роща священных деревьев, находившихся на участке между руслами двух протекавших здесь рек – Алфея и Кладея. Альтис напоминал остров в водной бездне, прообраз «мировой горы». «Гору» представлял в Альтисе и специально Холм Кроноса, высившийся у северо-восточной границы святилища. Говорили, что здесь сын Реи, божественный младенец Зевс, был спасен от своего отца Кроноса, поедавшего детей, - руками этого ребенка, сына, мать «отделила» себя от супруга-отца. Так началась «космическая» жизнь олимпийцев.

Еще одной святыней Олимпии была могила Пелопса. Его отец – Тантал, решив проверить всеведение богов, приготовил им в качестве угощения собственного сына. Боги не притронулись к человеческой плоти, но Деметра, занятая своими мыслями, съела лопатку юноши, после чего возмущенные олимпийцы прекратили трапезу, жестоко покарали Тантала, низвергнув его в Аид, на границу миров, восстановили сваренного и изжаренного Пелопса в прежнем виде, и коль скоро «ела» его богиня-мать Деметра, она же и вернула его к жизни.

Любопытно, что олимпийские игры, устраиваемые через каждые четыре года, были закрыты для женщин. Только жрица Деметры (в соответствии с ролью богини в «съедении» Пелопса) имела право присутствовать на играх, так как мужи состязались здесь с мужами ради богини-супруги, которая символически должна была награждать победителей венками из священной оливы. Так древний «материнский» ритуал, связанный с памятью об умирающем и воскресающем боге, не просто стал центром олимпийских игр; сооружение храма Зевса в знак победы над персами включалось в более древнюю традицию: с возрожденным богом возрождалось святилище и весь греческий народ. Священные посольства, феории, расходились по греческим городам, на время игр прекращались войны, заключались перемирия: все с нетерпением ожидали победы бога солнца над смертью, и ее воспроизводили атлеты на играх. Стадион для бега занимал восточную часть священного участка, который век спустя будет отгорожен от храмов поперечным Портиком Эхо. Многократное повторение звуков включалось в ритуальный контекст воскрешения бога. Если рассматривать Альтис как удлиненное поле, поделенное поперечным Портиком Эхо на восточную (стадион) и западную части (храмы Геры и Зевса, героона Пелопса и Гипподамии, алтари, сокровищницы), то получим нечто вроде зеркальной стенки. Одна часть симметрично отражается в другой: бег совершается на главном месте, а отражением его являются храмы и герооны. Таким образом, космогоническая идея «разделения», осуществлявшаяся ранее в структуре храма, теперь распространялась на весь священный участок. Кстати, было здесь и ристалище для конных бегов, но оно находилось ближе к реке и до сих пор не раскопано.

Храм Зевса в Олимпии. Реконструкция.

Вокруг Пелопейона-Гипподамейона в VIII в. до н.э. стали отстраиваться и другие здания, древнейшим среди которых был упомянутый выше храм Геры, и вот теперь, в память о победе над персами, из десятины добычи был воздвигнут новый храм Зевса (468-456 гг. до н.э.) – по другую сторону от старинных героонов и алтарей; к северу от храма Геры вдоль платформы, ограничивающей теменос, был сооружен ряд сокровищниц. Храм выстроил из известняка местный архитектор Либон, черепицы кровли, симы и весь скульптурный декор были исполнены из паросского мрамора.

Храм Зевса уже настоящий классический периптер, первый совершенно зрелый дорийский храм Греции. Пропорции его (6 х 13 колонн, площадь 64 х 27м) стали компактнее и цельнее, общий облик производил менее тяжеловесное впечатление, чем у архаических зданий, и обладал даже некоей просветленностью. Количество колонн в храме Зевса (их высота 10,5 м) отвечало канонической формуле, согласно которой число колонн короткой стороны нужно было удвоить и прибавить еще одну единицу, чтобы получить число их на длинной стороне.

Поскольку храм стоял на равнине, его колонны не имели энтазиса. Каждая была сложена из четырнадцати барабанов, пройдена классическими двадцатью каннелюрами; капители имели высокие эхины с большим выносом, похожие на эхины эгинского храма Афайи. Все интерколумнии были разной величины, и только угловые колонны, видимые на просвет, утолщались; колоннада слегка наклонялась внутрь, к центру фасада. К храму вела уже не лестница, а пандус – почти повсеместная черта для греческих храмов V в. до н.э. В пандусе впечатление искусственной лестницы сменялось образом естественного склона горы. Так постепенно греческий храм обращался к природе.

Внутри целла делилась на три обычные части: обширный наос, узкие пронаос и опистодом. Портик пронаоса закрывался красивой бронзовой дверью; при входе на полу находилась мозаика с изображением мальчика, сидящего верхом на дельфине – своеобразное напоминание о том, что наос – это «водный мир». Целла была двухъярусной, причем на ее задней стенке имелись пилястры, «отпечатки» колонн, предназначенные для более органической связи колоннады и стен. Колонны малого яруса составляли своего рода галерею, на которую посетитель мог подняться снизу, чтобы созерцать статую бога. Огромная статуя сидящего Зевса, исполненная Фидием из золота и слоновой кости позднее носила в себе признаки образа новой эпохи. Колоссального размера, она плотно затесняла интерьер и отгораживалась от посетителей специальным барьером и занавесом. Путь наверх – по лестнице в небо – прочно утверждался в греческом искусстве в V в. до н.э. Но кругового обхода вокруг статуи не было – ее могли созерцать только с этих боковых галерей.

Скульптурный декор храма Зевса в Олимпии, несмотря на многие утраты, позволяет восстановить раннеклассический ансамбль в полном виде. Храм украшали метопы и два фронтона, выполненные из паросского мрамора. Наружные метопы были лишены декора и неокрашены. Внутренние, рельефные – ярко раскрашены: у них были синие триглифы, красные мутулы и тени.

Храм Геры в Олимпии.

Метопы – их было двенадцать – обходили храм только с двух сторон, восточной и западной. Их объединял сюжет подвигов Геракла, который, возможно, соответствовал представлениям о 12 символических часах, когда солнце или солнечный герой противостоял силам тьмы и хаоса (вспомните сюжеты египетских гробниц, в которых солнечный бог также 12 часов проходил ритуальные испытания).

Насколько нам известно, это первый храм Греции, в котором метопы украшали не наружные фасады, а целлу. Перенесение метоп с рельефами внутрь, за наружную колоннаду, симптоматично для этого времени: наружный дорический фриз оставался пустым, а «говорящими» стновились торцовые стены наоса. Такой выбор зон для декора вел к более четкой артикуляции внутреннего храмового ряда.

Храм Е в Селинунте.

Храм Зевса в Олимпии оставался крупнейшим общегосударственным святилищем V в. до н.э., но интенсивные архитектурные поиски велись и на греческом Западе. Любопытные конструктивные особенности были в небольшом храме Е в Селинунте (25 х 68 м). Выстроенный в 480-460-е гг. до н.э., храм сохранял архаическую удлиненность пропорций (6 х 15 колонн) и включал наряду с опистодомом адитон. Внешне сохранялись тяжелые пропорции, высокий антаблемент и давно вышедшие в метрополии из моды керамические симы. Вместе с тем интерколумнии на длинных и коротких сторонах были выровнены, приведены в единую систему, а упоминавшиеся метопы, как в храме Зевса в Олимпии, украшали не наружный архитрав, а целлу внутри. Заострялась характерная для Запада черта – выделенность восточного фасада лестницей, состоявшей здесь из десяти ступеней. Идея лестницы развивалась и в интерьере: уровень пола повышался по мере движения посетителя от входа к задней стене, воплощая мысль о восхождении с земли на небеса.

Аналогичный процесс гармонизации ордера и формирования идеи вертикального пути в небеса заметен в храме Геры II в Посейдонии (Пестуме). Этот храм замечателен во всех отношениях, поскольку он – один из наилучшим образом сохранившихся храмов во всем греческом мире. Он стоит на традиционном трехступенчатом подиуме и имеет традиционную структуру внутри (пронаос – наос - опистодом), при более сокращенной длине (6 х 14 колонн). Храм, сложенный из плотного известняка, покрытого штукатуркой, производит впечатление необычной мощи: у него тяжелый архитрав, огромные колонны с небольшим энтазисом, сложенные из пяти-шести барабанов каждая. Но он уже не подавляет, как архаические храмы Запада: он величав и торжественен, с почти классическими пропорциями плана (2: 5), с курватурами во всех элементах, с суженными к краям интерколумниями, с небольшим наклоном внутрь. Особое впечатление производил его интерьер, с высокой двухъярусной колоннадой, увеличивающей зрительно высоту наоса, особенно по сравнению с небольшой площадью центрального нефа. Все детали и архитектурные членения, выполненные плоско, были призваны подчеркнуть пластику этого леса колонн, вычленявшего интерьер в обособленную священную ячейку здания.

Храм Геры II в Посейдонии (Пестуме).

Однако все постройки Запада превосходил огромными размерами (53 х 110 м), оригинальным замыслом и очень индивидуальным обликом храм Зевса в Акраганте, заложенный еще около 510 г. до н.э. Тиран Ферон возобновил строительство ок. 480 г. до н.э., после победоносно завершившийся войны с Карфагеном, так что акрагантский храм выступал, как и храм Зевса в Олимпии, своеобразным памятником победы в освободительной войне. Вероятно, здание из-за нестабильной внешней ситуации так никогда и не было закончено – известно, что в 409 г. до н.э. Акрагант уже был разрушен. Храм Зевса – единственный в греческой архитектуре псевдодиптер: у него нет колоннады как открытого портика – колонны лишь наполовину выступают из стен; причем в силу конструктивных особенностей они, состоящие из ряда секторных камней, не уходят в толщу стены, а словно приставлены к ней. У каждой из них (7х14 полуколонн) свой четырехступенный подиум и база сложной профилировки; каждая полуколонна выступает как индивидуальность.

Любопытной особенностью облика храма были его атланты – фигуры мужчин высотой 8,2 м, поддерживающих руками (предположительно) архитрав, поскольку эта часть перекрытия была составной и нуждалась в дополнительных опорах. Считалось, что атланты стояли на консолях, но это не доказано. Во всяком случае, чрезвычайно любопытно, что кариатиды уступают место мужчинам. Идея несения реализовалась как своего рода фигурный фриз. Если достоверна реконструкция стены с фигурами, помещенными в ее верхнем ярусе, тогда получается, что наружные стены храма делились горизонтально на два яруса. Это очень необычно для греческих ордерных зданий вплоть до последних десятилетий V в до н.э. – идея «деления» сначала развивалась в наосе, отражаясь, в частности, в чрезвычайно популярных в ранней классике двухъярусных колоннадах. Так что, может быть, атланты первично стояли внутри, в интерьере храма, мысль о чем неоднократно высказывалась.

Сквозной колоннады не было и в целле – вместо колонны выступали квадратные столбы, соединенные перегородками. Для лучшей связи опор и стен здесь, как и в храме Геры II в Посейдонии и как почти во всех храмах Греции этого времени, столбы оставляли на задней стене «отпечатки» в виде пилястр. Характерно стремление к отгороженности целлы барьерами, к выделенности центрального храмового ядра; так отгорожена статуя Зевса в храме в Олимпии, так отгорожен храм Афины Ники на Афинском Акрополе.

Чувство связи архитектуры с пейзажем, с окружающей природой — характерная черта греческого искусства. Она получила свое последовательное развитие в годы расцвета классики. Греческие архитекторы превосходно умели выбирать места для своих построек. Храмы строились на скалистых мысах, на вершинах холмов, в точке схода двух горных гребней, на террасах горных склонов.

Храм возникал там, где ему было словно приготовлено место самой природой, и вместе с тем его спокойные, строгие формы, гармонические пропорции, светлый мрамор колонн, яркая раскраска противопоставляли его природе, утверждали превосходство разумно созданного человеком сооружения над окружающим миром. Мастерски располагая на местности отдельные здания архитектурного ансамбля, греческие зодчие умели находить такое их размещение, которое сочетало их в свободное от строгой симметрии органически естественное и вместе с тем глубоко продуманное единство. Последнее диктовалось всем складом художественного сознания эпохи классики.

Не только в городах, но и среди дикой природы или на пустынных берегах моря ясные и строгие архитектурные сооружения господствовали над окружающим пространством, внося в него упорядоченный гармонический строй. Так, на крутом мысе Суний, в 40 км от Афин, на далеко выдвинутой в море самой восточной точке Аттики около 430 г. был сооружен храм бога морей Посейдона, словно первый город Эллады с гордостью утверждал этим свое морское могущество.

С особенной ясностью этот принцип раскрылся в планировке ансамбля Афинского Акрополя.

Примечательна предыстория святилища. Древнейшей богиней Афин была отнюдь не Афина. Это была Артемида. Есть основания полагать, что на Акрополе её почитали как богиню-медведицу. В честь неё справляли «медвежий праздник» - ритуально убивали зверя и съедали, причащаясь его плотью и кровью, а затем «восстанавливали» его: собирали все кости, череп и шкуру и устанавливали в священном месте. «Реституция» требовала непременно наличия шкуры – оболочки, в которой заключались «бессмертные кости», способные дать новую жизнь. Этот обряд, восходящий к палеолиту, продолжал жить на Акрополе до позднейших времён: с периодической регулярностью богине подносили на празднике «новую шкуру» - теперь уже в виде культурной одежды. В честь Артемиды приносили одежды женщин, умерших при родах, - ей дарили хитоны. Знаменитый Пракситель изготовил прекрасную статую, в которой богиня представала примеряющей новую одежду. Древний обряд «приношения шкуры» был позаимствован у Артемиды-медведицы более новой богиней Афиной: его ядро тоже составил акт дарения новой одежды, но на сей раз не хитона, а пеплоса.

Афина, став наследницей акропольских культов, сохранила свой тайный статус супруги-мате ри. Он прорывается как в мифе об Эрихтонии, так и в мифе о споре Афины с Посейдоном за обладание Аттикой. Любой спор как акт «разделения» несёт в себе воспоминание о сотворении мира. Посейдон высек трезубцем из скалы источник солёной воды, а Афина посадила оливу. Афиняне, естественно предпочли оливу – зачем им солёная вода в безводной и без того стране?

Дата добавления: 2014-12-27