Формирование предпосылок. 5 страница

Анализ показал, что темы - не изолированные конструкты. По признаку оппонентности они связываются в пары (“дублеты”) и триплеты. Примеры тематических пар - “континуальность-непрерывность”, “линейная-вероятностная детерминация”; триплет - “неизменность-эволюция-катастрофы”.

Холтон специально отмечает, что общее количество тем очень невелико. На основании проведенного им тематического анализа физики он полагает, что для этой дисциплины, прошедшей весьма длительный путь развития, “суммарное количество одиночных тем, дублетов, и возникающих подчас триплетов не превзойдет сотни” [Холтон, 1981, с. 27]. В первой половине XX в., как считает Холтон, к тематическому арсеналу физики добавились лишь две темы: введенная в 1927 г. Н.Бором дополнительность (принцип, предполагающий, что свойства объектов микромира могут быть описаны в несовпадающих или даже несовместимых концепциях, каждая их которых сама по себе неполна, но все они взаимно дополняют друг друга и вместе обеспечивают понимание свойств объекта, так, субатомные явления должны быть описаны в терминах и частиц и волн; Бором дан латинский эквивалент принципа дополнительности – «Contraria complementa sunt» - «противоположности дополнительны»), а также киральность (принципиально новое для физики элементарных частиц представление о симметрии). Холтон высказывает предположение, что в ближайшем будущем даже самые радикальные нововведения “получат выражение по преимуществу в терминах используемых сегодня тем” [Холтон, 1981, с. 28].

Подавляющее большинство тем, принятых в настоящее время в научном сообществе, сформировалось еще в античности (например, тема “атомов и пустоты”, сформулированная еще Демокритом, темы целостности, “детерминизма-свободы”, “дискретности-непрерывности” и мн. мн. др.). Так, тема физической относительности разрабатывалась Аристотелем (трактат “Физика”, IV в. д.н.э.), Г.Галилеем (“Диалог о двух системах мира”, 1632 г.), И.Ньютоном (“Математические начала натуральной философии”, 1687 г.), И.Р.Бошковичем (“О пространстве, времени и относительности”, 1764 г.), целой плеядой физиков конца XIX - начала XX вв. Э.Махом, А.Пуанкаре, А.Г.Лоренцем, А.Эйнштейном (который сформулировал Общую и Специальную теории относительности). Тема целостности реализовывалась в версиях античной - метафизической, средневековой - теологической (единство троичного божества), в Новое время - в элементаристской, редукционистской версии, в холистской, затем - в системной (см. подразд. Принцип системности).

Многие темы, представляя собой сначала единое понятие, в процессе длительного развития, переформулировок, добавления тем-оппонентов и реплик, приобрели современную форму, превратились в темы-дублеты и триплеты. Можно предположить, что новые темы зарождаются именно как дополнение существующей темы до дублета или триплета. Темы, составляющие пары, дублеты или триплеты представляют альтернативные взгляды на изучаемую действительность и поэтому “поляризуют” научное сообщество, разделяют его на группы, принимающие ту или иную альтернативу. По мнению Холтона, альтернативные темы связываются в пары именно в силу строения науки как коллективной деятельности, направленной на выработку единого суждения (см. подразд. Согласие).

“Гибель” тем может происходить как исчезновение компонентов дублета. Так, еще для Коперника важной темой является “ различие небесных и земных тел ”. В эпоху Галилея и Кеплера эта актуальная тема превращается в предмет критики, она дополняется до дублета “ сходство/различие небесных и земных тел ”, для Ньютона она фиксируется как тема физической однородности Вселенной, (всемирный закон тяготения).

Приведенные примеры показывают, что первоначальные формулировки тем сложились в рамках еще недифференцированной на отдельные дисциплины науки. Поэтому темы исходно имеют общенаучный статус, разрабатываются одновременно в нескольких областях знания (напр. темы целостности, симметрии, эволюции). Именно над- и междисциплинарный характер тематических образований позволяет общенаучным и философским темам оказывать влияние, иногда ключевое, на конкретную исследовательскую деятельность. Так, в разработке Н.Бором новой для физики темы - дополнительности, оказавшей большое влияние на науку XX в., решающую роль сыграли философские работы С.Кьеркегора и психологические - У.Джемса [Холтон, 1981, с. 187, 190 - 204].

Темы в их начальной форме представляют собой не подлежащие проверке, нефальсифицируемые понятия [Холтон, 1981, с. 151], и, следовательно, не входят в круг собственно научных понятий (см. подразд. Фальсиф). Именно поэтому их влияние трудно выявляется.

Некоторые темы, эволюционируя, приобретают статус принципов. Принципы, также, как и темы, являются общенаучными, междисциплинарными, надпарадигмальными образованиями, они оказывают решающее влияние на планирование и выполнение исследований, при этом не проявляясь ни в текстах, ни в высказываниях исследователей, хотя, в отличие от тематических образований, принципы эксплицитно формулируются в методологических работах, особенно в период кризисов (см. разд. ПРИНЦИПЫ).

Холтон специально отмечает внешнее сходство с “юнговскими архетипами, метафизическими концепциями, парадигмами и мировоззрениями” [Холтон, 1981, с. 41]. Темы, также как и архетипы, могут быть недоступными осознаванию, однако, в отличие от архетипов, они преимущественно распространены среди небольших профессиональных групп, а часто их носителями являются отдельные исследователи, кроме того, темы могут превращаться в эксплицитные концепты.

По нашему мнению, свойства тем позволяют сопоставить их с «мимами *», метафорическими аналогами биологических генов [Докинз, 1993]. Мимы обеспечивают сохранение и воспроизведение культурных новообразований. Характеристики тем достаточно хорошо соответствует представлению Докинза о роли мимов в развитии и функционировании культуры. Темы устойчивы, количество их весьма ограничено, дублеты и триплеты тем могут рассматриваться как аналоги аллелей генов. В рамках этой метафоры набор тем может рассматриваться как «генофонд», или, точнее, «мимофонд» научного знания.

Темы, несомненно, представляют собой важные аспекты любых концептуальных построений, важных для научного сообщества. Исходно они представляют собой именно метафизические понятия. Об этом говорит их нефальсифицируемость, а также преимущественно “донаучное” происхождение, связанное, как правило, с античными философскими системами. Общенаучный характер тем делает их важнейшими компонентами мировоззренческой позиции, но лишь компонентами - даже обширный набор тем не исчерпывает сложной структуры мировоззрения. Темы не являются парадигмами, поскольку не только не представляют собой образцы исследования, но, как правило, вообще не имеют исследовательского происхождения. Приверженность конкретной теме может быть характерной лишь для некоторых сторонников определенной парадигмы. Одна и та же тема может иметь приверженцев в строго оппонентных парадигмах, а противостоящих тем могут придерживаться сторонники одной и той же парадигмы.

Первичными носителями тем являются отдельные ученые. Тематическая приверженность ученого, полагает Холтон, формируется еще до того, как он становится профессионалом, “а некоторые из особенно прочно удерживающихся тем заметны даже в детстве” [Холтон, 1981, с. 40]. Именно раннее формирование тем объясняет их эффективность как индивидуальных установок, ценностей, их фундаментальное значение для формирования научных интересов. Сформировавшиеся тематические приверженности сохраняются, как правило, в течение всей активной деятельности специалиста и, по-видимому, не поддаются коррекции. Так, один из крупнейших немецких химиков В.Оствальд (1853-1932), лауреат нобелевской премии 1909 г., сторонник темы бесконечной делимости вещества, даже под давлением твердо установленных фактов оставался активным противником атомизма – был убежден в том, что атомы удобная теоретическая конструкция, которой нет соответствия в реальности.

Анализ, проведенный Холтоном, показывает, что специалист является носителем довольно большого количества тем. По его оценкам, И.Кеплер руководствовался не менее чем пятью темами, А.Эйштейн - более чем десятью.

Некоторые темы с небольшими вариациями принимаются целыми научными сообществами, проявляются как определенная традиция исследований в рамках "национальной" науки. Например, для научного сообщества Великобритании характерно применение кинематических метафор, а для “материковой” Европы - геометрических метафор. Так шотландский изобретатель логарифмов Непер применил кинематическую метафору для обоснования идеи, а “материковые” его предшественники - геометрическую [Кирсанов, 1987, с. 61; Гутер, Полунов, 1980, с. 95-100]. Весь комплекс идей И.Ньютона - кинематика как таковая, даже разработанное им исчисление бесконечно малых кинематично. Это отражено даже в терминологии: бесконечно малое приращение было названо Ньютоном “флюксия” (от лат. flux - течение). В “материковой” Европе в основе дифференциального исчисления лежали геометрические представления, введенные Б.Паскалем, Г.В.Лейбницем - “характеристический треугольник”, “производная есть угол наклона касательной к кривой в данной точке”. Характерна оценка темы геометрической метафоры в высшей математике, данная англичанином У.Томсоном (лорд Кельвин, 1824-1907): "Ах, бросьте вы этого Тодгентера (немецкий математик, придерживавшийся геометрической иснтерпретации), производная есть скорость!" [Кирсанов, 1987 c. 297).

Приведенное тематическое различие весьма устойчиво. Даже в условиях развитого международного научного сотрудничества, успехи исследователей из “материковых” стран Европы оставались во многих отношениях “геометричными”: в основе релятивистской концепции лежит геометрическая метафора пространства-времени (“материковые” физики и математики Э.Мах, А.Пуанкаре, Г.Минковский, Г.А.Лоренц, А.Эйнштейн, В.Паули, Э.Ферми и мн. др.). Геометрические метафоры лежали в основе представления о структуре сознания И.Ф.Гербарта, гештальт-психологии, разработанной немецкими психологами. Работы же исследователей из Великобритании Э.Резерфорда (открытие атомного ядра по рассеянию частиц), Ч.Т.Р.Вильсона (регистрация траекторий заряженных частиц), можно оценить скорее как “кинематические”. Геометрические же (в германском, «материковом» понимании) гештальтистские феномены, привлекают британских исследователей как феномены динамические, см., например, описание динамики обращения фигуры и фона, данное Ф.Бартлеттом (университет Кэмбридж) [Бартлетт, 1959, с. 77-80], или особое внимание, уделенное Р.Л.Грегори (Эдинбургский университет, Шотландия) иллюзорному движению, индуцируемому неподвижными паттернами [Грегори, 1970, с. 148-149; 1972, с. 102-103].

Для российской науки XIX-XX вв. характерна тема поведения как целостной специфической реальности, несводимой ни к психологическому, ни к физиологическому описанию. На основании анализа, проведенного М.Г.Ярошевским [Ярошевский, 1996], можно заключить, что именно этой теме были подчинены учения о рефлексах головного мозга И.М.Сеченова [Сеченов, 195???], об условных рефлексах И.П.Павлова [Павлов, 19???], и, добавим, теория функциональных систем П.К.Анохина [Анохин, 1978], системно-эволюционный подход к анализу поведения, сформулированный В.Б.Швырковым [Швырков, 1995]. Эти парадигмы сменяли друг друга, вступая в жесткую конкуренцию, а понимание поведения сохранялось как их общая черта. На исключительно важную роль темы в этих построениях указывает специально проанализированный Ярошевским факт: попытка группы бихевиористов из США (К.Лешли, Э.Газри и др.) заимствовать основы павловской концепции закончилась неудачей [Ярошевский, 1996]. Затруднения, с которыми они столкнулись, могут быть объяснены имплицитным характером павловской темы, и, возможно, ее несовместимостью с темами, важными для сообщества бихевиористов.

Исследовательские программы.

Представление об исследовательских программах как структурных компонентах анализа развития научного знания введено Имре Лакатосом [Лакатос, 1995]. Концепция Лакатоса противостоит догматическим, неразвитым формам фальсификационизма, которые исходят из жесткого требования немедленного отбрасывания любых утверждений, предположений, концепций, теорий в случае установления их несоответствия результатам исследования (развитые формы фальсификационизма оговаривают множество условий отказа от фальсифицируемых теорий - см. подразд. Критерий фальс., ПАРАДИГМ.). Точка зрения догматического фальсификационизма разрывает теоретическую и эмпирическую составляющие исследования. В логике догматического фальсификационизма развитие науки представляется как дискретная последовательность отвержения теорий, столкнувшихся с фактами, опровергающими их предвидения [Лакатос, 1995]. Свою теорию Лакатос называл «ухищренным фальсификационизмом» (см. [Лекторский, 1995]).

Концепция Лакатоса обосновывает представления о непрерывном развитии науки, об устойчивости концептуальных построений к опровержениям, об относительной автономии теоретической науки.

В основу этой концепции положено представление о науке как ряде теорий, связанном непрерывностью. Такая система связанных теорий была названа им исследовательской программой. Лакатос отмечает, что по свойству непрерывности развития знания исследовательская программа напоминает “нормальную науку” Т.Куна. Начало исследовательской программы может быть положено системой каких-либо абстрактных утверждений, методологических правил, которые могут формулироваться как метафизические положения. Степень абстрактности (общности) таких основополагающих утверждений определяет масштаб исследовательской программы. В качестве примеров Лакатос приводит “картезианскую метафизику” - механистическую картину мира, сформулированную Р.Декартом. Эта концептуальная система послужила основой исследовательской программы, охватившей широкий круг становящихся дисциплин - философии, физики, медицины, психологии. Вся наука в целом может рассматриваться как наиболее широкая исследовательская программа, в числе основополагающих положений которой Лакатос упоминает правило К.Поппера “выдвигай гипотезы, имеющие большее эмпирическое содержание, чем у предшествующих” [Лакатос, 1995, с. 79] и другие методологические положения, представляющие общенаучные ценности и нормативы (см. разд. Ценности).

В структуре исследовательской программы Лакатос выделяет “твердое ядро” и “защитный пояс”.

Твердое ядро содержит положения, которые для сторонников программы представляются неопровергаемыми, по отношению к ним не предпринимается каких-либо проверок. Лакатос полагает, что концептуальная основа исследовательской программы по отношению к твердому ядру выступает как эвристический * принцип, налагающий запрет на применение modus tollens *к составляющим его положениям. Такую эвристику он называет отрицательной. Отрицательная эвристика тормозит развитие концептуальных построений, несовместимых с содержанием твердого ядра исследовательской программы.

Защитный пояс складывается из “вспомогательных” гипотез; именно на вспомогательные положения направлена проверочная исследовательская деятельность. Основоположения исследовательской программы предписывают разработку вспомогательных гипотез, выступают как положительная эвристика. Результатом исследований является модификация или даже замена именно защитного пояса, но не концептуальных составляющих твердого ядра.

Развитие исследовательских программ происходит в процессе выявления аномалий, ”контрпримеров”, противоречащих положениям ядра программы и превращения их в примеры, подтверждающие эти положения. “Каждый удачный ход в этой игре позволяет предсказывать новые факты, увеличивает эмпирическое содержание” [Лакатос, 1995, с. 82]. Эффективность защитного пояса программы проявляется в ситуации внешней критики исследовательской программы. Пока эмпирическое содержание защитного пояса продолжает увеличиваться, любые опровержения не способны придать значение ложности положениям, составляющим твердое ядро программы. Даже весьма разрушительная критика, основанная на доказательстве внутренней противоречивости программы, не приводит к ее разрушению, если положительные эвристики защитного пояса находятся в стадии прогрессивного развития.

С точки зрения Лакатоса, основную роль в осуществлении исследовательской программы играет положительная эвристика, которая складывается из предположений, направленных на развитие различных вариантов “опровержимого” защитного пояса. Лакатос полагает, что, благодаря положительной эвристике, выявленные аномалии отмечаются, но не вызывают изменений в исследовательской работе, исследователи забывают о них, надеясь, что с течением времени они обратятся в подкрепляюшие программу примеры. Аномалии привлекают повышенное внимание исследователей лишь в ситуации регресса исследовательской программы, когда возможности положительной эвристики исчерпаны.

Лакатос предлагает оценивать программы по “их эвристической силе: сколько новых фактов они дают, насколько велика их способность ‘объяснить опровержения’ в процессе роста” [Лакатос, 1995, с. 88]. Если в результате проверок происходит прогрессивное переформулирование проблем, актуальных для исследовательской программы, предсказываются и подтверждаются новые факты, то она успешна. Если изменения регрессивны, программа не позволяет предсказывать новые факты, то программа неуспешна - ее твердое ядро разрушается.

Исследовательские программы, имеющие дело с одной и той же предметной областью, вступают в конкуренцию. Конфликт между ними может быть завершен в результате “решающего эксперимента” - исследования, результаты которого подтверждает одну из противостояших программ и опровергает положения другой. Однако, даже опровергающие результаты решающих экспериментов и очевидные аномалии не могут непосредственно привести к разрушению программы, особенно в периоды интенсивного их развития: критика теряет актуальность каждый раз при изменениях в защитном поясе, вызванных самой критикой или являющимися результатами планомерного развития программы. В период регресса программы исследователи в ответ на критику предлагают ad hoc * объяснения, что хотя и не является валидным ответом на критику или разрешением аномалии, но затрудняет распознавание распада программы. Именно поэтому действительно решающий эксперимент и его роль в разрушении исследовательской программы можно распознать лишь ретроспективно и по прошествии достаточно большого времени [Лакатос, 1995, с. 123].

В качестве примера исследовательской программы можно рассмотреть интроспективную психологию В.Вундта и его последователей (см. подробно в главе История). Наиболее важные составлящие твердого ядра этой исследовательской программы - общетеоретические положения, сложившиеся еще в рамках философского учения об опыте и сознании, согласно которым (1) предмет психологического познания - сознание, непосредственный опыт как он дан самому человеку, и (2) содержание сознания доступно исключительно через интроспекцию. Эти положения не подвергались сомнению в течение всего периода существования исследовательской программы. Защитный пояс этой программы обеспечивал организацию проверок положений твердого ядра - в частности через модификацию конкретных (методических) вариантов реализации положений твердого ядра. Наиболее глубокое положение исследовательской программы, сводящее предмет психологического исследование к доступному интроспекции сознанию не претерпело сколько-нибудь существенных изменений, не были приняты во внимание ни критика со стороны зарождающегося бихевиоризма, ни развитие представлений о бессознательном (психоанализ З.Фрейда). Под влиянием критики метода интроспекции были предприняты попытки устранить некоторые недостатки методик самонаблюдения, применяемых В.Вундтом. Поскольку результаты произвольного самонаблюдения не могли быть однозначно интерпретированы в терминах психологии сознания, Э.Б.Титченер ввел приемы “аналитической интроспекции”. Он противодействовал и другой линии критики программы - ограничению в применении интроспекции к детям, животным и др., предложив принцип “интроспекции по аналогии”. Критика непосредственной интроспекции, как фактора, искажающего и деятельность испытуемого и результаты его самонаблюдения, была встречена введением в Вюрцбургской школе приема “отсроченной интроспекции” (см. подробно в главе История). Важно заметить, что критика интроспекции как метода психологии приводила лишь к разработке все более и более изощренных приемов самонаблюдения, но не к радикальному изменению отношения к методу интроспекции как важнейшему компоненту твердого ядра исследовательской программы В.Вундта.

Концепция Лакатоса описывает эволюцию науки как сосуществование и конкуренцию исследовательских программ, а не отдельных теорий. Исследовательские программы, их реализующие эвристики позволяют предсказывать не только отдельные факты, но и предвосхищать появление новых теорий. Эта концепция позволяет объяснить непрерывность и преемственность в развитии научного знания, его единство. Представление о составляющих исследовательских программ – твердом ядре, защитном поясе, соответствующих этим компонентам отрицательных и положительных эвристик дает возможность описать развитие, конкуренцию и распад исследовательских программ, а также устойчивую приверженность исследователей определенной программе.

Следует заметить, что исследовательская программа в представлении Лакатоса - не представляет собой образец всех аспектов исследования, в качестве которого выступает парадигма в концепции Куна. Лакатос описывает исследовательскую программу как систему методологических предписаний, характеризует преимущественно концептуальную, эвристическую сторону исследований. Более того, Лакатос утверждает, что “эвристическая сила порождает автономию теоретической науки (выделено И.Л.)” [Лакатос, 1995, с. 150]. Если позиция догматического фальсификационизма устанавливает доминирование эмпирических компонентов науки над теоретическими, то концепция Лакатоса лишь инвертирует их взаимоотношения, но не описывает научное знание как единство теории и эмпирики (см. подразд. ФАКТ, ГИПОТЕЗА, ОБОБЩ, Объективность).

Дата добавления: 2014-12-27