М. В. Кравцова

Г

этих оппозиций, по мнению Чупринина, не отражала особенностей ли­тературного процесса на рубеже 1980—1990-х годов, поскольку каж­дый из «лагерей» включал в себя разные политические, психологиче­ские и творческие типажи. Чупринин справедливо отмечал, что «за­стойные» годы оказались комфортнее для литературы, чем новая эпо­ха гласности и свободы слова. Это связано с усилением обществен­ного интереса к СМИ, ставшими более притягательными для боль­шинства, чем художественная литература. Чупринин приходит к вы­воду, что литература должна звать не к консолидации на основе нена­висти к «инородцам», а к сотрудничеству людей, думающих по-разно­му. Именно такой подход удается осуществлять Чупринину на посту редактора журнала «Знамя» (с 1994 г.).

Поляризация взглядов в обществе отразилась и в журнальной борьбе. Интересно, что поистине бойцовским духом оказался пропи­тан не литературный, а публицистический журнал «Огонек», главным редактором которого являлся В.Коротич. В русле «огоньковской» эс­тетики, разоблачавшей последствия сталинизма и застоя в литератур­ном деле, оформилась позиция журналов «Знамя» (редактор Г. Бакла­нов) и «Октябрь» (редактор А.Ананьев).

Другую позицию, связанную с пропагандой русской патриотиче­ской идеи и патриархальной старины, заняли журналы «Молодая гвар­дия» (редактор А. Иванов), «Наш современник» (редактор С. Куняев) и «Москва» (редактор М.Алексеев). Публикации в этих журналах дали импульс многим дискуссиям и спорам, аргументами в которых служили оскорбительные аттестации оппонентов и передергивание цитат из статей противника. Эти споры многие критики определили как очередное противостояние «западников» и «славянофилов», назы­вавших друг друга «русофобами» и «русофилами». В идеалах так на­зываемых русофилов многое импонировало: они славили русскую старину, культивировали роль семьи и дома в обществе, призывали к восстановлению в своих правах христианской морали. Однако все эти достоинства сопрягались у части литературных критиков с прояв­лениями шовинизма, с обвинениями во всех смертных грехах людей с «нечистой» кровью, для которых было придумано ругательное слово «антипатриоты». Литераторы из противоположного стана — извест­ные писатели и критики — придерживались глубоко выстраданной мысли П. Чаадаева: «Я не научился любить свою Родину с закрытыми глазами, преклоненной головой, запертыми устами». Они позволяли себе признания, не всегда льстящие национальному самолюбию. Они напоминали, что В.Белов в повести «Привычное дело», высоко оце-

ненной в свое время «Новым миром» Твардовского, не только востор­гался своим героем, но писал о нем с болью и горечью.

Особенно остро эти споры проявились в организованных «Литера­турной газетой» «Диалогах недели» (1989). Два критика, представляв­ших, как правило, два противоположных мнения на литературно-об­щественную ситуацию, сходились в редакции, и начиналась словесная дуэль. Спорили А. Бочаров и М. Лобанов, А. Латынина и С. Чупринин, В.Гусев и А.Турков, Б.Сарнов и В.Кожинов.

Критики старались говорить о литературе, но выходили на темы, особенно волновавшие общественное сознание тех лет: Ленин, Троц­кий, Бухарин, марксизм и Россия, советская история, проблемы наро­ждающейся демократии, те смысловые глубины, которыми наполня­лось это новое для многих понятие. Остро стоял извечный вопрос о том, «кто виноват» в бедах и злоключениях современной жизни. Многие участники «диалогов» признавались, что чувствуют наступ­ление «гражданской войны» в литературе. Одна из самых спокойных пар, встретившихся на страницах газеты, — А. Латынина и С. Чупри­нин — попытались Говорить о литературе, однако Чупринин заметил, что рад бы говорить о литературе, но всех снедает «национальный во­прос».

Стоит заметить, что уже в 1990 г. рубрика «Диалог недели» исчез­ла в силу своей воинственности. Спор шел не по существу затронутых проблем, полемический пафос был реализован в оскорбительных реп­ликах участников по отношению друг к другу. Такой тип спора при­влекал к себе читателей, которые литературное противостояние при­вычно приравнивали к противостоянию политическому.

Во многом полемический дух конца 1980-х годов перекочевал в литературно-критические сборники тех лет. Так, например, книга «Неоконченные споры», выпущенная издательством «Молодая гвар­дия» в 1990 г., вышла под рубрикой «Литературная полемика». Знаме­нательно, что в ряду известных критиков, таких как Л.Аннинский, В. Бондаренко, А. Бочаров, Ю. Буртин, В. Бушин, В. Верин, Т. Глушко-ва, В.Гусев, А.Казинцев, В.Кожинов, В.Курбатов, В.Лакшин, А. Ланщиков, А. Латынина, В. Потапов, И. Роднянская, Е. Сидоров, Д. Урнов, С. Чупринин, Е. Шкловский, здесь выступили поэты А. Воз­несенский и Е. Евтушенко, а также известные филологи С. Аверинцев и Г. Гачев.

Сборник создавался на рубеже 1980—90-х годов. Вот почему он одновременно итожил прошедшее литературное десятилетие с его крайностями позиций, стремлением монологизировать любой диалог, запальчивым уходом из литературы в политику. Одновременно он от­крывал новые пути литературной жизни 1990-х с ее подчеркнутой 350

аполитичностью, желанием вернуться в лоно эстетических исканий, с ее «смешением языков».

Характерна в этом смысле венчающая книгу статья С. Аверинцева «Старый спор и новые спорщики». Ученый видит выход из бесконеч­ной полемики в том, чтобы люди почувствовали себя «объединенны­ми ситуацией спора, как занятия человеческого», «должен быть ка­кой-то минимум солидарности, объединяющей людей просто потому, что они люди».

Скорость обращения художественных и публицистических тек­стов, заново открытых и напечатанных документов и мемуаров, слов и действий оказалась настолько высока, что не оставалось времени и сил на серьезную литературно-критическую аналитику. Происходи­ло неслыханное смешение жанров. Экономист Г. Попов рецензировал роман А. Бека «Новое назначение» и естественным образом переходил к критике административно-командной системы. Обсуждался роман В. Дудинцева «Белые одежды», и в роли литературных критиков ока­зывались ученые-генетики, которых волновала драматическая исто­рия своей науки. О романе А. Рыбакова «Дети Арбата» писали истори­ки, получившие посредством художественного текста относительный «доступ» к прежде запретным историческим источникам сталинской эпохи. Иными словами, публицистическая проза вновь вызвала к жиз­ни реальную критику.

Собственно говоря, приверженцам эстетической критики тоже от­крывалось колоссальное поле деятельности. Необходимо было от­кликнуться на давние произведения, только что становившиеся явле­ниями современной литературной действительности — произведения «возвращенной» литературы. Важно было проследить за процессом «выхода» многих молодых литераторов из «андеграунда» и оценить их творчество уже в новом качестве — как авторов, пришедших из не­подцензурных изданий в солидные сборники и журналы. Интересно было констатировать новое «внутри» самих литературных текстов, и прежде всего окончательное вызревание отечественного соц-арта и постмодернистского художественного мышления.

И хотя литературно-критические дискуссии к 1990-м годам ушли на периферию общественного сознания, склонного питаться теперь из газетных и телевизионных источников, литературная критика жила активной и напряженной жизнью.

Глава 12

ЛИТЕРАТУРНАЯ КРИТИКА РОССИИ 1990-х ГОДОВ

Литературно-общественная ситуация последнего десятилетия XXвека. — Газетная критика и критика в Интер­нете. — «Тусовка» в литературной критике. — Литератур­но-критическая аналитика. — Писательская литературная критика. — Новые проблемы литературной критики. Литера­турная критика и школьное литературное образование. — «Филологическая критика» 1990-х годов. — Критика как от­крытая система.

Начало 1990-х годов ознаменовалось очередной сменой ли­тературно-общественной ситуации. Реформы в политической и эконо­мической жизни страны привели к тому, что популярным чтением ста­новится историческая документалистика. Постепенно и к докумен­тальным источникам утрачивается интерес, поскольку публикации стали восприниматься общественным мнением в ряду ежедневно ме­няющейся информации. СМИ «отодвигают» литературу и литератур­ную критику, перемещают интересы публики в область современных событий и новостей. Азарт споров, импульсом к которым еще недавно служила литература, подогревается насущными экономическими про­блемами. В стране возникают новые социальные институты, роль ко­торых в течение многих десятилетий брала на себя литература. В 1990 г. ликвидируется цензура, в этом же году отменяется шестая ста­тья Конституции СССР о руководящей и направляющей роли комму­нистической партии.

В условиях прежде невиданной свободы слова и — одновремен­но — жестких экономических ограничений и трудностей меняется роль и место литературы, которая невольно перемещается на перифе­рию социальных интересов. Исчезает деление на литераторов метро­полии и эмиграции. За границей работают те, кто имеет реальную воз­можность или считает нужным там работать. Сам факт отъезда не ос­мысливается ими как трагический разрыв с Родиной. И читатель реа-352

гирует на отъезды и приезды бывших «властителей дум» спокойно и даже равнодушно. Последним событием такого рода, привлекшим искренний интерес людей, становится возвращение А. Солженицына.

Толстые литературно-художественные журналы из-за роста цен теряют большую часть тиража. Некоторые, не выдержав финансового бремени, вынуждены прекращать существование. Так, в 2000 г. слу­чилось с одним из лучших журналов русской провинции — «Волгой». Литературная критика, испокон веку приходившая к российскому чи­тателю в «толстом» журнале, меняет адреса прописки и сами способы существования.

Ситуация в литературной критике середины 1990-х годов отчетли­во и справедливо, без скидок на конфликт «отцов и детей», очерчена в рубежной статье Н.Ивановой «Между: О месте критики в прессе и литературе»¹. Иванова показывает, что критика, потеряв журнальные площади, находит их на страницах больших газет. Естественно при этом, что «легкокрылая» новая пресса опережает «крейсерную» тол­стожурнальную. Произошло это не только потому, что упали тиражи «толстых» журналов, но и потому, что с уходом И. Дедкова и В. Лак­шина, «идеологических» критиков, задачей которых было «разъясне­ние и воздействие», ушла эпоха. «Все реже и реже выпадает счастье прочесть свежую журнальную статью Станислава Рассадина, оценить неувядающий полемический задор Бенедикта Сарнова; мысли и забо­ты Игоря Виноградова отданы «Континенту»; Игорь Золотусский если не просвещает финнов, то лишь изредка ворчит на современную литературу, временно замещая позднего Николая Васильевича Гого­ля; а Лев Аннинский стал столь необозримо многоруким Шивой, что я уже и понять не могу — он все-таки остается литературным-то кри­тиком или уже нет».

Характеризуя литературных критиков — газетчиков, Н.Иванова говорит, что литература для многих из них заместилась домашним окололитературным бытом. Газета позволяет о многом и большом го­ворить одним абзацем, а потому критики обращаются к таким марги­нальным жанрам, как полусветский комментарий, заметки по поводу, «поведенческий» фельетон. Рецензента заменил хроникер литератур­ной жизни.

Еще одно место «прописки» современной критики — Интернет. На интернетовских сайтах оказываются многие публикации профес­сиональных критиков, и здесь отчетливо демонстрируются достоинст-

'Новый мир. 1996. №1. С. 203—214.
²Там же. С. 205.
23 — 2386 353

ва и недостатки «всемирной паутины». Интернет не производит отбо­ра публикаций, не систематизирует их, не включает их в некий знако­вый контекст, не следит за словоупотреблением. Публикации в Интер­нете появляются внезапно и так же внезапно и бесследно исчезают Вместе с тем Интернет предельно демократичен и открыт для всех без исключения. Глобальная сеть дает возможность высказаться о прочи­танном всем желающим. Вот почему Интернет невольно возродил чи­тательскую критику в самых разных ее проявлениях — от серьезных литературных разборов до «болтовни по поводу». Обсуждение лите­ратурных новинок нередко идет в реальном времени, в режиме диало­га или полилога, и это может быть зафиксировано как новый способ представления литературной критической рефлексии.

Важным симптомом литературной критики новейшего времени следует считать очередной «уход» части бывших обозревателей и ре­цензентов в академические сферы филологического знания. Однако если в 1970—80-е годы этот «уход» был связан с усилением цензурно­го гнета и ужесточением литературно-общественной ситуации в це­лом, то в конце 1980-х годов и на протяжении всех последних лет мно­гие талантливые литераторы получили возможность реализовать себя в архивных разысканиях (до той поры практически не возможных), в публикациях «забытых» и «возвращенных» писателей и критиков, в создании оригинальных и независимых литературоведческих кон­цепций. О диалектике литературоведческого и литературно-критиче­ского труда в 1960—1990-е годы и причинах миграции критиков в ака­демическую науку, основываясь на примере собственной биографии и судеб своих коллег, размышляет известный литературовед и критик Мариэтта Омаровна Чудакова¹.

В 1990-е годы понятия «направление», «школа», «группа» вытес­няются новым понятием — «тусовка», пришедшим из молодежного сленга в словарь людей разных возрастов, так или иначе приобщенных к литературе и искусству. В литературной критике «тусовка» имеет немаловажное значение, поскольку во многом объясняет тяготение одних литераторов к другим, объединение их вокруг различных изда­ний и, естественно, определяет шкалу критических оценок. Заявляя себя в том или ином творческом качестве, писатель, как правило, хоро­шо знает, какая литературная «тусовка» его громко поддержит, а ка­кая — иронически отвергнет. При этом определенная часть литера­турных критиков считает важным примкнуть к «тусовке» и практиче­ски в каждой своей публикации «подать знак своим»: панибратски на-

Чудакова М. О. Избранные работы. Том 1: Литература советского прошлого. М., 2001.

звать известного литератора по имени или ласковым домашним прозвищем, выбрать особенные стилевые конструкции, хорошо по­нятные лишь посвященным, вспомнить эпизоды личных встреч с кем-то из «своих» и т. п.

Вопреки этой моде существует и другая позиция в среде литера­турных критиков, считающих «тусовочный стиль» дурным тоном. Эти критики печатаются, как правило, в солидных журналах и выполняют свою миссию без оглядки наличные привязанности. У каждого из них свой литературно-критический почерк. Среди них есть авторы глубо­ких аналитических статей (И. Роднянская, Вл. Новиков, Л. Бахнов, К. Степанян, Д. Бак, Т. Касаткина, С. Боровиков, И. Ефимов, А. Зо­рин), представители жесткой, агрессивной критической эмоции (М.Ремизова), талантливые регистраторы литературной жизни, веду­щие подробную летопись новых художественных явлений (Н.Елисе­ев, Е.Ермолин, С. Костырко, О.Славникова), пересмешники и паро­дисты, отслеживающие процесс появления и продвижения к читателю литературных поделок (Дм.Быков, Р. Арбитман).

Продолжает оставаться заметным творчество П.Вайля и А. Гени-са, писателей и критиков, анализирующих историю и современность российской словесности сквозь призму гражданской истории. В 1990-е годы зазвучал голос публициста и критика Б. Парамонова, ав­тора текстов, включающих в себя элементы публицистических и пси­хологических эссе, академического литературоведения и увлекатель­ного разговора о жизни литературных героев, удивительно похожих на современных людей. Это критика дразнящая, эпатирующая, застав­ляющая взглянуть на известные литературные факты новыми глазами. Парамонова слушают по радио, читают в книгах и журналах, знако­мятся с интеренет-версиями его статей.

Приметой литературной критики 1990-х годов вновь становится участие в ней известных литературоведов. Их оценки новых или давно известных художественных произведений по-особому интересны, по­скольку сочетают в себе критическую дискуссионность и научную вы-веренность суждений. Так, в 1990-е годы примечательные литератур­но-критические опыты представляет известный петербургский исто­рик литературы И. Сухих, опубликовавший (преимущественно в жур­нале «Звезда») множество неординарных суждений о современном литературном процессе и — под рубрикой «Книги XX века» — о «главных» книгах столетия — романах «Мы», «Чевенгур», «Конар­мия», «Мастер и Маргарита», «Василий Теркин», «Тихий Дон».

Писательская литературная критика в 1990-е годы воплощается
в жанрах литературного портрета, мемуарного очерка, литератур-
23* 355

но-критического эссе. Наиболее яркими публикациями этого род_а явились статьи и заметки И.Бродского, О.Седаковой, Ю.Кубланов-ского, Е. Рейна. Свою «Литературную коллекцию» печатает А. Солже­ницын, обратившийся к творчеству Ф.Светова, П.Романова, А.Ма-лышкина, И.Бродского, Е.Носова. Литературной премией А.Солже­ницына, призовой фонд которой образован из личных гонораров писа­теля (одна из непривычных для России форм литературно-кри­тического признания), награждены литературовед В. Топоров, поэтес­са И.Лиснянская, прозаики В.Распутин, Е.Носов, К.Воробьев (по­следний — посмертно).

К середине 1990-х годов в литературной критике складывается особенная ситуация, носящая отчетливые черты постмодернистского сознания. Такая критика оказалась востребованной известной частью читателей, которые сформировались постсоветской действительно­стью и вкусы которых отличаются примирительной эклектичностью. В ответ на «социальный заказ» появились и литераторы, для которых приблизительность мысли сопрягается с приблизительностью сло­весного выражения. Внешними знаками постмодернистского мыш­ления в литературной критике становятся слова «как бы» и «на са­мом деле». В результате возникает «как бы» критическое слово о «как бы» писателе.

Постмодернистская эстетика выдвигает и очень яркие критиче­ские индивидуальности. Эти авторы оказываются исключительно притягательными для читателя своей эрудицией, чувством юмора, иг­ривой легкостью письма. Уже сами названия статей привлекают неор­динарностью.

В сборнике «У парадного подъезда» (1991) А.Архангельский ал-люзивно соотносит заголовки своих статей с известными цитатами: «Чего нам не дано (отклик на «перестроечный» публицистический сборник «Иного не дано»), «Только и этого мало» (строка из Арсения Тарковского «только этого мало»), «Размышления у парадного подъ­езда», «Пародии связующая нить», «О символе бедном замолвите сло­во» и, наконец, перефраза печально известного заголовка статьи в «Правде», громившей оперу Шостаковича, — «Музыка вместо сум­бура». Такие ориентиры на клише и цитаты недавно прошедшей эпо­хи, включенные в тексты литературно-критических статей, создают особенный, узнаваемый стиль девяностых.

Литературная критика 1990-х годов, находя новые и интересные формы диалога с литературой, одновременно утрачивает некоторые природные свойства. Писатели перестают реагировать на рецензии, читателям по большей части они становятся недоступны. Критики трудятся на собственном поле, осознавая свою профессию как способ

творческого самовыражения. По другому поводу, но очень кстати об этом размышляет А.Солженицын: «....самовыражение (курсив авто­ра), модное словечко, высшее оправдание литературной деятельности. Какой ничтожный принцип. «Самовыражение» не предполагает ника­кого самоограничения ни в обществе, ни перед Богом. И — есть ли еще что «выражать»¹.

Каждый участник литературного процесса оказывается в замкну­том пространстве. Каждый сам себе делает имя в литературе. Поэт и критик Дм. Быков в статье «Мета-путь к квази-имени» дает ирони­ческие советы писателям, как стать знаменитыми. Он же отмечает су­щественные особенности новой литературной ситуации: «Лишенные настоящей прозы, мы воспитывались на литературной критике семи­десятых, куда более точной и глубокой, чем объекты ее анализа. Не потому ли мое поколение имеет более определенное представление о литературном процессе, нежели собственно о литературе»³.

На протяжении всего десятилетия произносились слова о том, что литературная критика в очередной раз оказалась в кризисном состоя­нии. Особенно явственно эта мысль зазвучала в середине 1990-х годов в связи с тем, что наша критика, стремившаяся к иерархичности во взглядах на литературные явления, отчасти потеряла возможности классифицировать тексты. Так, в 1970—80-е годы критики делили ли­тературу на «деревенскую прозу», «военную прозу», «литературу о молодежи», «о нравственных исканиях современников». Авангард­ные течения в литературе, постмодернистская эстетика, захватившая большие литературные пространства, лишают критиков привычных оснований для оценок и даже привычной терминологии. Критике при­шлось осмысливать художественные тексты, выполненные по зако­нам инсталляции, когда ускользает предмет литературного изображе­ния, когда текст состоит из суммы цитат, клише, примет недавнего быта, фраз из анекдотов, высокопарных строк из стихотворений совет­ского времени. При этом критик хорошо понимает, что литература ут­рачивает свою былую роль. «Душа с душою» уже не говорит. Литера­тура уже не противостоит действительности, а является ее очень не­простым продолжением. Привыкший искать основной смысл между строк, читатель не находит подтекста, потому что его нет или потому что он равен тексту. Трудности критического письма связаны с тем,

'Новый мир. 2000. № 6. С. 129—130. Литературная газета. 1991. 30 октября. Там же.

тафьеве, Ю. Буйде, М. Бутове, Г. Владимове, Л. Гурском, М. Палей, А. Рыбакове, А. Слаповском, С. Солоухе и т. д.

Эстетическим мерилом для многих молодых критиков и читателей является культурологический и филологический журнал «Новое лите­ратурное обозрение» (выходит с 1992 г.). Само название журна­ла — НЛО — указывает на связь новой литературы и новой критики с некими неопознанными пока еще объектами, требующими серьезно­го осмысления и внятного объяснения. По мнению многих читателей, «НЛО» соединяет в себе придирчивую строгость в отборе текстов, свойственную «Отечественным запискам», очевидную эстетизацию литературных явлений, воспринятую от «Весов», бескомпромисс­ность «Нового мира» эпохи Твардовского. Если бы в отделе рецензий не проскальзывала иногда грозная и безапелляционная интонация «напостовцев», журнал можно было бы считать достойным увенчани­ем литературно-критических исканий XX в.

На страницах «Нового литературного обозрения» появилось такое обозначение роли критики в современных условиях: «Критик теперь судит текст не раскрывая критериев той оценки, которую он выносит. Только эксплицирование этих критериев дает нам возможность при­нять или опровергнуть суждение интерпретатора по ходу более или менее рационального диалога с ним. Соглашаясь или не соглашаясь с чужим фундированным мнением, мы и сами вырабатываем мерку. В неавторитарной культуре критерии оценки затушевываются, замал­чиваются, и мы более не обязаны разумно солидаризоваться с ка­ким-либо критическим суждением или отрицать его — мы просто имеем дело с ценностным высказыванием, об обоснованиях которого приходится лишь гадать»¹.

Литературная критика сегодня уже пережила времена, когда ей можно было себя стыдиться. Заканчивается пора бесконечной переме­ны оценочных знаков. Очень медленно, но все же исчезает со страниц литературно-критических изданий «партийное» и «классовое», сопро­вождавшее нашу литературу многие десятки лет. Еще недавно появле­ние новых скандально-возбуждающих материалов меняло полностью представление публики о писательской личности. Не без помощи ли­тературной критики читатель был готов отказаться от Маяковского, Шолохова, Фадеева и даже М. Горького. Сейчас очевидно, что эти и другие советские писатели — прежде всего художники со своей дра­матической судьбой, со своим образным миром, до конца не прочувст­вованным и не понятым нами.

Игорь П. Смирнов — Надежда Я. Григорьева // Новое лит. обозрение. 2000. № 46. С. 353.

Сегодняшняя литературная критика восприняла и пушкинские уроки, поняв, что назначение критики — не в том, чтобы учить писа­теля и читателя:

Душа моя Павел, Держись моих правил: Люби то-то, то-то, Не делай того-то. Кажись, это ясно. Прощай, мой прекрасный.¹

Вплотную приблизившись к культурологии, литературная крити­ка оказывается сегодня на пороге интересных открытий, переставая, наконец-то быть заложницей вечности «у времени в плену».

Литературная критика сегодня — это «открытая книга» (выраже­ние В. Каверина). Она открыта не только для чтения и обсуждения, но и для разнообразных версий своего продолжения. Именно она сулит новые повороты литературной жизни. Отслеживать, фиксировать и объяснять происходящее предстоит филологам.

' Пушкин А. С. Кн. П. П. Вяземскому // Пушкин А. С. Поли. собр. соч.: В 10 т. М., 1949. Т. 7. С. 37.

Надежность технических систем
и техногенный риск

Методические указания к выполнению курсовой работы для студентов всех форм обучения специальности 280102 «Безопасность технологических процессов и производств»

Тольятти 2009

ББК 24

Методические указания к выполнению курсовой работы по дисциплине «Надежность технических систем и техногенный риск» / М.В.Кравцова – Тольятти: ТГУ, 2009. – с. 29.

Методические указания предназначены для выполнения курсовой работы по дисциплине «Надежность технических систем и техногенный риск».

Составитель к.т.н., доцент кафедры «Управление промышленной и экологической безопасностью» М.В.Кравцова

Научный редактор: д.п.н., профессор Л. Н.Горина

Утверждено научно-методическим советом автомеханического института Тольяттинского государственного университета.

© Тольяттинский государственный

университет, 2009г.

содержание

Введение 4

1 Структура курсовой работы 6

2 Темы курсовой работы 7

3 Исходные данные 8

4 Содержание расчетно-пояснительной записки 9

5 Требования к оформлению расчетно-пояснительной записки и к графической части курсовой работы 20

6 Порядок защиты курсовой работы 24

Список литературы 25

Приложение

Дата добавления: 2014-12-27