Основные теоретические подходы в социальном конструктивизме

Теория личностных конструктов Келли. Теория личностных конструктов основывается на философском выводе о «конструктивном альтернативизме», утверждающем, что «все наши настоящие интерпретации универсума являются субъектом ревизии и изменения» (Kelly,1955, c. 15). Таким образом, мы не только конструируем мир, но и обладаем способностью реконструировать его. В предлагаемой Келли логике «человека, как наивного ученого», каждый из нас уподобляется исследователю, формулируя гипотезы, проверяя их и, при необходимости, пересматривая. Эта по сути антиципационная природа человеческого функционирования выражается в «фундаментальном постулате» теории личностных конструктов: «Личностные процессы психологически канализированы путями антиципации событий» (там же, c. 4).

Келли детализировал свой «фундаментальный постулат» в 11 выводах, детализирующих процесс конструирования. Центральным в них является идея о развитии каждым человеком системы биполярных конструктов. Их биполярность означает, что каждый из наших конструктов представляет нам «путь движения» (там же, c. 128). Так, например, человек, ядерным конструктом которого является неуверенность в собственной эффективности, с большими опасениями относится к стратегии трансформации себя в плоскость обладания большей уверенностью. Выбирая, какой полюс конструкта применить к событию, человек должен избрать выбор, который с большей вероятностью повысит его способности антиципировать мир. Это понятие может сделать более понятным выбор самодеструктивного поведения. Подтверждением чему являются результаты исследований Баннистера и Франселлы известные отечественному читателю по книге «Новый метод исследования личности», показавшими, что логоневротики не увеличивают интенсивность заикания до того момента, пока читаемый ими текст носит для них множественное значение и множественные возможности антиципирования их мира, как мира заик. Из этих примеров становится очевидным, что люди существенно различаются друг от друга в индивидуальных системах личностных конструктов. Конструирование особенностей процесса интерпретации других людей составляет сущность близких отношений и, используя терминологию Келли, требует ролевых взаимоотношений.

По мнению Келли, каждый из нас организует собственные конструкты по принципу иерархии, в которой одни элементы доминируют над другими. Отношения соподчинения между отдельными конструктами детерминируют наши предсказания, которые мы делаем в отношении нашего мира. Продолжая в качестве иллюстрации приведенный выше пример, можно предположить, что человек с низкой ожидаемой эффективностью в отношении способностей к установлению межличностных взаимоотношений с незнакомыми людьми будет соответствующим образом антиципировать возможный исход своих будущих контактов с ними.

Наши предсказания в отношении будущих событий могут быть либо валидными, либо не валидными. Столкновение с не валидностью может привести к необходимости реконструирования, которое может приобретать различные формы. Неоднократное подтверждение не валидности конструкта первоначально приводит к его ослаблению, а затем к изменению с возможным понижением уровня иерархии. Вполне очевидно, что человек, сталкивающийся с не подтверждением основанных на его предшествующих представлениях ожиданий, начинает задумываться о необходимости переосмысления случившегося. Особенности отношения к такого рода не валидности конструктов определяются, среди прочих факторов, типом конструкта. Например, в многочисленных исследованиях была показана особая устойчивость к изменениям конструктов, располагающихся на высших уровнях иерархии. В частности, Милтон Рокич (M. Roceach) [1979] установил особую трудноизменяемость Типа А представлений, усваиваемых на ранних этапах социализации. Объяснение этому факту многими исследователями находится в том, что в подобных случаях изменения затрагивают слишком большое число связанных нижерасположенных конструктов и представлений. В качестве примера, иллюстрирующего эту сложность, может быть взят развод. Факт развода сопряжен с необходимостью изменения статуса, нахождением как само-, так и внешних оправданий, решением проблемы детей, имущества, неопределенности в будущем и т.п.

Конструкты высокого уровня иерархии центральные для идентичности личности были обозначены Келли как ядерные конструкты. Они особенно устойчивы к изменениям, так как угроза их стабильности обусловливает «угрозу всеобъемлющих изменений в ядерных структурах человека» [1955, c. 489]. Ряд ядерных конструктов, обозначаемых как ядерные ролевые конструкты, определяет индивидуальные характеристики способов взаимодействия с другими людьми. По Келли чувство вины сопряжено с очевидным смешением ядерных ролевых структур. Важно отметить, тем не менее, что вина не обязательно связана с социально не одобряемым поведением. Используя пример человека с низкой ожидаемой эффективностью в отношении своих межличностных контактов, можно ожидать, что чувство вины у него могут вызывать любые попытки проявить свою эффективность.

Другой анализируемой Келли эмоцией является беспокойство, которое в его транскрипции увязывается с осведомленностью о том, что какие-либо конструкты не дают необходимых предсказаний по поводу возможного будущего развития событий. Для избегания или снятия беспокойства человеком могут использоваться самые разнообразные стратегии. Можно сужать рамки собственного мира события, в котором необходимо предсказывать; можно, наоборот, расширять их за счет включения нового жизненного опыта в надежде, что он поможет разработать новую систему конструктов, позволяющих повысить предсказуемость и т.п. Из сказанного становится вполне очевидным, что люди могут ослаблять свои конструкты в целях избегания не валидности и связанного с ней внутреннего беспокойства; или сжимать отношения конструктов в попытках построения системы, «предназначенной для сужения беспокойства. Оптимальное функционирование включает циклическую взаимозаменяемость такого рода стратегий, что характерно для нормальных людей и не характерно для лиц с психическими отклонениями.

Как и другие конструктивисты Келли придерживался холистического взгляда на природу личности и не делал традиционного различения между когнитивными, аффективными и волевыми составляющими деятельности. В своих теоретических построениях Келли не нуждался и в категории мотивации, так как рассматривал личность, как «форму движения», не требующую никакой мотивирующей силы для приведения ее в движение. В этом контексте становится не удивительным выбор представленных выше его взглядов в отношении направленности движения индивида от беспокойства, ассоциируемого с неспособностью антиципации событий. Наконец, Келли не использует и понятие неосознаваемого, хотя и признает наличие конструктов различных уровней когнитивной осведомленности, что является причиной того, что люди не всегда осведомлены в основаниях своего выбора. Некоторые из конструктов низкого уровня осведомленности, по мнению Келли, являются превербальными и отсутствие вербальных обозначений обусловлено тем, что они формируются до того момента научения человеком языку.

Подход Гуидано и Лиотти. Несмотря на то, что Келли не рассматривал глубину развития конструирования, этому аспекту большое внимание уделялось другими конструктивистами, особенно в рамках теории прикрепления (attachment). Например, Гуидано (V.F. Guidano) и Лиотти (G.A. Liotti) [1983] считают, что процесс прикрепления является центральным для развития познаний индивида о самом себе и мире или «организации значений личности». Гуидано [1987] также рассматривает процесс развития как включающий взаимодействие когнитивного роста и «эмоциональной дифференциации», включающей развитие «эмоциональных схем» используемых в ассимилировании жизненного опыта индивида. Кластеры схем формируют «картины» (scenes), изображающие аспекты жизненного опыта личности и сходное повторение жизненного опыта приводят к развитию прототипических «ядерных картин», каждая из которых включает циклическое взаимодействие между двумя кластерами эмоциональных схем. Правила для связей ядерных картин разрабатываются в форме «скриптов», предоставляющих стабильное и связное чувство самости и мира и которые впоследствии могут быть организованы в «метаскрипты», в свою очередь, предоставляющие программы жизни индивида. Эмоциональные схемы и скрипты представляют не выражаемый словами уровень знаний, а не эксплицитные модели самости и мира индивида.

Гуидано приравнивает нормальное функционирование с организацией значений личности, обладающей способностью к гибкости и устойчивости в отношении к возрастающим уровням сложности посредством диалектического процесса ассимиляции их противоречий. В такого рода системах присутствует «существенное напряжение между противодействующими процессами», включая противоречия между процессами сохранения и изменения. Достигаемый динамический баланс требует абстрактной переработки, включающей «децентрацию» от мира непосредственно переживаемой жизни и «рецентрацию самости. Индивид должен проявлять тенденцию к избирательному отношению к данным, совместимым с его личностной идентичностью и, при необходимости, перерабатывать жизненный опыт, несовместимый с индивидуальными представлениями о самости и мире. Это достигается посредством реконструирования личностной идентичности.

Проявление особого интереса к процессу социального конструирования мира, обусловливает и особое внимание к постижению мира значений, посредством которых этот мир репрезентируется и осознается. Отсюда особый интерес социальных конструктивистов к дискурсу в его привязке к социальному контексту. Только через постижение дискурсов, влияния на них социального контекста и языка как детерминированных культурой, становится возможным постижение подлинных смыслов человеческой жизни.

В наиболее общем рабочем определении дискурс представляет собой систему утверждений, конструирующих объект (Parker, 1994, c. 5). Однако это рабочее определение предполагает ряд уточнений. Так, Джон Поттер (J. Potter) и Маргарет Везерелл (M. Wetherell) отмечают отсутствие какого-либо строго последовательного системного аналитического метода в рамках дискурсного анализа (1987).

Дискурсный подход. Дискурсный подход, опирающийся на идеи социальной конструируемости мира, предоставляет возможность по-новому взглянуть на саму природу межличностного взаимодействия, коммуникации, рассматривать ее не как процесс, который подчиняется какой-то универсальной схеме, будь то линейная модель взаимодействия как обмена информацией, или же взаимодействия как порождения неких смыслов.

В дискурсном подходе утверждается, что межличностное взаимодействие, в котором участвуют субъекты невозможно изучать объективными методами, так как внутренний мир его участников – «… неприступная крепость для так называемых объективных методов». Поэтому представители социального конструктивизма предложили оригинальный выход – пусть сами субъекты взаимодействия участвуют в его изучении. Ведь именно они являются истинными носителями того смыслового поля, которое нельзя нащупать, если выключить их из исследовательского контекста.

В последние годы достаточно интенсивное развитие получил дискурсный анализ, представляющий своеобразную производную от социальной психологии и теории коммуникации (Billig, 1992; Edwards, Potter, 1992). Данная ветвь дискурсного анализа, основывающаяся на выраженной направленности на антиреализм и конструктивизм, подчеркивает способ, с помощью которого в дискурсе создается описание мира, событий, внутренней психической жизни человека. Такой подход не может избежать учета, с одной стороны, позиций собеседников, а с другой – позиций исследователя и его версий о событиях. Благодаря этому идет своеобразное столкновение с реальностью, результатом которого является то, что дискурс предстает перед исследователями в роли объекта исследования (Potter, 1992).

Особая роль в дискурсном анализе принадлежит идее рефлексивности, предполагающей пристальное внимание к рассмотрению способа, с помощью которого текст создает версию, избирательную связность или бессвязность, историческую последовательность, представляющую, или на самом деле устанавливающую объективную реальность (Ashmore, 1989).

Этот вид дискурсивного анализа рассматривает дискурс как тексты, включенные в социальную практику. Это значит, что основное внимание направляется не на язык, как абстрактную сущность с его лексиконом и грамматическими правилами; систему дифференциальных признаков (как в структурализме) или свод правил трансформаций (по Фуко). Напротив, дискурс представляется средством взаимодействия, анализ дискурса – это анализ того, что делают люди. Здесь подчеркивается тема риторической и аргументативной организации беседы и текста (Billig, 1987, 1991).

Отличительной особенностью дискурсного подхода является признание того факта, что психологические феномены обладают общественной и коллективной реальностью. Бурман (E. Burman) и Паркер (I. Parker) [1993] подчеркивают, что язык организуясь в дискурсы, начинает обладать собственным влиянием в отношении способа переживания людьми, в том числе и психологами, окружающего мира и взаимодействия с им. Именно язык включает большинство базовых категорий, используемых для понимания людьми самих себя; эмоционально влияя на действия мужчин и женщин и репродуцируя пути определения собственной культурной идентичности. Когда мы говорим о любом феномене, мы оперируем разделяемыми значениями и их паттернами. Эти реальные разделяемые значения представлены в сознании в форме словесных описаний, которые наделяются субъективно уникальным, индивидуальным своеобразием и определяющим, в конечном итоге, характер интерпретации объектов. Если в сознании объекты представлены в форме словесных описаний, то постижение смыслов, которыми оперирует человек в своем взаимодействии с миром, становится возможным только посредством выяснения особенностей их формирования. Отсюда ориентация представителей дискурсного подхода на анализ текстов. Представляющих эти описания и схватывания логики создания и развития данных текстов в рассуждениях с самим собой и другими людьми.

Традиционные психологические методы, по мнению представителей дискурсного подхода, не могут схватить семантические процессы, реализующиеся в языке реальной жизни и представленные не как статичные фиксации неизменные смыслов, а как творение этих взаимно разделяемых смыслов в их постоянном взаимодействии и изменении. Именно схватывание языка как действия и составляет основную отличительную особенность дискурсной психологии. Это схватывание становится возможным лишь при условии допущения целесообразности рассмотрения проявлений социальной жизни как текстов, к которым могут быть применены инструменты дискурсного анализа.

Отличие исходных методологических посылок определяет и отличие к рассмотрению проблемы метода в психологическом исследовании. В дискурсном анализе аналитическая процедура с помощью которой получается вывод, часто совершенно отлична от способа, которым этот вывод проверяется. Чаще всего дискурсный анализ основывается на выработке навыков и умений самого исследователя. Аналитики разговоров иногда говорят о развитии особой аналитической ментальности, которая способствует тонкому пониманию содержания дискурса (Psathas, 1990). Конечно же данное утверждение сразу же провоцирует оппонентов на обвинение в ненаучности подхода. Антиципация возможности такого рода обвинений стимулировала разработку способов оценки адекватности дискурсно-аналитического исследования: рассмотрение случаев расхождения оценок, суждения самих участников дискурса о направленности их идей, совпадения с другими, уже известными дискурсами, суждения участников об аналитической интерпретации (Potter, 1996).

Типичное дискурсно-аналитическое исследование пользуется материалами транскриптов бесед, отчетов, интервью, разного рода письменных документов. Иногда эти различные данные объединяются в одном исследовании. Дискурсивный анализ в подавляющем большинстве случаев имеет качественный характер, но это совершенно не означает принципиального отказа от применения квантификации. Возражения вызывает лишь применение подсчетов при работе с текстом (Potter, Wetherell, 1987). Если в традиционных исследованиях мир описывается как состоящий из дискретных переменных и дискретных реакций, то в дискурсном анализе существуют конструкции и версии, которые могут быть приняты, отвергнуты, на них может даваться ответ, но к ним неприложимы понятия факторов и результатов. При необходимости предлагается замена категоризации на партикуляризацию для поиска идиографического содержания дискурса (Billig, 1991). Такая замена привод к оттеснению номотетического аспекта на вторые роли. Нормы всегда имеют определенную ориентацию, но это не значит, что они задают шаблоны для действий. Они всего лишь дают направления для понимания и интерпретации отклонений.

Приоритетность дискурса обусловливает становление в качестве основного объекта исследования языка. Язык, по мнению представителей дискурсного подхода, организован в дискурсы (некоторые называют их репертуарами репрезентаций), направляющие поведение людей. Язык содержит основные категории, используемые людьми для самопонимания.

Дискурсы не просто описывают окружающее социальное пространство, они создают его карту, причем карту субъективную, которая акцентирует внимание на одних факторах и искусственно принижает значение других. Тем самым люди осуществляют построение своей собственной, индивидуальной картины мира, конструируя свои представления и репрезентации по своему вкусу, часто неосознанному. Паркер утверждает в этой связи: «Дискурсы воспроизводят окружающую нас реальность в трансформированном виде» (1994).

Ваурман утверждает, что язык организован посредством дискурсов и может оказывать довольно сильное влияние на поведение людей и, даже, в некоторой степени, прогнозировать его. В нем содержатся определенные базовые категории, которые используются людьми для того, чтобы осознать свои внутренние переживания, определить свой культурный и социальный статус, отношение к другим людям и т.д. Данное свойство очень давно было выявлено психотерапевтами при их работе с клиентами, в частности то, что большинство ситуаций происходящих с людьми, ставших клиентами психотерапевтов и психологов-консультантов довольно схематичны и подобны друг другу. Единственное, что их всех различает, так это тот способ, которым человек их объясняет и интерпретирует, как воспринимает и переживает. Именно здесь и проявляется в полной мере индивидуальное своеобразие «дискурсного пространства» каждого из нас.

Основным объектом изучения в дискурсивном анализе является текст или собственно в любой его форме – рассказы, дебаты, дискуссии, сплетни, слухи и т.д., любой текст, который может изобразить и передать исследователю картину «внутреннего мира» его автора. Однако следует отметить, что кроме дискурсного анализа с текстом работают еще несколько наук, о которых можно сказать, что они явились своего рода прародителями этого направления, а именно – этнография, семиотика, социолингвистика и другие. Специфичным для собственно дискурсного анализа является то, что в нем текст рассматривается не как непосредственно раскрывающийся объект, а как основа для развития теоретических и аналитических представлений о речевом взаимодействии.

Несмотря на отсутствие какой-либо общепризнанной схемы дискурсного анализа, общим является уделение основного внимания не процедурным, а смыслообразующим моментам (Van Dijk, 1993). Ван Дийк (T. Van Dijk) оговаривает и описывает основные элементы, учитываемые при проведении дискурсного анализа. Особо отмечается тот момент, что данные нормы представляют собой исторически сложившееся образование и являются следствием того, что дискурсный анализ, во-первых, считается критическим подходом в современной социальной психологии, а во-вторых, его образование является результатом интеграции нескольких смежных дисциплин – психологии, семиотики, психолингвистики и лингвистики антропологии и др.

В систематизированном виде можно говорить о следующих требованиях к осуществлению дискурсного анализа:

1. В качестве предмета анализа должен использоваться естественный разговор или текст.

Ван Дийк считает, что данные после их получения не должны подвергаться какой-либо фильтрации или обработке, а анализироваться в том виде, каком они получены (видео- или аудиозаписи разговоров, интервью, анализ дневников, писем и т.п.).

2. Обязательный учет контекстных переменных.

Дискурс все время изучается как часть локального и глобального, социального или культурного контекстов. В текстах всегда представлены своеобразные маркеры так называемой контекстной релевантности, которые всегда необходимо идентифицировать и подвергать тщательному анализу.

3. В исследовании предпочтение должно отдаваться изучению естественных устных текстов (непосредственному общению).

Данный постулат связан с тем, что при анализе письменных текстов значительно труднее восстановить детали контекстов, актуальных во время написания.

4. Рассмотрение дискурса как социальных практик.

Дискурсы есть своего рода способы конструирования реальности, причем не только индивидуальной, но также групповой, социальной и даже культурной.

5. Дискурс – сложная конструкция, имеющая в себе разные по уровню организации и сложности элементы, которые работают по определенным правилам и стратегиям.

6. Дискурсы имеют смысловое и функциональное измерения.

Данное положение говорит о том, что язык несет в себе не только информативную, но и побуждающую функции, и что при анализе необходимо уделять внимание не только вопросам, что именно произнес участник общения, но и почему он произнес именно это в данной, конкретной ситуации.

7. Дискурсы подчиняются определенным правилам.

Необходимо учитывать тот факт, что дискурсы, также как и язык, с помощью которого они актуализируются, подчинены определенным правилам – грамматическим, синтаксическим, коммуникативным или интерактивным (правилам построения взаимодействия).

8. Дискурс связан с обществом через социальные когниции.

Дискурсы включают в себя личные воспоминания и опыт, используемые модели поведения и атрибуции, а также разные групповые социальные структуры (репрезентации, аттитюды, ценности, стереотипы).

Критика дискурсного анализа исходит как из чисто теоретических и философских взглядов, так и практических возможностей. Естественно, что в качестве критических выдвигались традиционные вопросы, касающиеся валидности, надежности, субъективности исследователя и т.д. Ян Паркер (I. Parker), исследуя возможное влияние схемы и индивидуальных особенностей исследователя, приходит к выводу, что дискурсный анализ в конечном итоге может оказаться «исследовательскими идеями с примерами" и ничем большим» [1992]. В числе других критических замечаний, предъявляемых к дискурсному анализу предъявляются: обвинение в субъективизме и возможности построения «объективного видения» исследуемых феноменов.

Не ставя себе целью представлять ответы сторонников дискурсного подхода своим оппонентам, чаще носящие характер встречных обвинений, отмечу, что с точки зрения развиваемого нами интегративно-эклектического подхода дискурсный анализ представляет собой продуктивное измерение изучения феноменологии социального бытия личности и ее окружения, представляя ракурс, не охватываемый другими традициями.

Дата добавления: 2014-12-29