Экзистенциализм

Экзистенциализм — философское течение, считающее своим предметом человеческую жизнь, человеческое существование.

Его цели, средства и мотивы принципиально не согласуются с традициями академической философии. Экзистенциальная интерпретация важнейших философских проблем базируется на предельно специфической предпосылке. Эта предпосылка состоит в допущении особого — экзистенциального — способа мышления. Его содержание — это внерациональная логика антиспекулятивных понятий из области аксиологии, морали, эстетики и т.п. Его метод является субъективным, поскольку экзистенциальное мышление следует релятивным установкам индивидуального, как правило, сознания.

Экзистенциализм имеет своих предшественников в лице Блеза Паскаля (1623–1662) и Сёрена Киркегора (1813–1855). К ним иногда относят М. Унамуно (1864–1936), Федора Достоевского (1821–1881), Фридриха Ницше (1844–1900).

Развитие экзистенциализма связано с именами Льва Шестова и Николая Бердяева в России, Мартина Хайдеггера и Карла Ясперса в Германии, Жана-Поля Сартра и Альбера Камю во Франции.

В философском отношении на экзистенциализм оказали преобладающее влияние философия жизни, феноменология, иррационализм в целом, как глубокая традиция духовной культуры. Условно различаются религиозная и атеистическая разновидности экзистенциализма.

Для философского стиля мышления экзистенциализма, часто использующего для своего выражения язык искусства, характерно стремление "понять" бытие как нечто непосредственное и преодолеть рационалистическую ограниченность интеллектуализма.

Переживаниями метафизического ужаса (М. Хайдеггер), метафизической «тошноты» (Ж.-П. Сартр), состояниями отчаяния, одиночества и «заброшенности» в этот мир ознаменован не только рубеж XIX–XX веков, но и культура почти всего XX века и в России, и в Европе. Актуальными стали темы неизбежности смерти, бессмысленной в отсутствии вечности. Печаль, грусть, страдание сохраняют способность к поступку, а значит и к искусству, к философии, которая возможна только как ощущение меры. Именно в это время рождается экзистенциальная философия.

Ярким предшественником экзистенциализма является Ф.М. Достоевский, который считал, что человек никогда не променяет свое существование, каким бы тяжелым, напряженным и негарантированным от бед и несчастий оно ни было, на счастье в мирском понимании. На комфорт, на безопасность, которые отнимают при этом его внутренние мучения, его постоянную неудовлетворенность и поиски смысла своего бытия. Его можно, полагал Достоевский, утопить в счастье с головой, дать ему такое экономическое довольство, чтобы ему совсем уже ничего не оставалось делать, кроме как спать, кушать пряники, но человек рискнет даже пряниками и нарочно пожелает самого пагубного вздора, самой неэкономической бессмысленности. И все это единственно для того, чтобы ко всему этому положительному благоразумию примешать свой пагубный фантастический элемент: «Именно свои фантастические мечты, свою пошлейшую глупость пожелает удержать за собой, единственно для того, чтобы самому себе подтвердить (точно это так уж очень необходимо), что люди все еще люди, а не фортепьянные клавиши, на которых хоть и играют сами законы природы собственноручно, но грозят до того доиграться, что уж мимо календаря и захотеть ничего нельзя будет».[168]

Незащищенность человеческого бытия, покинутость человека в мире имеют, по мнению Н. Бердяева, глубокие причины, коренящиеся в его изначальной зависимости от объективированной среды, заключающей в себе принуждение, тлен, конечность и смерть; будущее в конце концов приносит смерть, и это не может не вызывать тоски.

Аналогично с этим состоянием души вскрытое М. Хайдеггером противоречие: когда ужас — несомненный знак некоей экзистенциалъной «реальности», характеризуется чувством бессилия, обреченности. Но, очерчивая перед сознанием Ничто, «высвечивает человеку его собственное бытие». По К. Ясперсу же, роковое переживание (крушение) ставит человека перед «ничто», мир и все сущее ниспровергается и исчезает, а духовный взгляд на бытие становится свободным. Человек есть прорыв, разрыв в этом мире, внесение новизны; личность человека не есть застывшее состояние, она разворачивается, развивается, обогащается, она есть развитие одного и того же пребывающего субъекта через преодоление боли, страха, тоски, смерти. Такой путь к самопознанию есть выход из субъективности через трансцендирование.

«Трансцендирование, — поясняет Н.А. Бердяев, — не означает, что личность подчиняется какому-либо целому, входит как составная часть в какую-либо коллективную реальность, относится к высшему другому, к высшему существу, как к господину. Трансцендирование есть активный, динамический процесс, есть имманентный опыт человека, в котором человек переживает катастрофы, переносится через бездны, испытывает прерывность в своем существовании, но не экстериоризируется, а интериоризируется»[169]. Пограничные ситуации — есть путь к трансцендированию как освобождению человека от плена у самого себя. Во-первых, это состояние ужаса и тоски. Ужас испытывается не перед эмпирической опасностью, а перед тайной бытия и небытия, бездной, неизвестностью, перед вечностью или судьбой. Тоска близкая к ужасу, и есть переживание покинутости, одиночества и чуждости мира. Нет ничего мучительнее переживания этой чуждости всего. По мнению философов-экзистенциалистов, существование личности не может не сопровождаться тоской, чувством покинутости, что сопровождает разрыв с мировой данностью, невозможность приспособления к ней. Человек сдавлен в своей бесконечной субъективности между субъективным и трансцендентным, между объективацией и трансцендированием. Он не может примериться с обыденностью реального мира, в который он ввергнут, переживает экзальтацию своей субъективности и вместе с тем не трансцендирует к миру иному. Поэтому находится в плену тоски — ущербности и стремления к полноте жизни. Так раскрывается неразрешимость внутреннего противоречия, а одиночество и тоска — и бегство от них, и стремление слиться с ними. Это Познание себя и из стихии света — божественного в себе начала, и стремление познавать из своей тьмы, из стихийно-подсознательного и хаотичного. Единство Бытия и Небытия.

Блез Паскаль писал, что человек — «мыслящий тростник» — с трудом удерживается на грани двух бездн — бездны бесконечности и бездны небытия; человек — есть существо, балансирующее между Всем и Ничто, между Бытием и Небытием. Серен Кьеркегор ввел основное онтологическое определение экзистенции — «бытие — между», подчеркивая именно промежуточный характер человеческой реальности, неотъемлемую укорененность в экзистенции противоположно направленных векторов — «вверх» и «вниз»… Подтверждение таким выводам философы находили в христианской концепции человека, утверждавшей промежуточное положение человека — между Богом и Прахом, Богом и Дьяволом, между разными мирами, разными субстанциями.

Вслед за Кьеркегором, писавшим о людях — «одиноких птицах в полном безмолвии», экзистенциалисты создали целую галерею впечатляющих картин — концепций о балансировании на краю бездны, описаний одинокого полета над бездной, нюансов переживания «пограничных» ситуаций, заглядывания в пропасть.

Известным немецким экзистенциалистом является Карл Ясперс (1883–1969), который утверждает, что единичный человек стихийно вовлечен в историю, "заброшен" в нее, окружающий его мир загадочен и непознаваем. Символы мира рационально не могут быть познаны, и человеку остается обратиться к вере: либо общедоступной — религиозной, либо к элитной — философской, согласно которой человек пребывает в страхе и ищет защиты в анонимном, безличном обществе. Жизнь по Ясперсу, — это неподлинное существование человека. Поэтому в противовес ему философ считает возможным раскрытие экзистенции изнутри, в душевно-эмоциональном мире, в неформальных отношениях любви и дружбы. Часто это раскрытие происходит в пограничных ситуациях, когда в период глубочайших личностных потрясений человеку открывается смысл бытия. В этот период осуществляется "подлинная коммуникация", разрушается отчуждение. Правда, и здесь Ясперс наталкивается на противоречие, так как, если главной ценностью в человеке является его неповторимая индивидуальность, то коммуникация, даже и подлинная, оказывается для нее опасной, наносит вред по известной поговорке: "С кем поведешься — от того и наберешься".

Французский экзистенциалист Жан-Поль Сартр (1905–1980) представляет его атеистическое направление. В своей работе "Экзистенциализм — это гуманизм" он прямо пишет, что экзистенциализм "есть лишь попытка извлечь все выводы из последовательной атеистической позиции".

Мир, по Сартру, — это "универсальное не то", полное отсутствие чего-либо, соответствующего человеческим ожиданиям. Мир — "в себе бытие" и противостоит человеку как "для себя бытия". Неустранимый антагонизм между ними порождает метафизическую тоску, как самое глубокое переживание человеком своего положения в мире. Но "именно в тоске человек осознает свою свободу… в качестве сознания бытия", — пишет Сартр в главной своей книге "Бытие и ничто". Человек привносит в мир свою свободу, свободно организует свой собственный значимый мир. Он должен быть свободным, чтобы действовать, иначе им будут манипулировать. Человек поэтому ответственен за все происходящее в мире. "Или человек свободен — или его нет вообще" — утверждает Сартр. А для этого человек должен действовать. В этом Сартр видел гуманизм экзистенциализма. Он пишет: "Под гуманизмом можно понимать теорию, которая рассматривает человека, как цель и высшую ценность. Но экзистенциализм никогда не рассматривает человека как цель, так как человек всегда незавершен, он совершенствуется постоянно. Экзистенциализм понимает гуманизм в другом смысле. Человек не замкнут в себе, он всегда присутствует в человеческом мире. И нет у человека иного законодателя, кроме него самого, и человек делает себя человеком не путем погружения в себя, а в поиске цели вовне, деятельности, — это и есть то, что экзистенциализм называет гуманизмом".

Лев Шестов занимает особое место в ряду философов XX века. Исходное онтологическое положение его философии — восприятие бытия как тайны — проистекает из признания реальности неизвестного, из его веры в Бога, невидимого, но всемогущего, который может сделать невозможное возможным. По остроумному замечанию В. Ерофеева, Л. Шестов «выставил разум за дверь»[170]. Критикуя разум, Шестов не раз говорил об ошибочности превращения философии в специфический род науки. Л. Шестов полагал, что у истинной философии и науки принципиально разные задачи.

Л. Шестов уверенно заявлял, что современная философия находится в полосе кризиса, который может быть преодолен переносом познавательного центра из объекта в субъект. Причиной кризиса, постигшего философию, по его мнению, явилось обращение античной философии к разуму. Концепция Шестова оказывается в оппозиции к тому философскому теоретизированию, которое исключало из сферы анализа вопросы индивидуального человеческого бытия.

Задачу философии Шестов видел не в познании мира, как он есть, а в осуществлении человеческой свободы. Философия должна исследовать отношения человека к Богу. Здесь его взгляды в чем-то схожи с воззрениями Н.А. Бердяева, который утверждал, что без Бога, без Божественного сознания не только Бога, но и мира и человека нельзя познать, так как рациональность субъекта ничего не может поделать с иррациональностью объекта: «Бытие как иррациональное остается вне мышления как рационального, действительность остается недоступной познающему»[171]. Шестов пытался создать философию, которая смогла бы помочь человеку обрести себя, и тем самым выйти на путь подлинного существования.

По мнению Шестова, человек тоскует по Богу. В этом берет свой исток религиозная философия, которая не есть «разыскание предвечно существующего, неизменного порядка бытия, не есть оглядка, не есть различие между добром и злом. Религиозная философия есть рождающаяся в безмерных муках через отврат от знания, через веру, преодоление ложного страха перед ничем не ограниченной волей творца. <…> Иначе говоря, она есть великая и последняя борьба за первозданную свободу»[172].

Философия веры Льва Шестова обретает экзистенциальный характер: Богу, понимаемому в качестве абсолютного произвола, противостоит человек «из подполья», который в состоянии благополучия и жизненной сытости и не помышляет о Боге. И только в ситуации личностной трагедии, безвозвратных потерь, из ситуации отчаяния он обращается к вере, вспоминает о Боге, для которого нет ничего невозможного. Высшей оценки Шестова, поэтому, удостоился С. Кьеркегор, который ценой страдания, отчаяния, страха, «повторения» боролся за подлинную, личную веру. Устраняя Этическое, он открыл путь надежде на Абсурд.

Друг Шестова — известный русский философ Н.А. Бер­дяев (1874–1948) — так же внес значительный вклад в становление религиозного экзистенциализма.

Основная онтологическая категория философии Н. Бердяева — это человек: с одной стороны — он природа, ор­ганическое существо, с другой — образ и подобие Бога, т.е. он не только личность, но и индивидуум. «Духовная основа в человеке не зависит от природы и общества и не определяется ими»[173]. Человек — это экзистенциальный субъект, некая данность, соб­ственно сознание, стремящееся к самоутверждению. Это объяс­няет происхождение зла в мире и возможность творчества и но­визны в нем. Подлинное бытие человека (экзистенция) первично по отношению к любому, возможному вне его, бытию, как при­родному, так и социальному. Этот мир объективирован, превра­щен в объект, материализован экзистенцией. Поэтому мир чело­века, есть его объективированная духовность. Каков дух человека, таков и его мир[174]. Стать личностью — задача человека, при этом, вовсе неверно, согласно Бердяеву, считать, что как раз этот иско­мый космос, это обретаемое духом бытие — нечто призрачное, а сию­минутный окружающий нас мир, напротив, — нечто подлинное. Как раз наоборот: мы живем в призрачном мире, а нам следует пробить­ся в мир подлинный. Это «путь освобождения, — говорит Бердяев, — от rpexa, преодоление зла, собирание сил духа для жизни божествен­ной»[175]. Иными словами, требуется решение сокровенной религиоз­ной задачи, что одновременно означает прорыв к любви, свободе, ибо «свобода — любовь, а рабство — вражда»[176].

При этом человек должен изменить свое отношение к миру: ужас, боль, расслабленность, гибель должны быть побеждены творчеством. Творчество, по Бердяеву, и есть выход, победа. Нужно, чтобы из мира иллюзий человек вновь вырвался к единству с Богом, но единству, во многих отношениях необычному. «Доныне религия, — писал русский мыслитель, — мистика и филосо­фия были так нечеловечны и бесчеловечны, и с имманентной неиз­бежностью вели к безбожному позитивизму. <…> Но наступает пора писать оправдание человека — антроподицею. Быть может, антроподицея есть единственный путь к теодицее, единствен­ный не изжитый и не исчерпанный путь. <…> Зарождается религия человека. Человеческий род перерожда­ется в человечество»[177]. Такова, по определению самого Бердяева, об­щая задача книги «Смысл творчества…».

В этом определении особой ценности человека, его личности, его творчества, — Шестов и Бердяев созвучны.

Бердяев, анализируя возможности и смысл философствования, делает вывод, с которым, несомненно, согласился бы и Шестов: кризис философии заключа­ется в разрыве с бытием, в том, что пальма первенства была от­дана гносеологии, а не учению о бытии.Трагедия философии со­стоит в том, что реальность, свободу она делает призрачными, да и саму личность превращает в некий призрак. Результаты, которые из этого вытекают, трагичны не только для самой философии, но так­же и для всей человеческой жизни. Но основное бедствие филосо­фии, согласно Бердяеву, состоит в том, что она утратила свои рели­гиозные корни. Человечеству нужна новая свободная философия и философия свободы, утверждает он. Как формулируются ее задачи? «Философия должна быть свободной, должна искать истину, но именно сво­бодная философия, философия свободыприходит к тому, что лить религиозно, лишь жизни цельного духа дается истина и бытие»[178]

В 20–40-х XX века экзистенциалистская философская мысль стала заметным в фи­лософии и культуре направлением, став утверждением познания мира в человеческом существовании и через человече­ское существование.

Дата добавления: 2014-12-29