Преображение доньи Соледад 2 страница

Она показала мне ладони своих рук в жесте капитуляции, как бы заверяя меня, что то, что я ощутил, не было ее рукой.

— Что ты сделала со мной? — спросил я, пытаясь говорить спокойно и отрешенно.

Она казалась совершенно озадаченной и растерянной. Она пробормотала что-то и встряхнула головой, словно не могла сказать это или не знала, о чем я говорю.

— Ну ладно, донья Соледад, сказал я, подойдя ближе к ней, — не разыгрывай трюков со мной.

Казалось, она вот-вот расплачется. Я хотел утешить ее, но какая-то часть меня сопротивлялась. После краткой паузы я сказал ей, что я ощущал и видел.

— Это действительно ужасно! — сказала она пронзительным голосом. Очень детским жестом она закрыла свое лицо правым предплечьем. Я подумал, что она плачет. Я подошел к ней и попытался было обнять своей рукой ее плечо. Я не мог заставить себя сделать это.

Я остановился перед ней, чтобы посмотреть ей в лицо. Я мог видеть ее черные сияющие глаза и часть ее лица за рукой. Она не плакала. Она улыбалась.

Я отскочил назад. Ее улыбка ужасала меня. Мы оба долго стояли неподвижно. Она продолжала закрывать свое лицо, но я мог видеть ее глаза, которые наблюдали за мной.

Когда я стоял там, почти парализованный страхом, я ощущал крайнюю подавленность. Я оказался в безвыходном положении. Донья Соледад была колдуньей. Мое тело знало это, и все же я не мог реально поверить в это. Я хотел верить в то, что донья Соледад стала сумасшедшей и содержится в этом доме как в психушке.

Я не отважился двинуться или отвести свои глаза от нее. Мы, должно быть, стояли в этом положении пять или шесть минут. Она держала свою руку поднятой и, несмотря на это, неподвижной. Она стояла около задней части машины, прислонившись почти к левому крылу. Крышка багажника все еще была открыта. Я задумал сделать бросок к правой двери. Ключи были в зажигании.

Я немного расслабился, чтобы набрать импульс для бега. Она, казалось, немедленно заметила изменение моего положения. Ее рука двинулась вниз, открывая все ее лицо. Ее зубы были стиснуты. Глаза свои она фиксировала на мне. Взгляд их был суров и неприветлив. Внезапно она, пошатываясь, направилась ко мне. Она ступила вперед правой ногой и протянула вперед скрюченные кисти, пытаясь схватить меня за талию, и испустила пронзительный крик.

Мое тело отпрыгнуло назад из пределов ее досягаемости. Я побежал к машине, но она с непостижимой ловкостью бросилась к моим ногам и сделала мне подножку. Я упал лицом вниз, и она быстро схватила меня за левую ногу. Я поджал свою правую ногу и стал колотить ее в лицо подошвой моего ботинка, пока она не отпустила меня и не отпрыгнула назад. Я вскочил на ноги и попытался открыть дверь машины. Она была заперта. Я бросился над капотом к другой стороне, но каким-то образом донья Соледад оказалась там раньше меня. Я попытался перекатиться назад над капотом, но на полпути ощутил резкую боль в своей правой икре. Она схватила меня за ногу. Я не мог ударить ее левой ногой, она прижала мои обе ноги к капоту. Она потащила меня к себе, и я упал на нее сверху. Мы продолжали бороться на земле. Ее сила была поразительной, а ее вопли были ужасными. Я едва мог двигаться под действием гигантского давления ее тела. Дело было не в весе, а скорее в напряжении, и оно у нее было. Внезапно я услышал рычание и огромный пес прыгнул ей на спину и отшвырнул ее от меня. Я встал. Я хотел попасть в машину, но женщина и пес боролись около двери. Единственным спасением было пойти в дом. Я сделал это за одну-две секунды. Я не обернулся, чтобы посмотреть на них, а бросился внутрь и захлопнул дверь за собой, закрыв ее железной щеколдой, которая находилась на ней. Я побежал в заднюю часть дома и сделал то же самое с другой дверью.

Изнутри я мог слышать яростное рычание пса и нечеловеческие вопли женщины. Затем вдруг лай и рычание пса превратились в вой и скуление, как будто ему было больно или как будто что-то напугало его. Я ощутил дерганье под ложечкой. Уши у меня начали гудеть. Я понял, что попал в ловушку внутри дома. У меня был приступ полнейшего ужаса. Я клял себя за идиотскую идею — забежать в дом. Атака женщины привела меня в такое интенсивное замешательство, что я потерял всякое стратегическое чутье и вел себя так, как будто убегал от обычного противника, которому можно было преградить дорогу, просто закрыв дверь. Я слышал, как кто-то подошел к двери и налег на нее, пытаясь открыть. Затем послышались громкие стуки и сильные удары по ней.

— Открой дверь, — сказала донья Соледад твердым тоном. — проклятая собака покалечила меня.

Я взвешивал, впустить ее или нет. Тут мне на ум пришло воспоминание о столкновении, которое у меня было несколько лет тому назад с одной женщиной-магом, которая, если верить дону Хуану, приняла его обличье, чтобы обмануть меня и нанести смертельный удар. Очевидно, донья Соледад не была такой, какой я ее знал, но у меня были причины сомневаться, что она была магом. Паблито, Нестор и я находились в контакте с доном Хуаном и доном Хенаро в течение целого ряда лет, и мы не были хоть сколько-нибудь магами, как же им могла быть донья Соледад? Независимо от того, сколь сильно она изменилась, она не могла импровизировать нечто такое, что потребовало бы целой жизни для своего осуществления.

— Почему ты нападаешь на меня? — спросил я, говоря громко, чтобы ей было слышно меня через толстую дверь.

Она не ответила; вместо этого она стала яростно колотить по двери, а я с такой же силой отражал удары. Мы продолжали стук по двери несколько минут. Она остановилась и стала просить меня открыть дверь. Я почувствовал прилив нервной энергии. Я знал, что если я открою дверь, то у меня будет шанс спастись бегством. Я снял щеколду с двери. Она вошла пошатываясь. Ее блуза была разорвана. Лента, удерживающая волосы, свалилась, и ее длинные волосы рассыпались по всему лицу.

— Посмотри, что этот сын суки сделал со мной! — закричала она. — посмотри! Посмотри!

Я глубоко вздохнул. Она казалась несколько ошеломленной. Она села на скамейку и начала снимать свою порванную блузу. Я воспользовался этим, чтобы выбежать из дома и рвануться к машине. С быстротой, порожденной исключительно страхом, я заскочил внутрь, захлопнул дверь, автоматически включил мотор и дал задний ход. Я нажал на педаль газа и повернул голову, чтобы посмотреть назад через заднее стекло. Когда я повернулся, я ощутил горячее дыхание на своем лице; я услышал устрашающее рычание и в одно мгновение увидел демонические глаза пса. Я увидел его ужасные зубы почти у своих глаз. Я быстро наклонил голову. Его зубы схватили мои волосы. Я весь изогнулся на сидении и, делая это, смог включить сцепление. Резкая остановка машины заставила пса потерять равновесие. Я открыл дверь и выскочил. Голова пса выглядывала из двери. Я услышал клацанье его огромных зубов, когда его пасть захлопнулась, промахнувшись всего на несколько дюймов от моих каблуков. Машина начала выруливать обратно, и я сделал другой бросок к дому. Достигнув двери, я остановился.

Там стояла донья Соледад. Она снова подвязала свои волосы. Она накинула шаль себе на плечи. Она быстро взглянула на меня, а затем начала смеяться, сначала очень мягко, словно ее раны причиняли ей боль, а потом громко. Она указывала на меня пальцем и придерживала живот, конвульсивно содрогаясь от смеха. Она выгнулась и потянулась, по-видимому для того, чтобы задержать дыхание. Она была обнажена выше талии. Мне были видны ее груди, сотрясающиеся от смеха.

Я почувствовал, что все было потеряно. Я обернулся, чтобы взглянуть на машину. Она проехала 4 — 5 футов и остановилась; дверь снова захлопнулась, закрыв пса внутри. Мне было видно и слышно, как огромный зверь грызет спинку переднего сидения и скребет окно.

Я встал лицом к лицу в этот момент перед очень своеобразным решением. Я не знал, кто перепугал меня больше, донья Соледад или ее пес. После короткого размышления я решил, что собака была всего лишь глупым животным.

Я побежал обратно к машине и взобрался на крышу. Шум разъярил пса. Я слышал, как он разрывал обивку. Лежа на крыше, я ухитрился открыть дверь водителя. Моей идеей было открыть обе двери, а затем соскользнуть с крыши в машину через одну из дверей после того, как пес выскочит через другую. Я наклонился вниз, чтобы открыть правую дверь. Я забыл, что она была заперта. В этот момент голова пса высунулась из открытой двери. У меня возник приступ слепой паники при мысли, что собака собирается выскочить из машины и прыгнуть на крышу.

Менее чем за секунду я соскочил на землю и очутился стоящим у двери дома.

Донья Соледад подвязывалась в дверном проеме. Смех выходил из нее отдельными приступами, которые казались почти болезненными.

Пес остался внутри машины, все еще пуская пену от ярости. Очевидно, он был чересчур велик и не мог пропихнуть свое массивное тело над передним сиденьем. Я подошел к машине и осторожно закрыл дверь снова. Я поискал длинную палку, чтобы открыть замок правой двери.

Я занимался поисками на площадке перед домом. Вокруг не было ни единого куска дерева. Тем временем донья Соледад ушла внутрь дома. Я оценил свою ситуацию. У меня не было другой альтернативы, кроме как обратиться к ее помощи. С большим беспокойством я переступил порог, смотря во все стороны на тот случай, если она прячется за дверью, подстерегая меня.

— Донья Соледад! — выкрикнул я.

— Какого черта тебе надо? — крикнула она из своей комнаты.

— Пожалуйста, выйди и забери свою собаку из моей машины, — сказал я.

— Ты шутишь? — ответила она. — это не моя собака. Я тебе уже говорила, что она принадлежит моим девочкам.

— А где твои девочки? — спросил я.

— Они в горах, — ответила она.

Она вышла из своей комнаты и уставилась на меня.

— Хочешь увидеть, что этот проклятый пес сделал со мной? — спросила она сухим тоном. — смотри!

Я не нашел никаких видимых отметин зубов на ее спине, там было только несколько длинных глубоких царапин, которые она могла получить в результате трения о твердую почву. В конце концов она могла поцарапаться, нападая на меня.

— Там ничего нет, — сказал я.

— Пойди и посмотри на свету, — сказала она и подошла к двери.

Она настаивала, чтобы я искал глубокие раны от собачьих зубов. Я чувствовал себя глупо. Я чувствовал тяжесть вокруг глаз, особенно на бровях. Вместо этого я вышел. Пес не двигался и начал гавкать, как только я вышел из дома.

Я проклинал себя. Мне некого было обвинять, кроме самого себя. Я попал в эту ловушку, как дурак. Затем тут же я решил сходить в город. Но мой бумажник, мои документы, все, что у меня было, находилось в моем портфеле на полу машины, как раз под ногами собаки. Меня охватило отчаяние. В город идти было бесполезно. Денег, которые были у меня в кармане, не хватило бы даже на чашку кофе. У меня не было другой альтернативы, кроме как выгнать пса из машины.

— Какой пищей питается эта собака? — закричал я, стоя у двери.

— Почему бы тебе не попробовать дать ей свою ногу? — крикнула донья Соледад в ответ из своей комнаты и захихикала.

Я поискал немного приготовленной пищи в доме. Горшки были пустыми. Не оставалось ничего другого, как снова обратиться к ней. Мое отчаяние сменилось гневом. Я ворвался в ее комнату, готовый к борьбе до конца. Она лежала на своей кровати, укрытая шалью.

— Пожалуйста, прости меня за все, что я тебе сделала, — сказала она напрямик, глядя в потолок.

Ее решительность погасила мой гнев.

— Ты должен понять мое положение, — продолжала она. — я не могла позволить тебе уйти.

Она мягко засмеялась и ясным спокойным голосом сказала, что она виновата в том, что была алчной и грубой, что она почти достигла успеха в том, что бы напугать меня своим шутовством, но что ситуация внезапно изменилась. Она сделала паузу и села в постели, прикрыв свои груди шалью, а затем добавила, что в ее тело снизошла странная уверенность. Она подняла взгляд к потолку и начала двигать руками странным ритмическим образом, как ветряная мельница.

— Для тебя не существует способа уехать сейчас, — сказала она.

Она изучающе смотрела на меня без всякого смеха. Мой внутренний гнев утих, но отчаяние было сильнее, чем когда бы то ни было. Я действительно знал, что в отношении фактической силы я не мог сравниться ни с ней, ни с псом.

Она сказала, что наша встреча была предрешена годы тому назад, что никто из нас не имел достаточно силы, чтобы ускорить ее или воспрепятствовать ей.

— Не борись с собой, пытаясь уехать, — сказала она. — это так же бесполезно, как моя попытка удержать тебя здесь. Нечто помимо твоей воли вызволит тебя отсюда, и нечто помимо моей воли удержит тебя здесь.

Каким-то образом ее уверенность не только смягчило ее, но и дала ей большую власть над словами. Ее утверждения были неотразимыми и кристально ясными. Дон Хуан уже говорил, что я был доверчивой душой, когда дело доходило до слов. Когда она говорила, я обнаружил, что думаю, будто она в действительности не была такой угрожающей, как я думал. Она больше не производила ощущения, как будто она готова к нападению. Мой разум чувствовал себя почти свободно, но другая часть меня — нет. Все мускулы моего тела были как натянутая проволока, и, тем не менее, я должен был признаться самому себе, что хотя она испугала меня до потери сознания, я нашел ее очень притягательной. Она наблюдала за мной с блеском в глазах. Ее маленькие белые зубы придавали ее улыбке дьявольский вид. Круглое лицо ее было странно гладким и совершенно лишенным морщин. Две глубокие линии, сбегающие с обеих сторон носа к уголкам рта, придавали ее лицу выражение зрелости, но не возраста. Когда она вставала с постели, ее шаль соскользнула вниз, обнажив ее полные груди. Она не дала себе труда накрыться снова. Вместо этого она выпятила грудную клетку и подняла груди.

— О, ты уже заметил, да? — сказала она и повернула свое тело из стороны в сторону, как будто была довольна собой. — я всегда подвязываю свои волосы за головой. Нагваль сказал мне сделать так. Натяжение делает мое лицо моложе.

Я был уверен, что она собирается говорить о своих грудях. Ее уловка поразила меня.

— Я не имею в виду, что натяжение моих волос заставляет меня выглядеть моложе, — продолжала она с чарующей улыбкой, — натяжение моих волос делает меня моложе.

— Как это возможно? — спросил я.

Она ответила мне вопросом. Она поинтересовалась, понял ли я как следует дона Хуана, когда он говорил, что любая вещь становится возможной, если человек хочет ее с непреклонной настойчивостью. Я желал более точного объяснения. Я хотел знать, что она еще делает, кроме стягивания своих волос, чтобы выглядеть такой молодой. Она сказала, что она ложится в своей постели и опустошает себя от всех мыслей и ощущений, а затем позволяет линиям своего тела изгладить все морщины прочь. Я добивался от нее больше деталей: какие ощущения, чувствования, восприятия она испытывала, лежа в своей постели. Она настаивала, что она не ощущала ничего, что она не знала, как действуют линии ее тела, что она знала только то, что не надо позволять своим мыслям вторгаться.

Она сложила руки на мою грудь и очень мягко подтолкнула меня. Это был жест, что с нее довольно моих вопросов. Мы вышли наружу через заднюю дверь. Я сказал ей, что мне нужна длинная палка. Она сразу пошла к куче дров, но там не было длинных палок. Я спросил ее, не может ли она дать мне пару гвоздей, чтобы скрепить два куска из дровяной кучи. Мы безуспешно обыскали весь дом в поисках гвоздей. Наконец, мне удалось вытащить самую длинную палку, какую я мог найти, из клетки для цыплят, которую Паблито построил за домом. Эта палка, хотя и была немного хрупкой, показалась подходящей для моей цели.

Донья Соледад не улыбалась и не шутила во время наших поисков. Она казалась полностью поглощенной своей задачей помочь мне. Ее концентрация была такой интенсивной, что я ощутил, что она желала мне успеха.

Я пошел к своей машине, вооруженный длинной палкой, а также короткой из дровяной кучи. Донья Соледад стояла у передней двери.

Я стал дразнить собаку короткой палкой в правой руке и в то же время пытался освободить замок длинной палкой, находящейся в другой руке. Пес едва не цапнул меня за правую руку и заставил выпустить короткую палку. Ярость и сила огромного зверя были такими неизмеримыми, что я чуть не потерял длинную палку тоже. Пес готовился перекусить ее надвое, как донья Соледад вдруг пришла мне на помощь; колотя по заднему окошку, она отвлекла на себя внимание пса, и он позволил забрать палку.

Воодушевленный ее отвлекающим маневром, я нырнул головой вперед, проскользнул по всей длине переднего сидения и сумел освободить замок. Я попытался немедленно отступить назад, но пес набросился на меня всей своей мощью и фактически его массивные плечи и передние лапы нависли над передним сиденьем, прежде чем я успел вернуться назад. Я ощущал его лапы на своем плече. Я съежился от страха. Я знал, что он хочет растерзать меня. Пес наклонил свою голову, собираясь прикончить меня, но вместо того, чтобы укусить меня, он ударился о рулевое колесо. Я стремительно рванулся и одним движением выскочил на капот, а затем на крышу. Все мое тело было избито.

Я открыл правую дверь. Я попросил донью Соледад подать мне длинную палку и ею нажал на рычаг, чтобы освободить спинку из вертикального положения. Я полагал, что если я буду дразнить пса, он свалит ее вперед и тем самым проложит себе путь к выходу из машины. Но он не двигался. Он лишь яростно грыз палку.

В этот момент донья Соледад вскочила на крышу и легла рядом со мной. Она хотела помочь мне дразнить собаку. Я сказал ей, что она не может оставаться на крыше, так как, когда пес вылезет, я собираюсь забраться в машину и уехать. Я поблагодарил ее за помощь и сказал, что ей следует вернуться в дом. Она пожала плечами, спрыгнула вниз и пошла обратно к двери. Я нажал на защелку снова и своей фуражкой стал дразнить пса. Я хлопал около его глаз прямо перед его мордой. Ярость пса была неописуемой, однако он не собирался покидать сидение. Наконец его массивные лапы выбили палку из моей руки. Я спустился вниз, чтобы поднять ее из-под машины. Внезапно я услышал пронзительный крик доньи Соледад.

— Осторожно! Он вылезает!

Я взглянул на машину. Пес протискивался над сиденьем. Его задние лапы застряли в рулевом колесе. За исключением этого он был почти вне машины.

Я бросился к дому и оказался внутри как раз вовремя для того, чтобы это животное не успело настигнуть меня. Его разгон был таким сильным, что он с размаху налетел на дверь.

Заперев дверь на щеколду, донья Соледад сказала, хихикая:

— Я говорила тебе, что это было бесполезно.

Она прочистила свое горло и повернулась, чтобы посмотреть на меня.

— Ты можешь связать его веревкой? — спросил я.

Я был уверен, что она даст мне ничего не значащий ответ, но, к моему удивлению, она сказала, что мы должны испробовать все, даже заманить собаку в дом и закрыть ее там.

Ее идея привлекла меня. Я осторожно открыл переднюю дверь. Пса там больше не было. Я рискнул высунуться немного больше. Его не было видно. Я надеялся на то, что пес ушел обратно в свой кораль. Я собирался немного подождать и затем сделать бросок к машине, как вдруг я услышал сильное рычание и увидел массивную голову зверя внутри своей машины. Он забрался опять на переднее сидение.

Донья Соледад была права, было бесполезно пытаться. Волна уныния охватила меня. Каким-то образом я знал, что мой конец был близок. В приступе полнейшего отчаяния я сказал донье Соледад, что собираюсь взять нож из кухни и убить пса, либо быть убитым им, и я сделал бы это, если бы не оказалось, что во всем доме нет ни одного металлического предмета.

— Разве Нагваль не учил тебя принимать свою судьбу? — спросила донья Соледад, следуя по пятам за мной. — этот пес не обычная собака. Этот пес имеет силу. Он воин. Он сделает то, что должен сделать. Даже убьет тебя.

У меня был момент неконтролируемого срыва, я схватил ее за плечи и зарычал. Она не казалась удивленной или тронутой моим внезапным взрывом. Она повернулась ко мне спиной и сбросила свою шаль на пол. Ее спина была очень сильной и красивой. У меня было непреодолимое желание ударить ее, но вместо этого я провел рукой по ее плечам. Ее кожа была мягкой и гладкой. Ее руки и плечи были мускулистыми, не будучи большими. У нее, по-видимому, был минимальный слой жира, который окружал ее мускулы и придавал верхней части ее тела видимость гладкости, и тем не менее, когда я надавливал на любую часть ее тела кончиками пальцев, я мог чувствовать твердость невидимых мускулов под гладкой поверхностью. Я не хотел смотреть на ее груди.

Она пошла на крытую площадку в задней части дома, которая служила кухней. Я последовал за ней. Она села на скамейку и спокойно помыла ноги в бадье. Когда она обувала сандалии, я пошел в большой тревоге в новую постройку, которая была сделана в большой части дома. Она стояла около двери, когда я выходил.

— Ты любишь говорить, — сказала она мимоходом, ведя меня в свою комнату. — торопиться некуда, теперь мы можем говорить вечно.

Она достала мой блокнот с верхушки своего комода, куда она, должно быть, сама положила его, и вручила его мне с преувеличенной любезностью. Затем она сняла покрывало, аккуратно сложила его и положила верхушку того же комода. Тут я заметил, что оба комода были под цвет стен, желтовато-белыми, а постель без покрывала рыжевато-красной, более или менее под цвет пола. Покрывало с другой стороны темно-коричневым, наподобие дерева потолка и деревянных панелей окон.

— Давай поговорим, — сказала она, сняв сандалии и удобно усаживаясь на постели.

Она поместила свои колени напротив своих обнаженных грудей. У нее был вид молодой девушки. Ее агрессивность и властная манера смягчились и сменились обаянием. В этот момент она была полной противоположностью тому, чем она была раньше. Я вынужденно рассмеялся над тем, как она убеждала меня писать. Она напомнила мне дона Хуана.

— Теперь у нас есть время, — сказала она. — ветер изменился. Ты заметил это?

Я заметил. Она сказала, что новое направление ветра было ее собственным благоприятным направлением, и таким образом, ветер превратился в ее помощника.

— Что ты знаешь о ветре, донья Соледад? — спросил я, когда спокойно уселся в ногах ее постели.

— Только то, чему Нагваль научил меня, — сказала она. — каждая из нас, то есть женщин, имеет специфическое направление, особый ветер. Мужчины не имеют. Я северный ветер; когда он дует, яд делаюсь другой. Нагваль сказал, что женщина-воин может использовать свой особый ветер для всего, чего она захочет. Я использовала его, чтобы привести в порядок свое тело и переделать его. Смотри на меня! Я — северный ветер. Ощути меня, когда я вхожу через окно.

Сильный ветер дул через окно, которое было стратегически размещено так, чтобы быть обращенным к северу. — почему ты думаешь, что мужчины не имеют ветра? — спросил я.

Она на мгновение задумалась, а затем ответила, что Нагваль никогда не упоминал почему.

Ты хочешь знать, кто сделал этот пол? — сказала она, закутывая одеялом плечи. — я сделала его сама. Я потратила четыре года, чтобы выложить его. Теперь этот пол подобен мне самой.

Когда она говорила, я заметил, что сходящиеся линии на полу были ориентированы так, что начинались с севера. Однако комната не была расположена совершенно в соответствии со странами света; поэтому ее постель располагалась под некоторым углом к стенам, и так же шли линии, образованные глиняными плитками.

— Почему ты сделала пол красным, донья Соледад?

— Это мой цвет. Я красная, подобно красной почве. Я нашла красную глину в горах поблизости отсюда. Нагваль сказал мне, где искать, и он также помогал мне носить ее, и то же делали все остальные. Они все помогали мне.

— Как ты обжигала глину?

— Нагваль вырыл мне яму. Мы заполнили ее топливом, а потом сложили штабелем глиняные плитки, переложив их плоскими кусочками камня. Я закрыла яму крышкой из почвы и проволоки и подожгла деревянные дрова. Они горели несколько дней.

— Как ты уберегла плитки от искривления?

— Это не я. Это делал ветер, который дул все время, пока горел огонь. Нагваль показал мне, как копать яму, чтобы она была обращена лицом к северу и северному ветру. Он также заставил меня оставить четыре дыры для северного ветра, чтобы он дул в яму. Потом он велел мне оставить одну дыру в центре крышки, чтобы мог выходить дым. Ветер заставил гореть дерево несколько дней; когда яма остыла, я открыла ее и начала чистить и выравнивать плитки. Мне потребовалось больше года, чтобы сделать достаточное количество плиток и закончить пол.

— Как ты придумала узор?

— Ветер научил меня этому. Когда я делала свой пол, Нагваль уже научил меня не сопротивляться ветру. Он показал мне, как поддаться моему ветру и позволять ему руководить мною. На это он потратил много времени, годы и годы. Я была очень очень упрямой, неразумной старой женщиной вначале; он сказал мне это сам, и он был прав. Но я училась очень быстро. Наверное потому, что я старая и мне больше нечего терять. В самом начале у меня были большие трудности со страхом, который у меня был. Одно присутствие Нагваля заставляло меня заикаться и робеть. Нагваль производил такой же эффект на всех остальных. Это была его судьба — быть таким устрашающим.

Она перестала говорить и устремила на меня взгляд.

— Нагваль не человеческое существо, — сказала она.

— Что заставляет говорить тебя это?

— Нагваль — дьявол, кто знает с какого времени.

Ее утверждения бросили меня в озноб. Я ощутил, что мое сердце колотится. Она, безусловно, не могла бы найти лучшего слушателя. Я был заинтересован в высшей степени. Я попросил ее объяснить, что она имеет в виду.

— Контакт с ним изменил людей, — сказала она. — ты знаешь это.

Он изменил твое тело. В твоем случае ты даже не знаешь, что он сделал это. Но он вошел в твое старое тело. Он что-то вложил в него. То же самое он сделал со мной. Он оставил нечто во мне и это нечто взяло верх. Только дьявол может сделать это. Теперь я северный ветер и я не боюсь никого и ничего. Однако, до того, как он изменил меня, я была слабой безобразной старой женщиной, которая робела от одного упоминания его имени. Паблито, конечно, не мог помочь мне, так как он боялся Нагваля пуще смерти.

Однажды Нагваль и Хенаро пришли в дом, когда я была одна. Я слушала их за дверью, словно подкрадывающихся ягуаров. Я перекрестилась; для меня они были двумя демонами, однако, я вышла, чтобы посмотреть, что я смогу сделать для них. У меня были миски, сделанные из тыквы, и я дала обоим мужчинам по миске супа. Нагваль, по-видимому, не был признателен за еду; он не хотел есть пищу, приготовленную такой слабой женщиной, ссылающейся на свою неуклюжесть, и бросил миску со стола взмахом руки. Но миска, вместо того, чтобы перевернуться и вылить содержимое на пол, силой Нагваля соскользнула и упала на мою ногу, не пролив ни капли. Миска действительно приземлилась на мою ногу и стояла там, пока я не наклонилась и не подняла ее. Я поставила ее на стол перед ним и сказала ему, что я слабая женщина и всегда боялась его, моя пища имеет добрые чувства.

С этого самого момент Нагваль изменился по отношению ко мне. Тот факт, что миска супа упала на мою ногу и не разлилась, показал ему, что сила укала на меня. Я не знала этого тогда и думала, что он изменился по отношению ко мне потому, что ему было стыдно за отказ от моей пищи. Я не придала значения этой перемене. Я все еще боялась его и не могла смотреть ему в глаза. Но он начал все больше и больше обращать на меня внимание. Он даже принес мне подарки: шаль, гребенку, платье и другие вещи. Я пришла в ужас. Я стыдилась, так как думала, что он был мужчиной, который ищет женщину. У Нагваля были юные девушки, чего он хотел от такой старой женщины, как я? Сначала я не хотела носить и даже смотреть на его подарки, но Паблито уговорил меня, и я начала носить их. Кроме того, я стала еще больше бояться его и не хотела оставаться наедине с ним. Я знала, что он был дьявольским мужчиной. Я знала, что он сделал со своей женщиной.

Я ощутил необходимость перебить ее. Я сказал ей, что никогда не знал ни о какой женщине в жизни дона Хуана.

Ты знаешь, кого я имею в виду, — сказала она.

— Поверь мне, донья Соледад, я не знаю.

— Не говори мне этого. Ты знаешь, что я говорю о ла Горде.

Единственная «ла Горда», которую я знал, была сестра Паблито, чрезвычайно тучная девушка, по прозвищу Горда-толстуха. Я чувствовал, хотя об этом не говорил, что она на самом деле не была дочерью доньи Соледад. Я не хотел нажимать на нее для получения дальнейшей информации. Я внезапно вспомнил, что эта толстая девушка внезапно исчезла из дому и никто не мог или не осмеливался сказать мне, что случилось с ней.

— Однажды я была одна перед домом, — продолжала донья Соледад. — я расчесывала свои волосы гребнем, который дал мне Нагваль; я не догадывалась, что он прибыл и стоит позади меня. Внезапно я ощутила, что его руки охватили меня около подбородка. Я услышала, как он мягко сказал, что я не должна двигаться, иначе моя шея может сломаться. Он повернул мою голову налево. Не совсем, а немного. Я очень испугалась и завизжала и попыталась освободиться от его хватки, но он держал мою голову твердо долгое, долгое время.

Когда он отпустил мой подбородок, я потеряла сознание. Я не помню, что случилось потом. Когда я пришла в себя, я лежала на земле, прямо там, где я сидела. Нагваль уже ушел. Мне не было так стыдно, что я не хотела никого видеть, особенно ла Горду. Долгое время я даже думала, что Нагваль никогда не поворачивал мою шею и что у меня был кошмар.

Она остановилась. Я ожидал объяснения того, что случилось. Она казалась отсутствующей, может быть, задумчивой.

Дата добавления: 2014-12-26