Антон Павлович Чехов 3 страница

Принято считать (вслед за признанием Немировича-Данченко), что Художественный театр несколько «недопонял» чеховскую пьесу, слишком прямо интерпретировал тонкий текст, а потому стали играть «Вишневый сад» не как комедию с фарсовыми элементами, а как драму с подтекстом, с глубоким «подводным течением». Отсюда и столкновения Чехова с театром. После чтения пьесы в труппе Немирович-Данченко сообщал автору: прежде ты «был преимущественно лирик», а теперь написал «истинную драму». Станиславский назвал автора «гениальным»: «Это не комедия, не фарс... - это трагедия, какой бы исход к лучшей жизни Вы ни открывали в последнем акте».

В чем же дело? Театр, который «понял» «Чайку» Чехова, теперь «не понял» пьесу, написанную специально для этого театра. Однако никакой ошибки со стороны театра не было. Чехов сам усложнил пьесу: фарсовая комедия у него не получилась. В самом тексте «Вишневого сада» заложена возможность толкования пьесы как драмы, даже как трагедии. Играть ее, как комедию, еще не научились, да и нужно ли?

Существуют разные суждения об образе Трофимова. Ничего насмешливого в кличке «вечный студент» не должно быть: «ведь Трофимов то и дело в ссылке, его то и дело выгоняют из университета...». И цензура потребовала исправлений в роли Трофимова. Роль задумана гораздо серьезнее, чем мы видим в окончательном тексте. Трофимов увлекает Аню праведными речами о будущем, в его словах много мыслей самого Чехова.

«Вишневый сад», если учитывать даже мелкие ремарки, с самого начала создает определенное «настроение». Не все ремарки можно сыграть. Словно в жанре прозы Чехов намекает на то, что сыграть невозможно, но что «выносится» актером на сцену как прошлое персонажа. Например, Чехов указывает в ремарке: «Комната, которая до сих пор называется детскою». Кем называется? Действующие лица еще не приехали. Еще ни одного слова не произнесено. Чуть позднее Раневская назовет эту комнату «детской». Значит, Чехов хочет, чтобы всеми чувствовалось, что эта комната - «детская». Или: «Рассвет, скоро взойдет солнце». Или: «Уже май... но в саду холодно». Как сыграть «холод»? Лопахин - «с книгой» в руке: не по Островскому представлен купец. Например, указывается, что проходит Фирс с палочкой, «ездивший встречать Любовь Андреевну» (это ведь прямо из прозы). Или: «Вдали ряд телеграфных столбов» и «далеко-далеко... обозначается большой город, который бывает виден только в очень хорошую, ясную погоду». Вот театральный художник и рисуй - «скоро сядет солнце», «бывает виден город», и расставляй мебель, сложенную в один угол - «точно для продажи». В конце пьесы Раневская «упала бы, если бы не стояла возле кресла и стола», т.е. указание сразу на два движения: следовательно, и надо играть «бы».

В результате многих литературоведческих анализов «Вишневого сада» определились характеристики главных персонажей. Раневская и Гаев живут иллюзорными представлениями, проливают слезы о потере своего имения. Но никакой драмы для Раневской и Гаева нет, Раневская вернется в Париж, а Гаев вполне примирится с судьбой и пойдет служить в банк. Какой из него служака получится, можно догадаться.

Ясно, что и Лопахин не злодей, хотя и делец. Мещанская буржуазная проза жизни и хищничество в его лице идут на смену отживающему дворянству. Но социальная схватка у Чехова опосредована психологической. Это придает особый тон «Вишневому саду» и усложняет в пьесе разрешение конфликтов. Подмечено исследователями и то, что в Лопахине Чехов предвосхитил горьковский тип «кающегося купца». Ведь купив на аукционе имение, Лопахин сочувствует слезам Раневской и как бы горюет вместе с ней по поводу неустроенности современного мира, где один человек должен пожирать другого: «О, скорее бы все это прошло, скорее бы изменилась как-нибудь наша нескладная, несчастливая жизнь».

Резко отличающиеся от остальных героев, Трофимов и Аня - все же не самые передовые люди. Хотя рассуждения Трофимова отвлеченны, Трофимовы все же нужны. У них хорошо получается расчет с прошлым, они умеют раскрывать глаза на то страшное, что скрывалось за поэзией «дворянских гнезд». Трофимов хорошо может обличить и «хищного зверя» в Лопахине. Но Трофимову еще далеко до практических дел, не он создает будущее. Впрочем кое-что в недорисованности образа Трофимова связано с цензурой: пришлось «глушить» образ «вечного студента».В «Вишневом саде» перед нами живые люди со всеми оттенками их человеческих качеств. И абсолютно все в пьесе - и ее композиция, и ремарки - служит обрисовке главных героев.

В «Вишневом саде» максимальная сдвинутость событий - черта, характерная для всех пьес Чехова. Действие строится на взаимоотношениях Лопахина и Раневской: она продает имение, он покупает. Раневская приезжает в свое имение с тем только, чтобы продать его и снова бежать в Париж к любовнику. Вся ее бурная занятость - мнимая, обреченная. А последние слова, когда уже чемоданы собраны и дом продан, звучат немного даже приторно: «О мой милый, мой нежный, прекрасный сад!.. Моя жизнь, моя молодость, счастье мое, прощай!.. Прощай!.. В последний раз взглянуть на стены, на окна... По этой комнате любила ходить покойная мать...»

С Лопахина начинается пьеса. Ему бы и жить в этом доме, гулять по этому саду. И у него тоже свои воспоминания о здешних местах: как отец, однажды осердясь, ударил его кулаком по лицу, и кровь пошла из носу. Тогда они с отцом вместе на барский двор пришли. Раневская, еще молоденькая, к рукомойнику Лопахина повела: «Не плачь, говорит, мужичок, до свадьбы заживет...» А вот теперь пришла очередь ей плакать, а Лопахин утешает.

Надежды Вари на взаимность со стороны Лопахина не оправдываются. Все ожидают, вот-вот он сделает ей предложение, все уже говорят об этом. Молва закрепляет хозяйское положение Лопахина, ставит всех остающихся в усадьбе в положение служащих у нового владельца. Но шатко и положение Лопахина: его проект возможной продажи земель имения повергает Раневскую и Гаева в ужас. И Варе он предложения не делает: ему не нужна экономка в старом смысле слова, ему нужна хозяйка, которая помогла бы ему в его размашистых спекуляциях. Когда покупка имения состоялась, Лопахин дает разгуляться своему нраву: он «хохочет», «топочет ногами», «велит», чтобы музыка играла. Но все это быстро проходит. Какая-то неуверенность в своем положении делает и его эпизодическим лицом в пьесе, что отражает эпизодичность лопахиных в истории.

Что означают слова Трофимова: «Здравствуй, новая жизнь!..»? Они контрастно соотнесены со словами Ани: «Прощай, дом! Прощай, старая жизнь!» Насколько будущая жизнь, приветствуемая Трофимовым, действительно нова? Какие яркие звезды горят там вдали, к которым мы «идем неудержимо»? «Вперед! Не отставай, друзья!» - эти слова Трофимова навеяны стихами петрашевца Плещеева («Вперед! без страха и сомненья...»). Трофимов крепко усвоил ходячую демократическую фразеологию: ведь его рассуждения о «саде», в который превратится вся Россия, не новы, они встречались еще у Достоевского, взяты из утопических трактатов. Рассуждая о светлом будущем человечества, Трофимов полагает, что к цели легче идти, оставаясь аскетом в личной жизни: «...мы выше любви». Но разве это возможно?

В «Вишневом саде» с предельной полнотой выявилось одно из основных качеств реализма Чехова: многоаспектность подходов к жизни. В каждой концепции (образы Раневской, Лопахина, Ани, Трофимова) есть своя частица правды. Но главное - честность и добросовестность, благородство помыслов и дел. Но не все истины жизни в одинаковой цене у Чехова, он только показывает, как много этих истин. И полная истина обрисовывается не как монополия отдельного мнения, а как результат «синтеза» многих истин.

Те же самые идеалы развивал Чехов и в последних своих прозаических произведениях. Его рассказы 900-х годов преисполнены пафоса жажды жизни. Героиню рассказа «Невеста» (1903) уговорил бежать из дома, почти из-под венца, молодой человек, художник из Москвы Саша, больной, обреченный, но какой-то светящийся изнутри. Он раскрыл Наде глаза на тусклую жизнь, которая ее окружает. Надя уезжает в Москву учиться.

Из удушливой атмосферы себялюбивого мещанства, рафинированной пошлости, из «футляра» рвутся чеховские герои на простор. Понятие «футляр» у Чехова чрезвычайно емкое: в рассказе «Человек в футляре» (1898) речь идет не об одном гимназическом учителе Беликове. Беликов - чистый гротеск, карикатура. Нам рассказывает об этом странном человеке учитель той же гимназии Буркин. Но возникает разговор о нем в связи с наблюдавшимися вокруг различными проявлениями страха, скованности. Куда ни оглянись - кругом «футляры».

Любопытно вслушаться в слова-пророчества, которые говорят у Чехова герои-обличители, герои-мечтатели. С годами он стал писателем, открыто провозглашавшим формулы счастья. Конечно, Чехов, тонкий художник, не любил патетики, но, «строгий реалист», он в самых лучших своих героях находил противоречия. На поприще борьбы за новое у Чехова приходят молодые силы: Художник («Дом с мезонином»), Саша и Надя («Невеста») и др. Вот как прямо, открыто, увлекаясь патетикой великого дела и призывая к действию, говорит Саша: «Только просвещенные и святые люди интересны, только они и нужны. Ведь чем больше будет таких людей, тем скорее настанет царствие божие на земле». Обратим внимание: «святые люди», «царствие божие»... Ведь это, скорее, терминология Толстого и Достоевского. Нет! Это новый Чехов, утверждающий будущее, силу, волю к борьбе.

Весь тон жизни Чехова менялся. Русско-японская война стала прологом революционных событий 1905-1907 годов. Современники отмечали, что Чехов чутко реагировал на все политические события. «Политическое развитие» писателя «шло наряду с жизнью, и вместе с нею Чехов все более левел», и в последние годы своей жизни он с необычайной страстностью доказывал, что страна - «накануне революции». Драматург и режиссер Е.П. Карпов, вспоминая о последних встречах с Чеховым, пишет: «Верил он, всей своей чуткой душой верил, что конец сумеркам, что наступает новая жизнь. Весна идет»; «Вот вы посмотрите, - говорил Чехов, - что будет года через два-три... Не узнаете России...».

Сложность вопроса об обретении Чеховым «общей идеи» не в том, чтобы показать, как он все больше начинал воевать с «недотепами», отрекаться от своей замкнутости и желания пребывать «вне политики». Нет, Чехову не свойственны ни перечисленные качества, ни зависимость от чужих влияний. К «общей идее» и к «новой жизни» Чехов выходил по-своему. И в конце концов это свое, чеховское, выступало особенно ярко. По воспоминаниям современников, Чехов утверждал, что в решении жизненно важных вопросов его интересует полная трезвость подхода, а не романтическая патетика, которая иногда может загородить сами проблемы: «Вот... всем нравятся... «Буревестник» и «Песнь о Соколе» (М. Горького - В.К.)... Я знаю, вы мне скажете - политика! «Вперед без страха и сомненья!» - это еще не политика. А куда вперед - неизвестно?! Если ты зовешь вперед, надо указать цель, дорогу, средства. Одним «безумством храбрых» в политике никогда и ничего еще не делалось» .

Прав Чехов в том, что символика и одержимость нуждаются в трезвом контроле. Это и было, пожалуй, его позицией в общественном движении 1890-1900-х годов, его завещанием.

Реализм Чехова был итоговым по отношению ко всему XIX веку, «синтетическим»: он сочетал право факта «формы жизни» и импрессионизм, внимание к деталям в психологии, к мимолетным впечатлениям и символистическое заглядывание вперед, комическое и трагическое, юмор и гротеск, разгадывание возможного в человеческой жизни и в будущем.

Дата добавления: 2014-12-27