Исторические особенности развития отечественной социальной психологии

История развитая социальной психологии в рамках постсоветского пространства освещалась в многочисленных публикациях, доступных отечественному читателю. Тем не менее, как отмечает несомненный авторитет в области отечественной социальной психологии Г.М. Андреева, «как правило, речь шла о так называемой «психологической социальной психологии», тогда как «социологическая социальная психология» оставалась как бы на заднем плане. Сегодня, когда обе ветви социально-психологического знания получили в нашей стране права гражданства, уместно обратиться к некоторым историческим этапам их взаимодействия» (1997, с. 6).

На наш взгляд наиболее объективное представление об особенностях развития отечественной социальной психологии можно создать на основании работ Г.М. Андреевой, которых мы и будем придерживаться в дальнейшем (1997, с. 6-17).

Фактически о появлении социальной психологии в современном понимании ее предмета можно говорить только в послереволюционный период. До него можно с определенной натяжкой находить отдельные примеры, например, работы В.М. Бехтерева, да и то с существенной натяжкой.

На ранних этапах своего становления социально-психологическая проблематика разрабатывалась преимущественно в социологической традиции, в частности, в некоторых конкретных разделах социологии, а также при создании самых общих представлений о ее предмете, круге ее проблем, понятийном аппарате. В этом контексте во многом повторялась ситуация, характерная для Европы. Специфика советской социальной психологии, во многом определялась тем, что многие ее проблемы исходно были идеологизированными и опирались на построения различных общественных движений, впоследствии принимаясь на вооружение разными общественными силами. Отчасти именно поэтому, как отмечает Г.М. Андреева, «возник феномен своеобразного «ангажирования» социальной психологии идеологией» (там же).

Термин «коллективная (социальная) психология» был предложен в «Социологии» М.М. Ковалевского (1910), представляющей собой курс лекций, прочитанных в Петербурге в Психоневрологическом институте. Выясняя взаимоотношения социологии с другими науками, автор уделяет специальное внимание ее отношению к психологии и в этой связи достаточно подробно анализирует концепцию Г. Тарда; именуя социологию «психологией коллективной или групповой». При этом Ковалевский замечает, что сам Тард предпочитает термин «социальная или коллективная психология». Полемизируя с Тардом по поводу отдельных положений его концепции, Ковалевский согласен с ним в общем определении предмета и актуальности социально-психологического знания: «...единственное средство познать... психологию масс – это изучить всю совокупность их верований, учреждений, нравов, обычаев и привычек». Ковалевский называет и «методы» этой дисциплины: анализ народных сказок, былин, пословиц, поговорок, юридических формул, писаных и неписаных законов. «Этим-то длинным путем, а не прямым анализом, хотя бы и очень остроумным, чувств и душевных движении посетителей того или иного салона или клуба, и будут положены прочные основания коллективной психологии».

Во многом повторяя традицию Вундтовской психологии народов, обращающуюся к анализу коллективного мифотворчества, традиций и ритуалов российская социальная психология ориентирована. по мнению А. Копельмана, на изучение психологии народного духа, проявляющегося в деятельности и переживаниях групп людей и коллективов (1908). Интересные идеи содержались в трудах Л.Н. Войтоловского, П.А. Сорокина и др. Самым же крупным явлением в этой области, несомненно, были фундаментальные работы В.М. Бехтерева: «Объективная психология» (1907) и «Внушение в общественной жизни» (1908). Если в первой книге преимущественно обсуждался вопрос о предмете новой области науки (психологическая жизнь не только индивидов, но и «групп лиц» – толпы, общества, народов), то во второй всесторонне анализировался важнейший механизм воздействия – внушение, рассматриваемое не только на индивидуальном, но и на «коллективном» уровне. В обеих работах были заложены идеи концепции «коллективной рефлексологии», намечено экспериментальное исследование отношений между личностью и коллективом, влияния общения на социальные процессы, зависимости развития личности от организации различных типов коллективов. В.М. Бехтереву принадлежит и заслуга прочтения в Психоневрологическом институте первого курса лекций по социологии, в котором были поставлены проблемы соотношения социологии и социальной психологии.

В ходе дискуссии 20-х гг., активное участие в которой принимали виднейшие российские философы, социологи и психологи (В.А. Артемов, В.М. Бехтерев, К.Н. Корнилов, Г.И. Челпанов и др.), резко обозначилась тенденция к разработке новой материалистической науки, основанной на марксистской философии. Для дискуссии была характерна и определенная поляризация мнений. В частности, Г.И. Челпанов, не возражая против «соединения» марксизма с психологией, акцентировал внимание на необходимости разделения психологии на две части: эмпирическую, выступающую в качестве естественнонаучной дисциплины, и социальную, базирующуюся на социокультурной традиции (Дорошевский, 1985). Основания для такого разделения действительно существовали, и Челпанов, опираясь на труды Русского Географического общества, видел их, в частности, в том, что в России уже давно сложились предпосылки для построения «коллективной психологии» или «социальной психологии». По свидетельству Челпанова, в свое время Спенсер выражал сожаление, что незнание русского языка мешало ему использовать материалы русской этнографии для целей социальной психологии (Челпанов, 1924). Другая же сторона программы Челпанова была обусловлена его критическим подходом к необходимости перевода всей психологии на рельсы марксизма. Социальную психологию он признавал той частью психологии, которая обязана базироваться на принципах нового мировоззрения, в то время как эмпирическая психология, оставаясь естественнонаучной дисциплиной, вообще не должна быть связана с каким-либо философским обоснованием сущности человека, в том числе и с марксистским (Челпанов, 1924, 1927).

Особое место в дискуссии принадлежало В.М. Бехтереву, выдвинувшему идею «коллективной рефлексологии», в предмет которой включаются: поведение коллективов, поведение личности в коллективе, условия возникновения социальных объединений, особенности их деятельности, взаимоотношения их членов. Такое понимание коллективной рефлексологии представлялось как преодоление субъективистской социальной психологии, поскольку все проблемы коллективов толковались как соотношение внешних влияний с двигательными и мимико-соматическими реакциями их членов. Социально-психологический подход следовало обеспечить соединением принципов рефлексологии (механизмы объединения людей в коллективы) и социологии (особенности коллективов и их отношения с обществом). Предмет коллективной рефлексологии определялся так: «...изучение возникновения, развития и деятельности собраний и сборищ..., проявляющих свою соборную соотносительную деятельность как целое, благодаря взаимному общению друг с другом входящих в них индивидов» (Бехтерев, 1994, с. 100). Хотя это было по существу определение предмета социальной психологии, сам Бехтерев настаивал на термине «коллективная рефлексология», как он говорил, «вместо обычного употребляемого термина общественной или социальной психологии" (там же, с. 23),

По мнению Г.М. Андреевой, в концепции В.М. Бехтерева содержалась весьма полезная идея: коллектив есть нечто целое, в котором возникают новые качества, возможные лишь при взаимодействии людей. Однако эти взаимодействия трактовались достаточно механистически: личность объявлялась продуктом общества, но в основу ее развития были положены биологические особенности и прежде всего социальные инстинкты; для объяснения социальных связей личности привлекались законы неорганического мира (тяготение, сохранение энергии и пр.), хотя сама идея биологической редукции и подвергалась критике. Тем не менее, заслуга Бехтерева перед последующим развитием социальной психологии была огромна. В русле же дискуссии 20-х гг. его позиция противостояла позиции Челпанова, в том числе и по вопросу о необходимости самостоятельного существования социальной психологии.

В целом же итоги дискуссии оказались для социальной психологии достаточно драматичными. Несмотря на субъективное желание ее участников построить марксистскую социальную психологию, эта задача в 20-е гг. выполнена не была, что в значительной мере обусловлено отсутствием четкости в понимании предмета данной науки. С одной стороны, она отождествлялась с учением о социальной детерминации психических процессов; с другой, предполагалось исследовать особый класс явлений, связанных с коллективом и порожденных совместной деятельностью людей. В результате лишь первая трактовка предмета социальной психологии получила права гражданства. Поскольку в этом понимании никакого самостоятельного статуса для социальной психологии не предполагалось, попытки построения ее как особой дисциплины прекратились на довольно длительный срок. Социология же, как известно, в эти годы вообще оказалась под ударом, поэтому вопрос о существовании социальной психологии в ее рамках просто не поднимался. Даже в относительно более "безопасной" (в смысле идеологического диктата) области знания, каковой была психология, дискуссия приобрела политическую окраску, что тоже способствовало ее свертыванию: под сомнение была поставлена принципиальная возможность существования социальной психологии в социалистическом обществе. Все это на долгие годы отодвинуло решение проблем этой науки.

Говоря о дискуссии 1920-х гг., следует иметь в виду и общий культурный контекст развития социальной психологии в мире. После первой мировой войны эта область пережила период бурного расцвета в США и приобрела вид развитой экспериментальной дисциплины, обладающей большим социально-значимым потенциалом.. Общая изоляция советской науки от мировой тоже становилась фактом жизни, тем более в отраслях, связанных с идеологией и политикой. Поэтому развитие социальной психологии в мире в этот период было практически закрыто для отечественных ученых. Неудача дискуссии, вместе с этим обстоятельством, способствовала полному прекращению обсуждения статуса социальной психологии, и этот период получил впоследствии название «перерыв». Тот факт, что социальная психология на Западе продолжала развиваться в немарксистской традиции, привел некоторых ученых к отождествлению ее с «буржуазной» наукой, а само понятие «социальная психология» стало интерпретироваться как синоним реакционной дисциплины, атрибут лишь «буржуазной идеологии». Социально-психологическая литература была запрятана в спецхранилища и выдавалась лишь лицам, не вызывающим опасений в своей идеологической подкованности.

Сейчас можно точно утверждать, что термин «перерыв» лишь отчасти характеризует развитие отечественной социальной психологии: перерыв действительно был, но лишь в «самостоятельном» существовании этой дисциплины, в то время как отдельные исследования, социально-психологические по своему предмету, продолжали осуществляться, в частности, в рамках философии (Г.В. Плеханов), педагогики (Макаренко, 1963; Залужный, 1930), общей психологии. Особое место здесь занимают работы Л.С. Выготского, чья роль в подготовке самостоятельного существования социальной психологии хорошо известна (Андреева, 1996). Начав с идеи об историческом происхождении высших психических функций, Выготский развил далее мысль о культурно-исторической детерминации процесса их развития. Широко известны его гипотезы об опосредованном характере психических функций и о происхождении внутренних психических процессов из деятельности, первоначально «интерпсихической» (Выготский, 1983, с. 145). именно эти идеи сегодня становятся особенно популярными за рубежом особенно в рамках социально-конструктивитстски ориентированной социальной психологии. И, как это часто было в нашей истории, практически не развиваются соотечественниками.

В конце 1950-х – начале 1960-х гг. развернулся второй этап дискуссии о предмете социальной психологии и вообще о ее судьбе в советском обществе. Этому способствовало два обстоятельства. Во-первых, все расширяющиеся запросы практики. Решение экономических, социальных и политических проблем требовало более пристального анализа их психологической стороны. Во-вторых, произошли изменения и в общей духовной атмосфере общества. Некоторое смягчение идеологического пресса и начавшаяся «оттепель» позволили снять клеймо «буржуазности» с социальной психологии (также, впрочем, как и с социологии) и обсуждать ее дальнейшую судьбу. Немаловажно и то, что установились контакты с зарубежной наукой, способствовавшие трансляции идей, разрабатываемых зарубежными коллегами и существенно отличающихся от тех, которые были представлены в отечественной традиции. Следует заметить, что это знакомство оставалось уделом избранных, находящихся по идеологическим контролем или самоконтролем и не спешивших доносить их до отечественного потребителя. Более того, многие идеи просто калькировались, но уже под собственным авторством в надежде на то, что подлинное авторство будет по прежнему трудно устанавливаемо. Интересно, что целые направления в советской социальной психологии имеют именно такое происхождение (социальная перцепция, социометрия, группообразование и т.п.).

Новая дискуссия имела огромное значение для дальнейшего существования и развития социальной психологии. Достаточно полный анализ ее содержания (Андреева, 1996-б) приводит к общему выводу: в целом дискуссия положила начало конструированию социальной психологии как относительно самостоятельной дисциплины. На первых порах она приобрела свое место в составе психологическом науки и по целой совокупности причин стала институциализироваться как психологическая дисциплина. В то же время были организованы многочисленные социально-психологические лаборатории и центры при психологических учреждениях или непосредственно на производстве, например, на промышленных предприятиях.

Поскольку социальная психология «проходила» по рубрике психологических дисциплин, ее взаимоотношения с марксизмом строились по иной модели, чем в социологии. Хотя общий итог дискуссии и заключался вновь в формулировании задачи построения марксистской социальной психологии, но ее решение приобретало специфическую форму. Марксистский подход здесь не выступал как прямой идеологический диктат, но заявлял о себе преимущественно как некоторый философский принцип, преломленный в общепсихологической теории. Конечно же, развитие социальной психологии не было свободным от идеологии. Коммунистическая партия хорошо чувствовала ее потенциальную опасность и контролировала ситуацию. Другое дело, что и влияние самоцензуры лиц, допущенных к социальной психологии, было тоже велико. Наиболее ярко они проявлялись при оценке западных школ социальной психологи, но не как прямые политические обличения, а скорее как критика «ложной методологии» (Андреева, Богомолова, Петровская, 1978). Обращение к текстам тех лет укрепляло в сознании отечественного читателя идею о совершенстве советской социально-психологической школы и многочисленных недостатках и недальновидности зарубежных авторов. Ситуация усугублялась и тем, что познакомиться с оригиналами работ зарубежных авторов было столь же сложно. Те же, кто имел эту возможность, проявлял недюжинную активность по демонстрации своей идеологической лояльности.

Гораздо важнее опосредованное, как пишет Г.М. Андреева, «проникновение» марксизма в социальную психологию через философские основания общей психологии. Психологическая теория деятельности, созданная на основе учения Л.С. Выготского о культурно-исторической детерминации психики и разработанная в трудах С.Л. Рубинштейна, А.Н. Леонтьева, А.Р. Лурии, была принята большинством представителей психологической науки в СССР, хотя и в ее различных вариантах. Кардинальная идея этой теории, заключающаяся в том, что в ходе деятельности человек не только преобразует мир, но и развивает себя как личность, как субъект деятельности (Леонтьев, 1972, 1975), была воспроизведена в социальной психологии и «адаптирована» к основному предмету ее исследования – группе (Петровский, 1967). Содержание принципа деятельности раскрывается в данном случае в понимании деятельности как совместной, а группы как субъекта, что позволяет изучать ее характеристики как атрибуты субъекта деятельности. Это в свою очередь позволяет трактовать отношения совместной деятельности как фактор интеграции группы. Наиболее полное выражение этот принцип получил позже в психологической теории коллектива, построенной на идее единообразия как высшей ценности (ценностно-ориентационное единство и т.п.). сегодня такого рода единообразие вряд ли может ассоциироваться с положительными достижениями. Скорее оно ассоциируется с тоталитаризмом. Те же концепции, которые прикрываются знаменем деятельностного подхода, до боли напоминают другие (зарубежные), но построенные на иных методологических основаниях.

Продуктивность идей деятельностного подхода по отношению к изучению социально-психологической феноменологии не столь очевидна. Более того, смещение акцентов на деятельность приводит к приоритетности деятельностного анализа в ущерб социально-контекстуальному и личностному аспекту. Деятельность или активность выступают в качестве самоценности, хотя в реальности они находятся в отношении взаимозависимости с ситуативным и личностным контекстами.

Преломленная таким образом марксистская методология не отгораживала отечественную социальную психологию от мировой традиции развития науки. Напротив, некоторые следствия из приложений теории деятельности оказались весьма близкими современным поискам, особенно европейской социальной психологии, подчеркивающей необходимость учета «социального контекста» (Андреева, Богомолова, Петровская, 1978). Определенную роль в таком содержательном оформлении социальной психологии сыграла и общекультурная традиция российской мысли, задавшая большую, чем, например, в американской социальной психологии, ориентацию на гуманитарный характер знания или как минимум на примирение сциентистских и гуманистических принципов (например, в наследии М.М. Бахтина). Правда, эта культурная традиция сегодня более востребована зарубежными исследователями, чем своими собственными, которые в ситуации потери строгих ориентиров правильности и не правильности бросились в другую крайность – адаптации западных идей и подходов к постсоветской действительности. Забывая о том, что оригинальные идеи, как правило, рождаются на собственной культурной почве и с учетом ее особенностей.

Таким образом, итогом второго этапа дискуссии о социальной психологии стало полное признание ее права на существование как особой «маргинальной» дисциплины (Социальная психология: саморефлексия., 1995), что уравняло ее статус у нас с тем, который характерен для всего мирового сообщества. Завершение дискуссий означает новый этап развития социальной психологии в нашей стране, новый этап ее истории (см. Введение.., 1994). Исследование этого этапа представляется особенно необходимым, ибо он приходится на период радикальных преобразований в постсоветском пространстве, что не может не высветить новых граней в развитии всех дисциплин, так или иначе связанных с анализом положения человека в обществе.

Давая общую оценку современной ситуации в постсоветской социальной психологии, следует отметить ее стремление к интеграции в мировую социальную психологию. Реализация этого стремления связана с рядом сложностей: приобщение к уже сформировавшемуся понятийно-концептуальному аппарату; освобождение от сложившихся штампов мышления; рефлексию достоинств и проработку путей их донесения до мирового социально-психологического сообщества.

Глоссарий

Верификация – процедура обеспечения объективности эмпирических данных, предполагающая пространственно временную их воспроизводимость и подтверждаемость. Внушение —способ воздействия ориентированный на некритическое усвоение внушаемого содержания и подчинение воле внушающего, например, гипнотизера. Гедонизм (психологический термин) – доктрина, согласно которой любая активность мотивируется стремлением к удовольствию и желанием избежать страданий. Индивидуализм – подход, выдвигающий на первый план права, ценности и интересы личности, из которых должны выводиться и по которым должны оцениваться все права и ценности общества (этический и политический индивидуализм). В социальной психологии индивидуализм выражается в требовании к рассмотрению проблематики как личностно детерминированной (методологический индивидуализм). В кросс-культурной психологии – противопоставляется коллективизму как растворению личности в социальном окружении, выражающемся в нивелировании индивидуальности и диффузии персональной ответственности. Инсайт – понятие гештальтпсихологии, обозначающее внезапное и невыводимое из прошлого опыта понимание существенных отношений и структуры ситуации в целом посредством которого достигается осмысленное решение проблемы. Операционализация – процедура обеспечения объективности эмпирических данных, предполагающая их измеряемость и количественную выражаемость. Психология толпы – изучение особенностей психической активности массовых объединений людей и толпы, а также переживаний индивидов в толпы. Позитивизм – методологический подход определяющий в качестве оснований объективности научного познания принципы операционализацию и верификации полученных эмпирических данных. Социология – наука об обществе, занимающаяся социальными системами / структурами, такими, как общественные отношения, общественные институты и целые сообщества. Утилитаризм – доктрина, согласно которой личностные и общественные действия определяются утилитарной полезностью. Социальная доктрина, согласно которой целью социального действия должно быть максимальное счастье для наибольшего числа людей (этический утилитаризм). Volkerpsychologie (психология народов –нем.) – ранняя форма (XIX – XX вв.) исторической и сравнительной социокультурной психологии, занимавшаяся культуральными продуктами (язык, мифы, обычаи и т.д.) социального взаимодействия.

Вопросы для обсуждения

1. Каковы отличительные особенности североамериканской, европейской и отечественной социально-психологических традиций? 2. Каковы особенности конституирования социальной психологии как научного знания? 3. Каковы отличительные черты двух направлений – «психологической социальной психологии» (ПСП) и «социологической социальной психологии» (ССП)? 4. Что подразумевается под термином «групповое сознание» и как: использовалось для объяснения поведения толпы? Обсудите основные характеристики психологии народов (Volkerpsychologie). 5. Каковы главные совпадения и различия между американским и европейским направлениями социальной психологии? 6. Когда социальная психология стала самостоятельной дисциплиной и какие наиболее заметные изменения произошли в ней с тех пор?

Для дополнительного чтения

1. Андреева Г.М. Социальная психология. – М.: Изд-во, 2000. 2. Андреева Г.М., Богомолова Н.Н., Петровская Л.А. Современная социальная психология на Западе. Теоретические ориентации. М., 1978. 3. Андриенко Е.В. Социальная психология – М.: Издательский центр «Академия», 2000. 4. Бехтерев В.М. Коллективная рефлексология // Бехтерев В.М. Избранные работы по социальной психологии. М., 1994. 5. Введение в практическую социальную психологию /Под ред. Ю.М. Жукова, Допетровской, О.В.Соловьевой. М., 1994. 6. Еникеев М.И., Кочетков О.Л. Общая, социальная и юридическая психология: Краткий энциклопедический словарь. – М.: 1997. 7. Майерс Д. Социальная психология. – СП б: Питер, 1997. 8. Социальная психология: саморефлексия маргинальности. М., 1995. 9. Шульц Д., Шульц Л. История современной психологии. – М.; СП б., 1998.

Основные источники

1. Перспективы социальной психологии – М.: Изд-во ЭКСМО-Пресс, 2001. 2. Андреева Г.М. К истории становления социальной психологии в России // Вестн. Моск. ун-та. Сер. 14, № 4, с. 6-17.