Общество знания». Дисциплинарная структура и роль социально-гуманитарных наук в процессе социальных трансформаций

Разделение социально-гуманитарных наук на социальные и гуманитарные науки

Существует общий термин – «науки об обществе», или «социальные науки» (в широком смысле). Однако эти понятия неоднородны. С одной стороны, есть экономика, социология, наука о праве. С другой – антропология, науки об искусстве, история, культурология. Первые называют социальными в узком смысле слова, в отличие от вышеупомянутого широкого. Вторые – гуманитарными науками. После этой эмпирической классификации необходимо обсуждение критериев разделения на гуманитарные и социальные науки.

Есть точка зрения, которая вообще не предполагает возможности существования гуманитарных наук. Аргумент состоит в том, что только в науках, подобных наукам о природе, производится конструирование предмета исследовании из существующего объекта с помощью научной процедуры. В гуманитарных науках предмет науки специально не сконструирован, совпадает с объектом, и речь может идти только о гуманистике, но не о специализированной деятельности по производству гуманитарного научного знания. В этой точке зрения игнорируется наличие собственных научных процедур получения гуманитарного научного знания, которые включают в себя: следование методам соответствующей научной дисциплины, задающей стандарты и нормы научной деятельности; постулат субъективной интерпретации, согласно которому соотносится научные описания изучаемой реальности и субъективные мотивы деятельности людей; постулат адекватности, требующий, чтобы научное утверждение гуманитариых наук было понятно тому, относительно кого оно высказано. Это отличает гуманитарные науки от социальных, в которых научное утверждение отнесено к сущности и не является понятным для людей, которых оно описывает. Таким образом, гуманитарные науки получают свои процедуры научной деятельности и способы конструирования своего предмета познания.

Имеется и другая точка зрения, согласно которой включенность субъекта в объект наук об обществе делает все науки этого цикла гуманитарными, ориентированными на человека. Аргументом является то, что предмет социального познания – мир человека, а не вещь. Все социальные науки изучают деятельность человека, поэтому их можно отнести к гуманитарным наукам. Социальные науки анализируют процессы, динамику, объективные законы. Любое познание социально. Специфика же познания общества такова, что в широком смысле оно является гуманитарным[65]. В онтологическом плане это верно. Но рассмотренная выше натуралистическая исследовательская программа свидетельствует о том, что в этой группе наук могут применяться методы, сходные с теми, которые работают в естествознании. Культурцентристская исследовательская программа более явно подчеркивает «другую» научность знаний об обществе.

Единая система наук об обществе, называемая общественными науками, социальными науками (в широком смысле слова), социально-гуманитарными науками, подразделяется на социальные (в узком, выше представленном смысле слова) науки и науки гуманитарные.

По вопросу об их разделении существует несколько точек зрения.

1. Разделение наук по предмету: социальные науки изучают общие социальные закономерности, структуру общства и его законы, гуманитарные науки – человеческий мир.

2. Paзделение нук по методу: социальные науки – этот те, в которых используется метод объяснения, антигуманитарными называют науки, где базовым методологическим средством является понимание.

3. Разделение наук одновременно но предмету и методу. Это предполагает, что специфическийобъект диктует специфические методы.

4. Разделение наук в соответствии с исследовательскими программами.

В истории развития социальных наук применялись в основном первые три метода.

Представитель Баденской школы неокантианства В. Виндельбанд (1848-1915) противопоставил естественным наукам исторические, или иначе: наукам о природе – науки о культуре. Им соответствует различие в методах. Первые используют номотетический (обобщающий метод), вторые – идеографические (описательные, индивидуализирующие методы). Другой представитель этой школы – Г. Риккерт (1863-1936) считал, что науки делятся на науки о природе (естествознание) и науки о культуре, об истории, чему соответствует различие методов: обобщающие, независимые от ценностей, направленные на выявление закономерностей методы первой группы наук, и индивидуализирующие, связанные с ценностями методы второй группы наук.

Те из наук об обществе, которые похожи на науки о природе по методам, например социология, получают название социальных наук, те, которые ближе к истории, являются науками о культуре, – гуманитарных наук.

Наиболее современным и перспективным способом разделения социальных и гуманитарных наук может стать их разделение на основе используемых исследовательских программ.

Следуя ему, к социальным наукам надо отнести те, которые используют натуралистическую программу с присущей ей моделью объяснения, разделением субъект-объектных отношений.

Гуманитарными науками будут называться те, которые применяют антинатуралистическую культурцентристскую исследовательскую программу с характерным для нее устранением субъект-объектного противостояния посредством раскрытия субъектных характеристик объекта и использованием «понимающей» методологии.

Научное социальное знание наиболее объективированный и приближенный к естественным наукам тип знания об обществе, и изучающий законы функционирования и развития отдельных социальных сфер и общества в целом, объективные закономерности обественного развития. Здесь субъект-объектное противостояние, противостояние исследователя и изучаемого им фрагмента действительности, намеренно и методически заостряется. Иными словами, описанию и объяснению в такого рода науках поддается лишь то, что имеет значение всеобщего и охватывается в форме понятия.

Гуманитраные науки – это науки о человеке, истории, культуре. Но их существование конституировано не только объектом (знание о человеке, истории, культуре может быть получено не только в гуманитарной, но и социальной форме), сколько выбором культурцентристской исследовательской программы, предпоагающей выделение субъектной природы самого объекта исследования, диалектики объективного (присущего научному знанию) и субъективного (присущего самому объекту исследования). При этом осуществляется такое же объективное конструирование предмета исследования, как и в социальном знании, но оно, как будет показано ниже, ограничено структурами повседневности.

Именно исследовательская программа определяет в конечном счете разделение наук на социальные и гуманитраные, поскольку, как уже отмечалось, объективации, натурализации, социологизации могут быть подвергнуты исследования таких объектов, как человек, культура, история, равно как культурцентристская стратегия учет субъективных характеристик возможен и при рассмотрении социальных сфер. Уже на уровне формирования предмета науки, перехода от объекта действительности к его представленности в научном знании начинает действовать одна из познавательных стратегий – объективации (натурализации) или антинатурализма, находя продолжение в методе. Объект исследования в определенной мере диктует способ образования предмета науки и выбор метода, но не детерминирует их с абсолютной определенностью.

Существует известная свобода в расширении сферы гуманитарного знания путем применения антинатуралистических культурцентристских стратегий. Она и рассматривается чаше всего как единственный способ увеличения гуманитарной адекватности всего социального знания. Более того, гуманитарные науки выступают в известной мере моделью знания и целом, поскольку техническое знание обнаружило наличие субъекта в своем объекте, естествознание пересматривает свои объективистские идеалы, ориентируется на понимание того, что любая наука работает с наличными культурными средствами и зависит от уровня практики и уровня знания. Социальная природа науки оказывается методологически значимой для определения ее познавательных идеалов. Кроме того, такой традиционно-гуманитарный способ видения предмета исследования, как понимание, проник в естествознание, характеризуя его гуманитаризацию, ибо функция понимания в этом случае состоит в том, чтобы сохранить бытийный смысл вводимых теоретических конструктов при всех аналитических разъятиях действительности. Понимание является способом содержательной трактовки научных абстракций, ибо теоретические конструкты в развитом знании абстрактны, оторваны отмира и существуют в системе математических и теоретческих аргументаций, и поэтому придание им смысла и есть гуманитарная забота о сохранении человеческого мира даже в естествознании. Тем более в науках об обществе задача достижения гуманитарной адекватности чрезвычайно важна.

Мы имеем опыт догматического функционирования социальной теории, отсутствия критического отношения к ней, разорванности обратных связей социальной теории и практики. Однако «репрессивность» всеобших представлений констатируется и сама по себе, коль скоро с их помощью люди должны учиться думатьи жить иначе, чем они думают и живут.

Но в таком случае в качестве гаранта гуманитанности берется индивидуальный опыт исследователя. Последний, однако, может расходиться с нашим опытом и может быть навязан нам точно так же, как абстрактная схема. В этом случае наука превращается в рационализацию опыта обыденного сознания. Тем не менее преимущество такого подхода состоит в том, что опыт субъекта познания и предлагаемые им выводы могут быть обсуждены широким кругом людей на понятном им языке. При обсуждении сохраняется целостно-смысловое содержание реальной жизни. Очевидно, что гуманитарное знание, формируемое таким путем, отвечает своему назначению быть наукой о человеке, достигая тем самым определенного уровня гуманитарной адекватности. Однако представление о том, что это единственный путь, неверно. Очевидно, гуманитаризация знания, выбор гуманитарной, культурцентристской методологической стратегии– не единственная и в ряде случаев чисто внешняя возможность достижения гуманитарной адекватности знаний об обществе.

Существует некоторая тенденция отказа от научного доминирования в социальной сфере и тенденция критики науки, причем критики во многом справедливой. Подчеркивается значение научно-гуманитарного и вненаучного социального знания. Их непосредственность, понятность для неспециалистов, связь с обыденно-практическим сознанием вызывает естественное доверие к такому типу знания. Однако социальные науки несут ответственность перед людьми за состояние социальной жизни, ибо их цель заключается не только в объективном познании, но и в нахождении путей социально необходимых преобразований. Требование понятности, доступности для обсуждения заменяется тут другим – умением раскрыть социальные механизмы, дать возможность их использовать, осуществить не только регулятивно-консультативную, но и познавательно-преобразующую, даже технологическую функцию. Социальные науки гуманитарно адекватны, если выполняют эти задачи. Например, экономические науки проявят свою гуманитарную адекватность, если не только выразят экономические устремления людей, но и найдут механизмы и способы реализации этих устремлений на основе изучения объективных экономических законов. При этом социалъные науки, как отмечалось выше, могут попадать в поле неоправданных ожиданий, когда от науки требуют того, что может сделать лишь общество или даже история.

Убеждение, что наука всегда может выполнить любое желание, что она волшебный ключик от любых кладовых прогрecca, является сциентистской иллюзией, порожденной отчасти самой наукой.

Обе стратегии – натуралистическая и культурцентристская – чаще всего вступают в конфронтацию, но потенциально могут находиться в содружестве, стимулировать развитие друг друга. Совместимость не всегда означает какой-то особый или определенный способ связи, она только означает, что есть две точки зрения на одну проблему: одна исходит из целей субъкета, другая – из объективных процессов.

Обществоведение заслуживает серьезной критики. Если ее точнее адресовать различным группам знаний об обществе, то вненаучное знание можно упрекнуть в нежелании считаться с достижениями наук при постановке социально значимых целей, особенно в мировоззренческом поиске. Гуманитарное научное знание, подвергающее должному обсуждению смыслостроение человеческой жизни, недостаточно последовательно утверждает ценности. Сегодня это особенно проявляется при появлении в нем технологической составляющей – тестирования манипулирования, избирательных технологий, PR, в том числе и грязных. Социальное знание погружено во внутринаучную логику, игнорирует жизненное содержание этой логики и практических следствий своих выводов.

У многих специалистов в связи с этой критикой возникла иллюзия возможности отрицания теоретического социального знания как заведомой схоластики. Между тем адекватной является реакция, когда от социального теоретика требуют обозначить, какие реальные жизненные проблемы стоят за его построениями и какой вклад в их решение он вносит, а от ученого-гуманитария требуют описания поведения человека в определенной ситуации, уяснения его мотивов, целей и ценностей. Гуманитарное знание об экономических процессах – это знание мотивов экономического поведения, знание поведения человека в экономических процессах. Социальное экономическое знание есть знание законов и механизмов экономической жизни и путей их использования, осуществления экономических целей и мотивов. Как видим, приближение общеотвоэнания к жизни и его гуманитаризация связаны с одновременным применением как культурцентристской, так и натуралистической стратегий, с совместной работой социальных и гуманитарных.

Прежнее представление о структуре знаний об обществе жестко закрепило за науками разделение на социальные и гуманитарные знания по предмету. Экономика и социлолгия в этом случае не мыслят себя как гуманитарное знание. Вместе с тем, как мы уже показали, смысл достиженмя гуманитарной адекватности состоит в том, чтобы к одному и тому же объекту подходить с точки зрения двух стратегий, обеспечивающих одновременную работу натуралистической и культурцентристской программ. Подчеркнем еще раз – гуманитарнов научное шание может быть получено в любом объекте путем методически заостряемого интереса к его субъектной природе и жизненно-смысловому содержанию, социальное знание может быть получено о любом объекте путем намерено-методически подчеркиваемой его объективности и признания в нем закономерностей.

Появление антинатуралистической культурцентристкой программы поколебало принцип классической научности и способствовало ее переходу в неклассическую стадию. Превращение культурцентристской исследовательской программы для части наук об обществе в программу, пригодную для всех наук об обществе, в общенаучную стало симптомом появления постнеклассической науки. На этой последней фазе еще сохраняется противоречие натуралистической и культурцентристской программ, но уже есть очевидные доказательства нашего предположения о том, что одна и та же наука может быть построена либо как социальная, либо как гуманитарная. Известный методолог литературоведения Р. Ливингстон убедительно показал, что в изучаемой им науке могуг функционировать как натуралистическая, так и культурцентристская программы (он называет ее гуманистической), которая в полной мере разделяет литературоведение на социальную и гуманитарную науки (в зависимости от того, какая исследовательская программа используется)[66].

Если этот пример удивляет равноценной возможностью применения натуралистической программы в литературоведении, то не менее поразительным является проникновение культурцентристских, антропологических подходов в теорию организации. Сегодня антропология организаций, включающая в себя анализ культуры, возраста, пола, принадлежности к сообществу, соотношение бюрократии и неформальных аспектов отношений, работы с маргинальными клиентами и пр., является ошеломляюще новой стратегией как в антропологии, так и в организационных теориях[67].

Стремление преодолеть противоположность натурализма и культурцентризма, их оппозиционность характерна для сегодняшних дискуссий. Но как их преодолеть? На этот счет существует несколько предложений.

1. Пытаться строить теоретическое знание на базе обеих программ, так сказать, смешивая их, создать интегральную программу. Это неверно, хотя бы потому, что обе программы имеют разнонаправленные векторы, взаимоотрицают друг друга.

2. Быть «по ту сторону» этой конфронтации, «по ту сторону» объективизма и «релятивизма», который нередко приписывают антинатуралистической исследовательской программе[68]. Быть «по ту сторону» – означает покончить с теоретической самоуверенностью, учесть плюрализм, быть более гибким, обратиться к практическому дискурсу, отказаться от революционаристского упования на радикальные изменения общества посредством каких-либо теорий.

3. Преодоление антимонии натурализма и культурцентризма достигается при совместной работе двух программ, при обсуждении практических проблем. Здесь можно представить две точки зрения. Перспективна следующая точка зрения: необходимо взаимодействие социальных и гуманитарных наук, т.е. одновременная работа двух программ. Одна анализирует цели и ценности субъекта, другая – выявляет закономерности, которые могли бы привемти к достижению этих целей. Первая ориентирована на «очеловечивание, вторая – на овещнение».
Но это не значит, что первая заведомо лучше и «гуманитарнее» Они длжны работать на любом объекте, выясняя его человеческое и объективное содержание, чтобы последнее могло быть использовано в интересах человека.

Другая интерпретация принадлежит И. Валлерстайну. Считая, что его концепция мир-системы вытесняет понятие прогресса и его линейности, Валлерстайн показывает, что в мире существует трансформация мировых систем, которые не поддаются описанию в терминах «вверх, вниз или прямо»[69]. Это меняет методологию, соединяя натуралистический анализ макропроцессов с культурцентристским исследованием отдельных точек, т.е. вопрос о соотношении двух исследовательских программ ставится как вопрос о разном масштабе их объяснительной способности в рамках нового подхода, признающего стохастический и не однонаправленный характер будущего. Касаясь этих программ, Валлерстайн пишет: «Поскольку перед нами неразрешимая логическая дилемма, решение следует искать на эвристической основе. Анализ мировых систем предлагает эвристическую оценку жизненной стратегии между трансисторическими обобщениями и частными изложениями... Мы утверждаем, что оптимальным методом является анализ внутри системных рамок, достаточно продолжительных во времени и в пространстве, чтобы содержать в себе основные «логики»... одновременно признавая и учитывая, что эти системные рамки имеют начало и конец и поэтому не должны рассматриваться как "вечные" явления»[70].

Науки и ученые могут быть ответствены, когда пралвильно осознают свои задачи. Для этого необходимо отказаться от фетишизма идеально чистых состояний, онтологизации истинных объектов науки, предоставить практике естественные возможности нахождения многообразия, вырабатывать теории без вульгарного отождествления теоретических моделей с реальностью, без вульгарного вытеснения общечеловеческих норм морали именем теорий. В самой науке учет интересов людей может быть осуществлен путем взаимодействия различных исследовательских стратегий, взаимодействием с вненаучным знанием и практическим опытом людей. При этом необходима свобода науки в выборе своих решений от политических и административных структур, внутренняя независимость ученых и науки. Компетентность – основание для приглашения ученого к принятию решений. Но нельзя от ученого требовать, чтобы он кормил, одевал и обувал народ. Надо не мешать каждому человеку делать свое дело – одним кормить, одевать и обувать страну, другим – познавать мир. Необходимо создавать структуры, в которых возможно поощрение любого производительного труда.

Натуралистические и культурцентристские исследовательские программв, выделенные в качестве ведущих исследовательских программ социального познания, находят в каждой из областей социального знания свою специфическую трансформацию смысл выделения исследовательских программ кка методологического средства изучения генезиса социального знания состоит в том, чтобы представить плюралистическую характеристику социального исследования и его социокультурных предпосылок. Для того чтобы уточнить основные положения исследовательских программ и выяснить особенности их взаимодействия и социального применения в научных экспертизах, необходимо обратиться к конкретным дисциплинам научного социально-гуманитарного знания.

Развитие естественных, социально-гуманитарных, технических наук и их взаимодействие с обществом, а также рост университетов, престижа образования дали старт процессу, который получил навание «онаучивание общества». Оно состояло в том, что донаучные и вненаучные представления людей стали пополняться и вытесняться теми, которые пришли вместе с наукой и обрели обыденность в своем употреблении. Онаучивание вело к повышению уровня рациональности в достижении целей, в улучшении жизни людей, в увеличении населения и его благосостояния. Вместе с тем оно разрушало множество иллюзий и ставило вопрос о том, что может и чего не может наука.

Вопрос об ответственности ученых или науки в целом ставится практически в тех случаях, когда возникает опасность,что научные решения не гарантируют положительного социального результата. В большей степени это относится к таким наукам, как экономика, социология, юриспруденция, чьи концепции могут быть положены в основу социально-технологических решений, т.е. решени, предлагающих социальные технологии для практического изменения общественных состяний, и в меньшей степени – к гуманитарному знанию, осуществляющему консультативно-регулятивную роль. В любом случае ответственность трактуется как вина за неоптимальный результат. Истинность результата не становится, как правило, предметом общественного обсуждения, так как установление ее требует научной компетенции и до поры предстает лишь как внутринаучная задача. Вне науки истинность предлагаемого ею решения подвергается сомнению лишь по мере установления его неоптимальности или ошибочности. Трактовка ответственности ученых и науки как возможной вины за неоптимальный результат не рассматривает возможности оптимального результата, но считает его всегда возможным, независимо от состояния общества, от способности общества эволюционировать в тех направлениях, в которых стремится изменить его наука.

Источником методологической установки, ориентированной на всезнание и всемогущество, является онтологизация идеально чистых, «истинных» объектов науки, отождествление научных моделей с реальностью. Попытка навязать реальному объекту свойства идеально чистого, оперирование с реальным объектом как с идеальным рождает убеждение в том, что все, препятствующее этому процессу, есть следствие теоретических ошибок. Признать, что могут существовать объективные противоречия, объективные интересы, мешающие реализации теории, что реальный объект способен создавать такие преграды теории, которые не могут быть учтены до опыта во всем объеме, с таких позиций невозможно. Иными словами, непротиворечивость абстрактных теорий подменяется непротиворечивостью реальных объектов, а противоречия реальных процессов истолковываются как недостаток теории, ее неспособность их преодолеть. Эта позиция получила у нас широкое распространение. Исходя из этого, ведется поиск таких абстракций, которые бы преодолевали объективные противоречия. Абстракции как таковые, безусловно, могут быть найдены, но при соприкосновении с действительностью они неизбежно распадаются, теории раздираются на части, противоречащие друг другу. В действительности наука может сделать лишь то, к чему общество уже готово.

Непонимание этого ведет к фетишизации самой науки, связанной с убеждением, что наука все может, если только захочет, постарается, с убеждением, что любой объект может быть изменен в любом желаемом направлении.

Наука никогда не претендовала на всезнание. Напротив, ей присуща роль разрушителя мнимого всезнания и фиктивной уверенности. В подтверждение этого тезиса российский философ Э. Ю. Соловьев привел легенду о купце, думавшем, что имеет тысячу золотых монет. Пришедший к нему ученый-алхимик обнаружил, что на самом деле золотых монет только пять. Для того чтобы утешить купца, он изготовил и подарил ему еще пять золотых монет (делать быстрее и больше он не умеет). Таким образом, реальное богатство купца увеличено вдвое, а фиктивная уверенность упала в сто раз. «Объем разрушенных иллюзий, – пишет Соловьев, – всегда намного превышает объем тех достоверностей и реальных возможностей, которые наука в данный момент доставляет»[71]. Многие западные ученые также отмечают эту функцию науки «расколдовывать мир». Используя науку по образу обыденного сознания, мир с ее помощью заколдовывается вновь. Задача же социального теоретика на сегодняшний день состоит не только в производстве нового знания, доставляющего новые возможности, но и в разрушении фиктивных ожиданий обыденного сознания от сферы управления. Эта очистительная, в том числе и самоочистительиая, работа – неотъемлемая черта ответственности ученого, за которой уже следует задача поисков возможного, той реальной пользы, которую он может принести.

Итак, важнейшими функциями социальных наук является критика действительности и ее проблематизация. Вопрос же о том, что позитивного для развития общества может дать наука, который всегда представляется основным, не снимается этими утверждениями, а требует более дифференцированного подхода (применительно к разным областям знаний) и серьезных обсуждений. Многие ожидания от наук об обществе не оправдываются как раз потому, что остается неизвестным, чего следует ожидать от тех или иных наук. Только разрушая мнимое всезнание, наука может осуществить свою функцию производства нового знания. Ф. Хайек сравнивал рынок с наукой, где не просто производится новое знание, а производится незапланированно, неожиданно, посредством открытия того, что нельзя было предположить до его осуществления. Это неожиданно произведенное знание вторгается в обшество в его самом драматическом процессе – процессе развития.

В частности, развитие знания способствует смене индустриального общества на информационное, которое еше более усиливает роль знания в обществе, в экономике, приводя к возникновению «новой экономики», основанной на научном знании. Нарастание роли знания в обществе стало характеризоваться термином «общество знания». В этом обществе отсутствие необходимого знания является фактором риска. Производство знания, причем знания как научного, так и вненаучного, является условием существования общества.

В XIX в. социально-гуманитарное знание обрело дисциплинарную структуру, с которой мы имеем дело по сей день. Получение объективных знаний о социальной реальности стало дисциплинарно организованным путем разделения сфер общества и изучающих их дисциплин. Решающую роль в разделении сфер общества и изучающих их дисциплин сыграл лберальный принцип, отделивший государство от экономики и выделивший экономику, политику, культуру и социальную сферы и изучаюшие их дисциплины.

Анализируя историю социально-гуманитарных дисциплин, известный американский социолог И. Валлерстайн показал, что история разделения социально-гуманитарных наук так же тесно связана с деятельностью университетов. Первой социальной наукой, выделившейся как дисциплина, была история. Одновременно с этим развивалась философия.

Затем появляются либеральная политэкономия и либеральные экономические теории второй половины XIX в. Экономическое поведение выводится из универсальной индивидуальной психологии – стремление к максимуму достижений и самоудовлетворений. Это положение адекватно сложившейся на Западе ситуации в сфере экономических мотиваций.

На почве отделения государства от экономики и его обособленности от общества, развивающего себя как гражданское, появляется блок дисциплин, изучающих государство и право, политическая наука, а также социология как наука о социальной сфере общества, культурология –наука о культуре как сфере общества.

Среди этих наук исторически выделяется в качестве лидера определенная научная дисциплина. С момента формирования данной системы социально-гуманитарных наук на место лидирующих дисциплин поочередно выходили история, социология, экономика, политическая наука. Часто происходит перехват лидерства, особенно в условиях быстрых социальных изменений. Так, в посткоммунистической России в практическом плане стали лидировать такие дисциплины, как экономика и юридическая наука (самые большие конкурсы в университетах, самые престижные профессии), тогда как прежде эти дисциплины были менее всего популярны. В теоретическом плане лидерство экономики и политической науки столкнулось с определенными трудностями: экономическое и политическое поведение оказалось социально-культурно нагружено, обусловлено. Быстрые социальные трансформации в мире – глобализация, появление новых угроз, в частности терроризма, – выдвинули на лидирующую позицию культурологию, способную проследить роль факторов культуры в социальных трансформациях.

Дисциплинарная структура социально-гуманитарных наук, на первый взгляд представляющаяся вечной, является в действительности результатом сложившихся социальных условий реализации либерального проекта в запдном обществе, при котором обосабливаются его различные сферы.

В настоящее время возрастает междисциплинарность, состоящая прежде всего в том, что почти любая проблема социально-гуманитарных наук решается посредством привлечения методов не одной, а нескольких социально-гуманитанных наук и не путем обособления в своей сфере, а пооредством анализа ее места в обществе в целом.

Ориентация на целостность анализа, на междисциплинарность, на постнеклассичность истины, предполагающую смену ракурсов интерпретации, на одновременное взаимокорректирущее применение натуралистической и антинатуралистической исследовательских программ создает предпосылки для активного участия ученых в экспертизах социальных проектов и программ. Необходимы независимые научные экспертизы, ориентированные на выявление рисков принимаемых решений и ироектов, на усиление взаимодействия властных, управляющих и знаниевых факторов.

В целом социально-гуманитарные науки могут играть значительную роль в преобразовании общества. Так, немецкое послевоенное «чудо» – следствие применения идей немецких экономистов-ордолибералов, японское послевоенное «чудо» – следствие реализации проекта японских социологов. Идеи английского социолога Э. Гидденса и немецкого философа Ю. Хабермаса подготовили политику новых лейбористов в Англии и Г. Шредера в Германии.

В «обществах знания» экспертные оценки ученых должны прогнозировать риски и пути их уменьшения. В этом состоит значение опережающих социальных исследований. Для предотвращения техногенных, политических и других рисков социальные инновации должны предшествовать технологическим, политическим и пр.

Дата добавления: 2014-12-27