Восстановительное правосудие

В этом нет ничего нереального, я всего лишь пытаюсь нарушить тишину и не теряю веры в силу истины. Епископ Туту был центральной фигурой в организации разоблачения жестокого обращения с людьми в ЮАР. Люди, подвергавшиеся жестоким истязаниям, получили возможность рассказать о своих муках. Они даже смогли рассказать об этом, глядя в глаза своим истязателям. И что особенно важно, несмотря на критику, они получили возможность вспомнить подробности того, что они видели, что испытали. Удивительно, эти люди не требовали мести.

Для тех, кто пытал людей, подобные встречи были альтернативой уголовному преследованию. Они говорили, делали все под давлением. И им было что защищать: самоуважение, честь. Но они также согласились нарушить молчание, принять участие в разговоре, рассказать о том, что знают. Не сдерживаемые определенными судебными ограничениями, они могли говорить все.

Говорили ли они правду?

Мы никогда не сможем узнать это точно. Но мы можем сравнить две системы. Мы сравним восстановительное правосудие с обычным уголовным судом и зададимся вопросом, различается ли информация, получаемая двумя этими системами, и какой ответ насилию каждая из них предлагает?

Несколько черт их явно различают.

Во-первых, цели всех действий полностью различаются. Задача обычного суда: определить, кто несет ответственность за содеянное, назвать виновных. В основе судебной системы лежит дихотомия: виновен или невиновен. Решение «виновен наполовину» невозможно. Восстановительное правосудие позволяет избежать подобной дихотомии. Это попытка рассматривать ситуацию в контексте: то, что он сделал, ужасно, но в его жизни были и другие поступки, даже героические. Если вся картина говорит о том, что он виновен, даже это не является главным по отношении к человеку.

В судебной системе вина персонифицирована. Не учитывается «вина системы», историческое развитие, ситуация рассматривается с точки зрения поведения конкретного человека. Восстановительное же правосудие дает больше информации, возможность поднимать вопросы, позволяющие лучше понять социальную значимость того или иного явления.

Помимо решений о виновности, суть судебного процесса – это увеличение страдания. Во многих работах эти вопросы не затрагиваются: страдания и боль тщательно скрываются. Система изъясняется эвфемизмами: тюрьма называется учреждением, камеры в моей стране называют комнатами, заключенные – лицами, содержащимися под стражей, охранники – «betjenter», слово, которое в переводе означает «те, кто обслуживает». И даже в странах, где нет пыток и смертной казни, это распространение страдания является частью любой судебной системы. Страдание является важнейшим механизмом наказания. Многие государства развивают механизмы контроля за страданиями. За одинаковые преступления полагается одинаковое страдание. Но преступления редко бывают одинаковыми, как и преступники редко похожи друг на друга как близнецы.

Еще одна отличительная черта судебной системы: выбор «существенной информации». Юридическое образование в значительной степени: умение отличать существенное от несущественного. Многие из нас оказываются в ситуации, когда адвокат говорит: то, что вы считаете самыми лучшими аргументами в вашу пользу, вовсе не стоит затрагивать в суде.

В сравнении с этим, восстановительное правосудие занимает более свободную позицию. Это своеобразная арена для обличения, жалоб, для эмоций, а также – для оправдания, отрицания своей вины. Основная задача создать наиболее объективную картину происшедшего, а не решать, как наказать виновных.

Способы, созданные в судебной системе для предотвращения ошибки, в определении наказания, возможно, лучшие, которые могли бы быть придуманы. Но, если мы говорим о том, чтобы разобраться во всех подробностях дела, то моим предварительным выводом будет то, что восстановительное правосудие является более прогрессивным инструментом, чем суд.[4].

7. Примирение [5]

Правда – это важный шаг. Но, чтобы добиться желаемого, необходимо сделать не один шаг. Сейчас существует необходимость примирения.

Это сложный процесс. Во-первых, существует проблема компенсации жертвам. Прекрасно, когда становится известной правда, и вырисовывается объективная картина происшедшего, когда, как чаще всего бывает, богатые и могущественные преступники сталкиваются со своими бесправными и неимущими жертвами. Но часто истины и простых извинений недостаточно. Проблема неравенства остается неразрешимой. Эти проблемы должны рассматриваться, но зачастую они игнорируются. Бывший истязатель возвращается на свою шикарную виллу после своего выступления, когда тот, кого пытали, живет в нищете.

Второй вопрос – необходимость посредничества, ведущего к примирению. Вопрос, который должен быть поставлен: возможен ли вообще мир после стольких лет угнетения, убийств, насилия, геноцида? Кончено, идеал недостижим.

Особенно сложной была ситуация, сложившаяся в Косово: действия всех участников событий достойны осуждения. Еще до бомбежек в Косово находилось 1 300 международных наблюдателей. Они отступили, когда стало известно о планируемых бомбежках. Большинство наблюдателей согласны: их задачей было сохранить мир в Косово и предотвратить бомбежки. На сегодняшний день, в этом регионе 45 тысяч солдат.

Существует два пути решения конфликта в Косово. Первый – обычный, судебный: казнить тех, кто убивал. Или же другой путь: организовать встречу конфликтующих сторон, чтобы каждый имел возможность высказать свою точку зрения и рассказать о своих страданиях, своей боли. И лишь затем, постепенно, вероятно, после многих попыток, прийти к общему пониманию ситуации и обсудить возможные пути выхода.

Предел наивности?

Не совсем. Серьезное влияние на современную судебную политику сейчас оказывают национальные традиции в Новой Зеландии, Австралии, а также традиции индейской культуры, особенно в Канаде (в некоторой степени, и в США). Необходимость вернуться к исторически проверенным путям решения конфликтов становится очевидной. Эти традиционные пути основаны на посредничестве. Очевидно, что в относительно равноправных сообществах, не связанных с центральной властью, наказания могут привести к гражданской войне, подобно тому, как наказание на международной арене может спровоцировать возрождение старых конфликтов и войн. В таких случаях, наиболее важно восстановить ситуацию. Слово restore (восстановление) в норвежском происходит от staur (норв). Дословно, оно значит – поднимать деревянные балки, которые упали, чтобы починить дом. Подобные действия подрывают основы и идеалы судебной системы. В восстановительном правосудии, если преступник найден, основная задача – решить: как он или она может возместить ущерб, материально или символически, а вовсе не на том, как заставить его страдать. В этом и состоит цель восстановительного правосудия.

Это невозможно в балканском регионе?

Я встретился с подобным утверждением в Тиране, столице Албании, несколько лет назад. Это было на крупном форуме, в котором принимали участие сотни человек. Главная тема дискуссии: как остановить кровавую резню после крушения тоталитаризма. «Невозможно» – таково было мнение многих участников форума. Но тут встал блондин огромного роста. Позже я узнал, что много лет назад, он был генералом руководившим войсками, которые противостояли итальянским оккупантам. Он сказал: «Я пробыл в заключении очень много лет в период правления бывшего правителя Албании. Теперь все закончилось. Я не испытываю чувства ненависти к албанскому народу». Дискуссия сразу же закончилась. Посреднический проект сейчас успешно развивается в Албании.

Невозможно, когда совершаются столь чудовищные преступления!

Работая большую часть своей жизни в сфере преступлений и наказаний, должен признаться, что ни разу не встречал чудовищ. Я не нашел их даже среди убийц, работавших в концлагерях, так и не встретил ни одного чудовища до сих пор. Это были люди мне неприятные, но все же это были люди. Мы все были детьми, кто-то о нас заботился. У нас есть, по мнению Кули (1902), объединяющий нас опыт, который, например, позволяет нам понять сюжет греческой трагедии, написанной 2000 лет тому назад, также как его понимают и те, кто совершал бесчеловечные преступления.

Но когда преступления настолько чудовищны, что в них невозможно поверить. Геноцид?

Геноцид был во многих странах. Норвегия пыталась полностью истребить народ Сами и его культуру. Но в 1990-х Сами основали свой собственный Парламент. Это было компенсацией за унижения, которые претерпел этот народ. Многие были казнены за знахарство, многие за противодействие норвежским властям. Я согласен, что эти преступления не могут сравниться с тем, что позволяли себе завоеватели в Африке и Америке. Но не для народа Сами, которые до сих пор говорят о норвежских чудовищах.

Я пытаюсь сказать, что насилие – явление распространенное. Важно понять, что ответственность за насилие и жестокость не может быть монополизирована одной нацией или одной категорией жертв. Насилие неотъемлемая часть человеческой истории, часть нашей судьбы. Многие народы были на протяжении своей истории и жертвами, и преступниками, чаще всего, выступая в один и тот же момент в обеих ролях. Когда мы пытаемся найти подход к решению конфликтов, мы должны найти пути как предотвращения, так и реакции на насилие.

Но если преступление абсолютно, полностью выходит за рамки возможного. Как то, что было организовано Бен Ладеном? Собираюсь ли я вступить в переговоры с Сатаной, в аду?

Да, собираюсь!.

Посредничество – один из основных принципов восстановительного правосудия. Конечно, мы должны попытаться организовать переговоры. Вместо ответа насилием на насилие, по моему мнению, необходимо создать условия для диалога. Мы должны встретиться с теми, кто, по нашему мнению, совершил что-то ужасное. Мы должны попытаться понять: почему они это сделали, взглянуть на ситуацию под другим углом, найти хоть какие-то точки соприкосновения. Как мы можем остановить насилие на Ближнем востоке, когда и Израиль, и Палестина, уходят все дальше друг от друга. Рассматривая ситуацию с точки зрения предотвращения насилия, США, возможно, могут гораздо лучше защитить себя переговорами, чем бомбами.

Возможно, переговоры ни к чему не приведут. Но необходимо хотя бы попытаться, выяснить, как воспринимает Бен Ладен сложившуюся ситуацию до того, как начинать бомбежки. Может быть (а вдруг и такое возможно), если он увидит, что его позиция будет рассмотрена объективно, то скажет: «Мне есть, что сказать миру. Я согласен на встречу в международном суде».

Конечно, это более, чем невероятно. Для Бен Ладена это будет равноценно самоубийству.

11 сентября – день экстраординарный. Для меня события этого дня стали своеобразной отправной точкой. Но что я попытался доказать в своей работе: это событие, несмотря ни на что, не было сверхэкстраординарным. Ужасное, но не худшее, что могло случится. Дьявольское действие, но совершенное не чудовищами, а людьми. Сложное для понимания, но не невозможное, если действительно попытаться понять. Далекое от чего-то обычного, но не настолько, чтобы нельзя было ставить вопрос о диалоге. А в реальности, произошел тот самый случай, когда наши знания, социологический и криминологический инструментарий в области мирного урегулирования конфликтов должны и могут быть использованы.

Дата добавления: 2015-01-03